Формирование лексикона
Как ребенок связывает слова и смыслы, догадывается о том, что означают слова?
Этот вопрос, пожалуй, занимает центральное место в изучении того, как ребенок постигает язык. Окончательного ответа на этот вопрос не получено. Сторонники нативистского подхода полагают, что семантическая структура лексикона имеет врожденную основу. Наиболее ортодоксально такая позиция представлена в работах J. Fodor (1975). Он полагает, что существует «генетически детерминированный язык мышления», который и составляет концептуальную базу для усвоения системы лексических понятий. Эта концептуальная структура лишь запускается определенными средовыми стимулами. Комплексные понятия, по его мнению, образованы из биологически детерминированных компонентов на манер химических соединений. В рамках этого направления есть и менее радикальная точка зрения. Это гипотеза о существовании так называемых лексических компонентов, из которых конструируются значения всех слов (Bierwisch N., 1970, Katz J. J., 1972). Авторы полагают, что семантические признаки не могут быть разными в разных языках. Скорее они являются частью общих языковых способностей человека. Этот универсальный набор признаков определенным образом используется в разных языках. Приведенные теории не согласуются с большим количеством наблюдений и экспериментальных данных, свидетельствующих о влиянии социального контекста на значение слов, о существовании значительных различий в структурировании лексикона в разных (особенно неевропейских) культурах. Факты из онтолингвистики демонстрируют существенные отличия в семантике слов на разных этапах онтогенеза. Об этом же писал и Л. С. Выготский в книге «Мышление и речь».
Альтернативой нативистским теориям являются исследования, построенные на теоретической позиции, впервые сформулированной Л. С. Выготским (1983). Главное место в его теории усвоения и развития смысловой стороны слова занимают социальное взаимодействие и формирование понятийного мышления. Согласно этой модели, процесс общения взрослого (родителей) и ребенка создает условия для понимания и уточнения значений слов и движения вперед в лексическом развитии. Вторым психологическим механизмом, благодаря которому семантика слова развивается от синкретичного, приблизительного значения к все более точному и обобщенному, является формирование способности к образованию понятий. Это движение можно кратко обозначить следующей схемой: номинация (референция, то есть указание на предмет или ситуацию) —> имя собственное (предмета) —> слово-ярлык, уравненное с признаками предмета – > денотат —> сигнификат. Как справедливо замечал сам автор, его открытием было обоснование того, что семантически слова детей отличаются от слов взрослых и претерпевают в процессе развития значительные изменения. На начальном этапе слово ребенка совпадает со словом взрослого лишь по предметной отнесенности, но не по семантическому значению. Близким по теоретическим позициям является исследование J. Bruner(1984), подробно изучившего психологическую структуру интеракции матери и ребенка, выделившего в ней когнитивную составляющую (совместная игра, феномен разделенного внимания), на основе которой ребенок усваивает словесное обозначение предметов и ситуаций. Более подробно эти исследования обсуждались выше.
По существу логическим продолжением этого направления являются исследования К. Nelson (1991,1996). Свою концепцию лексического развития она называет социально-когнитивной. В ее основу положена авторская модель формирования знаний об окружающем мире, или, как сформулировал автор, репрезентации окружающего мира. Представления ребенка об окружающем мире, опыт взаимодействия с ним организуются вокруг значимых для него событий. У ребенка формируются ментальные схемы таких событий, которые включают лицо, производящее действие (actor), действие (action) и объект действия (object). На начальном этапе событие представляется для ребенка нерасчлененным комплексом, концептуальной целостностью. Объект (предмет) еще не выделен для него как концептуальный компонент события. Поэтому на ранних этапах формирования лексикона слово соотносится с целостным событием (например, таким, как купание, кормление, игра). Это вполне согласуется с известным феноменом голофразиса, когда первые слова (а семантически — однословные фразы) обозначают целую ситуацию. Автор подчеркивает различие между концептуальной ориентацией на объект и репрезентацией события. Первое статично и абстрактно, то есть не соответствует когнитивным возможностям ребенка первой половины второго года жизни. Второе — репрезентация событий — приобретает смысл и значение лишь в культуральном, социальном поле. Объект осмысливается ребенком лишь постольку, поскольку он включен в значимое событие. Понятие объекта, по мысли автора, вторично по отношению к концептуальной схеме события. В ментальной схеме ребенка он представлен как компонент события, в которое он включен. Например, бутылочка — это предмет, где находится молоко или сок, «возникающий» после кормления или перед сном. Для ребенка событие определяет функциональную роль объекта. Поскольку это так, «концепция объекта» первоначально включена для ребенка в представление о событии. Поэтому, когда ребенок употребляет слова, соотнося их с отдельными объектами, он делает это сначала только в контексте знакомых событий. Данная концепция весьма близка теории фреймов в лексической семантике (Fillmore С. J., 1988), хотя автор не пользуется этим термином. По существу, речь идет о формировании у детей элементарных фреймов знакомых и значимых событий. В каждом из них имеются слоты (slots) для отдельных концептов предметов или действий. На этом этапе развития еще нет иерархических категориальных отношений между лексемами. Существуют субординационные отношения между категорией определенного объекта или действия и схемой события, в которую он включен. Категория объекта (и семантика соответствующего слова) является slot-filler-категорией, то есть компонентом, вставленным в предназначенную ему ячейку определенного фрейма. Например, «схема» завтрака имеет слоты (ячейки) актов приема пищи и дополняющие их слоты определенных видов пиши, традиционно предназначенных для завтрака. Соответственно, семантика слова «еда» будет у ребенка разной в контексте завтрака и обеда. На этом этапе, по мнению автора, противопоставлены слова, включенные в разные событийные фреймы (еда для завтрака/еда для обеда). Например, ребенок называет свою кошку, живущую дома, словом «киса», а других кошек словом «мяу». Такой тип лексических отношений (связаны слова, включенные в один и тот же фрейм) является скорее синтагматическим.
Позже формируются контекстуально независимые понятия предметов, их классов и действий, и тогда складывается конвенциональная иерархия семантических противопоставлений. Это соответствует парадигматическому типу отношений. Семантическое поле слова при этом существенно сужается до границ отдельного понятия об объекте или классе и приближается к своему конвенциональному значению. По мнению автора, этому этапу соответствует момент «лексического взрыва».
В качестве основных стратегий, которые ребенок использует для овладения лексиконом, описываются имитация и когнитивный эвристический анализ (Выготский Л. С, 1984, Цейтлин С. Н., 2000, Bates E., Bretherton I., Snyder L, 1988, Bates E., Thai D., Marchman V., 1991, Butterworth G., Harris M., 2000).
Имитация как механизм усвоения детьми многих форм деятельности описывалась многими психологами (Дж. Болдуин, А. Валлон, Ж. Пиаже, Г. Тард). Уже на первом году жизни можно наблюдать подражание ребенком движениям губ, мимике, некоторым жестам (Исенина Е. И., 1986, Обухова Л. Ф., 1995, Butter-worth G., Harris M., 2000). Нельзя не отметить, что на первом году имитация наблюдается и в поведении матери: она подражает мимике ребенка, его вокализациям, и это играет очень важную роль в формировании у ребенка коммуникативного поведения, налаживании контакта. На втором-третьем годах имитация особенно ярко проявляется в символической игре и в речевом поведении (Запорожец А. В., 1986, Лисина М. И., 1985,1986, ЭльконинД. Б., 1989, Casby M. W., 1991).
С. Н. Цейтлин (2000) полагает, что следует различать следующие виды имитации:
· имитация жестов и ситуаций;
· имитация фрагментов речи;
· имитация звукоподражаний (точнее, звукоподражание, как форма имитации).
Автор справедливо отмечает, что целесообразно различать спонтанные имитации и имитации, точнее, повторения по просьбе взрослых, носящие более произвольный характер. К этому стоит добавить различие между немедленными и отставленными имитациями. Первые возникают по механизму «эхо», а вторые требуют опоры на долговременную память. В ряде случаев ребенок в точности повторяет услышанное спустя несколько часов или дней.
Известно, что у разных детей склонность к имитации слов (или словосочетаний в форме «замороженных конструкций») выражена в разной степени. По данным L. Bloom (1973), у одних детей имитации составляют 5% речевой продукции, а у других — 35%. Однако, как справедливо отмечают Е. Bates, D. Thai и V. Marchman (1991), одной способности к имитации недостаточно, чтобы объяснить сложнейший процесс овладения речью. Имитация наблюдается и у многих животных (у попугаев — имитация человеческой речи), не владеющих тем не менее речью.
Когнитивный, эвристический механизм состоит в анализе слышимой речи взрослых, вычленении в ней повторяющихся фрагментов, сопоставлении ее со смысловым, экстравербальным контекстом. Последний тоже подвергается определенному анализу: вычленяются наиболее значимые для ребенка компоненты, повторяющиеся, относительно константные и вариативные характеристики. Константные компоненты слышимых высказываний соотносятся с константными компонентами события. Когнитивный анализ подобного рода предполагает наличие определенного минимально необходимого уровня зрелости интеллектуальных способностей. В литературе представлено довольно много наблюдений, демонстрирующих связь определенных показателей когнитивного развития с достижениями в лексическом развитии. Многочисленные клинические наблюдения детей с дефицитом интеллектуальных способностей доказывают существование тесной связи между лексическим развитием и интеллектуальной зрелостью (Каше Г. А., 1957, Исаев Д. Н., 1982, Выготский Л.С, 1983,1986, Лалаева Р. И., 1988, ФотековаТ. А., 1994, RondalJ.A.,1995). При том, что эта связь представляется очевидной, нуждаются в уточнении и конкретизации проявления, содержательная характеристика интеллектуальных способностей, от которых непосредственно зависит формирование лексики. Весьма вероятно, что эти способности могут оказаться разными, например, в случае глагольного и номинативного словаря (Maratsos М. Р., 1991). Е. Bates, D. Thai и V. Marchman (1991) сгруппировали данные разных авторов соответственно разным показателям речевого развития и представили это в виде таблицы, приведенной ниже (табл. 1). Импрессивный и экспрессивный словари на начальном этапе своего формирования в значительной степени автономны друг от друга (Bates E.,Thal D., Marchman V., 1991). По наблюдениям авторов, у определенной категории детей показатели роста объема пассивного и активного словаря заметно диссоциируют. Например, при объеме экспрессивного словаря, соответствующем нижней границе нормы (10-й процентиль), объем импрессивного словаря может быть на уровне 90-го процентиля. И наоборот, дети с высокими показателями экспрессивного словаря имеют средний уровень импрессивного словаря. Еще один пример диссоциации, который приводит С. Н. Цейтлин (2000): так называемый «лексический взрыв» затрагивает только экспрессивный словарь. Импрессивный же словарь растет плавно. Иначе говоря, суть «лексического взрыва», по-видимому, заключается в быстром переходе значительного количества слов из пассивного словаря в активный. Наблюдения как случаев нормы лексического развития, так и патологии, показывают более выраженную зависимость от невербальных интеллектуальных способностей объема импрессивного словаря.
Таблица 1
Данные исследований языкового и когнитивного развития у здоровых детей (Bates Е., Thai D., Marchman V., 1991, с. 41)
| Средний возраст | Показатели языкового развития | Показатели когнитивного развития | Ссылки |
| 9-10 мес. | Понимание слов (импрессивный словарь) | Дейктические жесты («дай», указательный жест, жест, привлекающий внимание к чему-либо (разновидность указательного) | Bates, Benigni, Bretherton, Camaioni & Volterra, 1979;Snaider, 1975 |
| Жестовые ритуализованные игры (типа «Ладушки», «Сорока-белобока») | Bates, Camaioni & Volterra, 1975; Bates etal., 1979 | ||
| Использование некоторых инструментов | Bates et al., 1979;Curcio, 1977; Snyder, 1975; Sugarman-Bell, 1978 | ||
| Понимание некоторых причинных связей между явлениями | Harding & Golincoff, 1979 | ||
| Скачок в категоризации — появление способности к элементарным формам категоризации (по данным экспериментов с угасанием ориентировочной реакции, или, иначе — с «парадигмой привыкания») | Cohen SYonger, 1983 | ||
| 12-13 мес. | Порождение слов (экспрессивный словарь) | Узнаваемые жесты в символической игре | Acredolo & Goodwin, 1985, 1985; Bates et al., 1975, 1979; Bates, Bretherton, Snyder, Shor & Volterra, 1980; Bretherton, Bates, NcNew, Shore, Williamson & Beegley-Smith, 1981; Escalona, 1973; Verner & Kaplan, 1963; McCune-Nicolich & Bruskin, 1981; Snyder etal., 1981; Volterra & Gaselli, 1983 |
| Отсроченные имитации | Meltzoff, 1985, 1988 | ||
| 18-20 мес. | «Лексический взрыв» | Использование жестовых комбинаций в символической игре | Brownell, 1988; Fenson &, Ramsay, 1980; Nicolich, 1977; Shore, 1986 |
| Второй скачок в категоризации — выполнение действий группировки | Brownell, 1988; Gopnic & Meltzoff, 1986; Shore, 1986; Sugarman, 1979 | ||
| Прирост конструктивных способностей | Shore, 1986; Brownell, 1988 | ||
| Жестовые комбинации в подвижных и социальных играх | Brownell, 1988 | ||
| 24-36 мес. | «Грамматический взрыв» | Активное создание последовательных серий действий в символической игре | Genson & Ramsay, 1980; Nicolich, 1977; O'ConneIT& Gerard, 1985; Shore, O'Connell & Bates, 1984 |
Об этом же свидетельствуют и наши экспериментальные данные (см. главу 8). Приведенные факты, на наш взгляд, подтверждают гипотезу о том, что процессы понимания и продуцирования речи базируются на разных, относительно автономных речевых подсистемах (Касевич В. Б., 1988).
Как известно, между людьми существуют типологические различия в когнитивной организации, которые называют «когнитивными стилями» (Холодная М. А., 1997, Дружинин В. Н., 2001). Эти особенности проявляют себя очень рано, что не может не сказаться на выборе стратегий овладения языком. Анализ индивидуальных различий в формировании лексикона позволил выявить несколько типологических вариантов (Nelson К., 1973, Bates Е., Bretherton I., Snyder L., 1988, Bates Е., Thal D., MsrchmanV., 1991). Выделяют детей с тенденцией к преобладанию аналитической стратегии в усвоении языка и тех, у кого доминирует холистическая стратегия. Различия между этими типами прослеживаются на всех уровнях языка и в лексике в том числе. «Аналитики», накапливая речевой опыт (на уровне восприятия), расчленяют воспринимаемую речь на мелкие единицы и затем на основе выявленных закономерностей (более или менее верных) строят из этих элементов свои высказывания. В лексике для них характерно преобладание наименований предметов. Дети-«холисты», наоборот, воспроизводят в знакомом контексте крупные блоки услышанных высказываний. На начальном этапе их речь выглядит более правильной, чем у аналитиков. Они часто используют «замороженные» словосочетания, их словарь весьма разнообразен по составу. По мнению Е. Ва1ез, О. Тпа'1 и V. МагсНтап, данная оппозиция имеет определенную связь с другой оппозицией: экспрессивная/импрессивная речь. «Аналитики» обычно лучше понимают речь и вообще опережают других детей в речевом развитии.
Другой вид типологической оппозиции — разделение детей на «экспрессивных» и «референциальных» (Nelson К., 1973, Bates Е., Bretherton I., Snyder L., 1988,). Лексикон референциальных детей на ранней стадии развития состоит преимущественно из предметных слов. Они относительно редко имитируют речь взрослых, употребляют слова, которые имеют смысл. Они опережают других детей по росту словаря. Долго используют неизменяемые слова. «Экспрессивные» дети больше склонны к имитации, часто используют «замороженные словосочетания», нередко употребляют бессмысленные слова. В их лексиконе представлены разные категории слов. Словарь у них растет относительно медленно. Перечисленные признаки этих двух типов весьма схожи с приведенным выше делением на «аналитиков» и «холистов». Референциальные дети соотносятся с аналитическим типом, а экспрессивные — с холистическим.
Началом развития словаря правомерно считать возраст, когда ребенок относительно регулярно соотносит услышанные слова и высказывания с соответствующими предметами или ситуациями. У основной массы детей это происходит примерно с 8—10 месяцев. Объем пассивного словаря у разных детей варьирует в значительных пределах: от 5—6 до нескольких сотен (Bates E., Bretherton I., Snyder L., 1988, Bates E., Thai D., Marchman V., 1991). По имеющимся наблюдениям, активность развития пассивного словаря на этом этапе прямо не кореллирует с объемом и активностью развития активного словаря, который у большинства детей начинает формироваться в период от 10 до 14 месяцев, а поданным англоязычных авторов, до 15—18 месяцев. Лексическое развитие ребенка, начинаясь с 9—10 месяцев (возраст начала формирования пассивного словаря), проходит ряд этапов. Разграничивать эти этапы можно по разным признакам, характеризующим объем лексикона, частеречный состав лексикона (представленность в нем разных частей речи), качественные особенности значения слов, морфологическую структуру слов и др.
Качественное различие между этапами формирования значения слов заключается в смысловой референции (то есть отнесенности к определенной объективной реальности) и языковом качестве. С. Н. Цейтлин выделяет следующие ступени формирования значения слов:
· «ситуативная закрепленность;
· предметная соотнесенность (денотативное значение);
· понятийная соотнесенность (сигнификативное значение);
· формирование системы сигнификативных значений слова (если оно многозначно), то есть возникает собственно значение слова, понимаемое как совокупность его лексико-семантических вариантов» (Цейтлин С. Н., 2000, с. 62).
Первые слова, которые произносит ребенок, имеют настолько широкое поле смысловой отнесенности, что могут рассматриваться как эквивалент фраз, и поэтому получили название однословных фраз или «голофраз» (Гвоздев А. Н., 1961, Лепская Н. И., 1997, Цейтлин С. Н., 2000, Nelson К., 1973, 1996, Bates E., Bretherton I., Snyder L, 1988). Среди них резко преобладают предметные слова. Несмотря на внешнее сходство, их было бы неверно идентифицировать как существительные. На этом этапе они еще не имеют того грамматического значения, которое свойственно речи взрослых. Кроме того, их смысловая отнесенность очень широка. Ребенок 1г. 3мес, произнося слово «МАМА», может иметь в виду «МАМА, ИДИ КО МНЕ» или «ВОТ И МАМА ПРИШЛА», или «МАМА, ПОСМОТРИ, КАКАЯ У МЕНЯ ИГРУШКА» и т. п. Некоторые из первых слов употребляются только в определенной ситуации, то есть смысловая отнесенность слова ограничивается ситуативной зависимостью. Например, ребенок словом «бака» обозначает только собак, которых видит на улице. Игрушечную собаку или живых собак, находящихся в помещении, он называет «аф». Одновременно можно наблюдать сверхгенерализацию смысловой отнесенности слов. Например, ребенок может словом «собака» на начальном этапе речевого развития называть всех животных. Как отмечает С. Н. Цейтлин, дети на раннем этапе речевого онтогенеза довольно часто одним и тем же звукокомплексом обозначают разные явления. «Все эти случаи объединяются в несколько групп.
Случай первый (самый простой и очевидный) — совпадение в одной звуковой оболочке двух и более слов из-за артикуляторных трудностей, которые не смог преодолеть ребенок. Это так называемая детская омофония... Такое совпадение имеет место только в активном, но не в пассивном словаре...
Случай второй — лексико-семантическая сверхгенерализация.
Случай третий — когда одно из слов употребляется для обозначения ситуации в целом.
Случай четвертый можно назвать детской паронимией... Скорее всего, мы имеем дело со смешением звуковых оболочек двух близкозвучаших слов, что связано с особенностями вербальной памяти. Подобным образом трехлетняя Ира путала травинку с тропинкой, а Дима С. — комариков с фонариками».
В начальном словаре обычно значительно преобладают существительные, позже усваиваются и меньше представлены глаголы, на последнем месте по темпам и срокам освоения находятся прилагательные. На начальном этапе усвоения лексикон ребенка состоит преимущественно из первообразных слов. По-видимому, это происходит посредством прямого установления связей между услышанным фонетическим словом и предметом, его обозначающим. Индивидуальный состав словаря зависит от частотных характеристик словаря наиболее постоянных коммуникативных партнеров. Обычно в этом качестве выступают родители. Кроме того, большое значение имеет прагматическая актуальность для ребенка тех ситуаций, предметов, действий, признаков, наименования которых он слышит. Не менее важно коммуникативное поведение родителей: называние того, на что обращено внимание ребенка.
Примерно в 2—2,5 года в лексике ребенка появляются производные слова, что свидетельствует о начале усвоения им языковых правил словообразования. Обычно сначала ребенок выявляет некоторые правила использования суффиксального способа словообразования. При этом значительно позже приходит понимание границ использования этих правил. В результате дети часто применяют формально верные правила в тех языковых ситуациях, где такой тип словообразования не используется. Подобные словообразовательные инновации получили название детских неологизмов (Гвоздев А. Н., 1948, Цейтлин С. Н., 2000).
Темпы прироста словаря на протяжении первых лет жизни варьируют в широких пределах. Периоды почти платообразной динамики сменяются скачками, называемыми «лексическими взрывами» (Гвоздев А. Н., 1949, Nelson К., 1973,). Один из таких лексических взрывов по времени обычно совпадает с моментом появления первых двусловных высказываний (18-22 мес). Есть основания полагать, что это совпадение носит неслучайный характер. У ребенка расширяются возможности синтагматической комбинаторики и благодаря этому расширяется словарь производных слов. Примерно в этот же период резко снижаются ассимиляторные взаимовлияния звуков, входящих в одно и то же слово или синтагму (Nettelbladt U., 1983). По-видимому, при этом на высшем топологическом уровне формируются и автоматизируются типовые фонологические конструкции, соответствующие словам или словосочетаниям. Благодаря этому звуковая структура слов становится относительно константной, а фонотактические ограничения ослабевают. Все это существенно облегчает оперирование этими фонологическими структурами в оперативной памяти Ъ процессе порождения высказываний. Это создает дополнительные возможности расширить активный лексикон, в том числе за счет многосложных и многоморфемных слов.