Глава 9 закадычные враги

Способности любить и работать, как заметил однажды Зиг­мунд Фрейд в разговоре со своим учеником Эриком Эриксо­ном, это нерасторжимые способности, которые знаменуют пол­ную зрелость. Но в таком случае зрелость может оказаться до­вольно опасным «полустанком» на жизненном пути, а при ны­нешних тенденциях в сфере браков и разводов эмоциональный интеллект приобретает гораздо большее значение, чем когда-либо прежде.

Давайте посмотрим, как нынче обстоят дела с разводами. Сейчас число разводов в год вроде бы сохраняется на одном уровне. Однако существует другой способ определения пока­зателя разводов, который обнаруживает весьма опасный рост, а именно с учетом вероятности, что недавно заключенный брак в конце концов закончится разводом. И хотя общий показатель разводов пока не растет, риск развода смещается в сторону мо­лодоженов.

Подобный сдвиг становится более очевидным при сравни­тельном анализе статистики разводов пар, заключивших брак в конкретном году. Так, у американцев, вступивших в брак в 1890 году, развелись примерно 10 процентов супружеских пар; среди сочетавшихся браком в 1920 году показатель разводов составил около 18 процентов, а для тех, кто начал супружескую жизнь в 1950-м, этот показатель составил 30 процентов. Что касается молодоженов, сыгравших свадьбу в 1970 году, то у них

Дэниел Гоулман

имеются равные шансы со временем развестись или так и ос­таться вместе. А для супружеских пар, поженившихся в 1990 году, вероятность того, что брак кончится разводом, по про­гнозам, была близка к ошеломляющей цифре — 67 процентов! Если эта предварительная оценка оправдается, только трое из десяти недавних молодоженов смогут рассчитывать на то, что сохранят брак со своим партнером.

Можно доказать, что это увеличение вероятности развода объясняется не столько ухудшением эмоционального интеллек­та, сколько постоянным размыванием социального давления — пятна позора, сопутствующего разводу, или экономической зависимости жен от мужей, которое прежде удерживало пары от развода даже при самых несчастливых союзах. Но если со­циальное давление перестанет быть тем клеем, который не дает браку распасться, то гораздо более решающим фактором сохра­нения их союза станут эмоциональные силы, действующие между мужем и женой.

Эти связующие узы между мужем и женой — и неправиль­ное в эмоциональном отношении поведение, которое может разорвать эти узы, — в последние годы были проанализиро­ваны с невиданной доселе точностью. Наверное, добиться са­мого большого успеха в понимании того, что сохраняет брак или вызывает его распад, позволило использование сложных физиологических показателей, которые дают возможность ежеминутно прослеживать оттенки эмоций во время встречи супружеской пары. Теперь ученые могут обнаруживать нераз­личимые иным путем выброс адреналина и скачки кровяного давления у мужа и наблюдать за мимолетными, но красноре­чивыми микроэмоциями, которые мелькают на лице жены. Эти физиологические показатели выявляют скрытый биоло­гический подтекст затруднений, испытываемых парой, кри­тический уровень эмоциональной реальности, который обыч­но остается незаметным или игнорируется самими супруга­ми. Эти показатели раскрывают эмоциональные силы, сохра­няющие отношения или разрушающие их. Исходные точки неправильных линий поведения следует искать в различиях в эмоциональных мирах девочек и мальчиков.

Эмоциональный интеллект

Брак с его и ее точек зрения: корни, уходящие в детство

Как-то недавно вечером, когда я входил в ресторан, из две­рей вышел молодой человек с застывшим на лице холодным и одновременно угрюмым выражением. Почти наступая ему на пятки, за ним семенила молодая женщина, отчаянно молотив­шая кулачками по его спине и кричавшая: «Эй ты, черт бы тебя побрал! А ну вернись и будь полюбезнее со мной!» Эта горькая, до невозможности противоречивая мольба, обращенная к уда­ляющейся спине, кратко выражает схему, чаще всего наблюда­емую в супружеских парах, взаимоотношения которых терпят бедствие: она стремится привлечь внимание, а он отстраняет­ся. Семейные психотерапевты давно заметили, что к тому вре­мени, когда супружеская пара попадает в кабинет психотера­певта, их манера поведения уже соответствует этой модели «вхождение в контакт — отстранение», при этом он жалуется на ее «непомерные» требования и взрывы, а она сетует на его безразличие к тому, что она говорит.

Этот супружеский эндшпиль* отражает тот факт, что в суп­ружеской паре существуют две эмоциональные реальности — его и ее. Эти эмоциональные различия, хотя отчасти являющи­еся и биологическими, также уходят корнями в детство и в от­дельные эмоциональные миры, в которых мальчики и девочки обитают, пока растут. Этим отдельным мирам посвящено ог­ромное количество исследований, а их линии раздела закреп­ляются не просто тем, что мальчики и девочки предпочитают разные игры, а страхом, испытываемым маленькими детьми перед тем, что их будут дразнить из-за того, что у них есть «по­дружка» или «дружок». В ходе одного исследования детских дру­жеских отношений было обнаружено, что у трехлетних малы­шей примерно половина друзей противоположного пола, у пя­тилетних детей друзей противоположного пола около 20 про­центов, а к семи годам почти никто из мальчиков и девочек не сообщает, что их лучшим другом является представитель про­тивоположного пола. И эти раздельные социальные вселенные

* Эндшпиль — в шахматах и шашках конец партии.

Дэниел Гоулман

мало соприкасаются до тех пор, пока подростки не начинают назначать свидания.

Надо заметить, что мальчикам и девочкам преподают со­вершенно разные знания о том, как контролировать эмоции, поскольку на темы, связанные с эмоциями, — за исключением гнева, — родители говорят чаще и больше с дочерьми, а не с сыновьями. Таким образом, девочки получают гораздо больше информации об эмоциях, чем мальчики. Ведь не секрет, что, когда родители рассказывают сказки своим маленьким детям, они используют больше эмоциональных выражений, обраща­ясь к дочерям. Когда матери играют с младенцами, они пользу­ются более широким спектром эмоций именно в отношении дочерей, и, когда матери разговаривают с дочерьми о чувствах, они буквально по полочкам раскладывают собственно эмоци­ональное состояние, чего никогда не делают, беседуя с сыно­вьями, но зато с мальчиками они более подробно обсуждают причины и следствия эмоций, таких, как, например, гнев (обыч­но в виде назидательной истории).

Лесли Броди и Джудит Холл, изучив данные исследования различий в проявлении эмоций между полами, высказали пред­положение, что, поскольку у девочек способности к языку раз­виваются быстрее, чем у мальчиков, они научаются яснее вы­ражать свои чувства и более искусно, чем мальчики, пользуют­ся словами для выяснения ситуации и замены эмоциональных реакций, таких как рукоприкладство. В отличие от девочек, как считают исследователи, «мальчики, для которых выражение эмоций словами имеет гораздо меньшее значение, почти пере­стают осознавать эмоциональные состояния как у себя, так и у других».

В десять лет девочки и мальчики в процентном отношении одинаково выказывают явную агрессивность и в раздражении склонны к открытому столкновению. Однако к тринадцати го­дам между полами обнаруживается существенное различие: де­вочки лучше мальчиков овладевают такими хитрыми агрессив­ными тактиками, как остракизм (гонение неугодных), распрост­ранение злостных сплетен и скрытая вендетта. Мальчики в ос­новном так и продолжают в раздраженном состоянии лезть в драку, не обращая внимания на все эти тайные стратегии. В этом

Эмоциональный интеллект

смысле, как и во многих других, мальчики, а позднее мужчины, оказываются менее изощренными, чем представители противо­положного пола, в скрытых сторонах эмоциональной жизни.

Девочки, играя вместе, разделяются на маленькие замкну­тые группы, в которых сводится к минимуму враждебность и всячески поощряется сотрудничество, тогда как мальчики для игры объединяются в большие группы, где царит дух соперни­чества. Одно из главных различий между ними проявляется в тот момент, когда игра прерывается из-за того, что кто-то по­лучил травму. Если мальчик, больно ударившись, расстроится, то от него требуется отойти с дороги и не разреветься, чтобы не мешать остальным продолжать игру; если же нечто подобное случается во время игры в группе девочек, то игра останавли­вается, поскольку все собираются вокруг плачущей подружки, чтобы как-то ей помочь. Это различие между занятыми игрой мальчиками и девочками и представляет то, что Кэрол Джил­лиан из Гарвардского университета считает ключевым разли­чием между полами: мальчики гордятся замкнутой, решитель­ной независимостью и автономией, тогда как девочки считают себя частью сети со множеством связей. Мальчики видят угро­зу во всем, что может бросить вызов их независимости, а для девочек угрозу составляет разрыв отношений. И, как указыва­ет Дебора Таннен в своей книге «Вы просто не понимаете», эти отличающиеся точки зрения означают, что мужчины и женщи­ны хотят и ждут от разговора совершенно разных вещей: муж­чины согласны говорить о «деле», в то время как женщины ищут эмоциональную связь.

Короче говоря, во время обучения в школе эти различия в эмоциях способствуют развитию очень разных навыков и уме­ний: девочки «преуспевают в умении считывать как вербаль­ные, так и невербальные эмоциональные сигналы, в выраже­нии и передаче своих чувств», а мальчики набираются опыта в «сведении к минимуму эмоций, имеющих отношение к уязви­мости, чувству вины, страху и обиде». Научная литература изо­билует свидетельствами в пользу этих разных позиций. Сотни исследований, например, показали, что женщины в среднем более чутки, чем мужчины, по крайней мере если исходить из оценки способности считывать чьи-то несформулированные

Дэниел Гоулман

чувства по выражению лица, тону и другим невербальным сиг­налам. Аналогичным образом прочесть чувства по лицу жен­щины легче, чем по лицу мужчины; несмотря на то что нет ни­какой разницы в выразительности лиц очень маленьких маль­чиков и девочек, когда они учатся в начальной школе, мальчи­ки становятся менее экспрессивными, а девочки — более. Возможно, это отчасти отражает еще одно ключевое различие: женщины в среднем легче возбудимы и переживают всю гамму эмоций с большей глубиной, чем мужчины; в этом смысле жен­щины более «эмоциональны», чем мужчины.

Все это означает, что женщины вступают в брак готовыми к роли эмоционального управляющего, тогда как мужчины го­раздо в меньшей степени понимают важность этой обязаннос­ти для сохранения отношений. И действительно, по результа­там обследования 264 пар самой важной составляющей удов­летворенности взаимоотношениями для женщин — но не для мужчин — было ощущение, что между супругами существует «хорошая коммуникация». Тед Хастон, психолог из Универси­тета штата Техас, который фундаментально изучал супружеские пары, замечает: «Что касается жен, то для них интимность под­разумевает обсуждение всех дел, особенно разговоры о самих отношениях. Мужчины же не понимают, чего их жены хотят от них. Они говорят: "Я хочу с ней кое-чем заняться, а все, что ей нужно, это поболтать"». Во время ухаживания, как обнаружил Хастон, мужчины гораздо охотнее тратят время на те разгово­ры, которые отвечают потребности их будущих жен в интим­ности. Но после заключения брака мужчины со временем — особенно в более традиционных брачных союзах — все меньше и меньше времени тратили на подобные разговоры со своими женами, обретая чувство близости просто в совместном заня­тии какими-либо делами вроде садоводства, а не во время их обсуждения.

Такая растущая молчаливость со стороны мужей отчасти объясняется тем, что мужчины обычно смотрят сквозь розовые очки на состояние своего брака, тогда как их жены сосредото­чены на трудностях и неприятностях своей супружеской жиз­ни. Так, результаты исследования брачных отношений показа­ли, что мужья видят в более благоприятном свете буквально все,

Эмоциональный интеллект

что составляет их взаимоотношения: занятия любовью, финан­сы, отношения с родней, насколько хорошо они слушают друг друга, большое ли значение имеют их недостатки. Жены, как правило, громче и более открыто высказывают свое недоволь­ство, чем мужья, и особенно те, кто несчастлив в браке. Объе­дините оптимистичный взгляд мужчин на собственный брак с их отвращением к эмоциональным стычкам, и вы поймете, по­чему жены так часто жалуются на то, что их мужья всячески стараются увильнуть от обсуждения неприятных моментов в их отношениях. (Такого рода различие между полами, конечно же, надо воспринимать как обобщение, и оно не является нормой для всех супружеских пар. Один знакомый психиатр жаловал­ся мне, что его жена не склонна обсуждать волнующие вопро­сы их семейной жизни, так что поднимать эти вопросы прихо­дится именно ему.)

Нежелание мужчин разрешать проблемы взаимоотношений в семье, несомненно, является результатом их неумения угады­вать эмоциональное состояние по выражению лица. Женщины, напротив, более восприимчивы и, например, чутко улавливают печаль на лице мужчины, чего нельзя сказать о представителях сильного пола. Выходит, что женщине надо выглядеть очень пе­чальной, чтобы мужчина сразу же это заметил, не говоря уже о том, чтобы он поинтересовался причиной ее уныния.

Интересно, а какое влияние оказывает расхождение в уров­нях эмоциональности между полами на то, как супружеские пары справляются с обидами и разногласиями, которые неиз­бежно возникают в интимных отношениях. В самом деле, ведь некоторые конкретные проблемы, к примеру, как часто супру­гам заниматься любовью, как воспитывать и надо ли наказы­вать детей и какие долги и накопления следует считать нормаль­ными, — это отнюдь не то, что составляет сущность брака или способствует его распаду. Здесь все решает скорее, как супруги обсуждают те больные вопросы, которые определяют судьбу их брака. Простая договоренность о том, как выражать несогла­сие, поможет сохранить семью. Мужчинам и женщинам необ­ходимо преодолеть природные различия между полами в под­ходе к прочно укоренившимся эмоциям. У супругов, не сумев­ших справиться с этой задачей, могут возникнуть «эмоциональ-

Дэниел Гоулман

ные трещины», которые в конце концов приведут к полному разрыву их отношений. Как мы дальше увидим, такие «трещи­ны» обычно появляются там, где у одного или обоих супругов наблюдается дефицит эмоционального интеллекта.

Неправильные линии повеления в супружестве

Фред: Ты забрала мои вещи из химчистки?

Ингрид (передразнивая): «Ты забрала мои вещи из хим­чистки?» Да сам забирай свои шмотки из чистки. Я тебе что, прислуга, что ли?

Фред: Ну, это вряд ли. Если бы ты была прислугой, то по крайней мере умела бы чистить вещи.

Если бы это был диалог из комедии положений, это звуча­ло бы забавно. Но этот тягостно язвительный обмен реплика­ми происходил между супругами, которые (что, вероятно, не­удивительно) развелись через несколько лет. Их стычка про­исходила в лаборатории, руководимой Джоном Готтманом, психологом из Университета Вашингтона, который провел под­робнейший анализ всех эмоциональных связующих, удержи­вающих супругов вместе, и разъедающих чувств, которые мо­гут разрушить брак. В его лаборатории разговоры супружеских пар снимались видеокамерой, а затем на протяжении многих часов подвергались специально разработанному микроанали­зу для выявления действующих скрытых эмоциональных токов. Отображение ошибочныхлиний поведения, которые могут до­вести супружескую пару до развода, являет собой убедитель­ный пример решающей роли эмоционального интеллекта в со­хранении брака.

За последние двадцать лет Готтман проследил за взлетами и падениями двух сотен супружеских пар, одни из которых были молодоженами, другие состояли в браке не один десяток лет. Готтман составил карту эмоциональной экологии супружества с такой точностью, что в одном исследовании смог предсказать, какие супружеские пары из находившихся под наблюдением в его лаборатории (вроде Фреда и Ингрид, чья дискуссия по по-

Эмоциональный интеллект

воду получения вещей из химчистки приняла столь ожесточен­ный характер) разведутся не позднее чем через три года, с 94-процентной точностью, неслыханной для сферы исследо­ваний брачных отношений!

Эффективность анализа Готтмана обеспечивается тщатель­но разработанной методикой и исчерпывающей полнотой ис­следований. Пока супружеские пары беседуют, датчики регист­рируют малейшие изменения в их физиологии; посекундный анализ выражений лица (с помощью системы считывания эмо­ций, разработанной Полом Экманом) позволяет обнаружить самый мимолетный и тонкий оттенок чувства. После сеанса каждый из партнеров приходил в лабораторию один, просмат­ривал видеозапись разговора и сообщал свои тайные мысли, возникавшие в моменты особого возбуждения по ходу обмена репликами. Полученный результат похож на эмоциональную рентгенограмму брака.

Самым ранним предупредительным сигналом, что брак на­ходится в опасности, является, как установил Готтман, грубая критика. В здоровом браке муж и жена открыто и спокойно выражают недовольство. Но слишком часто в пылу раздраже­ния жалобы высказываются в грубой манере, в виде враждеб­ной критики характера супруга(и). Приведем пример. Памела с дочерью отправилась по обувным магазинам, а ее муж Том пошел в книжный. Они договорились встретиться через час перед почтой, а затем сходить в кино на дневной сеанс. Памела быстро покончила со своими делами, а Том все не появлялся. «Куда же он запропастился? Кино начнется через десять ми­нут, — пожаловалась Памела дочери. — Если твоему отцу под­вернется возможность что-нибудь испортить, можешь не со­мневаться, он непременно это сделает».

Когда Том объявился через десять минут, сияя от счастья, что встретил приятеля, и извинился за опоздание, Памела от­ветила ему саркастическим замечанием: «Все в порядке, это дало нам возможность обсудить твою восхитительную способ­ность срывать любой наш план. Как же ты невнимателен и эго­истичен!»

Недовольство Памелы выражало нечто большее: это была злобная клевета, осуждение человека, а не поступка. Ведь Том

Дэниел Гоулман

все-таки извинился. Но за эту оплошность Памела назвала его «невнимательным и эгоистом». У большинства супругов время от времени случаются моменты, когда недовольство тем, что сделал партнер, высказывается в такой форме, что выглядит как враждебные нападки на человека, а не на его поступок. А надо сказать, подобная резкая критика лично в адрес партнера име­ет гораздо более губительное эмоциональное воздействие, чем обоснованные замечания. И вероятность таких нападок, понят­но, тем больше, чем чаще у мужа или жены возникает чувство, что их жалобы не слышат или игнорируют.

Однако разница между недовольством и персональной кри­тикой очень проста. Высказывая жалобу, жена конкретно ука­зывает, что ее расстраивает, и критикует действие своего мужа, а не его самого, сообщая ему, какие чувства вызвало у нее это действие: «Когда ты забыл забрать мои вещи из химчистки, я решила, что тебе на меня наплевать». Вот так выражается ос­новной эмоциональный интеллект: утвердительно, но отнюдь не агрессивно или пассивно. Прибегая к персональной крити­ке, она, напротив, использует конкретный повод для недоволь­ства, чтобы начать глобальную атаку на своего мужа: «Ты все­гда ведешь себя как беспечный эгоист, лишний раз доказывая, что на тебя ни в чем нельзя положиться». После такой крити­ческой оценки человеку становится стыдно, он ощущает непри­язнь со стороны партнера, чувствует себя виноватым и ущерб­ным, но все это вызовет скорее защитную реакцию, а вовсе не заставит его предпринять какие-то шаги, чтобы улучшить по­ложение дел.

Ситуация еще более усугубляется, если критические замеча­ния высказываются с презрением — особенно разрушительной эмоцией. Презрение обычно сопутствует гневу и обнаруживает­ся не только в словах, но и в тоне голоса и злобном выражении лица. Но наиболее открытой формой презрения, конечно же, остается насмешка или оскорбление вроде: «ничтожество», «тряпка» и «дрянь». Не менее обиден и язык жестов, передаю­щий презрение, особенно такой универсальный мимический сигнал для выражения отвращения, как искривленные в ехид­ной усмешке губы или поднятый к потолку взгляд, соответству­ющие восклицанию: «Нуты и тип!»