Путешествия в мифические реальности

Большинство из нас считают мифы выдумками, вымышленными рассказами о приключениях воображаемых героев в несуществующих странах — плодами фантазии и воображения. Однако новаторские работы К.Г. Юнга и Джозефа Кэмпбелла, равно как и многих других исследователей дают основание считать такое понимание мифологии поверхностным и неверным. Они показали, что подлинные мифы представляют собой проявления фундаментальных организующих принципов, существующих в космосе и воздействующих на все живое. Юнг назвал их архетипами.

Эти архетипы выражаются через психику индивидов, но сами не создаются человеком. В определенном смысле, они налагаются на психику свыше и представляют действие вселенских управляющих принципов в нашей жизни. Согласно Юнгу, мощные архетипы могут влиять не только на наши индивидуальные процессы и поведение, но и на крупные культурные и исторические события. Архетипы универсальны, и для них не существует исторических, географических и культурных границ, хотя в разных культурах они могут появляться под разными именами или слегка видоизменяться. Поскольку мифы связаны с архетипами, их можно по праву считать самостоятельными и ни в коей мере не зависящими от нас, как творцов. Они существуют в бескрайнем море человеческого знания, которое Юнг назвал коллективным бессознательным, столь же реальные, как птицы, летающие в небе, или морские обитатели, плавающие в океанах.

Современные исследования необычных состояний сознания подтвердили идею Юнга об архетипах и добавили еще одно важное измерение. В необычных состояниях граница, которую мы привыкли видеть между мифами и материальным миром, имеет тенденцию растворяться. В то время как плотный материальный мир распадается на динамические паттерны энергии, мир архетипической реальности становится все более реальным и ощутимым. В таких обстоятельствах мифологические персонажи в буквальном смысле оживают и обретают независимое существование. То же самое справедливо в отношении ландшафтов и строений, составляющих мифологический мир. В результате эмпирический мир предстает по меньшей мере столь же конкретным и убедительным, как наша повседневная реальность.

В своих самых изначальных и глубоких формах архетипы представляют собой космические принципы, которые совершенно абстрактны и находятся за пределами возможностей человеческого восприятия. Однако в необычных состояниях они могут проявляться и в таких формах, которые мы воспринимаем посредством внутренних зрения, слуха, обоняния, вкуса, осязания, либо как ощущение почти осязаемого присутствия. Некоторые из архетипов универсальны, и их различные выражения можно найти во всех культурах мира. Кроме того, существуют разновидности архетипов, имеющих гораздо более индивидуальный характер. Так, универсальные архетипы Матери или Отца воплощают в себе все существенные характеристики этих ролей, независимо от расы, цвета кожи, культуры или особых обстоятельств. Более узкую и специфическую роль играют архетипы Хорошего Отца и Хорошей Матери или их негативных двойников — Тиранического Отца и Ужасной Матери. К другим примерам универсальных архетипов относятся Мудрый Старец или Старица, Любовник, Мученик, Обманщик и Отверженый.

К.Г. Юнг, всю жизнь изучавший архетипы, в своем подходе к личности и поведению человека выделял три ключевых архетипа: 1) Аниму, или персонификацию женских аспектов в мужском бессознательном; 2) Анимуса, или воплощение мужских элементов в бессознательном женщины; и 3) Тень, представляющую непознанную, темной и вытесненную часть нашей личности. Обычно, эти три аспекта нашей психики скрыты от нас, и мы о них ничего не знаем, однако они оказывают сильное влияние на наш жизненный выбор и, таким образом, помогают формировать наше поведение и наш жизненный опыт до тех пор, пока мы не выведем их в область сознания и не познаем.

Некоторое время назад у меня была возможность познакомиться с этими архетипами во время моего собственного психоделического сеанса. Личное переживание во многом помогло мне понять эти захватывающие аспекты нашей психики.

Под конец сеанса, в котором я переживал удивительные видения, изображающие Апокалипсис, я вдруг увидел большую сцену. Казалось, что она расположена в середине «нигде», подвешенная в космическом пространстве за пределами времени. Там проходил удивительный парад персонифицированных универсальных принципов (архетипов), создающих посредством космического взаимодействия иллюзию воспринимаемого чувствами мира — ту божественную игру космического сознания, которую индуисты называют лилой. Эта сцена была настолько величественной и грандиозной, что я не в силах ее описать.

Архетипы, которые я видел, были изменчивыми фигурами с множеством граней, уровней и измерений смысла. Было невозможно сосредоточиться на каком-либо их аспекте, поскольку пока я наблюдал их, они постоянно менялись в невероятно сложном голографическом взаимопроникновении. Казалось, что каждый из них представляет сущность своей функции и одновременно все конкретные проявления этого принципа в феноменальном мире. Будучи явно индивидуальными сущностями, они в то же время заключали в себе огромное число других существ и ситуаций из всех времен и мест в истории.

Я видел майю — загадочный бесплотный принцип, символизирующий иллюзию, которая создает мир материи. Там были фигура, подобная Аниме — воплощение вечного женского принципа или силы, и ужасающая фигура, похожая на Марса, которая, по-видимому, представляла принцип, ответственный за все войны в истории человечества. Там были царственный Правитель, удалившийся от мира Отшельник, неуловимый Обманщик и Любовники, представлявшие сексуальную драму всех веков. Все они поклонились в мою сторону, словно в ожидании признания их выдающейся игры в Божественной Пьесе Вселенной. Казалось, они на самом деле наслаждались моим безграничным ­восхищением.

Наряду с универсальными архетипическими фигурами, которые я описал выше, существуют и универсальные архетипические мотивы или темы, с которыми мы можем столкнуться в надличностных состояниях сознания. Они могут выражаться в виде сюжетов, притч или историй, в коллизии или развязке которых используются архетипические персонажи. Многие из этих тем находят выражение в сексуальной и общественной жизни людей, и всем нам хорощо знакомы. Как внутренние переживания, они могут быть источником биографических трудностей, то есть, эмоциональных конфликтов, зарождающихся в начале нашей жизни. Типичным примером может быть тема ненависти сына к отцу и любви к матери, которую Зигмунд Фрейд популярно изложил в своей работе об эдиповом комплексе. Это тема, взятая из трагедии Софокла «Царь Эдип», написанной около двух тысяч лет назад. Двойником этой архетипической темы является комплекс Электры — любовь дочери к своему отцу и враждебное отношение к матери.

Тема злого и доброго братьев увековечена в библейской истории о Каине и Авеле. Сходные темы часто отражаются в сказках и легендах. В сказках о Золушке и Белоснежке описаны мучительные конфликты между девушкой и ее плохой матерью или мачехой. Сказка «Ганс и Гретель» отражает драму любящих друг друга брата и сестры, которым угрожает фигура злой матери. Многие истории мировой литературы представляют собой вариации на тему Любовников: Тристан и Изольда, Ромео и Джульетта, Абеляр и Элоиза — вот лишь немногие из знаменитых представителей этой темы. Другие крайние формы архетипических конфликтов связаны с Мучителем и Жертвой, Убийцей и Убиенным, Тираном и Угнетаемым, Узником и Освободителем. Фрейд говорил, что истоки этих мифов лежат в биосоциальных конфликтах, которые мы переживаем в повседневной жизни. С этой точки зрения, миф о Эдипе — это художественное произведение, вдохновленное универсальным психологическим конфликтом, которые юноши переживают в определенном возрасте.

Мои собственные наблюдения необычных состояний сознания убедительно подтверждают мнение Юнга о независимом существовании архетипического мира. Этот . Этот мир вышеположен нашей повседневной реальности и представляет ее движущую силу. Например, Юнг понимал, что наши действительные конфликты с отцами (если мы мужчины) имеют универсальные корни; эти конфликты являются выражениями мифа об Эдипе, который существует независимо от нас и нашей повседневной реальности. Джозеф Кэмпбелл очень хорошо показал это в своей работе «Мифы, которыми живем» (Myths to Live By). Та же идея выражена в книгах Джин Шиноды Болен «Богини в каждой женщине» (Goddesses in Every Woman) и «Боги в каждом мужчине» (Gods in Every Man).

Человеку, никогда не переживавшему необычных состояний сознания, очень трудно объяснить, как можно переживать себя универсальным архетипов, наподобие Великой Матери, Которая представляет суть материнства и качества всех матерей мира во всей истории человечества. Быть может, для этого лучше всего представить себе трехмерную фигуру, которая сконструирована таким образом, что, обходя ее кругом нее и каждый раз рассматривая ее форму под новым углом зрения, вы видите новый аспект этой фигуры — хотя все аспекты оказываются всего лишь еще одним видом на целое. Это было практически продемонстрировано в голографии. Несколько лет назад в Гонолулу выставлялась составная голограмма «Дитя Гавайев», которая представляла собой собрание множества лиц гавайских детей, сосуществующих в едином голографическом образе. И хотя она действительно состояла из множества лиц, все они складывались в фигуру, которая выглядела единой, но менялась при изменении угла зрения, каждый раз открывая новое лицо.

Некоторые мифологические персонажи и мотивы, хотя и представляют собой варианты универсальных архетипов, в то же время, специфичны для той или иной культуры или религии. Например, Иисус Христос и Дева Мария имеют особое значение для христиан; бодхисаттва Авалокитешвара и Гуанинь присущи только буддистам; а Радужная Змея принадлежит Миру Сновидений австралийских аборигенов. Независимо от универсальности или специфичности, божества, действующие в надличностной сфере можно подразделить на две четкие категории: первая связана с силами света и добра — Христос, Аполлон, Исида или Кришна; вторая связана с тьмой и злом — Сатана, Гадес, Сет и Ариман. Во многих случаях в одном божестве могут быть представлены и свет, и тьма, и добро и зло. Это особенно характерно для восточных божеств, тогда как мифология Запада склонна строго разделять добро и зло. Примерами таких божеств, превосходящих полярности, служат индуистский Брахма и пять Будд, описанных в «Тибетской книге мертвых».

Мир архетипов

Многие люди, вставшие на путь духовного развития, впервые встречаются с архетипическими божествами в контексте процесса смерти-перерождения. В первой части этой книги мы исследовали некоторые примеры того, как различные аспекты нашей биологической истории могут сливаться с архетипами коллективного бессознательного. Здесь встреча с этими, на первый взгляд, ужасающими гневными божествами составляет очень важную часть процесса смерти-возрождения. Для человека на духовному пути, они выражают символическую смерть эго — необходимый шаг для духовного раскрытия. Благие архетипы также впервые встречаются именно на этой стадии — в момент рождения или океанического блаженства в матке.

Архетипические образы и благих, и гневных божеств наделены огромной энергией и божественной силой. Когда мы сталкиваемся с ними, это переживание обычно сопровождается сильными эмоциями. Качество такой реакции зависит от природы божества и может быть чем угодно — от экстаза и высшего блаженства до метафизического ужаса, невыносимой физической и эмоциональной боли и ощущения помешательства. Однако, какими бы сильными ни были эти столкновения, у человека не возникает ощущения встречи лицом к лицу с Высшим Существом, или абсолютной силой Вселенной. Эти божества — благие или гневные — сами являются созданиями высшей силы, персонификацией ключевых универсальных принципов. Джозеф Кэмпбелл упоминал этот факт во многих своих лекциях, особенно в контексте религиозного поклонения. Он подчеркивал, что не следует поклоняться отдельным божествам как таковым — в них следует видеть конкретные выражения высшей творческой силы, превосходящей любые формы. По его словам, они должны видеться «прозрачными для трансцендентного, которое они выражают»9.

Многолетние исследования показали, что в необычных состояниях сознания мы можем не только наблюдать мифические и архетипические реалии, но и буквально становиться этими архетипами. Мы можем полностью отождествиться с Сизифом, толкающим свой камень на вершину крутого холма в преисподней. Мы можем стать Тезеем, убивающим Минотавра в темном лабиринте. Мы можем блистать красотой Афродиты или сиять славой Гелиоса и Аполлона. Мы можем принять внешность и внутренние переживания таких мифических существ, как Цербер, Циклоп или Кентавр.

Было удивительно обнаруживать, что люди, воспитанные в одной культуре или принадлежащие к отдельной расе, не ограничены архетипами своей культуры или расы. Например, в своих исследованиях мы видели, что белые американцы, горожане, принадлежащие к среднему классу, в необычных состояниях сознания могли иметь осмысленные встречи с такими легендарными героями, как полинезийский Маури или Шанго — божество секса и войны у банту. На протяжении многих лет я неоднократно наблюдал, как европейские и американские женщины, которые становились индийской богиней Кали, принимали выражение лица с далеко вытянутым языком, характерное для этого образа, хотя прежде они ничего об этой фигуре. И наоборот, во время семинаров в Японии и Индии, мы наблюдали сильное отождествление с Христом у ряда участников, воспитанных в местных традициях, .

Подчас оживает даже мир сказок, и мы встречаемся или отождествляемся с русалками, эльфами, феями, гномами и троллями. Особенно интересно заметить, что во многих случаях люди, ранее ничего не знавшие о тех или иных мифологических персонажах, были способны не только переживать их в мельчайших деталях, но и рисовать их изображения с подробностями, которые полностью совпадали с древними описаниями этих фигур. После того, как увидишь буквально тысячи примеров таких свидетельств, становится совершенно ясно, что каждый человек имеет доступ к архетипическим темам всех времен и культур, а не только культуры в которой он родился в своей теперешней жизни.

Таким образом, наши исследования, связанные с необычными состояниям сознания, подтверждают представления Юнга, который полагал, что в наших снах и видениях мы можем переживать мифы, принадлежащие чужим культурам и ранее не известные нам из книг, искусства или разговоров с другими людьми. Все это каждый из нас может черпать из бескрайнего океана знаний, каковым является мир коллективного бессознательного. В наш век передовой науки и техники мы могли бы сравнить коллективное бессознательное с передающей станцией, которая непрерывно транслирует все программы и всю информацию, когда либо передававшиеся по радио и телевидению. В любой момент мы можем «переключать каналы», переходя с канала повседневной жизни, на который мы обычно настроены, на бесконечное число других каналов, пересекая границы времени, пространства и даже вида. Почти невозможно представить себе, что мы всегда окружены этой информацией и можем настроиться на нее, когда пожелаем. Но аналогия с радиоволнами позволяет составить приближенное представление о том гигантском объеме информации, к которому мы можем получить доступ через коллективное бессознательное.

Интуитивная расшифровка
универсальных символов

С момента появления классической работы Фрейда по толкованию сновидений, изучение психологических символов было важной частью глубинной психологии. Согласно Фрейду, символы представляют нечто такое, что мы уже знаем, но считаем предосудительным и неприемлемым. В наших снах такой проблематичный материал — обычно, сексуальный по природе — замещается соответствующими символами. Так, например, поезд, мчащийся сквозь туннель, может представлять нереализовавшиеся сексуальные желания человека. Фрейд потратил много лет в попытках выявить все символы, представляющие мужские и женские половые органы, половую связь и другие аспекты инстинктивной жизни.

Юнг был совершенно не согласен с тем, как Фрейд толковал символы. По его мнению, то, о чем говорил Фрейд, следует называть «знаками» — это просто другие способы представления известной реальности, что-то вроде пиктограмм, которые изображены на дорожных знаках вдоль шоссе. Юнг утверждал, что подлинные символы представляют собой не скрытые утверждения о биологических функциях, а указания на сложные трансцендентные реалии.

На протяжении веков универсальные символы играли важную роль во многих религиях. Например, индо-иранская свастика, направленная против часовой стрелки, — это древний символ мира и благополучия, связанный с солнечным диском.(А ее зеркальная копия — свастика, направленная по часовой стрелке, или хакенкройц — стала позорным символом нацистской партии Германии). Древнейшие индуистские символы Шивы — лингам и йони — имеют множество значений, от мужского и женского половых органов и функции воспроизведения до статической и динамической сил бытия — чистого сознания и энергии созидания. Крест — символ доисторического происхождения — имеет глубокий универсальный смысл во многих культурах. Его древнейшее значение связано с Солнцем и, через него, с созидательной силой вселенной. В других значениях он символизирует все сущее, поскольку представляет четыре главные точки или направления и центр. В основной христианской традиции он символизирует историческое распятие Иисуса, тогда как в эзотерическом мистическом христианстве он указывает на различные аспекты воплощения, духовную смерть и возрождение. Его египетский вариант — нильский крест анкх — был самым священным символом мистерий Исиды и Осириса, в которых неофиты открывали свое бессмертие и вечную жизнь.

Шестиконечная звезда (два наложенных друг на друга треугольника, направленных в противоположные стороны) имеет множество различных значений, в зависимости от периода и культуры. В древней и средневековой алхимии она изображала союз четырех элементов — земли, воды, огня и воздуха. В Каббале она называется звездой Давида и символизирует просвещенного человека, в котором низшее сознание (треугольник, направленный вверх) стремится достичь более высоких уровней, а высшее сознание (треугольник, направленный вниз) старается стать действенным и полезным в физическом мире. В тантрической традиции шестиконечная звезда представляет союз мужского и женского принципов.

Знаменитый даосский символ инь-ян представляет динамическую взаимосвязь женского и мужского начал или пассивного и активного аспектов Дао — творческого принципа космоса. Сходным образом, лотос играл важную роль в духовном символизме многих культур, включая культуру Древнего Египта, Индии и Центральной Америки; во всех культурах он был символом человеческого духовного потенциала.

Меня не перестает удивлять, что в надличностных состояниях сознания многие люди не только спонтанно представляют себе такие символы, но и способны расшифровывать их более глубокий эзотерический смысл — даже хотя раньше у них не было интеллектуального знания традиций, к которым относятся эти изображения. Это ясно указывает на то, что они представляют собой не эмблемы, придуманные людьми для религиозных целей, а элементы символического языка, принадлежащего коллективному бессознательному.

Переживание Творца и
Космического Сознания

В самых ярких и всеобъемлющих надличностных переживаниях все границы, как будто, растворяются, и исчезают различия между нами и другими людьми, объектами или силами. Мы переживаем единство и встречу, или даже полное отождествление, с творческим принципом Вселенной. В зависимости от того, в какой степени у нас еще сохраняется ощущение повседневной реальности, мы можем переживать эту встречу как благоговейные свидетели, либо в качестве самой творческой силы. Творческий принцип может принимать множество разнообразных форм. Иногда он проявляется в виде персонифицированного Демиурга или Творца — архетипа высшего порядка, обладающего властью над всеми другими. Я сталкивался с такими случаями, когда люди переживали более, чем одного Творца, например, мужское и женское божества, действующие совместно, как они порой выступают в мифологиях многих культур, или даже целую иерархию вселенных и творцов. Более часто, творческая сила Вселенной воспринимается как нечто за пределами любых форм — чистое сознание, наделенное высшим разумом и способностью создавать любые эмпирические миры, видимые и невидимые, физические или тонкие.

Переживания космического сознания были описаны во многих религиозных текстах на протяжении всей истории. Абсолютный творческий принцип был известен под многими именами — Брахман в индуизме, Дхармакайя в буддизме Махаяны, Дао в даосизме, Пневма в христианском мистицизме, Аллах в суфизме и Кетер в Каббале. Основная идея, проводившаяся в мистических традициях, заключалась в том, что мы не только можем эмпирически соединяться с творческим принципом, но и каждый из нас, в определенном смысле, являет собой этот творческий принцип. Это возможно, поскольку все границы во Вселенной, в конечном счете, иллюзорны, произвольны и, следовательно, их можно превзойти. Лучше всего эту извечная мудрость выражает знаменитое изречение из древних индийских Упанишад «Тат твам аси» (или «Ты есть То», ты — Божественное). Современные исследования необычных состояний сознания убедительно подтвердили такое понимание человеческой природы, наглядно показав, что трансцендентных состояний можно достигать с помощью самых разнообразных методов расширения сознания.

При переживании отождествления с космическим сознанием, мы чувствуем, что охватываем в себе все сущее и постигаем Реальность, лежащую в основе всех реальностей. У нас появляется глубокое ощущение связи с высшим и абсолютным принципом всего Бытия. В таком состоянии совершенно ясно, что этот принцип является абсолютной и единственной тайной; если мы принимаем его существование, то все остальное становится понятным и объяснимым. Переживание космического сознания безгранично, неизмеримым и невыразимо. И всё же, даже краткое эмпирическое соприкосновение с ним полностью удовлетворяет наше стремление к пониманию. Кажется, что на все вопросы о тайнах жизни уже даны ответы, и нет нужды хотеть чего-то еще. Говорить об этом с теми, у кого не было такого опыта, и невозможно, и не обязательно. Это становится самоочевидным и глубоко личным переживанием.

Вероятно, самое знаменитое утверждение, касающееся тщетности попыток выразить сущность космического источника в мыслях или в словах, принадлежит Лао-цзы, китайскому мудрецу, жившему в IV веке до н.э.:

Дао, которое можно высказать, не есть вечное Дао.

Имя, которое может быть названо, не есть вечное имя.

Неназванное — это начало Неба и Земли.

Названное — это мать десяти тысяч вещей10.

Языки культур, которые имеют древние духовные традиции, основанные на эмпирическом самопознании (например, китайский, тибетский или санскрит), содержат богатый и утонченный словарь для описания разнообразных мистических состояний сознания. Однако, даже эти термины адекватно передают смысл только если мы можем соотнести их с личным опытом. В индийских духовных и философских писаниях есть понятие «Сатчитананда», которое описывает переживание космического сознания. Это сложное слово состоит из трех корней: сат, означающего «бытие», чит, означающего «осознавание» или «разум», и ананда, означающего «блаженство». Таким образом, Сатчитананда предполагает «блаженное осознавание бытия». Это преживание лишено всякого конкретного содержания, но оно характеризует существо, способное создавать бесконечное множество эмпирических миров.

Переживания встречи с абсолютной творческой силой невозможно описать обыденным языком. Возможно, поэзия подходит для этого немного лучше, но даже она терпит неудачу. Ближе всего подходит к выражению этого переживания духовная поэзия Руми, Омара Хайяма, Кабира, Калила Джебрана, Шри Ауробиндо или св. Хильдегарды фон Бинген.

Следующее описание космического сознания принадлежит человеку, который долгие годы посвятил систематическому самопознанию. Я привожу его здесь потому, что оно дает нам хоть какой-то намек на те чувства, мысли и прозрения, которые возникают в этом процессе.

«Затем этот опыт сменился чрезвычайно сильным и трогательным переживанием Космического Древа. Единое поле космической энергии, которое я переживал до этого, теперь стало висящим в пространстве могучим древом сияющей энергии. Больше самой большой галактики, оно целиком состояло из света. Ствол древа терялся в ослепительном блеске, но по краям были видны ветви и листья. Я переживал себя одним из листьев; жизни моих родных и близких друзей были листьями, росшими рядом со мной на маленькой ветке. С этой перспективы, все отличительные особенности, которые делают нас теми, кто мы есть, выглядели очень незначительными, почти произвольными вариациями этой фундаментальной энергии.

Меня обвели вокруг древа и показали, как переходить от переживания одного человека к переживанию другого, и это оказалось до смешного просто. Жизни разных людей на земном шаре были просто различными переживаниями этого древа. Всеми переживаниями управлял выбор; различные существа, которые были частями Самого Бытия, просто выбрали себе эти разнообразные переживания. В этот момент я был самим древом. Не то, чтобы я испытывал весь спектр его переживаний, но я знал себя как это единое всеохватывающее Сознание. Я знал, что Его личность была моей подлинной личностью.

И хотя я избрал монизм своей жизненной философией за много лет до этого, теперь я на самом деле переживал цельный поток сознания, кристаллизующийся в воплощении. Я переживал, как сознание проявляет себя в отдельных формах, в то же время, оставаясь единым. Я знал, что, по существу, во Вселенной есть только Одно Сознание. С этой перспективы моя отдельная личность и личности других людей казались временными и почти незначительными. Переживание своей подлинной Личности наполнило меня глубоким чувством соприкосновения с Божественным».

В последующие несколько часов это Сознание взяло его в удивительное путешествие по Вселенной, словно хотело показать ему свою работу. У него не оставалось сомнений, что это Сознание было Творцом всей нашей физической вселенной. Вероятно, оно давало ему возможность побывать где-то или что-то пережить, чтобы он, в конце концов, понял скрытую механику космоса. Снова и снова его поражали масштабы, сложность и разумность всего, что он наблюдал. От красоты этого гигантского творческого замысла захватывало дух. Он продолжает:

«Это было самое необычайное путешествие в моей жизни. Перспективы разумного замысла постоянно ввергали меня в экстаз познания. И хотя эти переживания были поразительны сами по себе, наиболее трогательным аспектом сегодняшнего сеанса для меня были не открытые измерения Вселенной как таковые, а то, что мое видение и понимание этих аспектов означало для Сознания, с которым я был. Оно было так счастливо показать кому-нибудь свою работу. Я чувствовал, что оно миллиарды лет ожидало, пока воплощенное сознание разовьется до такой степени, что сможет, наконец, увидеть, понять и оценить его свершения.

Я чувствовал одиночество этого Разума, создавшего такой шедевр и не имеющего никого, кто мог бы это оценить. Я плакал. Я плакивал над его одиночеством и в благоговении перед великой любовью, которая приняла это одиночество как часть еще более великого плана. За всем творением я ощущал Любовь огромных масштабов. Все сущее было ее выражением. Разумность замысла Вселенной была под стать глубине вдохновлявшей его Любви.

Находясь здесь, я понимал, что не смогу взять с собой знание, которое я получил в этом путешествии. Разум, с которым я был, тоже это знал, и от того немногие часы нашего общения были для него еще драгоценее. Я ничего не мог сделать с этим знанием, кроме как пережить его сейчас. Моя величайшая работа состояла в том, чтобы просто понимать значение того, что я видел. Казалось чрезвычайно важным с любовным восхищением отображать бытие его Творцу — видеть, понимать и ценить»11.

В переживаниях такого типа можно обрести глубокое интуитивное понимание процесса творения и даже ощутить вовлеченные в него силы и побуждения. Мы можем почувствовать нерастраченный избыток созидательной энергии, безмерные любовь и сострадание, непреодолимый творческий импульс, безграничную любознательность и страсть к экспериментированию. Это отождествление с творческой энергией космоса часто вдохновляет на новое отношение к жизни и становится основой для нового понимания жизни. Большинство людей переживают возвышенные чувства, открывая свое реальное космическое предназначение и обретая совершенно иной взгляд на свои повседневные проблемы. Многие избавляются от чувства беспомощности перед своими повседневными испытаниями и невзгодами и даже перед такими глобальными проблемами, как экономическая борьба и война, зная, что на другом уровне они активно соучаствуют в создании вселенской драмы.

В отдельных случаях, у людей может быть отрицательная реакция на такого рода космические прозрения. Некоторым оказывается трудно вернуться к своему повседневному сознанию и снова принять роли, которые, в свете только что пережитого ими, кажутся совершенно незначительными. Другие могут испытывать разочарование от понимания того, что, будучи людьми, они всего лишь актеры в предопределенной космической драме, и противиться осознанию этого факта. Реакции и прозрения, связанные с этим опытом, могут лежать в широком диапазоне от разочарования до ощущения важности своей роли в продолжающейся эволюции сознания. Судя по всему, на вопросы, возникающие в результате переживания космического сознания, вряд ли существуют простые ответы; в конечном итоге, ответ, который мы получаем — это то, что наш индивидуальный поиск ответов составляет неотъемлемую часть эволюции космического сознания.

Опыт космического сознания дает нам важные догадки, углубляющие наше понимание высших форм творческой деятельности. Литература о творчестве полна примеров необычайного художественного, научного, философского и религиозного вдохновения, полученного из надличностного источника и связанного с необычными состояниями сознания. Даже самые краткие вспышки мистического озарения нередко приводят к выдающимся результатам. Степень соучастия в этих моментах прозрений и открытий значительно различается от человека к человеку. В общих чертах, можно выделить три категории механизмов, действующих в этом процессе.

В самом поверхностном случае творческого вдохновения, человек многие месяцы или даже годы борется с трудной проблемой и не может найти ответа. Затем, совершенно внезапно, неожиданно, и, нередко, в единой вспышке ему открывается решение. Обычно это происходит, когда человек находится в необычном состоянии сознания — во сне, в состоянии сильного физического утомления, в галлюцинациях, вызванных высокой температурой, или во время медитации. В качестве примера часто приводят случай с Фридрихом Августом фон Кекуле, у которого внезапно возникло видение химической формулы бензола, когда он смотрел на тлеющие в камине угли. Это озарение положило начало современной органической химии. Сходным образом, русский химик Дмитрий Менделеев увидел свою знаменитую Периодическую таблицу элементов, когда лег спать, устав от длительных попыток классифицировать эти элементы в соответствии с их атомным весом. К длинному ряду аналогичных ситуаций относятся создание планетарной модели атома Нильса Бора, формулировку основных принципов квантовой физики Гейзенбергом, и открытие химической передачи нервных импульсов, за которое Отто Леви был удостоен Нобелевской премии.

Во второй разновидности творческого вдохновения идея может внезапно возникать задолго до того, как придет ее время. В этом случае мы можем пережить в надличностной сфере «вспышку вдохновения» за долгие годы или даже века до такого развития научной базы, которое позволило бы понять или оценить данную идею. Примерами могут быть атомистическая теория Левкиппа и Демокрита, созданная за двадцать четыре столетия до того, как современные физики разработали методы для доказательства существование атомов, а также идея о том, что жизнь произошла из океана, сформулированная ионийским философом Анаксимандром за две тысячи лет до появления теории эволюции Чарльза Дарвина. В последние десятилетия, после нескольких веков господства ньютоновской механики, научное понимание времени, пространства и материи сошлось с представлениями о Вселенной, выраженными в восточных религиозных текстах, которым тысячи лет. Эту конвергенцию современной западной науки и древней восточной философии обсуждали Фритьоф Капра в книге «Дао физики», а также другие известные физиками. В современной философии науки теперь считается общепринятым, что такие интуитивные прозрения составляют неотъемлемую и важную часть научного изучения ­природы.

Третью и высочайшую форму надличностного вдохновения представляет прометеев импульс. Это происходит, когда на ученого, изобретателя, художника, философа или духовного мистика неожиданно нисходит откровение, во время которого его произведение предстает в законченном виде. Тот факт, что гений черпает свои открытия из надличностных источников, отражается даже в повседневном языке, когда мы называем выдающиеся творческие способности «Божественным вдохновением» или «даром Божьим». Вероятно, самым знаменитым примером прометеева импульса является теория относительности Альберта Эйнштейна, принципы которой пришли к нему в виде кинестетических ощущений в мышцах. Еще один пример — это создание первого работающего генератора переменного тока Николой Тесла после того, как, ему в видении открылась полная конструкция этой машины. У Тесла были сходные видения, исходя из которых он конструировал работающие модели для передачи электроэнергии без проводов, солнечные генераторы, генераторы, вырабатывающие электроэнергию из морских волн, и, наконец, множество разнообразных автоматов.

Прометеев импульс случается даже в математике — дисциплине, которую мы обычно связываем с чистым рассудком и логикой. Выдающимся примером этого был математик и астроном XVIII века Карл Фридрих Гаусс, который внес большой вклад в теорию чисел, геометрию искривленных поверхностей и в приложение математики к электричеству и магнетизму. Он мог почти мгновенно производить чрезвычайно сложные вычисления и говорил, что его озарения в математике приходили к нему как удар молнии — «по милости Божьей». Не так давно, малообразованный молодой человек по имени Шринивас Рамануджан, выросший в небольшой индийской деревушке, поразил лучших математиков Кембриджа своими удивительными решениями сложнейших математических задач. По словам Рамануджана, этой математической мудростью его наделила богиня по имени Намаджири в ряде снов-откровений.