Благоприятствующие агрессии ключевые раздражители

Особенности контекста влияют на оценку ситуации, указывая субъекту, какой смысл ей следует приписать (атрибутировать). С одним из примеров роли контек­ста мы уже ознакомились — это так называемый эффект оружия (Berkowitz, LePage, 1967). Если в лабораторном помещении находится оружие, то агрессив­ность испытуемого будет возрастать, но только в случае актуализации его агрес­сивной мотивации. Иначе говоря, чтобы ключевые раздражители оказывали мо­тивирующее воздействие, они должны содержательно отвечать текущему мотивационному состоянию. С этой точки зрения неудивительны и те случаи, когда даже при актуализированной агрессивной мотивации созерцание оружия не дает сти­мулирующего агрессию эффекта или даже сдерживает ее: если человек считает оружие чересчур опасным, его созерцание вследствие предвосхищения угрожаю­щих последствий может усилить тенденцию избегания (см.: Berkowitz, 1964). Но и помимо этого случая эффект оружия наблюдается не всегда (см.: Schmidt, Schmidt-Mummendey, 1974). Он отсутствует, в частности, если испытуемый подозревает, что оружие специально присутствует в помещении как стимулирующее агрессию средство (Turner, Simons, 1974).

Впрочем, немаловажен и тот факт, воспринимает ли субъект реальные сцены насилия, наблюдаемые после провоцирующей агрессию стимуляции, как справед­ливые или несправедливые. В первом случае он склонен мстить человеку, спрово­цировавшему его на агрессию, более жестоко, чем когда та же сцена интерпретиру­ется им как несправедливая или же как не реальная, а подстроенная (Meyer, 1972). О существовании эффекта оружия свидетельствует и уголовная статистика;

«Между количеством находящегося в распоряжении населения огнестрельного ору­жия и частотой убийств существует тесная и, по всей вероятности, причинная вза­имосвязь, что недвусмысленно подтверждает опыт, накопленный Соединенными Штатами за последние 10-20 лет. С ростом количества оружия у населения (сегодня оружие имеется примерно у половины американских семей) количество убийств в стране также возрастает. Уже к 1968 г. огнестрельное оружие, находящееся в част­ном владении, по-видимому, составляло 90 миллионов единиц, в том числе 24 мил­лиона револьверов. В южных штатах, где оружием обладают уже не 50, а 60% семей, убийства происходят чаще. По сравнению с I960 г. количество убийств, совершен­ных в Соединенных Штатах, в 1975 г. утроилось, перевалив при этом за 14 000. Доля людей, убитых из огнестрельного оружия, возросла в среднем с 55 до 68%.

...В Кливленде доля убийств из огнестрельного оружия возросла с 54 до 81%. При этом ножи стали использоваться реже, доля совершенных с их помощью убийств снизилась с 25 до 8%.

...Анализ убийств показывает, что большинство из них было совершено вне связи с другими насильственными преступлениями. Лишь 7% убийств сопутствовало в Клив­ленде взломам, грабежам, захватам заложников или другим преступлениям. Большин­ство убийств не было результатом хладнокровно рассчитанного и заранее обдуман­ного деяния. По большей части речь шла о столкновениях, развившихся из ссор между родственниками, друзьями или знакомыми, т. е. об импульсивном насилии, совершенном в ходе борьбы за "справедливость" или из желания мести. В подобных ситуациях как раз и применяется находящееся под рукой оружие, причем без огляд­ки па опасность для жизни. Раньше таким оружием обычно был нож, теперь же все чаше им становится легко доступный пистолет. Поскольку при использовании ог­нестрельного оружия смертельный исход наступает в 5 раз чаще, чем при примене­нии ножа, рост числа убийств не должен удивлять» (Frankfurter Allgcraeine Zeitung от 21.9.1977, S. 8).

Как уже упоминалось, новейшее когнитивно-психологическое понимание эф­фектов «загрузки» и «распространения», благодаря которым вся семантическая сеть на некоторое время активируется и становится легко доступной, особенно подходит для того, чтобы объяснить подстрекающее влияние насилия, изобража­емого средствами массовой информации. Стимулирование агрессии Берковиц (Berkowitz, 1984) видит теперь не столько в высокоспецифическом действии сти­мулов, сколько в побуждении к мысленному обращению к уже возникшей, но еще не актуальной готовности.

Удовлетворение, приносимое запланированными результатами агрессии

В связи с вышесказанным возникает вопрос: не упустил ли Бандура при анализе условий научения по образцу (имитационного научения, научения по модели) упомянутый мотивационный процесс как одну из решающих предпосылок научения? Михаэлис (Michaelis, 1976, р. 79 и далее) отмечал, что в классическом экспе­рименте Бандуры, Д. Росса и С. Росса (A. Bandura, D. Ross, S. A. Ross, 1961) поимитации детьми продемонстрированной взрослым агрессии испытуемым-детям была свойственна очень высокая игровая мотивация, которая иобусловила ими­тацию. Еще в 1962 г. Дейч (Deutsch, 1962) говорил, что следовало бы провести бо­лее четкое разграничение между способностью к имитации и мотивацией. Но вы­яснение роли мотивации в процессе имитации началось лишь в последнее время. Эта проблема включает в себя ивопрос об атрибуции Мотивационных переменных. Например, это вопрос о том, приписывает ли субъект дурные намерения агрессо­ру, за поведением которого он наблюдает, и как он расценивает свое собственное имитирующее поведение (Joseph, Kane, Nacci, Tedeschi, 1977; Zumkley, 1979b)?

Наиболее непосредственное удовлетворение субъекту приносят любые реакции жертвы, выражающие ее страдание, прежде всего реакции, свидетельствующие об испытываемой ею боли. Если враждебная агрессия базируется на принципе воз­мездия, то максимальное удовлетворение принесет созерцание боли заранее опре­деленной силы. Подобное созерцание сокращает агрессивную мотивацию вплоть до нулевого уровня и одновременно закрепляет агрессивное поведение в аналогич­ных ситуациях. Причинение незначительной боли не полностью удовлетворяет субъекта и сохраняет остаточную агрессивную тенденцию (см. ниже, а также: ZumkJey 1978). Слишком сильная боль, испытываемая объектом агрессии, вызывает чувство вины и тенденцию к компенсации причиненного вреда. Проверка всех этих поло­жений предполагает измерение стандарта возмездия (аналогичного стандарту, за­даваемому уровнем притязаний); насколько нам известно, оно пока не осуществ­лялось. Имеется ряд исследований, продемонстрировавших снижение агрессии под влиянием демонстрации боли жертвой (Dengerink, 1976). Однако Бэрон(Baron, 1974a) наблюдал также и возрастание агрессии в ответ на реакцию боли у рассерженных испытуемых, если перед этим им сообщали об отсутствии просоци-ального, т. е. способствующего научению, действия тока. Вместе с тем испытуемые, не подвергавшиеся агрессии, при демонстрации жертвой признаков боли умень­шали интенсивность электроразряда. Решающими факторами усиления агрессии под влиянием реакций боли являются: провоцирующее агрессию поведение жерт­вы, сильный гнев подвергшегося нападению субъекта и (или) привычность к вы­сокому уровню агрессивности (с чем мы сталкиваемся, например, имея дело с по­стоянно применяющими насилие преступниками). В этих случаях болевыереак­ции жертвы служат признаками успешности агрессивного действия иоказывают на него подкрепляющее влияние (Hartmann, 1969). Выражение боли, как показа­ли Фешбах,Стайлс иБиттер (S. Feshbach, Stiles, Bitter, 1967), может обладать оп­ределенным подкрепляющим значением и при выполнении заданий на вербальное научение (см. обзор: Rule, Nesdale, 1976).

Самооценка

Процессы самооценки представляют собой решающий регулятор агрессивности. Внутренне обязательные нормативные стандарты могут как препятствовать, так и благоприятствовать проявлению агрессии. Если в результате несправедливого (по мнению субъекта) нападения, оскорбления или намеренно созданного препятствия будет задето и умалено его чувство собственного достоинства (нормативный стандарт), то агрессия будет нацелена на его восстановление с опорой на принцип возмездия (S. Feshbach, 1964). В случае избыточной агрессии тот же принцип, а также присвоенные субъектом общезначимые моральные нормы приведут к са­моосуждению, чувству вины, угрызениям совести, т. е. к негативной самооценке. В рассмотренных исследованиях (в частности, в исследовании Басса: Buss, 1966) снижение агрессии под влиянием проявлений жертвой признаков боли было, по-видимому, опосредовано процессами самооценки. Этому вопросу пока посвяще­но мало исследований, результаты которых представлялись бы убедительными (Dengerink, 1976, р. 74-75). Попыт-ки такого рода мы еще обсудим при анализе индивидуальных различий агрессивности.

Нормативные стандарты, определяющие, что человек считает дозволенным и что недозволенным в сфере агрессии, регулируют его агрессивные действия не автоматически. Чтобы стандарты самооценочного характера оказались действен­ными, внимание субъекта должно быть направлено вовнутрь, т. е. должно возник­нуть состояние так называемой «самообъективации» (objective self-awareness), на­блюдаемое, когда внимание обращается на какие-либо части или атрибуты себя са­мого, например когда человек рассматривает себя в зеркале (см.: Duval, Wicklund, 1972). С одним из примеров смягчающей (в смысле подчинения поведения обще­значимым нормам) агрессии «самообъективации» мы встречаемся в исследовании Шейера, Фенигстейна и Басса (Scheier, Fenigstein, Buss, 1974). В этом эксперимен­те испытуемые-мужчины должны были, согласно процедуре Басса, ударять током женщину, причем над аппаратом, посредством которого осуществлялись электро­разряды, для части испытуемых помещалось позволяющее им видеть себя зерка­ло. Интенсивность тока у испытуемых, видевших себя в зеркало, оказалась значи­тельно меньшей, чем у остальных, что полностью соответствовало следующей нор­ме: мужчина не должен применять к женщине физического насилия.

Таким образом, «самообъективация» как бы цивилизует людей, заставляет их в большей мере соблюдать требования морали, иными словами, их действия начинают больше соответствовать общепринятым и личным нормам, признаваемым в качестве обязательных. Этот факт подтверждался многократно. Например, было установлено, что выражаемое испытуемым позитивное или негативное отношение к телесным наказаниям соответствует его реальным агрессивным действиям (ис­пользовалась процедура Басса) лишь в том случае, когда он может видеть себя в зеркале (Carver, 1975). В отсутствие ситуационно вызванной (с помощью зерка­ла) «самообъективации» тесная взаимосвязь оценки собственной агрессивности (по данным самоотчета) с фактическими ее проявлениями наблюдалась лишь у испытуемых, предрасположенных к повышенной чувствительности к себе (private self-consciousness), что было выявлено с помощью специального опросника (Scheier, renigstein. Buss, 1978). Иными словами, чтобы индивидуальные различия в моти­вированных нормами агрессивных действиях могли регулировать реальное агрес­сивное поведение субъекта соответственно его собственным устойчивым нормам и ценностям и противостоять непосредственным влияниям ситуации, необходима определенная «самообъективация».

Что же, однако, происходит, когда субъект находится в стимулирующем агрес­сию состоянии сильного гнева? При «самообъективации» в этом случае должно усиливаться не только редуцирующее агрессию осознание норм, но и гнев. Выяс­нению этого вопроса было посвящено исследование Шейера (Scheier, 1976), в ко­тором испытуемые-мужчины с помощью процедуры Басса доводились подставным испытуемым (также мужского пола) до состояния гнева, а затем получали возмож­ность осуществить ответную агрессию. Под воздействием спровоцированного гне­ва и ситуационной самообъективации с помощью зеркала диспозициональная чув­ствительность к себе способствовала не снижению, а усилению ответной агрес­сивности, в то время как при отсутствии гнева наблюдалась противоположная тенденция. Отсюда следует, что аффект гнева при «самообъективации», заполняя все чувства субъекта, снижает значимость нормативных ценностей в саморегуля­ции действий, и в результате их влияние сходит на нет.

Внешняя оценка

Поскольку эта оценка по сравнению с самооценкой легче поддается ситуативной манипуляции в экспериментах, в ряде исследований было выявлено ее значение как предвосхищаемого субъектом последствия агрессии и как действенного мотивационного стимула. Бэрон (Baron, 1974b) в одном из своих экспериментов заста­вил часть испытуемых поверить в то, что применение тока высокой интенсивно­сти служит признаком «мужественности» и «зрелости». При задании такого кри­терия внешней оценки испытуемые, даже ожидая сверхсильного ответного удара, действовали более агрессивно, чем представители контрольной группы. Усилива­ющий или тормозящий агрессию эффект оказывает уже само присутствие других лиц, которым субъект приписывает определенное отношение к агрессивности. У Бордена (Borden, 1975) при проведении первой части опыта присутствовали на­блюдатели, воспринимавшиеся испытуемыми либо как склонные к агрессии (тре­нер университетского клуба каратистов), либо как отвергающие ее (один из осно­вателей «Общества против ядерной экспансии»). Если за экспериментом следил «агрессивный» наблюдатель, то испытуемые действовали более агрессивно, чем в присутствии наблюдателя-пацифиста. Как только «агрессивный» наблюдатель уходил, используемая первой подгруппой интенсивность тока снижалась до уров­ня, характерного для подгруппы с наблюдателем-пацифистом (у последней под­группы после ухода наблюдателя интенсивность тока оставалась прежней).

В описанных исследованиях в качестве подставных лиц выступали незнакомые реальным испытуемым люди. В случае, когда перед началом эксперимента их зна­комили друг с другом, последующая агрессия снижалась (Silverman, 1971). Очевид­но, в этом случае больший вес приобретают мысли об оценке своего агрессивного действия партнером, с которым субъект только что дружески беседовал. В конеч­ном счете, не следует также забывать о том, что все эти искусственные эксперимен­ты с электроразрядами могут осуществляться лишь при условии, что испытуемый точно следует инструкциям экспериментатора и является в его глазах «понятли­вым» и проявляющим готовность к сотрудничеству. До каких пределов может дой­ти агрессия испытуемых при подобном послушании экспериментатору, продемон­стрировал сенсационный эксперимент Милгрэма (Milgram, 1963), в ходе которого испытуемые продолжали проявлять агрессию при все усиливавшихся (фиктив­ных) криках боли жертв.

Эмоция гнева и общее состояние возбуждения

Одним из спорных моментов все еще остается следующий вопрос: является ли гнев достаточным, необходимым или просто благоприятствующим условием агрессив­ного поведения? Разумеется, речь здесь идет не об инструментальной, а лишь о враждебной агрессии, соответствующей внутривидовой защитной агрессии аффек­тивного типа. Берковиц (Berkowitz, 1962) считает гнев решающим опосредующим звеном между фрустрацией и агрессией. Иначе говоря, гнев, по его мнению, явля­ется необходимым, но не достаточным условием, поскольку для наступления враж­дебной агрессии требуются еще запускающие раздражители как факторы направ­ления действия (см. рис. 10.3). Бандура (Bandura, 1973) трактует гнев как один из компонентов общего возбуждения, которое способствует агрессии, только если в данных ситуационных условиях агрессия доминирует, а ее предвосхищаемые по­следствия не оказываются в целом чересчур неблагоприятными. Современное со­стояние исследований свидетельствует в пользу третьей позиции (Rule, Nesdale, 1976), более сходной с точкой зрения Берковица, чем Бандуры. Эмоциональные состояния, переживаемые в форме гнева, выполняют, по-видимому, функцию не только побуждения, но инаправления, способствуя возникновению и усилению агрессивных действий, обращенных на вызвавшую гнев причину.

Если обратиться к самоотчетам о поводах, вызывающих переживание гнева, и о последствиях гнева, то мы получим более дифференцированную картину (Averill, 1982, 1983), согласно которой гнев возникает главным образом при взаимодей­ствии между знакомыми и тесно связанными друг с другом людьми, когда кто-то из них считает, что к нему несправедливо относятся или его ввергли в несчастье, которого можно было избежать.

«Главным вопросом для среднестатистического человека является не конкретная природа провоцирующего события, а воспринимаемая оправданность поведения виновника этого события. Гнев является для такого человека обвинением..Более 85% описанных эпизодов гнева были связаны либо с действием, которое человек счи­тал преднамеренным и несправедливым (59%), либо с инцидентом, которого можно было избежать (т. е. который произошел из-за небрежности или по недосмотру — 28%)...» (Averill, 1983, р. 1150).

Хотя задетый человек и чувствует побуждение к гневу, примерно в половине случаев он реагирует на обиду не агрессивно-враждебно, а конструктивно, напри­мер, вступает в разговор, который чаще всего ведет к позитивным последствиям ивосстанавливает взаимопонимание. Примечательно, что решающим условием воз­никновения гнева, является, судя по всему, ощущение несправедливости или не­обдуманности действий, из-за которых пострадали интересы субъекта.

Исходя из этих и других результатов, можно не сомневаться в том, что гнев, возникающий в результате фрустрации и неправомерных или враждебных актов, повышает готовность к агрессии, направленной на его источник. Однако большое количество вопросов, связанных с гневом, остается нерешенным. Например, может ли гнев утихать вследствие замещающего переживания агрессивных актов, совер­шенных кем-то другим, и приводить тем самым к снижению агрессии? К этому

вопросу мы вернемся при обсуждении проблемы катарсиса, здесь же коснемся двух других спорных моментов. Повышает ли гнев агрессию и в тех случаях, когда субъекту нетрудно предугадать ее негативные последствия? И могут ли состояния эмоционального возбуждения, вызванные источниками, отличными от фрустра­ции или нападения, суммироваться с аффектом гнева и вести к усилению интен­сивности результирующей агрессии? Каковы условия, ведущие к такого рода (ошибочной) атрибуции состояния эмоционального возбуждения?

Линейная зависимость между силой гнева и интенсивностью агрессии именно потому наблюдалась не повсеместно, что по мере усиления агрессии увеличива­ется также и страх перед ее предвосхищаемыми последствиями (не считая яро­сти и агрессивного взрыва чисто импульсивного характера). Предвидя возмож­ность сильного возмездия, человек всегда постарается сдержаться (Shortell et al., 1970). Субъект может также опасаться зайти слишком далеко и наказать другого человека чересчур сильно, что вызовет угрызения совести (негативная самооцен­ка) или осуждение со стороны окружающих (негативная оценка другими людь­ми). Берковиц, Лепински и Ангуло (Berkowitz, Lepinski, Angulo, 1969) попыта­лись с помощью ложной обратной связи о (мнимо) физиологически измеренном состоянии возбуждения индуцировать гнев трех различных степеней интенсив­ности. Сначала испытуемый подвергался плохому обращению со стороны друго­го (подставного) испытуемого. Затем выяснилось, что в ходе применения проце­дуры Басса испытуемые, у которых возникал гнев средней силы, пользовались более интенсивными и продолжительными электроразрядами, чем испытуемые, испытывавшие очень слабый или же очень сильный гнев. Неожиданную нелиней­ность отношения между гневом и агрессивностью авторы объясняют тем, что гнев максимальной силы кажется испытуемым неуместно сильным и поэтому приво­дит к процессу торможения.