Переход от «объектного» к «субъектному» восприятию ситуации

Проведенное нами совместно с А.Б. Петровой исследование было направлено на то, чтобы проследить переход испытуемых в неразрешимой проблемной ситуации от объектного к субъектному отношению к действительности, выявить связь личностных качеств испытуемых, характеризующих степень нетерпимости к неопределенности, в частности, уровня личностной тревожности, с тем, как скоро наступает этот переход. После замера уровня личностной тревожности испытуемым давалось задание найти в комнате спрятанный шарик, которого на самом деле не существовало. Высокотревожные и низкотревожные испытуемые по мере роста эмоциональной напряженности в ходе безуспешных поисков переходили к ярко выраженному субъектному отношению к объекту и к ситуации в целом, от рассуждений типа «Где же он находится» — свидетельство объектного отношения — к высказываниям типа «Куда же он спрятался?!» — свидетельство субъектного отношения к объекту, или же от ситуации «Я должен найти шарик» — к ситуации, «Они спрятали от меня этот шарик так, чтобы я не смог его найти», то есть от задачи к игре, к межсубъектному конфликту, но у испытуемых с повышенной тревожностью это происходило гораздо раньше. Для нас это интересно прежде всего в связи с тем, что показатель личностной тревожности — это проявление комплекса личностных свойств, обостряющих переживание описанной выше творческой паузы Секея, в которой человек актуализирует инфантильные презентации, проявляющиеся в субъектности и мифологичности, показатель нетерпимости к неопределенности.

Свойство субъектной репрезентации наиболее ярко проявляться в мышлении человека в ситуациях неопределенности хорошо согласуется с наблюдениями социологов, свидетельствующими о том, что расцвет суеверий и мистицизма всегда совпадает с кризисными периодами развития общества. Можно предположить, что проявления феноменов инфантильной презентации, выражающихся в мышлении взрослого европейца в виде функционирования «житейского мышления» в соответствии с закономерностями мышления мифологического обостряются в период переживания им кризисных периодов в ходе своей жизнедеятельности. Эта гипотеза была проверена нами с совместно с А.Л. Барышевой (Бобочиной).

На основе предварительного опроса было отобрано две группы испытуемых.

Первая группа — это люди, считающие, что они находятся в «нормальном», привычном для себя жизненном состоянии; не испытывающие серьезных трудностей ни в межличностной, ни во внутриличностной сфере; не имеющие серьезных проблем со здоровьем.

Вторая группа — люди считающие, что они находятся в данный момент в кризисных, конфликтных состояниях, имеющие серьезные проблемы со здоровьем, и находящиеся в момент проведения исследования на лечении в стационаре.

Всем испытуемым предлагался разработанный нами список вопросов, который позволяет выявить степень представленности в мировоззрении человека мифологической составляющей. В ходе исследования зафиксированы значимые различия мировоззренческих особенностей у испытуемых, находящихся в привычном для себя состоянии и испытуемых, находящихся в ситуации кризиса. Полученные результаты подтверждают нашу гипотезу о том, что в кризисных периодах жизни у человека возрастает степень выраженности мифологического компонента мышления, проявляющаяся в таких особенностях мировоззрения, как религиозность, суеверия, определенные ритуалы и их соблюдение, в стремлении человека сделать окружающий мир более понятным, объяснимым и, соответственно, более удобным и приемлемым. Показано влияние половых различий на характер отмеченных особенностей. Женщины из обеих групп более склонны к мифологизации действительности.

6. Исследование связи склонности к мифологизации действительности со способностью построить осмысливаемую проблемную ситуацию адекватно развернутой во временном плане

Успешность как профессиональной деятельности, так и общей жизнедеятельности субъекта во многом зависит от его способности построить осмысливаемую проблемную ситуацию адекватно развернутой не только в пространственном и функциональном, но и во временном плане. Создавая разрешение проблемной ситуации, человек должен проанализировать свой жизненный путь, проходящий через постоянное разрешение проблемных ситуаций и приведший его к нынешней, и спрогнозировать дальнейшее его развитие с тем, чтобы построить достаточно развернутый план будущей активности. Как показывают наши исследования, проблемные ситуации, как правило, не возникают неожиданно для субъекта, находящегося, так сказать, в «уютном оцепенении». Ситуация, в которой находится в данный момент субъект, осмысливается им через свою для него проблемность, и по мере разрешения этой проблемности, ситуация тут же субъектом расширяется, «проблематизируется», и в пространственном, и в функциональном, но и во временном плане, пока не «упрется» в новую проблемность, и через это будет осознана субъектом как новая ситуация. В этом как раз проявляется известный феномен, заключающийся в том, что находящийся в сознании, или, попросту, бодрствующий человек непрерывно мыслит, непрерывно решает какую-то проблему, через которую, как мы уже отмечали, и осознается им его актуальная ситуация. Прекратив этот процесс проблематизации, выйдя изо всех задач, отказавшись от их решения или сочтя их разрешенными, человек засыпает. Отсюда выражение «проблемная ситуация» нам представляется тавтологичным. Не проблемных ситуаций не бывает. Употребляется оно, на наш взгляд, для того, чтобы определить, описать суть проблемности переживаемой субъектом в данный момент ситуации.

В первой части нашего с А.Л. Барышевой исследования мы показали, что в кризисных периодах жизни у человека возрастает степень выраженности мифологического компонента мышления, проявляющаяся в таких особенностях мировоззрения, как религиозность, суеверия, определенные ритуалы и их соблюдение, в стремлении человека сделать окружающий мир более понятным, объяснимым и, соответственно, более удобным и приемлемым. В соответствии с изложенными выше соображениями для второй части исследования была поставлена задача проследить связь склонности к мифологизации действительности с способностью субъекта построить осмысливаемую проблемную ситуацию адекватно развернутой во временном плане. Проверялось предположение, что люди, «не компетентные во времени», то есть склонные жить в сравнительно мало развернутой во временном плане ситуации, не склонные анализировать прошлое и планировать будущее, в большей степени подвержены переживанию кризисных ситуаций, и, соответственно, к большей степени мифологизированности сознания. Применялись следующие методики: разработанный нами список вопросов, которые позволяют выявить степень представленности в мировоззрении человека мифологической составляющей; шкала для определения компетентности во времени из адаптированного варианта методики POI Э. Шострома; методика «склонности к практическому и теоретическому мышлению» Е.В. Драпак. Эта методика была нами модифицирована: в соответствии с целями нашего исследования, в отличие от схемы, предложенной Е.В. Драпак, нами проводился раздельный подсчет утверждений, свидетельствующих:

1) о склонности испытуемых при разрешении проблемы рассматривать ее в широком временном плане или же замыкаться в данной здесь и сейчас ситуации, количество выявленных таким способом утверждений в нашем исследовании рассматривалось как выраженность параметра «стратегичности», в противовес «ситуативности»;

2) о «теоретичности» мышления испытуемого, проявляющейся в отчетливой «абстрактно-познавательной» направленности, выражающей желание испытуемого «разобраться» в предмете высказываний безотносительно к осуществлению каких-либо действий с ним, в противовес «практичности» (в высказываниях — выраженная конкретная преобразующая направленность).

Матрицы корреляций выраженности сопоставляемых параметров — мифологичности мышления, компетентности во времени, типа взаимодействия с ситуацией («стратегичность–ситуативность») и типа мышления (теоретичность–практичность) были подвергнуты факторному анализу по методу главных компонент с последующим нормализированным варимакс-вращением как по всей группе испытуемых, так и раздельно по мужской и женской выборкам.

Во всех полученных матрицах факторных весов как в общей, так и в отдельных — в мужской и в женской — в первый фактор с большими и противоположными факторными весами вошли показатели «компетентность во времени», измеренный по соответствующей шкале опросника Шострома и «мифологичность мышления», определенный с помощью разработанного нами списка вопросов — как в общих данных, так и в обсчитанных по отдельности женской и мужской частях выборки. Очевидно, это можно объяснить тем, что люди, «не компетентные во времени», то есть склонные жить в сравнительно мало развернутой во временном плане ситуации, не склонные анализировать прошлое и планировать будущее, в большей степени подвержены переживанию кризисных ситуаций. Сходные результаты были получены в наших исследованиях, проведенных на производстве, в которых показано, что успешность руководителя определяется в основном не столько умением разрешать неожиданно возникающие конфликтные ситуации в своей деятельности, сколько способностью построить ее таким образом, чтобы их было как можно меньше. Успешные руководители рассматривают каждую ситуацию как часть целостного процесса их жизнедеятельности, в отличие от менее успешных, для которых она предстает как отдельный эпизод их профессиональной деятельности, в меньшей степени соотносится, синтезирована с прошлым и будущим, воспринимается как неожиданно возникшая кризисная ситуация. Как было показано нами ранее, люди, переживающие кризисные ситуации более склонны прибегать к различным субъективационным компенсаторным механизмам, у них ярко проявляется мифологичность мировоззрения. У этих людей по-иному феноменально представлена общая картина детерминированности их бытия. Если компетентный во времени субъект рассматривает свое существование как сознательно выстроенное им самим, то субъекты, низко компетентные или не компетентные во времени, живущие в данных здесь и сейчас ситуациях, не воспринимающие целостно всю протяженность своего существования, относящиеся к встречающимся препятствиям как к неожиданным ударам судьбы, более нуждаются для сохранения целостности мировосприятия во введении в свой субъективный мир фигуры некоего субъекта-детерминатора, в построении всевозможных мифологических конструкций.

В ходе анализа результатов выявлено также, что чем выше у человека коэффициент компетентности во времени, то есть чем человек более адекватно соотносит прошлое с настоящим и реалистично связывает долгосрочные планы с текущими задачами, а также, чем более у такого человека выражено чувство непрерывности этих трех аспектов времени, то тем в меньшей степени в его мировоззрении выражена мифологическая составляющая. Этот факт не оказался для нас неожиданным, ведь именно с помощью «мифологизации» реальности человек пытается сделать окружающий мир более понятным, объяснимым, а значит и более приемлемым; то есть можно предположить, что если субъект начинает совершать какие-либо достаточно серьезные преобразования в своей жизни или даже просто в отношении к ней, следовательно, в этот период у него нет полной ясности относительно своего положения или это существующее положение не удовлетворяет человека, что, вероятно, является своего рода кризисной ситуацией для субъекта. И в данной ситуации человек скорее всего не способен к гармоничному сочетанию трех аспектов времени: прошлого, настоящего и будущего. Согласно закону эмоционально детерминированной оценки времени, с которым согласны многие авторы, время, заполненное событиями с положительным эмоциональным знаком, сокращается в переживании, а заполненные событиями с отрицательным эмоциональным знаком — удлиняется. Так, например, в отношении мыслей о будущем время ожидания желательного события томительно удлиняется, нежелательного — мучительно сокращается. С.Л. Рубинштейн отмечает, что переживаемая длительность отклоняется от объективного времени в сторону, обратную господствующей у субъекта направленности [48]. Восприятие времени, вероятно, существенно зависит от эмоционального состояния личности. Влияние эмоций на восприятие времени определяется их характером: положительные чувствования создают иллюзию быстрого протекания времени, отрицательные — наоборот.

Таким образом, можно отметить, что человек, находящийся в гармоничном состоянии, довольно спокойно и «ровно» переживающий различные жизненные ситуации, скорее всего более компетентен в восприятии времени, и он не нуждается в дополнительных способах объяснения существующей реальности, и, следовательно, гораздо реже использует в процессе своей жизнедеятельности «нерациональные» способы приспособления к действительности, к которым в некоторой степени и относится мифологический компонент мышления. Это дало нам основание условно интерпретировать этот фактор как некий показатель «целостности, рациональности жизнедеятельности».

Во второй фактор, который мы условно назвали фактором «практичности и стратегичности» во всех матрицах вошли показатели, измеренные по методике Е.В. Драпак. Напомним, что мы изменили схему классификации высказываний испытуемых в ходе проведения этой методики, и из общего показателя «теоретичности-практичности» выделили отдельный показатель «стратегичность–ситуативность», причем оба эти показателя стали рассматривать как рядоположные. Полученные в результате этого данные, а именно то, что эти показатели вошли в один фактор с противоположными по знаку факторными весами еще раз подтверждают мысль о том, что важнейшим свойством практического мышления является «развернутость во времени». Успешность как профессиональной деятельности, так и общей жизнедеятельности субъекта во многом зависит от его способности построить осмысливаемую проблемную ситуацию адекватно развернутой не только в пространственном и функциональном, но и во временном плане.

Параметры «компетентность во времени», определенный по соответствующей шкале опросника Э. Шострома и «стратегичность–ситуативность», измеренный по методике Е.В. Драпак при обработке «общих» данных, полученных от всех испытуемых, не коррелируют друг с другом, вошли в разные факторы, но в отдельных «женской» и «мужской» матрицах они связаны. Сопоставление показателей, при анализе которых определяется выраженность соответствующих параметров в примененных методиках заставило нас предположить, что временне аспекты человеческой активности — это, очевидно, более сложная реальность, чем нам казалось на этапе формулировки гипотезы и задач исследования и требует дополнительного изучения. В опроснике Э. Шострома больший акцент делается на то, насколько гармонично человек соотносит три аспекта времени, то есть то, в какой степени человек, рассматривает прошлое, настоящее и будущее как некое целостное, непрерывное образование. В настоящее время большое внимание формированию подобного синтеза в своих исследованиях уделяет, в частности, Ю.К. Стрелков. «Прежде чем действовать, необходимо построить план. Но нельзя сразу действовать… Действие должно быть уникальным по качеству и адекватным ситуации. Вся работа по подготовке и принятию решения ведется в рамках временного синтеза: близкая и дальняя перспективы, непосредственные и отдаленные последствия. Принятие решения — это работа с будущим, работа, которая идет теперь, в настоящем. Работа основана на прошлом и проводится через его отрицание (повторять нельзя). Необходимо максимально учесть прошлый опыт, чтобы построить предельно четкую картину, где видны все детали» [49, с. 329].

В методике Е.В. Драпак при определении выраженности стратегичности-ситуативности основное внимание уделяется прагматическому аспекту анализа прошлого и планирования будущего, тому, как субъект, анализируя актуальную ситуацию, стремится вычерпать из нее, синтезировать то, что может использовать в будущем для разрешения подобных ситуаций.

Очевидно, в активности субъекта эти две формы «работы со временем» выступают в качестве относительно независимых сторон процесса построения общего процесса жизнедеятельности, являются разными его аспектами. Подтверждает этот предварительный вывод и то, что при обработке матриц корреляций женской и мужской частей выборки по отдельности была получена иная картина зависимостей этих двух показателей. Если в «общей» матрице эти показатели оказались не связанными, то и в «женской», и в «мужской» матрицах факторных весов и компетентность во времени по Э. Шострому, и «стратегичность-ситуативность» по Е.В. Драпак, вошли в один фактор со значимыми факторными весами. Но у женщин знаки этих факторных весов оказались противоположными, а у мужчин — одинаковыми. В «общих» данных эти различия взаимно компенсировали друг друга. То есть, получается, что у мужчин такие показатели временного аспекта их активности как целостность восприятия своего жизненного пути и его «стратегическая прагматичность» оказались параметрами, действующими, так сказать, в одном направлении, а у женщин — в противоположных. Отчасти это, на наш взгляд, соотносится с известным гендерным различием мировосприятия, проявляющемся в частности, в больших межполовых различиях по таким показателям, как ситуативная и личностная тревожность. Очевидно, что для чрезвычайно «тревожных» женщин для того, чтобы что-то сделать, принять какое-то решение, проявить активность, преодолеть трудности, характерно разрывать свое «целостное бытие» на отдельные «кризисные ситуации», требующие постоянной преобразующей активности, анализа, осмысливания, сопоставления актуальной ситуации с прошлым и будущим.

Мужчинам же, как нам кажется, более свойственно рассматривать в качестве основной функции практического мышления не построение способа действия для разрешения проблемной ситуации, а нахождение такого способа ее разрешения, при котором можно ничего не делать. Одной из своих основных жизненных задач они обычно считают построение такой развернутой в пространстве и во времени ситуации, в которой возможная проблемность была бы минимальна. В проведенных нами ранее исследованиях в производственных условиях на основе анализа деятельности мастеров цехов нами было, в частности, показано, что отличить успешного мастера от неуспешного сравнительно просто. Успешный мастер обычно спокойно сидит в своей кабинке, а на участке у него все идет как положено, а неуспешный — бегает по цеху и разрешает неожиданно для него возникающие проблемы. Очевидно, что первый мастер построил для себя «прагматично-целостное» бытие, обеспечивающее успешность и «беспроблемность». Но это, так сказать, — «мужская успешность». Для мастеров — женщин характерен другой стиль руководства, который тоже может быть успешным. Даже если на участке все в порядке, они все равно будут постоянно обходить его, тревожно ожидая неожиданного возникновения проблем в его функционировании. Высокая личностная и ситуативная тревожность провоцирует их ожидать неожиданные «удары судьбы», что, естественно проявляется в повышенной мифологизированности их мировосприятия, как это было показано нами ранее. Более того, даже при отсутствии явных проблем они склонны «проблематизировать» ситуацию [13], превращать ее в «кризисную», их стратегия руководства основана на постоянном искусственном разрывании целостности бытия для создания в нем «проблемности».