Происхождение моральных оценок
253.Попытка мыслить о морали, не подпадая под ее чары, не доверяя коварству ее красивых жестов и взглядов. Миром, перед которым мы можем благоговеть, который отвечает нашему естественному стремлению к поклонению, истинность которого постоянно д о к а з у е т с е б я руководя частным и общим – этим миром является то христианское воззрение, в котором мы выросли.
Благодаря росту наблюдательности, скептицизма, научности (а также под влиянием повышенного инстинкта правдивости, т.е. опять-таки под воздействием христианства) такое толкование дела становилось для нас все менее допустимым.
Необыкновенно остроумный выход: кантовский критицизм. Интеллект стал оспаривать у самого себя право как на толкование мира в указанном смысле, так и на отклонение такого толкования. Удовлетворяются тем, что заполняют образовавшийся при этом пробел п о в ы ш е н н о й с т е п е н ь ю доверия и веры, отказом от всякого стремления доказать свою веру, созданием недоступного и непостижимого идеала (Бог).
Указанный Гегелем, по следам Платона, выход, - продукт романтики и реакции, - в то же время симптом исторического духа, новой с и л ы: “дух” сам есть не что иное, как “раскрывающийся и осуществляющийся идеал”: в “процессе”, в “становлении” раскрывается все большая доля того идеала, в который мы верили, - значит идеал осуществляется, вера наша направлена на б у д у щ е е, в котором она может отдаться своей благородной потребности поклонения. Короче говоря:
1) Бог для н а с непознаваем и недоказуем (заданная мысль теоретико-познавательного движения);
2) Бог доказуем, но только как нечто развивающееся, в состав которого входим и мы, и именно благодаря присущему нас стремлению к идеальному (задняя мысль историзирующего движения).
Ясно: критика н и к о г д а еще не касалась самого идеала, а лишь вопроса, откуда взялось противоречие с идеалом, почему он еще не достигнут или почему он не усматривается ни в малом, ни в большом.
Громаднейшая разница: ощущается ли указанная трудность как трудность на почве страсти, интенсивного желания или же мы приводимся к ней, как к проблеме, остротой нашей мысли и известной силой исторического воображения.
В стороне от религиозно-философского рассмотрения мы наблюдаем то же явление: утилитаризм (социализм, демократизм) критикует происхождение моральных оценок, но о н в е р и т в н и х так же, как и христианство. (Наивность – как будто от морали могло что-нибудь остаться, если бы не существовало санкционирующего Б о г а! “Тот свет” абсолютно необходим, если мы желаем сохранить веру в мораль).
О с н о в н а я п р о б л е м а: откуда это всемогущество в е р ы? В е р ы в м о р а л ь? (которая сказывается и в том, что даже основные условия жизни в угоду морали ложно истолковываются – вопреки нашим знаниям о мире животных и мире растений. “Самосохранение”; дарвинистская перспектива примирения альтруистических и эгоистических принципов).
254. Вопрос о п р о и с х о ж д е н и и н а ш и х о ц е н о к и табели благ решительно не совпадают с их критикой, как это думают сплошь и рядом; хотя, с другой стороны, не подлежит сомнению, что открытие pudendae originis1 известной вещи влечет за собой в области чувства уменьшение ценности возникшей этим путем вещи, подготовляет по отношению к ней почву для критического настроения и отношения.
Какой ценностью обладают сами наши оценки и таблицы моральных благ? К а к о в ы п о с л е д с т в и я и х г о с п о д с т в а? Для кого? В отношении чего? Ответ: для жизни. Но ч т о т а к о е ж и з н ь? Значит, тут необходимо новое, более ясное определение понятия “жизнь”. Моя формула этого понятия гласит: жизнь – это воля к власти.
К а к о е з н а ч е н и е и м е е т с а м ы й п р о ц е с с о ц е н к и? Является ли он указанием на существование иного метафизического мира, находящегося позади или по ту сторону нашего? (Как это казалось еще Канту, который жил до великого исторического движения). Короче говоря, г д е э т о т п р о ц е с с о ц е н к и в п е р в ы е в о з н и к? Или он вообще не возникал? Ответ: моральное оценивание есть вид и с т о л к о в а н и я, известный способ интерпретации. Само же истолкование есть симптом определенных духовного уровня господствующих мнений: а к т о и с т о л к о в ы в а е т? – Наши аффекты.
255. Все добродетели суть физиологические с о с т о я н и я, а именно главнейшее из органических функций, которые ощущаются как необходимые, как хорошие. Все добродетели, в сущности, 0 не что иное, как утонченные с т р а с т и и повышенные состояния.
Сострадание и любовь к человечеству как известная степень развития полового влечения. Справедливость как развитой инстинкт мести. Добродетель как удовольствие от сопротивления, воля к власти. Честь как признание сходного и равно могущественного.
256. Под “моралью” я понимаю систему оценок, имеющую корни в жизненных условиях известного существа.
257. Когда-то говорили о всякой морали: “по ее плодам вы познаете ее. Я говорю о всякой морали: “Она есть плод, по которому я узнаю ту п о ч в у, на которой он вырос”.
258. Моя попытка – рассматривать моральные суждения как симптомы и системы знаков, в которых находят свое выражение явления физиологического процветания или захудания, а также сознание условий сохранения и роста, - есть вид той интерпретации, которая исследует ценность астрологии, предрассудков, возникающих на почве инстинктов (рас, общин, различных ступеней, как-то: юности или увядания и т.д.).
В применении к специальной христианско-европейской морали: наши моральные суждения являются показателями упадка, неверия в жизнь, подготовкой пессимизма.
М о е о с н о в н о е п о л о ж е н и е: н е т м о р а л ь н ы х я в л е - н и й, а е с т ь т о л ь к о м о р а л ь н а я и н т е р п р е т а ц и я э т и х я в л е н и й. С а м а ж е э т а и н т е р п р е т а ц и я - в н е м о р а л ь н о г о п р о и с х о ж д е н и я.
Как понимать тот факт, что мы внесли своим толкованием п р о т и в о - р е ч и е в существование? Решающий факт: за всеми иными видами оценок властно стоят упомянутые моральные оценки. Предположим, что они отпадут, - чем будем мы тогда мерить? И какую ценность будет иметь тогда познание и т.д. и т.д.???
259. Я понял – во всякой оценке дело идет об определенной перспективе: о с о х р а н е н и е индивида, общины, расы, государства, церкви, веры, культуры. Благодаря з а б в е н и ю того факта, что нет никакой другой оценки, кроме основанной на перспективах, все кишит противоречивыми оценками, а с л е д о в а т е л ь н о и п р о т и в о р е ч и в ы м и в л е ч е - н и я м и в человеке. Это – п о к а з а т е л ь б о л е з н е н н о г о с о с т о я - н и я ч е л о в е к а в противоположность животному, где все наличные инстинкты служат вполне определенным задачам.
Но это столь противоречивое создание обладает в самом существе своем великим методом п о з н а н и я: оно может ощущать разнообразные за и против, оно возвышается до с п р а в е д л и в о с т и - до понимания, л е ж а – щ е г о п о т у с т о р о н у о ц е н о к д о б р а и з л а.
Самым мудрым человеком был бы с а м ы й б о г а т ы й п р о т и в о – р е ч и я м и, который обладал бы, так сказать, органами осязания для всех видов человека и для которого возможны были бы от времени до времени великие минуты г р а н д и о з н о г о с о з в у ч и я - редкая с л у ч а й н о с т ь для нас! Род планетоподобного движения.
260. “Хотеть” значит “хотеть цели”. “Цель” предполагает оценку. Но откуда возникают оценки? Лежит ли в основе их неподвижная норма “приятного и болезненного”?
Но в бесчисленных случаях мы только с о о б щ а е м известной вещи характер болезненного тем, что вкладываем в нее нашу оценку.
Сфера действия моральных оценок: они являются спутниками почти каждого чувственного впечатления. Мир благодаря этому является о к р а - ш е н н ы м.
Мы вложили в него наши цели и ценности: мы накопили благодаря этому в себе колоссальную скрытую массу с и л ы, но при с р а в н е н и и ценностей обнаруживается, что ценными считались самые противоположные вещи, что существовало много таблиц благ (следовательно ни чего “ценного в себе”).
При анализе отдельных таблиц благ выяснилось, что установка их есть закрепление у с л о в и й с у щ е с т в о в а н и я ограниченных групп (и часто ошибочных) в интересах сохранения.
.При рассмотрении т е п е р е ш н и х людей выяснилось, что мы применяем в е с ь м а р а з л и ч н ы е суждения оценки и что в них не заключено более никакой творческой силы, - моральное суждение лишилось теперь своей основы – “условий существования”. Оно в гораздо большей степени является лишним, оно далеко уже не причиняет прежней боли. Оно становится п р о и з в о л ь н ы м. Хаос.
Кто создаст ц е л ь, которая будет непоколебимо стоять перед человечеством, а также и перед отдельным индивидом? Когда-то хотели с о - х р а н я т ь с помощью морали, но теперь никто не хочет более с о х р а н я т ь тут нечего сохранять. Итак, м о р а л ь и щ у щ а я: с о з д а т ь себе цель.
261. Что служит к р и т е р и е м при оценке морального поступка? – 1) его бескорыстность, 2) его общеобязательность и т.д. Но это кабинетное морализирование.
Необходимо изучать народы, чтобы выяснить, что в каждом отдельном случае служило критерием и что в нем выразилось: вера в то, что “такое поведение образует одно из первых условий нашего существования”. Безнравственный значит “грозящий гибелью”. Но ведь все эти общественные группы, у которых мы открыли подобного рода положения, погибли: некоторые из таких положений подчеркивались каждый раз снова, потому что каждое вновь образующееся сообщество снова ощущало в них надобность, напр., в “не укради”. В те эпохи, когда невозможно было требовать солидарности чувств у целого общества (например, в imperium Romanun2), инстинкт этот принимал форму “спасения души”, выражаясь религиозным языком, или “высшего счастья”, выражаясь философски.
Ибо и чувства греческих моральных философов не были уже больше в согласии с чувствами их сограждан.
262. Н е о б х о д и м о с т ь л о ж н ы х ц е н н о с т е й. Можно опровергнуть известное суждение, показав его условности, но этим не уничтожается потребность в таком суждении. Л о ж н ы е ц е н н о с т и невозможно искоренить при помощи аргументов – совершенно так же, как и искаженную оптику в глазу больного. Нужно понять необходимость их с у щ е с т в о в а н и я – они суть с л е д с т в и я причин, которые не имеют ничего общего с доводами.
263. У я с н и т ь с е б е и п о к а з а т ь проблему морали – это представляется мне новой и самой важной задачей. Я отрицаю, чтобы это было сделано в существующей моральной философии.
264.Сколько заблуждения, сколько лжи было всегда в представлениях человечества об основных фактах его внутреннего мира! Не иметь здесь глаз, хранить молчание здесь и оставаться пассивным.
265.Мы лишены ясного представления о том, какие п р е в р а щ е н и я испытало в своем развитии моральное суждение и как в действительности “добро” неоднократно и самым коренным образом превращалось в “зло”. Одно из таких перемещений я имею в виду, говоря о “нравственности нравов”. Точно так же и совесть переместила сферу своего действия: когда-то угрызение совести носило стадный характер.
266.
А. М о р а л ь к а к п р о д у к т б е з н р а в с т в е н н о с т и.
1) Чтобы моральные ценности могли достигнуть г о с п о д с т в а, они должны опираться исключительно на силы и аффекты безнравственного характера.
2) В о з н и к н о в е н и е моральных ценностей является делом безнравственных аффектов и соображений.
В. М о р а л ь к а к п р о д у к т о ш и б к и.
С. М о р а л ь в в о з р а с т а ю щ е м п р о т и в о р е ч и и с с а м о й с о б о й.
Возмездие. Правдолюбие, сомнение, нравственный суд. “Безнравственность” в е р ы в мораль.
Ступени:
абсолютное господство морали: все биологические явления измеряются и о ц е н и в а ю т с я по ее мерке;
опыты отождествления жизни и морали. (Симптом пробудившегося скептицизма: мораль не должна больше ощущаться как противоположность); несколько средств, даже трансцендентный путь;
п р о т и в о п о с т а в л е н и е ж и з н и и м о р а л и: мораль, судимая и осужденная с точки зрения жизни.
D. Насколько мораль была в р е д н а жизни:
а) наслаждению жизнью, благодарности по отношению к жизни и т.д.
b) украшению, облагораживанию жизни,
с) познанию жизни, развитию жизни, поскольку мораль стремилась внести разлад в в ы с ш и е явления жизни.
Е. Обратная оценка: ее п о л е з н о с т ь для жизни.
1. Мораль как принцип сохранения более крупных групп путем подчинения их членов: полезна для ч е л о в е к а “о р у д и я”.
2. Мораль как принцип сохранения в виду внутренней опасности, угрожающей человеку со стороны страстей, полезна для “с р е д н е г о ч е л о в е к а”.
3. Мораль как принцип ограждения от угрожающих жизни влияний глубокой нужды и лишений, полезна для “с т р а ж д у щ е г о”.
4. Мораль как принцип, направленный против опасных порывов со стороны “мощных”, полезна для “у н и ж е н н о г о”.
267. Полезно брать “право”, “несправедливость” и т.д. в определенном узком, буржуазном смысле, вроде правила: “Поступай по праву и никого не бойся”: т.е. исполняй свой долг согласно определенной грубой схеме, в рамках которой живет известная общественная группа.
Не будем оценивать низко того, что тысячелетия господства морали привили нашему духу.
268. Не следует смешивать двух типов морали: морали, с помощью которой инстинкт защищается против начинающего декаданса, - и морали, при помощи которой именно этот декаданс себя формулирует, оправдывает и вместе с тем ведет себя к дальнейшему падению.
Первая бывает обыкновенно стоической, суровой, тиранической ( с а м с т о и ц и з м был такой тормозящей моралью); другая – мечтательна, сентиментальна, полна тайн, на ее стороне женщины и “прекрасные чувства” (такой именно моралью было первое х р и с т и а н с т в о).
269. Морализирование во всех его видах, взятое как объект изучения. Так же как з а г а д к а. Моральные явления занимали меня как загадка. Теперь я знал бы, что ответить на вопрос: как понимать то обстоятельство, что благо ближнего д о л ж н о иметь для меня более высокую ценность чем мое собственное? Но что сам ближний д о л ж е н ценить ценность своего блага иначе, чем я, а именно – он должен ставить как раз м о е благо выше своего? Что значит “ты должен”, которое рассматривается как нечто “данное” даже философами.
Безумная, на первый взгляд, мысль, что кто-нибудь должен ценить услугу, которую он оказывает другому, выше, чем оказанную ему самому, а этот другой, в свою очередь, смотреть на дело так же и т.д. (что следует считать известные поступки только потому хорошими, что тот, кто совершает эти поступки, имеет в виду не себя, а благо другого) имеет свой смысл, а именно как выражение инстинкта общественности, основанного на оценке вещей, полагающей, что отдельный индивид имеет вообще мало значения, все же вместе очень большое, причем предполагается, что они составляют именно о б щ е с т в е н н о е ц е л о е, с общим чувством и общей совестью. Следовательно, это есть известного рода упражнение в умении устремлять свой взгляд в определенном направлении, воля к оптике, которая позволяла бы видеть самого себя.
Моя мысль: тут отсутствуют цели, а таковыми д о л ж н ы б ы т ь о т- д е л ь н ы е и н д и в и д ы. Мы видим, к чему сводится жизнь в обществе – каждый отдельный индивид приносится в жертву и служит орудием. Пройдите по улице, и вы увидите только “рабов”. Куда? Зачем?
270. Каким образом происходит, что известное лицо уважает себя именно т о л ь к о в отношении моральных ценностей, что оно все остальное п о д ч и н я е т последним и низко ценит в сравнении с добром, злом, исправлением, спасением души и т.д.? Пример – Henri Fred. Amiel.3 Что обозначает м о р а л ь н а я и д и о с и н к р а з и я? Я спрашиваю как психолог, а также как физиолог, пример – Паскаль. То есть, в тех случаях, где нет недостатка и в иных значительных качествах; также в случае Шопенгауэра, который, очевидно, ценил то, чего у него не было и чего он н е м о г иметь… не есть ли это следствие просто вошедшего в привычку м о р а л ь н о г о т о л- к о в а н ия фактических состояний боли и неудовольствия? Не есть ли это известный способ ч у в с т в о в а т ь, при котором данное лицо, н е б у д у ч и в с о с т о я н и и п о н я т ь источника испытываемых им чувств неудовольствия, п р и б е г а е т д л я о б ъ я с н е н и я и х к м о р а л ь - н ы м г и п о т е з а м. Так что и переживаемые по временам чувства благосостояния и с и л ы всегда и немедленно освещаются под тем же углом зрения “чистой совести”, близости Бога, сознания с п а с е не и я?.. Следовательно о д е р ж и м ы й м о р а л ь н о й и д и о с и н к р а з и е й и л и: 1) на самом деле благодаря приближению к господствующему в данном обществе типу добродетели получает известную ценность: “хороший”, “ч е с т- н ы й” человек – нечто среднее и высокопочтенное – во всем, что касается уменья, он п о с р е д с т в е н е н, в области же желаний он во всем искренен, добросовестен, тверд, почтенен и надежен, и л и: 2) он только думает, что обладает известной ценностью, потому что ему кажется, что, вообще, иначе не мог бы объяснить себе все свои состояния, - он неизвестен самому себе, он таким способом истолковывает себя. Мораль как единственная с х е м а т о л – к о в а н и я, при которой человек выносит себя – своего рода гордость?..
271. П р е о б л а д а н и е м о р а л ь н ы х ц е н н о с т е й. - Следствия такого преобладания: гибель психологии и т.д., рок, который всюду тяготеет над ней. Что о б о з н а ч а е т это преобладание? На что оно указывает?
На известную сильную н а с т о я т е л ь н о с т ь определенного да или нет в этой области. Были пущены в ход все роды императивов для того, чтобы сообщить моральным ценностям видимую непоколебимость – они дольше всего предписывались – они к а ж у т с я инстинктивными как род внутренней команды. То, что моральные ценности ощущаются как стоящие в н е с п о р а, это является выражением у с л о в и й с о х р а н е н и я, с о ц и а л ь н о г о т е л а (целого). Практика, т.е. п о л ь з а, вытекающая из возможности понимать друг друга в высших вопросах ценностей, получила здесь известного рода санкцию. Мы видим, что здесь п р и м е н е н ы в с е с р е д с т в а, с помощью которых п а р а л и з у ю т с я размышления и критика в этой области – стоит вспомнить позицию самого Канта. Не говоря уже о тех, кто считает безнравственным всякое “исследование” в этом вопросе.
272. М о е н а м е р е н и е - показать абсолютную однородность всего совершающегося, применение же морального различения имеющим лишь з н а ч е н и е п е р с п е к т и в ы; показать, как все то, что одобряется как моральное, тождественно в своей сущности со всем безнравственным и сделалось возможным, как и, вообще, все дальнейшее развитие морали, только при помощи безнравственных средств и для безнравственных целей; как, наоборот, все, что клеймится как безнравственное, рассматриваемое со стороны экономической, оказывается более высоким и принципиальным, и как форма развития в направлении к большей полноте жизни в то же время с необходимостью обусловливает п р о г р е с с б е з н р а в с т в е н н о с т и. “Истина” есть та степень, в какой мы р а з р е ш а е м себе заглянуть вглубь э т о г о факта.
273. Но в конце концов беспокоиться нечего – дело в том, что нужно очень много моральности, чтобы быть безнравственным в этой утонченной форме; приведу одно сравнение у физиолога, который интересуется известной болезнью, и у больного, который хочет от нее излечиться, интересы не одинаковы. Предположим на минуту, что болезнь эта есть мораль – ибо она и действительно болезнь – и ч о мы, европейцы, больны ею: какие утонченные мучения и трудности ждут нас, если мы, европейцы, окажемся в то же время ее любознательными наблюдателями и физиологами! Пожелаем ли мы всерьез освободиться от морали? Захотим ли мы этого? Не говоря уже о том, м о ж е м л и мы это? Можем ли мы быть “излечены”?
Стадо
274.Ч ь ю в о л ю к в л а с т и п р е д с т а в л я е т с о б о й м о - р а л ь? - О б щ е е в истории Европы со времен С о к р а т а есть попытка обеспечить за м о р а л ь н ы м и ц е н н о с т я м и господство над всеми другими видами ценностей, так чтобы они были руководителями, судьями не только жизни, но также и 1) познания, 2) искусств, 3) государственных и общественных стремлений. “Стать лучше” - есть единственная задача; все остальное - с р е д с т в о к этому (или помеха, стеснение, опасность: следовательно – бороться с этими последними до уничтожения…). Сходное движение в И н д и и.
Что обозначает эта обнаруживающаяся в моральных ценностях в о л я к в л а с т и, которая проявлялась до сих пор на земле в самых необыкновенных формах развития?
О т в е т: три силы скрыты за ней – 1) инстинкт с т а д а против сильных и независимых; 2) инстинкт с т р а ж д у щ и х и неудачников против счастливых; 3) инстинкт п о с р е д с т в е н н о с т и против исключений. К о- л о с с а л ь н ы е в ы г о д ы э т о г о д в и ж е н и я, несмотря на деятельное участие в нем жестокости, коварства и ограниченности (ибо история б о р ь б ы м о р а л и с о с н о в н ы м и и н с т и н к т а м и ж и з н и оказывается сама величайшей безнравственностью, какая до сих пор существовала на земле…).
275. Лишь немногим удается усмотреть проблему в том, среди чего мы живем, к чему мы привыкли издавна, - наш глаз как раз для этого не приспособлен. Мне представляется, что это в особенности относится к нашей морали.
Проблема – “каждый человек как объект для других” – достаточный повод для оказания высшей чести другим; себе же самому – нет!
Проблема “ты должен”: влечение, которое, подобно половому влечению, не в состоянии обосновать само себя6 оно не должно подпадать под действие осуждения, выпадающего на долю других инстинктов, наоборот, оно должно служить масштабом их ценности и быть их судьей!
Проблема “равенства”; тогда как все мы жаждем отличия – как раз в этом случае от нас требуют, наоборот, чтобы мы предъявляли к себе точно такие же требования, как к другим. Это – страшная безвкусица, это – явное безумие! Но оно ощущается как нечто святое, возвышенное, противоречие же разуму почти совершенно не замечается.
Самопожертвование и самоотверженность как заслуга, безусловное повиновение морали и вера в то, что перед ней мы все равны.
Пренебрежение к жизни и отречение от жизни и счастия как заслуга, с одной стороны, и полный отказ от создания собственных ценностей, строгое требование, чтобы и все остальные отказались от него, с другой – “ценность поступков о п р е д е л е н а р а з н а в с е г д а - каждое отдельное лицо должно подчиниться этой оценке”.
Мы видим: здесь говорит авторитет – а кто этот авторитет? Нужно простить человеческой гордости, что она искала этот авторитет как можно выше, чтобы чувствовать себя возможно менее приниженной под его властью. Итак – говорит Бог!
Бог нужен был как безусловная санкция. Для которой нет инстанций выше ее самой, как “категорический император”; или, поскольку дело идет о вере в авторитет разума, требовалась метафизика единства, которая сумела бы сообщить всему этому логичность.
Предположим теперь, что вера в Бога исчезла, возникает снова вопрос – “кто говорит?” – Мой ответ, взятый не из метафизики, а из физиологии животных - г о в о р и т с т а д н ы й и н с т и н к т. Он хочет быть господи ном (отсюда его “ты должен”0, он признает отдельного индивида только в согласии с целым и в интересах целого, он ненавидит порывающего свои связи с целым, он обращает ненависть всех остальных единиц против него.
276. В основе всякой европейской морали лежит п о л ь з а с т а д а - скорбь всех высших, редких людей заключается в том, что все, что их отличает, связывается в их сознании с чувством умаления и унижения. П р е и м у щ е с т- в а теперешнего человека являются для него источником мистической удрученности; посредственность же, которую, как и стадо мало беспокоят разные вопросы и совесть, - она чувствует себя прекрасно к удрученности сильных (Паскаль, Шопенгауэр).
Ч е м о п а с н е е к а ж е т с я с т а д у и з в е с т н о е с в о й с т в о, т е м о с н о в а т е л ь н е е о н о п о д в е р г а е т с я о п а л е.
277. Мораль п р а в д и в о с т и в стаде. “Ты должен быть доступен познанию, твое внутреннее я должно обнаруживаться в отчетливых и неизменных знаках, иначе ты опасен; и если ты зол, то твоя способность притвориться крайне вредна для стада. Мы презираем таинственных, не поддающихся познанию. - С л е д о в а т е л ь н о ты должен сам себя считать познаваемым, ты не должен быть с к р ы т ы м от самого себя, ты н е должен верить в свою и з м е н ч и в о с т ь”. Значит требование правдивости предполагает п о з н а в а е м о с т ь и п о с т о я н с т в о личности. Фактически задача воспитания – привести члена стада к о п р е д е л е н н о й в е р е относительно сущности человека: оно с н а ч а л а с а м о с о з д а е т э т у в е р у, а потом, основываясь на этой вере, требует “правдивости”.
278. Внутри стада, внутри каждой общины следовательно inter pares4, с л и ш к о м в ы с о к а я о ц е н к а значения правдивости имеет большой смысл. Не позволять обманывать себя, а с л е д о в а т е л ь н о - как правило личной морали, - не обманывать самому! Взаимное обязательство между равными! Опасливость и осторожность заставляют б е р е ч ь с я о б м а н а с о с т о р о н ы: психологической предпосылкой служит такая же осторожность, обращенная в н у т р ь. Недоверие как источник правдивости.
279. К к р и т и к е с т а д н ы х д о б р о д е т е л е й. Intertia5 выражается: 1) в доверии, потому что недоверие требует напряжения, наблюдения, раздумья; 2) в почтении – там, где различие во власти велико и подчинение неизбежно: чтобы не бояться, пробуют любить, высоко ценить и интерпретировать различие во власти, как различие ц е н н о с т и, так что зависимость не в ы з ы в а е т б о л ь ш е п р о т е с т а; 3) в стремлении к истине. Где истина? Там, где дано объяснение, которое вызывает в нас минимум напряжения духовных сил (помимо того, лгать крайне утомительно); 4) в симпатии. Уподобляться другим, стремиться чувствовать вместе с ними, п р е д- п о л а г а т ь у других такие же чувства доставляет облегчение: мы имеем здесь нечто пассивное, по сравнению с тем активным, которое отстаивает свое священнейшее право оценки и непрерывно его осуществляет (а это не дает покоя); 5) в беспартийности и хладнокровии суждения – боятся напряжения аффекта и предпочитают стоять в стороне, быть “объективными”; 6) в честности – предпочитают лучше подчиняться существующему закону, чем с о з д а в а т ь таковой для себя, чем приказывать себе самому и другим; страх перед необходимостью приказывать – лучше подчиниться, чем реагировать; 7) в терпимости – страх перед необходимостью осуществлять свое право, творить суд.
280. Инстинкт стада видит в с е р е д и н е и с р е д н е м нечто высшее и наиболее ценное: это – то положение, которое занимает большинство, и тот образ поведения и действия, которые ему при этом свойственны. В силу этого инстинкт является противником табели о рангах, которая рассматривает подъем от низшего к высшему в то же время как нисхождение от наибольшего числа к наименьшему. Стадо ощущает и с к л ю ч е н и е, стоящее как над ним, так и под ним, как нечто ему враждебное и вредное. Его уловка по отношению к исключениям высшего порядка, к более сильным, более могущественным, более мудрым, более плодотворным, заключается в том, чтобы убедить их взять на себя роль блюстителей, пастырей, стражей, стать п е р в ы м и с л у г а м и стада – таким образом оно превращает опасность в выгоду. На середине нет места для страха: здесь ни в чем не ощущается одиночество; здесь мало простора для недоразумения; здесь господствует равенство; здесь собственное бытие ощущается не как упрек, а как и с т и н н о е бытие; здесь царствует довольство. Недоверие проявляют лишь к исключениям; то, что ты исключение, вменяется тебе в вину.
281. Если мы. руководствуясь инстинктом общественности, создаем правила и запрещаем известные поступки, то мы запрещаем, само собой, не известный вид “бытия”, не “образ мыслей”, а только определенное направление этого “Бытия”, известный способ применения на практике этого “бытия”, этого “образа мыслей” – но тут является на сцену идеолог добродетели, м о - р а л и с т и говорит: “Господь читает в сердцах!.. Что в том, что вы воздерживаетесь от определенных поступков, от этого вы не делаетесь лучше!” Ответ: Милостивый государь, длиноухий поклонник добродетели, мы ничуть не хотим быть лучше, мы очень довольный собой, мы не хотим только п р и ч и н я т ь друг другу в р е д а, - и поэтому мы запрещаем известные поступки в известном отношении, именно по отношению к нам самим, тогда как мы не нахвалимся этими поступками, когда они направлены против врагов общества, - например, против вас. Мы воспитываем наших детей в этом направлении, мы прививаем им эту точку зрения… Если бы мы преисполнились этим “богоугодным” радикализмом, как рекомендует нам ваше святое сумасбродство, если бы мы были настолько наивны, чтобы осудить вместе с упомянутыми поступками и их источник – “сердце”, “образ мыслей”. То это равносильно было бы осуждению самого нашего существования, а вместе с ним - осуждению его верховной предпосылки – образа мыслей, сердца, страсти, которые мы чтим высшими почестями. При помощи наших законов мы пресекаем для этого образа мыслей возможность прорываться в ненадлежащих формах и искать новых путей, - мы поступаем благоразумно когда мы предписываем себе такие законы, мы вместе с тем остаемся н р а в с т в е н н ы м и… Догадываетесь ли вы, хотя бы в отдаленной степени – каких жертв это нам стоит, сколько самоукрощения, самопреодоления, суровости по отношению к самим себе нужно для этого. Мы необузданы в наших желаниях, бывают минуты, когда мы готовы пожрать друг друга… Но “чувство общности” одерживает верх над нами: заметьте же себе это, - это почти определение нравственности.
282. С л а б о с т ь с т а д н о г о з в е р я создает совершенно такую же мораль, как слабость декадента: они понимают друг друга, они в с т у п а ю т в с о ю з (большие религии декаданса всегда рассчитывают на поддержку со стороны стада). Все болезненное само по себе чуждо стадному животному, само по себе последнее неоцененно; но будучи неспособно управлять собой, оно нуждается в “пастыре”, - это прекрасно понимают священники… Государство недостаточно интимно; не может в достаточной мере соблюдать тайны; “руководство совестью” ускользает от него. В каком отношении стадному животному прививается священниками болезненность?
283.Н е н а в и с т ь к т е л е с н о и д ух о в н о п р и в и л е г и р о - в а н н ы м; восстание безобразных, неудавшихся душ против красивых, гордых, бодрых. Их средство – заподозривание красивого, гордого, радостного; “не существует никаких заслуг”, “опасности громадны – мы д о л ж н ы трепетать и чувствовать себя плохо”, “естественность есть зло – нужно бороться с природой! Т а к ж е и с разумом” (противоестественное как высшее).
И опять в роли эксплуатирующих это состояние и привлекающих “народ” на свою сторону являются представители религий. “О грешнике” более радуется Бог, чем “о праведнике”. В э т о м борьба против “язычества” (угрызение совести как средство разрушения душевной гармонии).
Н е н а в и с т ь с р е д н и х к и с к л ю ч е не и я м, стада – к независимым (обычный, как подлинная “нравственность”). Поворот в сторону борьбы п р о т и в “эгоизма”. Ценным объявляется только то, что – “для другого”. “Мы все равны”, - против властолюбия; против властвования вообще; против привилегий; против сектантов, свободомыслящих, скептиков; против философии (как противоречащей “инстинкту орудия и углов”); у самих философов “категорический императив”, моральная природа объявляется “всеобщей и вездесущей”.
284. О д о б р я е м ы е состояния и наклонности: мирный, славный, умеренный, скромный, почтительный, тактичный, храбрый, целомудренный, честный, верный, верующий, прямой, доверчивый, преданный, сострадательный, готовый помогать, добросовестный, простой, мягкий, справедливый, щедрый, снисходительный, послушный, бескорыстный, независтливый, добрый, трудолюбивый.
Следует различать: насколько т а к и е с в о й с т в а развиваются как с р е д с т в а к осуществлению определенной воли и ц е л и (часто “злой” цели); или как естественные с л е д с т в и я какого-нибудь доминирующего аффекта (напр., д у х о в н о с т ь); или как выражение нужды, т.е.: у с л о в и е с у щ е с т в о в а н и я (пример: гражданин, раб, женщина и т.д.).
Summa6: все эти свойства, взятые вместе, о щ у щ а ю т с я к а к “х о- р о ш и е”, н е р а д и н и х с а м и х, а применительно к масштабу “общества”, “стада” как средство к достижению целей этих последних, как нечто необходимое для их сохранения и процветания и в то же время как следствие подлинного с т а д н о г о и н с т и н к т а в отдельном индивиде; таким образом – на службе у некоего инстинкта, который по с у щ е с т в у о т- л и ч е н от этих с о с т о я н и й д о б р о д е т е л и. Ибо стадо по отношению к внешнему миру в р а ж д е б не о, к о р ы с т о л ю б и в о, б е з ж а л о с т н о, исполнено властолюбия, недоверия и т.д.
А н т а г о н и з м сказывается в лице “п а с т ы р я”: в нем должны совмещаться п р о т и в о п о л о ж н ы е друг другу свойства стада.
Смертельная вражда стада против и е р а р х и и: ее инстинкт на стороне у р а в н и т е л е й (Христос). По отношению к с и л ь н ы м единицам (les souverains)7 оно враждебно, несправедливо, необуздано, нескромно, нахально, бестактно. Трусливо, лживо, коварно, безжалостно, скрытно, завистливо, мстительно.
285.Я учу: стадо стремится сохранить известный тип и обороняется на обе стороны, как против вырождающихся (преступников и т.д.), так и против выдающихся над ним. Тенденция стада направлена на неподвижность, застой и сохранение, в нем нет ни чего творческого.
Приятные чувства, которые внушает нам добрый, доброжелательный, справедливый человек (в противоположность к напряжению, боязни, которые вызывает в нас великий, новый человек) суть чувства нашей личной безопасности и равенства; этим путем стадное животное идеализирует свою стадную природу и только тогда и чувствует себя хорошо. Это выражение чувства благосостояния маскируется красивыми словами – отсюда возникает – “мораль”. Но понаблюдайте-ка н е н а в и с т ь с т а д а к правдивому.
286. Не следует заблуждаться в самом себе! Кто слышит в себе голос морального императива в той форме, как его понимает альтруизм, что принадлежит к с т а д у. Если же в тебе говорит обратное чувство, если ты чувствуешь в своих бескорыстных и самоотверженных поступках опасность для себя, свое уклонение с пути, то ты не принадлежишь к стаду.
287. Моя философия направлена в сторону и е р а р х и и - не в сторону индивидуалистической морали. Стадное чувство должно господствовать в стаде, - но не выходить за его пределы: вожакам стада нужна в самом корне своем отличная от стадной оценка их собственных поступков, равным образом – независимым или “хищным” животным и т.д.