Степень разработанности проблемы
Феноменология является одним из основных направлений современной философии. Имеется огромный массив исследовательской литературы отечественных и зарубежных авторов, посвященной общим и частным проблемам феноменологии Гуссерля. Среди наиболее значительных работ по гуссерлевской феноменологии в целом следует назвать исследования Г.Г.Шпета, Г.Шпигельберга, Н.В.Мотрошиловой, П.П.Гайденко, В.И.Молчанова, А.Ф.Зотова, В.У.Бабушкина, К.С.Бакрадзе, К.А.Свасьяна, Э.Штрёкер, А.Агуирре. Исследований, посвященных феноменологической философии науки значительно меньше. На русском языке на эту тему написана только одна крупная монография (Бабушкин В.У. Феноменологическая философия науки. Критический анализ. М., 1985), кроме того, имеется ряд статей А.А.Михайлова, П.П.Гайденко, А.А.Печенкина. На наш взгляд, при всей значимости упомянутых работ, ни одна из них не выявляет систему общих принципов, лежащих в основании этого эпистемологического проекта. Среди зарубежных работ по гуссерлевской философии науки нужно особо выделить исследования Э.Штрёкер и С.Штрассера (Strasser). Что же касается непосредственной темы данного исследования, то нам не удалось обнаружить отечественных работ, в которых бы систематически анализировались основополагающие моменты гуссерлевской феноменологической психологии. За рубежом имеются два крупных исследования по феноменологической психологии Гуссерля — Г.Дрюе (Drüe, [70]) и Дж.Кокельманса (Kockelmans, [86]). Большое подспорье представляют также исторические труды Г.Шпигельберга [96 и 65]. Исследования Дрюе, Кокельманса и Шпигельберга следует однако признать явно недостаточными для решения заявленной у нас проблемы, поскольку они ориентированы в основном на изложение и исторический анализ гуссерлианства и не пытаются выявить и критически проанализировать фундаментальные проблемы рассматриваемого учения. По этой причине мы уделяем преимущественное внимание не второ-, а первоисточникам, т.е. текстам самого Гуссерля.
Объект исследования:философские проблемы психологической науки, ее предмета и методологии.
Предмет исследования: феноменологическая философия и методология психологии Гуссерля как один из парадигмально-методологических подходов в изучении психического. Далее мы будем также именовать феноменологический подход в психологии в соответствии с устоявшейся традицией феноменологической психологией. При этом нужно иметь в виду, что феноменологическая психология (в общем смысле) не исчерпывается исследованиями Гуссерля, под эту рубрику подпадают также исследования А.Пфендера, М.Шелера, М.Гайгера, Ж.-П.Сартра, М.Мерло-Понти, П.Рикёра и др., однако мы сочли возможным ограничить предмет настоящей работы анализом гуссерлевского проекта, так как именно в нем были сформированы философские основы феноменологического подхода.
Цель исследования состоит в том, чтобы путем критического анализа основных положений феноменологической психологии Гуссерля установить перспективы феноменологического подхода в плане сущностного исследования психического.
Для достижения этой цели требуется решить следующие задачи:
1. Выявить общие принципы феноменологической философии науки на основе систематического изучения важнейших идей и проектов, содержащихся в работах Гуссерля.
2. Опираясь на эти принципы, критически проанализировать концепцию феноменологической психологии Гуссерля (исторические источники и предпосылки, предмет, методологию, интенциональный анализ, исследования конституции психической жизни) и выявить ее базисные проблемы.
3. Осмыслить выявленные в ходе предыдущего анализа проблемы, установить границы гуссерлевского исследования и оценить перспективы феноменологического подхода. Представить набросок одного из перспективных направлений дальнейшего исследования сущности психического.
Метод исследования предопределяется его целью и задачами. Очевидность результатов критики и выявления перспектив феноменологического подхода может быть гарантирована в имманентном анализе. Одной из базовых норм, которой должна удовлетворять любая теория, тем более, претендующая на научность является принцип непротиворечия. Нетрудно заметить, что лишь имманентная критика способна вскрыть противоречия того или иного учения, поскольку для их обнаружения требуется исходить из общих оснований и руководствоваться едиными принципами. Вот почему ведущим методом нашей работы станет феноменологический метод в том предельно широком смысле, который допускают его базовые принципы (прежде всего гуссерлевский «принцип всех принципов»). Вместе с тем нужно иметь в виду, что анализ оснований феноменологического подхода не может быть осуществлен исключительно силами самого рассматриваемого метода, подобно тому, как хирург не может без посторонней помощи произвести себе операцию на открытом сердце. Данное обстоятельство ведет к расширению методологической базы исследования за счет привлечения родственных методов герменевтики и «деструкции» (М.Хайдеггер), которые позволяют работать с тем же предметом — смыслом. Конечно, мы не можем отказаться и от использования наиболее общих методов философского исследования, таких как: анализ, синтез, систематизация, сравнительный и исторический подходы.
Положения, выносимые на защиту:
1. Общими принципами гуссерлевской философии науки являются: фундаментальное различие реального и идеального; принцип строгой научности философии, претендующей на обоснование науки (философский радикализм); принцип беспредпосылочности; принцип очевидности («принцип всех принципов»); принцип автономии; дескриптивный характер исследования; достижение и экспликация первичного опыта; априоризм.
2. Гуссерлевский подход к обоснованию психологии сталкивается с рядом внутренних проблем, которые указывают на его ограниченность и неспособность непротиворечивым образом разрешить стоящие перед ним задачи. В качестве фундаментальных проблем феноменологического подхода выявлены: концепция «материального Априори», которая ведет к девальвации принципа априоризма; проблема неинтенциональных психических феноменов, зависимая от этой концепции Априори; проблема дорефлективного опыта, указывающая на пределы рефлективного метода и ставящая под вопрос интенциональность в качестве сущностной характеристики психического; концепция «чистого Я», неспособная разрешить проблему индивидуации психической жизни в силу принципиальной невозможности приведения чистого Я к «самоданности» в рамках гуссерлевского проекта.
3. Осмысление выявленных проблем демонстрирует неуниверсальный характер рефлективной методологии и незаконное ограничение предмета психологии сферой интенциональных феноменов: а) Положение Гуссерля о том, что рефлексия не изменяет сущность первичного переживания, является метафизической предпосылкой и не может быть «феноменологически реализовано». b) Гуссерлевская концепция интенциональности как предметного сознания сталкивается с принципиально неразрешимой в ее рамках проблемой первичного сознания (самосознания), которое не может быть предметным. Поскольку первичное сознание не может быть предметным, интенциональность не является «сущностью» (Априори) психической жизни. Перспектива исследования этой сущности видится в изучении непосредственного (дорефлективного) психического опыта. Одним из ключевых феноменов дорефлективной жизни является настроение как первичный опыт самости, фундирующий интенциональную активность сознания.
Новизну полученных результатовавтор видит в следующем:
— Представлен целостный анализ феноменологической философии науки Гуссерля в ее историческом развитии и систематическом единстве основных идей и проектов. Выявлена система общих принципов философии науки Гуссерля.
— Впервые предпринята полномасштабная попытка имманентной критики оснований феноменологического подхода в психологии Гуссерля и выявлена ограниченность этого подхода в плане предмета и метода. Установлено сущностное различие дорефлективного и рефлективного опытов психической жизни. Показано, что противоречия, лежащие в основании гуссерлевского учения (апории интенциональности, априоризма, рефлексии, учения о «чистом Я») возникли вследствие неправомерной генерализации Гуссерлем своего подхода и смешения указанных типов опыта.
— Представлен набросок феноменологии настроения, опирающейся на идеи фундаментальной онтологии М.Хайдеггера. Показано, что феномен настроения фундирует смыслопридающую деятельность интенционального сознания и является одним из ключевых для разрешения проблем единства человеческого бытия и мира, психического и телесного.
Теоретическое и практическое значение исследования состоит прежде всего в том, что оно затрагивает фундаментальные проблемы философии и психологии (напр., проблемы сущности первичного опыта, сознания и самосознания, рефлексии и границ рефлективного познания), значимость которых выходит далеко за рамки тематизируемого проекта Гуссерля. Опыт проблематизации оснований одного из ведущих парадигматических подходов в философии и науке представляет интерес не только для феноменологов, но и для широкого круга специалистов тех наук, в которых задействована феноменологическая методология. Поскольку мы стремились соединить критический ракурс рассмотрения с историческим, а также проделали значительную работу по систематизации учения Гуссерля, диссертация может быть использована философами и психологами, как при изучении философии науки, так и при изучении истории и методологии психологии.
Апробация диссертацииосуществлялась на семинарских занятиях по курсу «Философия гуманитарного познания» и на специальном курсе «Введение в феноменологию», которые автор вел в 2001-2002 гг. на философском факультете МГУ им. М.В.Ломоносова. Основные результаты диссертации обсуждались на заседании кафедры философии и методологии науки философского факультета МГУ, а также на семинаре в Центре феноменологической философии РГГУ.
По теме диссертации опубликованы следующие работы:
1. Редукция (феноменологическая) // Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия 2001 (и последующие издания).
2. Настроение как фундаментальный феномен жизни. М., 2002. / Деп. в ИНИОН РАН, № 57287 от 19.06.2002.
3. К критике учения Гуссерля о «чистом Я» // Вестник МГУ. Серия: философия (в печати).
4. Словарные статьи: Горизонт, Естественная установка, Жизненный мир, Идеация, Интенциональность, Интерсубъективность, Конституирование, Ноэсис, Ноэма, Редукция, Структура времени феноменологическая, Феномен, Феноменологическая теория значения, Феноменологическая установка, Феноменологический метод, Феноменологическое Ego, Феноменология, Философия как строгая наука, Фундирование, Эпохе // Словарь философских терминов. М.: ИНФРА-М (в печати).
Структура диссертации
Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка. Логика построения работы соответствует логике решаемых в ней задач. Последние параграфы Первой и Второй главы содержат основные результаты соответствующих этапов исследования.
Первая глава. Общие принципы феноменологической философии науки
Для того чтобы иметь возможность осмыслить феноменологический подход в психологии, понять его специфику и взаимосвязи отдельных методологических процедур, нам необходимо прежде выявить наиболее общие принципы феноменологической теории науки, которые лежат в основании данного подхода. Эти принципы станут фундаментом (и одновременно руководством) для дальнейшей спецификации и критики.
По своей проблематике и методологическим решениям феноменологическая философия науки принципиально отличается от господствовавших в ХХ веке позитивистских моделей научного знания. С одной стороны, это обстоятельство долгое время служило препятствием для широкого признания и ассимиляции феноменологических идей в среде позитивистки ориентированных методологов науки и самих ученых. Однако, с другой стороны, то же самое обстоятельство было расценено как достоинство феноменологической парадигмы, когда в связи с кризисом позитивистских и постпозитивистских концепций исследователи обратились к поиску альтернативных идеалов научности [ср. Бабушкин, 1, с.8сл]. Феноменология становилась весьма заманчивой перспективой, ибо, как предполагалось, она позволяет — хотя и в существенно модифицированном виде — сохранить основные завоевания «классического идеала»: достоверность источников познания, обоснованность используемых методов получения знания, общезначимость и объективную истинность научных результатов, опору на опыт, а также универсализм научного подхода.[2] Известный отечественный философ науки А.А.Печенкин замечает даже, что «в последнее время наметилась тенденция трактовать философию науки в духе ее гуссерлевского замысла» [56, с.232]. В дальнейшем мы попытаемся разобраться в том, насколько эти ожидания могут считаться оправданными на примере всестороннего изучения феноменологического подхода в психологии.
Феноменологическая теория науки раскрывается в трудах Эдмунда Гуссерля. Совершая подобное опредмечивание и даже в некоторой степени персонификацию феноменологической философии и методологии науки, мы прекрасно осознаем, что феноменология не сводится к учению Гуссерля, однако должен быть вполне осознан и тот факт, что основные положения и целостная позиция феноменологии в отношении наук были выражены именно Гуссерлем. Постгуссерлевские же исследования либо в значительной степени удаляются от заложенных Гуссерлем принципов анализа науки (и это порождает серьезную проблему идентификации их как феноменологических), либо ограничиваются исключительно интерпретаторской и комментаторской работой, будучи весьма зависимы не только от смысла, но и от буквы гуссерлевского учения. Поэтому вслед за Г.Шпигельбергом мы имеем все основания утверждать, что «центральной фигурой в развитии феноменологического движения был и до сих пор является Эдмунд Гуссерль» [65, с.89; ср. Бабушкин, 1, с.7-8].
Анализ эпистемологических воззрений Гуссерля может проводиться различными путями. Тем не менее каждая подобная попытка должна учитывать, что эти воззрения имели принципиально эволюционный характер и претерпели ряд значительных изменений в ходе философского развития Гуссерля. Сказанное относится и к его феноменологии в целом. Э.Штрёкер, одна из ведущих исследовательниц гуссерлевской философии науки, выделяет три подхода философа к обоснованию наук: 1) анализ актов научного познания, 2) проект «региональных онтологий» и 3) учение о «жизненном мире». Указанный порядок совпадает с хронологическим порядком и одновременно с порядком «возрастающей адекватности проблемам» [Штрёкер, 56, с.248слл]. В нижеследующем анализе мы в целом будем опираться на классификацию, предложенную Штрёкер, но считаем необходимым расширить рамки первого этапа за счет включения в него проекта «чистой логики» и иных принципиальных моментов раннего творчества Гуссерля, поскольку они оказали сущностное влияние на развитие его философии науки. В ходе нашего рассмотрения, пытающегося совмещать исторический и тематический способы анализа, прояснится, что перечисленные проекты не замещают друг друга, но, скорее, каждый последующий проект придает предыдущему новое измерение, дополняя и углубляя его. Именно это и позволит нам в итоге установить общие, инвариантные принципы феноменологической теории науки.
1.1. Исходные эпистемологические идеи Гуссерля
Как известно, Гуссерль получил отнюдь не философское образование. Сначала он изучал астрономию, математику и физику в Лейпцигском университете, а затем специализировался по математике в Берлине и Вене. Что же подтолкнуло подававшего надежды математика, начавшего свою карьеру ассистентом у К.Вейерштрасса, перейти на философскую стезю? Не что иное, как проблемы, с которыми он столкнулся в самой математике. Исследуя основные понятия и принципы математики и логики, Гуссерль пришел к убеждению о «принципиальной незавершенности естественнонаучного и математического знания» [Мотрошилова, 43, с.28], о неясности самих оснований наук. «Чем глубже я анализировал, тем сильнее сознавал, что логика нашего времени не доросла до современной науки, которую она все же призвана разъяснить», — писал Гуссерль в Предисловии к I тому ЛИ [17, с.177]. Предпринятая им в «Философии арифметики» (1891) попытка обосновать элементарные понятия математики с помощью психологического анализа, на который тогда возлагались огромные надежды, не была успешной. Гуссерль столкнулся с неустранимыми трудностями, возникающими при попытке увязать с психологическим объяснением содержания научных истин. Это заставило его задуматься об отношении субъективного процесса познания и объективности его результатов.
Таким образом, мы видим, что с самого начала философские интересы Гуссерля лежали в области эпистемологии, в области прояснения и обоснования науки [ср. Зотов, 28, с.319]. В первом томе «Логических исследований» (1900) Гуссерль ставит перед собой задачу возрождения исконных притязаний философии на чистое и аподиктическое познание истины. Философия мыслится Гуссерлем как наукоучение, способное предоставить последнее обоснование частным наукам.
Неудачный опыт психологического обоснования математики, признание аргументов Фреге и переосмысление собственных воззрений привели Гуссерля к источнику общераспространенного заблуждения, которое он разоблачил в своей знаменитой критике психологизма в логике. Сегодня предрассудки психологизма представляются настолько очевидными, что значимость гуссерлевской критики нередко принижается. Тем не менее на рубеже XIX и XX столетий многие маститые ученые и философы (среди которых, например, Дж.Ст.Милль и Г.Спенсер) всерьез рассматривали возможность свести логику к психологии, представить ее как отрасль психологической науки. Гуссерль прежде всего показывает абсурдность следствий, к которым приводит психологизм в логике: 1) Если психологические законы приблизительны, то это распространяется и на логические законы, но последние абсолютно точны; 2) Ни один естественный закон не познаваем a priori, тогда как совершенно ясно, что все чисто логические законы истины a priori; 3) Если бы логические законы имели свой источник в психических фактах, то они должны были бы обладать психическим содержанием, т.е. быть законами для психического, а также предполагать «существование психического или же заключать его в себе». Но логические законы формальны, они не несут в себе какого-либо психического содержания и не являются законами психической жизни [см. 17, с.220, 225]. Попытка вывести формальные законы логики из инородного содержания, предполагает, по мнению Гуссерля, «рефлективный круг», поскольку само выведение должно осуществляться по законам, которые намерены вывести [там же, с.291сл]. Кроме того, в случае принятия точки зрения психологистов чистая математика также должна была бы стать ветвью психологии, и математические законы попали бы в зависимость от законов психической организации, что нелепо.
Причину заблуждений психологистов Гуссерль усматривает в смешении ими реального процесса мышления и идеального содержания мышления, законов логики как «содержаний суждений с самими актами суждений» [см. там же, с.223, 226, 229, 230, 233, 298]. Когда я говорю, что из двух противоречащих суждений лишь одно истинно, то я веду речь о содержании этих суждений, а не о законе организации актов суждений. Нужно строго различать между «субъективно-антропологическим единством познания и объективно-идеальным единством содержания познания», ибо «никакая мыслимая градация не может составлять переход между идеальным и реальным» [там же, с.296, 224]. Это различие Гуссерль считал решающим для спора психологической и чистой логики.
Смешение идеального и реального приводит к смешению областей исследования и соответствующих им наук. Неверное представление наукой области своего исследования имеет следствием постановку ложных целей и использование неадекватных методов. Исходя из различия идеального и реального, становящегося краеугольным камнем всей его дальнейшей работы, Гуссерль намечает основные черты своей классификации наук, которая затем будет развита в проекте «региональных онтологий». Он проводит кардинальное различие между двумя классами наук: наук о реально существующем (эмпирических наук о фактах) и наук об идеальных предметах (теоретических наук о «сущностях»). Реальное, согласно Гуссерлю, характеризуется существованием в некотором «здесь и теперь». Факт как экзистенциальное утверждение о некотором hic et nunc может репрезентировать только случайные положения вещей. Законы наук о фактах принципиально неотделимы от экзистенциальных утверждений и в силу своего индуктивного происхождения имеют лишь вероятностный характер. Таким образом, утверждает Гуссерль, «все законы точных наук о фактах, хотя и суть настоящие законы, но, рассматриваемые с точки зрения теории познания, они только идеализирующие фикции (впрочем, фикции cum fundamento in re)» [там же, с.227]. С другой стороны, идеальное не имеет существования в некотором hic et nunc, а законы наук, имеющих дело с идеальными предметами (математика, логика), абсолютно точны в силу своего априорного характера. Отсюда Гуссерль делает вывод, что истины, которые имеют характер аподиктической достоверности, «не содержат в себе никаких утверждений экзистенциального содержания» [там же, 228сл]. Стоит заметить, что этот вывод уже предопределяет направленность гуссерлевского наукоучения в его предметном и методологическом аспектах.
Гуссерль подытоживает свою критику психологизма в двух пунктах (§ 48 ЛИ I). 1. Взаимная несводимость наук о реальном и идеальном, т.е. эмпирических и априорных наук. 2. Необходимость во всяком познании и науке различать три рода связей:
a) связь переживаний познания, в которых субъективно реализуется наука (психологическая связь);
b) связь познанных вещей, образующих область науки;
c) логическую связь, т.е. связь идей, знаний, конституирующую единство истин, понятий, теорий научной дисциплины.
В последнем пункте заявлены основные различия, которые позже будут феноменологически интерпретированы как различия между актами сознания (a); предметами, на которые направлены акты (b); и полагаемыми в этих направленностях значениями (c). А прояснение связи реального и идеального на основе интенциональности станет ведущей темой феноменологии.
Разоблаченное Гуссерлем смешение идеального и реального возникло отнюдь не на пустом месте. Учения современных Гуссерлю психологистов базировались на теориях идеально-всеобщего, развитых в британском эмпиризме (Локк, Беркли, Юм, позже Милль и Спенсер). Согласно этим теориям, если говорить предельно общё, идеально-всеобщее не имело самостоятельного статуса и в конечном итоге сводилось к реально-единичному. Перед Гуссерлем, таким образом, встает задача показать несводимость идеального к реальному и его право на собственное, пусть даже в высшей степени специфическое, бытие. От оправдания самостоятельности идеально-всеобщего зависит сама возможность существования априорных наук как таковых (напр., математики, логики, да и самого «наукоучения»). Свою концепцию идеально-всеобщего, или «видов» (Spezies), Гуссерль представляет во втором Исследовании ЛИ II в тесной связи с критикой традиционных и современных ему теорий абстракций. Со времен Платона многие философы пытались обосновать самостоятельность идеально-всеобщего, но, как отмечает К.С.Бакрадзе, эта идея «никем не была обоснована с такой ясностью, последовательностью и глубиной, как Гуссерлем. Его критика номинализма и концептуализма считается классической, и в этом нет преувеличения» [2, с.350]. Один из основных приемов Гуссерля состоит в экспликации противоречивости попыток вывести всеобщее из единичного. Все попытки вывести общее из групп единичностей противоречивы, поскольку образование группы уже предполагает общее в качестве своего основания. Гуссерль отвергает как метафизическое гипостазирование общего, предполагающее реальное существование общих идей вне мышления (платоновский реализм), так и психологическое гипостазирование общего, согласно которому общее существует в мышлении (номинализм Локка, Беркли). Общее не есть также простая общность названия (Юм). Позиция Гуссерля состоит в том, что общее не существует ни в некоем «умном месте», ни в мышлении как его реальная часть. Тем не менее оно обладает «истинным бытием». Общее — это идеальное и самотождественное единство вида, которое в радикальном смысле ирреально. Общее не мыслится нами тем же способом, что единичное, индивидуальное. Акт мышления, направленный на общее, коренным образом отличен от акта, направленного на индивидуальное, хотя первые, «категориальные», акты с необходимостью фундированы во вторых. Сами идеальные предметности категориальных актов в свою очередь фундированы в предметах чувственных созерцаний. К примеру, в восприятии растущего за окном дерева мне дан индивидуальный предмет — вот это дерево, однако на основе того же акта восприятия возможен новый акт, предметом которого будет вид «Дерево». Так закладывается основа феноменологического видения, идеации.
Прояснение сущности идеально-всеобщего имеет непреходящее значение для феноменологической теории науки, поскольку сами научные истины, по Гуссерлю, суть не что иное, как такие идеальные единства.
Согласно раннему гуссерлевскому проекту наукоучения («чистой логики»), к краткому анализу которого мы теперь приступаем, науку делает наукой теория, которая состоит из истин, связанных определенной логикой. Чистая логика представляется Гуссерлю формальной дедуктивной дисциплиной, направленной на идеальные условия возможности науки, т.е. на идеальную форму научных истин, и поскольку ни одна истина науки не является изолированной, — на форму их связи. Перед чистой логикой стоят три группы проблем. 1) Установление первичных понятий, которые делают возможной теоретическую связь (понятие, конъюнкция, дизъюнкция, истина, положение и т.п.), т.е. категорий значения, и коррелятивных им формальных предметных категорий (предмет, положение вещей, единство, множество и т.п.). 2) Прояснение возникающих на базе этих понятий теоретических единств, таких как законы и теории. 3) Разработка априорной теории видов теорий и соответствующих закономерностей.[3] Следует подчеркнуть, что чистая логика предполагалась исключительно в качестве формальной теории науки; условия возможности науки, на которые она направлена, не составляют достаточного критерия научности, поскольку и псевдонаучные теории вполне могут обладать всеми формальными достоинствами научных теорий. Кстати, в ФТЛ Гуссерль указывал, что позднее развитая им идея «формальной онтологии» берет начало именно в проекте чистой логики [81, S.90]. В Идеях I чистая логика, называемая отныне «догматической наукой», очевидным образом фундируется — как и все онтологии — в трансцендентальной феноменологии [12, с.316].
В первом томе ЛИ Гуссерль предпринимает несколько шагов в плане реализации программы чистой логики. В целях нашего исследования имеет смысл остановиться на выдвинутых Гуссерлем идеальных условиях возможности теории вообще. Эти условия первично подразделяются реальные и идеальные. Реальные, или психологические (и социологические), условия Гуссерль оставляет в стороне и переходит к идеальным, которые делятся на ноэтические (субъективные) и логические (объективные). Возможность теории в субъективном смысле означает априорную возможность познания и разумного оправдания теории. Познание как восприятие и суждение должно иметь возможность обладать очевидностью. Если теория отрицает возможность очевидности, то она «тем самым уничтожает то, что отличает ее самое от произвольного, ничем не оправдываемого утверждения» [17, c.255]. Объективные (или логические) условия возможности теории заключаются в законах, которые вытекают из самого понятия теории. Теории, нарушающие эти условия возможности, противоречивы.
Эти положения кладутся в основание гуссерлевской критики скептицизма, проявляющего себя в различных формах релятивизма (или субъективизма). По Гуссерлю, любой скептицизм противоречив, так как, сомневаясь в объективной истине, он выдвигает тезис, который сам по себе претендует на такую истину. В ЛИ I Гуссерль распознает скептицизм не только в психологизме, но и в учениях индивидуального и видового релятивизма. Позднее, в ФСН, он причислит к релятивизму «натурализм», «историцизм» и «философию миросозерцания (Weltanschauung)» [см. 23, c.134, 158, 160, 163]. Основной мотив критики Гуссерля состоит в том, что истина как идеальное и самотождественное единство нерелятивизируема относительно субъективно-психологических или исторических (одним словом: реальных) обстоятельств, логическое (идеальное) не выводимо из фактов [17, c.262], любая подобная попытка ведет к самопротиворечивой теории. Вот почему появляется тезис: «Что истинно, то абсолютно истинно «само по себе»; истина тождественно едина, воспринимают ли ее в суждениях люди или чудовища, ангелы или боги» [ЛИ I, 17, c.259].
Итак, истины, или знания, — это основной элемент науки. Но не всякую совокупность или даже систему знаний можно назвать наукой. Наука является систематической связью знаний из основания. Последним основанием научного знания и самым совершенным признаком истины Гуссерль считает непосредственную очевидность. «Следовательно, в конечном счете всякое подлинное знание и в особенности всякое научное знание покоится на очевидности, и предел очевидности есть также предел понятия знания» [там же, с.187]. Очевидность, однако, непосредственно возможна только в отношении очень узкого круга знаний. Для всех остальных нужно обоснование, нужен метод, опирающийся на очевидность и ведущий к обоснованному открытию нового знания. Гуссерль выделяет три важнейшие черты научного обоснования [там же, с.189слл]:
1. самоочевидный источник;
2. закономерная форма обоснования (напр., дедуктивное умозаключение);
3. независимость формы обоснования от области знания.
Первая характеристика гарантирует истинность исходного знания, вторая — производного знания, третья оправдывает общезначимость научного предприятия как целого и, кроме того, открывает возможность наукоучения в качестве независимого от той или иной научной сферы и одновременно единого для всех них изучения общих принципов и методологии науки.
Сказанное уже имплицитно содержит основное требование, которому должна удовлетворять теория науки, или — в терминах Гуссерля — наукоучение. Теория науки должна быть самообосновывающейся и, следовательно, автономной дисциплиной, покоящейся на первичных очевидностях. С этой экспликацией мы вплотную подходим к центральному принципу феноменологического проекта. Однако следует немного отклониться от незамедлительного перехода к этому принципу с тем, чтобы не упустить несколько важных моментов, позволяющих свести воедино линии рассуждений в данном параграфе.
Даже наш беглый обзор программы чистой логики ясно показывает, что эта логика в качестве формального mathesis’a не может претендовать на роль самодостаточной теории науки. Ведь очевидность — мерило всякой истины — представляет собой все же некоторое реальное переживание субъекта, а отнюдь не чисто логическую структуру. Более того, все объекты чистой логики, как выражается Гуссерль, даны «в грамматическом одеянии», т.е. в некоторых субъективно-реальных актах познания и выражения. Указанные акты не могут быть оставлены без прояснения, поскольку они образуют «феноменологическое единство» с объектами чистой логики [ЛИ II, 20, с.16]. Но означает ли это, что теория науки должна вновь броситься в объятия поверженного психологизма? К сожалению, многие расценили исследования второго тома ЛИ именно как откат к психологизму. Хотя внимательный читатель уже в первом томе мог заметить, что гуссерлевская критика психологизма отнюдь не направлена на забвение реальной составляющей мышления и познания. Эта критика не означает автоматического перехода Гуссерля на позиции противостоящей психологизму стороны — логицизма. Сама специфика открытого Гуссерлем основания заблуждений психологистов — смешение реального и идеального аспектов мышления — требует избегать любой односторонности в изучении научного познания. Поэтому Гуссерль вступает на оригинальный и, как он сам замечает [17, с.290], «срединный» путь в деле прояснения познания. Это и был путь феноменологии.
Во Введении ко второму тому ЛИ Гуссерль впервые формулирует задачи феноменологического исследования, которое мыслится им как эйдетически-дескриптивное прояснение идеи познания, сущности связи реальных актов и идеальных истин.[4] Таким образом, феноменология становится основой наукоучения, и в качестве таковой должна удовлетворять требованиям, предъявляемым к предельно обосновывающей науке.
Здесь стоит отметить, что феноменология представляет собой философский проект, который Гуссерль пытался возвысить до уровня «строгой научности». Не вдаваясь в детальное обсуждение идеи философии как строгой науки, мы, тем не менее, не должны упустить ряд заключенных в этой идее положений, имеющих непосредственную значимость для феноменологической философии науки в целом. Прежде всего теория науки как таковой, так сказать, теория научности науки не является прерогативой частных наук, будь то психология, социология, история или логика, но представляет собой философскую задачу. Это бесспорно даже для позитивистов. С другой стороны, возникает вопрос, может ли философия дать предельное обоснование науки, не обладая научной строгостью? При этом речь идет не о заимствовании частнонаучных методов и норм, но об адекватности идеи философии, которая притязает быть наукоучением, и идеи науки. Для Гуссерля этот вопрос всегда оставался одним из важнейших. Его критика различных форм релятивизма свидетельствует о желании отстоять объективность, можно даже сказать, абсолютность философского познания. Философия, не владеющая своими собственными основаниями и не имеющая возможности получать общезначимые результаты, не может претендовать на роль философии науки. Для Гуссерля не приемлема философия в форме «мировоззрения» или «жизненной мудрости»: «Миросозерцания могут спориться; только наука может решать, и ее решение несет на себе печать вечности» [ФСН, 23, с.171]. Философская научность, о которой размышляет Гуссерль, — это не отсылка к известным институциям, но, скорее, регулятивная идея, под знаком которой должно вестись философствование. Не что иное, как историческая задача и смысл исследуемых в философии вопросов требуют, чтобы она была высшей и самой строгой из наук. Примечательно, что гуссерлевская идея философии как строгой науки определяется прежде всего экзистенциальной мотивацией, ближайшими потребностями нашего существования как существования осмысленного [ср. ФСН, 23, с.170], т.е. той самой мотивацией, которая отталкивала от науки собственно «экзистенциальных философов».