Любой, кто принадлежит к сфере культуры и ищет совершенства где-то в прошлом, столкнувшись лицом к лицу с образом трикстера, должен чувствовать себя очень неуютно

Трикстер - предтеча спасителя, и подобно последнему является Богом, человеком и животным в одном лице. Он - и нечеловек, и сверхчеловек, и животное, и божественное существо, главный и наиболее пугающий признак которого - его бессознательное. По этой причине его покидают товарищи (очевидно, люди), что, по-видимому, указывает на отставание его уровня сознания от их. Он настолько бессознателен по отношению к самому себе, что его тело не является единым целым; две его руки бьются одна с другой. Он отделяет от себя свой задний проход и поручает ему специальное задание. Даже его пол, несмотря на фаллические признаки, не определен: он может стать женщиной и выносить ребенка. Из своего пениса он создает всякого рода полезные растения, что указывает на его исконную сущность творца, так как мир создан из тела Бога.

С другой стороны, он во многих отношениях глупее животных и раз за разом попадает в дурацкие переделки. Хотя на самом деле он не злой, он совершает ужасающе жестокие поступки просто из-за бессознательности и покинутости. Его заточение в животном бессознательном подтверждается случаем, когда его голова застряла внутри черепа лося, а следующий эпизод показывает, как он вышел из этого положения - засунув голову сокола себе в прямую кишку. Правда, почти сразу же после этого он возвращается в прежнее состояние, упав под лед; его раз за разом обманывают животные, но в конце ему удается провести коварного койота, й это возвращает ему его свойство спасителя. Трикстер представляет собой первобытное «космическое» существо, обладающее божественно-животной природой: с одной стороны, превосходящее человека своими сверхчеловеческими качествами, а с другой - уступающее ему из-за своей неразумности и бессознательности. Он также не ровня животным ввиду своей чрезвычайной неуклюжести и отсутствия инстинктов. Эти недостатки свидетельствуют о его человеческой природе, которая не так хорошо приспособлена к окружающей среде, как животные, но взамен этого обладает перспективой значительно более высокого развития сознания благодаря огромной тяге к знаниям, что должным образом подчеркивается в мифе.

Повторное рассказывание мифа играет роль терапевтического припоминания того содержания, которое по причинам, еще ждущим своего обсуждения, не должно надолго забываться. Будь оно лишь пережитком более низкого состояния, было бы понятно, если бы человек перестал обращать на него внимание, не чувствуя к нему никакого интереса. Но, как очевидно, дело обстоит совсем не так, поскольку трикстер был источником развлечения вплоть до времен цивилизации, где его все еще можно узнать в карнавальном образе Пульчинеллы и шута. Это важная, хотя и не единственная причина его неиссякаемой жизнеспособности. Но, конечно же, не ею обусловлено то, что это изображение крайне примитивного сознания закрепилось в мифологическом персонаже. Простые остатки раннего исчезающего состояния обычно теряют энергию во все большей степени, иначе они никогда бы не исчезли. И уж менее всего следовало бы ожидать, что они окажутся способными закрепиться в мифологическом образе со своим собственным циклом легенд,- разумеется, если только они не получили энергию извне, в данном случае, от более высокого уровня сознания или из еще не истощившихся источников в бессознательном. Соответствующей параллелью из психологии личности будет выразительный образ тени, антагонистичной по отношению к личностному сознанию: этот образ не проявляется только потому, что он все еще существует в индивидууме, но потому, что он опирается на динамизм, существование которого может быть объяснено лишь в терминах актуальной ситуации, например, потому, что тень настолько неприятна Я-сознанию индивидуума, что она должна быть вытеснена в бессознательное. Это объяснение не совсем подходит к данному случаю, так как трикстер, очевидно, представляет исчезающий уровень сознания, у которого все меньше сил для того, чтобы выразить и утвердить себя. Более того, вытеснение помешало бы его исчезновению, так как именно вытесненные содержания имеют наилучшие шансы сохраниться, ибо, как мы знаем из опыта,

в бессознательном не происходит никакой коррекции. Наконец, нет никаких оснований говорить, что история трикстера неприятна сознанию Winnebago или несовместима с ним,- напротив, она доставляет ему удовольствие и, следовательно, совершенно не нуждается в вытеснении. Поэтому все выглядит так, как будто миф активно поддерживается и подпитывается сознанием, тем более, что это лучший и наиболее успешный способ удержать образ тени в сознании и подвергнуть его сознательной критике. И хотя сперва эта критика носит скорее характер положительной оценки, и можно ожидать, что вместе с прогрессивным развитием сознания грубые стороны мифа постепенно ослабеют, даже если бы не существовало опасности его быстрого исчезновения под давлением белой цивилизации. Мы ведь часто наблюдали, как определенные традиции, первоначально жестокие или непристойные, с течением времени становились просто пережитками¹².

Как показывает история, процесс обезвреживания этого мотива занимает чрезвычайно много времени; его следы все еще можно обнаружить даже на высоком уровне цивилизации. Его долговечность можно также объяснить силой и жизнеспособностью состояния сознания, описанного в мифе, и тайной привлекательностью и обаянием, которые он представляет для сознательного разума. Хотя чисто каузальные гипотезы в биологической сфере, как правило, не очень удовлетворительны, тем не менее, не следует недооценивать того факта, что в случае с трикстером более высокий уровень сознания надстроен над низшим и что последний оказался как бы в укрытии. Однако припоминание трикстера обязано главным образом тому интересу, который сознательный разум испытывает к нему как к сопутствующему существу, которое, как мы уже увидели, постепенно цивилизуется, т. е. происходит ассимиляция первобытной демонической фигуры, изначально бывшей независимой и даже способной вызвать одержимость.

Дополнив каузальный подход целевым, мы, таким образом, получаем возможность прийти к более осмысленным интерпретациям не только в области медицинской психологии, где мы имеем дело с зарождающимися в бессознательном личностными фантазиями, но и в случае коллективных галлюцинаций, каковыми являются мифы и сказки.

Как указывает Радин, цивилизующий процесс начинается уже в рамках самого цикла трикстера, и это явное свидетельство преодоления первобытного состояния. Во всяком случае, он утрачивает признаки глубочайшего бессознательного; к концу цикла в поведении трикстера уже нет грубости, дикости, глупости и бессмысленности, оно становится целесообразным и довольно разумным. Даже в мифе легко различимо обесценивание его раннего бессознательного, и поэтому возникает вопрос - что случилось с его порочными качествами? Наивный читатель может вообразить, что когда темные стороны исчезают, то они перестают существовать. Но, как подсказывает опыт, это совсем не так. В действительности же сознательный разум преодолевает зачарованность злом и не испытывает к нему влечения. Тьма и зло не превратились в дым, просто, утратив энергию, они ушли в бессознательное, где они остаются до тех пор, пока с сознанием все в порядке. Но как только сознание оказывается в критической или сомнительной ситуации, вскоре выясняется, что тень не превратилась в ничто, но только лишь ожидает благоприятной возможности вновь появиться в виде проекции на ближнего. Если этот обман удается, между людьми мгновенно создается тот мир первоначальной тьмы, где может произойти все, что характерно для трикстера - даже на высшем уровне цивилизации. Лучшие примеры таких «шалостей», как народная речь верно и доходчиво окрестила такое состояние дел, при котором все идет наперекосяк и не видно ни проблеска смысла (разве что по ошибке в последний момент), можно обнаружить, естественно, в политике.

Так называемый цивилизованный человек забыл о трикстере. Он помнит его лишь образно и метафорически, когда, раздраженный своим собственным неумением, он говорит о судьбе, сыгравшей с ним шутку, или о заколдованности вещей. Он вовсе не подозревает, что его собственная скрытая и на первый взгляд безвредная тень обладает свойствами, опасность которых превосходит его самые необузданные мечты. Как только люди собираются большими группами, что ведет к подавлению индивидуальности, тень приходит в движение и, как показывает история, может даже персонифицироваться и найти свое воплощение.

Именно губительная идея о том, что в человеческую душу все приходит извне и что она рождена tabula rasa, ответственна за то ошибочное убеждение, что при нормальных обстоятельствах индивид находится в полном порядке. Ибо тогда он обращается за спасением к государству и заставляет общество платить за свою неумелость. Он думает, что, если бы еда и одежда доставлялись бы бесплатно к порогу или если бы все имели автомобили, ему бы открылся смысл существования. Это - детское недомыслие, вырастающее на месте бессознательной тени и оставляющее ее неосознанной. Из-за этих предрассудков личность чувствует себя полностью зависимой от своего окружения и теряет всякую способность к интроспекции. Тем самым ее этический кодекс замещается знанием того, что позволено, положено или запрещено. Как при таких обстоятельствах можно ожидать, что солдат будет оценивать приказ, полученный от старшего, с этической точки зрения? Он ведь еще даже не знает о том, что способен к спонтанным этическим порывам и к их осуществлению,- даже тогда, когда этого никто не видит.

С этой точки зрения мы можем понять, почему миф о трикстере сохранился и развился: как и многим другим мифам ему приписывали терапевтическое действие. Он удерживает более ранний низкий интеллектуальный и моральный уровень перед глазами более развитого индивида для того, чтобы тот не забывал, как дела обстояли вчера. Нам нравится думать, что то, чего мы не понимаем, нам никогда не пригодится. Но это не всегда так. Человек редко понимает одной только головой, а первобытный - и подавно. По причине своей нуминозности миф непосредственно воздействует на бессознательное независимо от того, понятен он или нет. И то, что традиция его постоянного воспроизведения прервалась не так давно, объясняется его полезностью. Однако объяснение затруднено двумя противоположными тенденциями: это, с одной стороны,- желание избавиться от более раннего состояния, а с другой - не забыть его". Очевидно, Радин, как следует из его слов, также почувствовал эту сложность: «С психологической точки зрения можно утверждать, что история цивилизации в значительной степени является описанием попыток забыть о трансформации из животного в человеческое существо»¹⁴. Несколькими страницами ниже он говорит (указывая на Золотой век): «Таким образом, упорный отказ забыть - не случаен»¹⁵. И так же не случайно то, что как только мы пытаемся сформулировать парадоксальное отношение человека к миру, мы вынуждены противоречить сами себе. Даже наиболее просвещенные из нас поставят рождественскую елку для своих детей, не имея ни малейшего представления о смысле этого обычая, и постоянно пресекая еще в зародыше все попытки объяснения. Просто изумляешься, когда видишь, как много так называемых суеверий царит в наше время как в городе, так и в деревне, но если взять человека и спросить его громко и четко: «Вы верите в привидения, в ведьм, в заговоры и колдовство?», то он будет с негодованием отрицать. Сто против одного, что он никогда не слышал о таких вещах и считает все это вздором. Но втайне он все равно верит в это, так же, как и обитатель джунглей. Наша публика о таких вещах знает очень мало - все убеждены, что в нашем просвещенном обществе этот тип суеверий давным-давно искоренен; и вести себя так, как будто вы никогда не слышали о таких вещах (о вере в них не может быть и речи), является частью всеобщего молчаливого соглашения.

Но ничто никогда не исчезает бесследно, тем более кровавая сделка с дьяволом. Внешне это забыто, но ни в коем случае - внутри. Мы ведем себя как жители южных склонов горы Элгон в Восточной Африке, один из которых сопровождал меня половину пути в буш*. На развилке тропинки нам

*Обширные малонаселенные простра в Африке, покрытые кустарником.

Попалась новенькая «ловушка для привидений», прекрасно устроенная в виде маленькой лачуги возле пещеры, где он жил со своей семьей. Я спросил его, сделал ли он это сам. Он отрицал, обнаружив при этом сильнейшее замешательство и утверждая, что только дети занимаются такими «заклинаниями». После этого он пнул лачугу ногой, и она рассыпалась.

Точно такую же реакцию мы наблюдаем в Европе в наши дни. Снаружи люди более или менее цивилизованы, но внутри они все еще остаются дикарями. Что-то в человеке упорно не желает отказываться от своих истоков, а что-то другое верит, что все это давным-давно оставлено позади. Смысл этого противоречия однажды стал мне ясен в мгновение ока, когда я наблюдал «Strudel» (разновидность местного знахаря), снимающего заклятие с конюшни. Конюшня находилась у самой Готхардской железной дороги, и во время церемонии прошло несколько международных экспрессов. Их пассажиры вряд ли подозревали, что в нескольких ярдах от них выполняется первобытный ритуал.

Конфликт между двумя измерениями сознания представляет собой просто выражение полярной структуры нашей души, которая, как и любая другая энергетическая система, зависит от напряжения между противоположностями. По этой же причине нет общих психологических утверждений, которые нельзя было бы легко превратить в их противоположность; на самом деле обратимость и доказывает их верность. Никогда нельзя забывать, что в любой психологической дискуссии мы ничего не говорим о душе, но всегда душа сама говорит о себе. Бесполезно думать, что при помощи «разума» мы когда-нибудь сможем выйти за пределы души, даже если разум утверждает, что он не зависит от души. Как он может это доказать? Если нам нравится, мы можем говорить, что одно утверждение, которое исходит из души, есть выражение психического и только психического, а другое, которое исходит из разума, есть выражение «духовного» и, следовательно, превосходит психическое. И то, и другое суть всего лишь заявления, основанные на постулатах веры.

Дело в том, что эта старая трехчастная иерархия психических содержаний (hylic, psychic, pneumatic) репрезентирует полярную структуру души, которая является единственным непосредственным объектом опыта. Единство нашей психической природы находится в средине, так же, как живое единство водопада возникает в динамической связи между верхом и низом. Таким образом, живое воздействие мифа ощущается тогда, когда высшее сознание, радующееся своей свободе и независимости, сталкивается с автономией мифологического образа и не только не может противостоять его обаянию, но и восторженно отдается неотразимому впечатлению. Образ срабатывает, потому что скрыто он присутствует в душе наблюдателя и появляется как ее отражение, хотя и не признается таковым. Он откололся от сознания и вследствие этого ведет себя как автономная личность. Трикстер - это коллективный образ тени, совокупность всех низших черт характера в людях. И так как индивидуальная тень всегда присутствует в качестве компонента личности, из нее может непрерывно создаваться коллективный образ. Не всегда, конечно, как мифологический образ, но вследствие усиливающегося вытеснения врожденных мифологем и пренебрежения ими, как соответствующая проекция на другие социальные группы и народы.

Если рассматривать трикстера как параллель индивидуальной тени, возникает вопрос: можно ли ту тенденцию к осмысленности, которую мы видели в мифе о трикстере, наблюдать также у субъективной и личной тени. Поскольку эта тень свободно появляется в феноменологии сновидений в форме определенного образа, мы можем ответить на этот вопрос положительно: тень, хотя она и является по определению отрицательным образом, порой имеет явные и четко различимые черты и ассоциации, которые указывают на совершенно иное основание так, словно бы под нерасполагающей внешностью она прятала значимое содержание. Это подтверждается опытом; но еще более важно то, что за этими скрытыми [содержаниями] обычно оказываются нуминозные образы. Ближайшим образом, стоящим за тенью, является анима¹⁶, наделенная значительным обаянием и силой воздействия. Она часто появляется в слишком уж юной форме и, в свою очередь, прячет могучий архетип мудрого старца (мудреца, мага, короля и т.д.). Этот ряд можно продолжать, однако в этом нет смысла, так как психологически можно понять только пережитое на собственном опыте. Понятия психологии комплексов, по сути, являются не рассудочными формулировками, а наименованиями определенных сфер опыта, и хотя их можно описать, они остаются мертвыми и ничего не говорящими любому, кто их не пережил. Так, я заметил, что обычно люди не испытывают трудностей, пытаясь обрисовать себе, что подразумевается под тенью, даже если они предпочитают латинский или греческий жаргон, который звучит более «научно». Но понять, что такое анима, стоит им огромных усилий. Они принимают ее довольно легко, когда она появляется в романах или в качестве кинозвезды, но совершенно не воспринимают ее, когда дело доходит до роли, которую она играет в их собственной жизни, потому что она суммирует все, больше чего человеку никогда не достичь и к чему он никогда не перестанет стремиться. По этой причине с ней всегда связано эмоциональное возбуждение. Степень бессознательного, с которой сталкиваешься в этой связи, мягко говоря, поразительна. Поэтому практически невозможно заставить мужчину, который боится своей женственности, понять, что подразумевается под анимой.

В самом деле в этом нет ничего удивительного, так как даже наиболее поверхностное понимание тени порой вызывает величайшие трудности у современного европейца. Но поскольку тень - ближайший к его сознанию и наименее опасный образ, она также является первым компонентом личности, с которым сталкивается анализ бессознательного. Угрожающей и нелепой фигурой стоит она в самом начале процесса индивидуации, предлагая обманчиво легкую загадку Сфинкса или неумолимо требуя ответа на «quaestio crocodilina»¹⁷.

Если в конце мифа о трикстере присутствует намек на спасителя, это утешающее предостережение или надежда означает, что произошло и было осознано некое бедствие. Страстное стремление к спасителю может возникнуть только вследствие несчастья - другими словами, осознание и неизбежная интеграция тени создает настолько мучительную ситуацию, что никто, кроме спасителя, не может распутать запутанный клубок судьбы. В индивидуальном случае проблема, вызванная тенью, решается на уровне анимы, т.е. через соотнесенность. В истории коллектива, так же, как и в истории личности, все зависит от развития сознания, ибо это приносит постепенное освобождение от заключения в άγυοία, «бессознательном»¹⁸ и, таким образом, является носителем как света, так и исцеления. Как и в своей коллективной, мифологической форме, личностная тень соединяет в себе семена enantiodromia, превращения в свою противоположность.

ПРИМЕЧАНИЯ

Пролегомены

¹ Kerényi, Die antike Religion: eine Grundlegung.

² Штефан Андрее.

³ W. Müller, Kreis und Kreuz; см. A. Szabó, «Roma Quadrata», S. 160-169.

⁴ Идеальный город, созданный по мандале-плану — это божественный Иерусалим Апокалипсиса: его 4 угла расположены на круге зодиака. См. F. Boll, Aus der Offenbarung Johannis: Hellenistische Studien zum Weltbild der Apokalypse, S. 39 w.

⁵Психология и алхимия, 249.

⁶ Психология и алхимия, 327.

⁷ Macrobios, Saturnalia, IH, 9, 4. В настоящее время я уже не разделяю точку зрения, представленную в «Aititalische Götterverbindungen» (S. 19) о том, что Виламовиц был прав в своей догадке насчет Lua.

⁸ «Пайдеума», как я позволил себе ее определить, понимаемая мной в смысле Фробениуса (см. в журнале Paideuma, I, 1938-1940, р. 158) -это реактивная способность и, следовательно, по существу своему пассивная, несмотря на то, что реакция проявляет себя в актах и творениях, т.е. в произведениях культуры. Именно пайдеума является причиной тому, что все живущие в определенное время и в определенном месте настолько открыты воздействию, что это позволяет им следовать лишь определенному образу жизни.

⁹ Особенно удачный пример этого чистого психического мандала-опыта, дополненного монадическими и мифологическими фрагментами (количеством и статуями богов) можно найти в книге Юнга «Два эссе по аналитической психологии». Цитирую оттуда с комментариями Юнга:

«Я взобрался на гору и добрался до места, где я увидел перед собой семь красных камней, семь с каждой стороны и семь впереди. Я стоял в центре этого четырехугольника. Камни были плоскими, как ступени. Я попытался поднять четыре ближайших ко мне камня. Тут я обнаружил, что камни - это пьедесталы четырех статуй богов, погребенных головой вниз Я выкопал их и поставил вокруг себя, так что я стоял посередине между ними. Вдруг они накренились друг к другу так, что их головы соприкасались, образуя как бы навес надо мной. Я приник к земле и сказал: «Упадите на меня, если вы должны это сделать! Я устал». Потом я увидел, что за пределами круга из четырех богов образовался круг пламени. Через некоторое время я поднялся с земли и повалил статуи богов. Когда они упали, неожиданно возникли четыре дерева. От кольца огня отлетели голубые искры, и листва деревьев начала загораться. Увидев это, я сказал: «Это должно прекратиться. Я должен войти в огонь сам, чтобы не сгорели листья». И тогда я ступил в огонь. Деревья исчезли, и огненный круг превратился в одну огромную голубую искру, которая смела меня с лица земли».

«На этом видение заканчивается. ... Во всех событиях непредубежденный читатель сразу же узнает идею "серединной точки", которая достигается определенным .восхождением" (восхождением на гору, усилием, борьбой и т.д.). Он также без труда узнает известную средневековую загадку о квадратуре круга, которая принадлежит области алхимии. Тут она находится на своем истинном месте как символ индивидуации. Целостная личность передается четырьмя кардинальными точками, четырьмя богами, т.е. четырьмя функциями, которые указывают направления в психическом пространстве, а также кругом, замыкающим целое.

Преодоление четырех богов, которые угрожали задушить индивида, означает освобождение от идентификации с четырьмя функциями, четырехкратной nirdvandva (.свобода от противоположностей"), за чем следовало приближение к кругу, неделимой целостности. Развиваясь, этот процесс ведет к дальнейшей экзальтации».

Нет недостатка в древних параллелях и помимо церемонии основания города. Даже «квадратура круга» древнего происхождения. Замечу только, что ритуальные памятники, которые были погребены или спрятаны в земле (в Риме их называли «Tarentum», в Ликосуре, см. Павсаний, VIII, 37, 3), относятся к тем же божествам, что и mundus. В процитированном видении мы на каждом шагу обнаруживаем элементы, которые имеют значение как в индивидуальной мифологии, т.е. психологии, так и в великих мифологиях космических религий.