Примитивные уровни зла 4 страница

Можно сказать, что если человек полностью поглощен каким-то одним своим паттерном поведения, то его адаптация нарушается. Некоторые животные, быть может вследствие раннего импринтинга, в своем развитии ассимилируют только один паттерн. Некоторые олени или волки становятся необычайно агрессивными под воздействием паттерна агрессивности, что вызывает сильную настороженность у стада или стаи и, как правило, приводит их к ранней гибели. Поэтому в полной поглощенности только одним паттерном поведения всегда содержится определенная опасность. Под влиянием нашей цивилизации у диких животных, например оленя и лисы, сформировалась очень хорошее и очень разумное приспособление к человеку, связанное с избеганием его любой ценой. Однако если, например, оленя-самца обуяла охота к спариванию, он может подбежать очень близко к охотнику, ибо не может себя контролировать. Можно, например, прочитать о том, как олень догнал охотника и выбил у него из рук ружье. Используя язык антропологии, можно сказать, что он становится слепым по отношению к любой опасности, будучи поглощенным сексуальным инстинктом. Или кошка, если у нее есть котята, будет нападать на громадного эльзасского волкодава и погибнет, ее инстинкт заботы о потомстве поглотит все остальные «разумные реакции».

Наверное, точно такая же природная основа существует и у человека, ибо и он тоже весьма нередко оказывается поглощенным некоторыми паттернами поведения, то есть архетипическими паттернами, которые вызывают аффекты и фантазии. И, как и в жизни животных, если некто находится во власти таких паттернов, мы говорим о его одержимости. Одержимость для нас так же плоха, как и в примитивном сообществе, ибо это означает, что человек поглощен только одним обрывком мелодии в симфонии его внутренних возможностей, и уже в одном этом содержится немалое количество зла. Теперь вы видите, почему и как это связано с чистой природой зла, ибо вас поглощает и сбивает с ног аффект точно так же, как оползень, но этот оползень находится скорее у вас внутри, чем вовне. Валуны вашего аффекта прокатываются по вашим внутренностям, и вы оказываетесь ими совершенно раздавленными; происходит так, словно вы утратили способность размышлять или общаться или какую-то другую характерную линию поведения.

В процессе анализа некоторым людям, которым угрожает опасность быть сметенными и подавленными такой патологической яростью, могут сниться оползни и лавины: так бессознательное использует соответствующие символические образы, чтобы предсказать не внешний, а внутренний оползень – такое поведение, когда все обусловленное его внутренней культурой и организацией полностью отметается и заменяется только одним типом поведения, будь то агрессия, страх или какой-то аффект, – это мощная примитивная реакция, которую в общем можно было бы назвать чисто природной. Таким образом, мы не стали бы отрицать, что злые духи в природе имеют отношение только к реальному злу в окружающей среде. В той же степени они относятся к нашему внутреннему миру, где имеют место те же самые феномены. Если посмотреть на происходящее под этим углом, то сам факт, что эти существа столь часто изображаются уродами или калеками, вполне объясним, ибо он подразумевает искалеченную одностороннюю человеческую природу; например, у них только одна нога. Вы, так сказать, забываете о противоположности, забываете о другой стороне своего поведения. Вы ведете себя «психологически одноного», «искалеченно» и «уродливо», сметенные односторонностью своего кратковременного аффекта, а следовательно, психологически у вас остается лишь одна нога или даже только катящаяся голова.

Многие современные ученые с психологической точки зрения похожи на катящиеся черепа, у которых отсутствует сердце или другие человеческие органы и реакции. Это вполне подходящий образ для такой психологической односторонности, и в этом отношении становится понятной и аллегория с материалом шизофреников, ибо согласно нашему определению шизофрения – это очень сильная диссоциация на комплексы бессознательной личности. Следовательно, рисунки таких людей напоминают те рисунки эскимосов и южноамериканских и других примитивных народов, на которых изображены злые духи. Это не рисунки ненормальных людей, а вполне реальные изображения зла; если шизофреник нарисует такого демона, то он хочет до вас донести мысль, что это существо сейчас полностью владеет им, и он находится в его власти.

Теперь обратимся к другой проблеме, ибо моя лекция не столько посвящена проблеме зла, сколько сосредоточена на том, как человек с ним справляется. Поэтому после этого экскурса в природу зла я хочу снова вернуться к проблеме поведения и сначала прокомментировать мотив одиночества.

Можно поразмышлять над тем, какое именно одиночество: физическое, духовное или ментальное – становится причиной одержимости злом. Я бы сказала: и то, и другое, и третье. В приведенных мной историях в основном речь идет о физическом одиночестве, пребывании в лесной чаще или в горах, хотя при современной перенаселенности планеты можно с тем же успехом почувствовать себя столь же одиноко в квартире многоэтажного дома, а не только в джунглях Амазонки. Это одиночество психологическое, но в каком-то смысле и психическое. Арабы в пустыне Сахара говорят, что мужчина никогда не приблизится к одинокой женщине, потому что у нее обязательно есть тайный любовник – джин, дух пустыни. В данном случае снова присутствует мотив одиночества. С другой стороны, в христианской и буддийской традициях одиночество – это состояние, к которому в какой-то мере стремятся люди, которые хотят достигнуть святости и высшего и религиозного сознания. Если это принять в расчет, то можно сказать, что одиночество привлекает силы Запредельного: или силы добра, или силы зла. Естественное объяснение было бы следующим: та энергия, которая обычно используется для связи человека с его окружением, блокируется, остается у него внутри и активирует бессознательную часть психики, поэтому, если человек долго находится один, его бессознательное оживает, и тогда, к счастью или несчастью, оно овладевает человеком: либо в него вселяется Дьявол, либо он достигает внутренней реализации на более высоком уровне. Если вы в этом случае являетесь интровертом, то, по рассказам людей, которые стремились достичь святости, сначала вы испытаете на себе нападки Дьявола, ибо в первую очередь энергия усиливает комплексы, которые мы бы назвали автономными комплексами бессознательного. Их энергия возрастает, и пока вы их полностью не проработаете, плоды одиночества не будут позитивными, а это значит, что вы вступите в борьбу с двадцатью тысячами разных демонов.

Однажды я попыталась сделать эта сама. Прочитав у Юнга, что святые в пустыне обнаружили, что такая изоляция укрепляет их бессознательное, я решила попытаться добиться того же самого! Как вы понимаете, это было мое поведение было вызвано любопытством, в отношении которого я вас предупреждала! Естественно, это произошло со мной в молодости. Ради эксперимента я уединилась в хижине в снежных горах и чувствовала себя совершенно счастливой, ибо все время занималась приготовлением пищи, чтобы потом ее съесть, и этот паттерн поведения защищал меня от того, чтобы оказаться во власти других духов. Один раз в день я спускалась в деревню за хлебом и молоком, а поскольку по своей природе я интроверт, то короткого разговора о погоде мне было вполне достаточно для поддержания внутреннего равновесия, и потому эффект оказался нулевым! Но тогда я приняла более радикальные меры – я запасла достаточное количество консервов, чтобы мне не нужно было ходить в деревню. Однако я по-прежнему продолжала ходить по окрестностям на лыжах. В конце концов, пришлось и от этого отказаться. Итак, я заставляла себя только сидеть с карандашом в руках и записывать свои сны и возможные фантазии, и так сидела целый день и ничего не делала, питалась едой быстрого приготовления – спагетти или что-то в этом роде, – так, чтобы не расходовать энергию, и первое ощущение, которое у меня тогда появилось, – что время замерло. Оно тянулось чертовски медленно!!! Я смотрела на часы – было десять утра. Я сидела и слушала птиц, слушала капель с крыши за окном и думала, что пребываю в вечности, но было всего лишь десять тридцать, – слишком рано, чтобы готовить спагетти, и так далее и так далее целый день. Это было интересно, ибо у меня в клинике Бургхольцли однажды была пациентка с острым приступом психоза, у которой было точно такое же ощущение: время тянулось очень медленно, а минуты превращались в вечность. Это было уже хуже, но я дала этому проявиться, и тогда бессознательное ожило, так как мои мысли крутились вокруг идеи, что иногда в такие хижины заходят грабители, особенно сбежавшие из тюрьмы заключенные, в поисках оружия, пистолета или гражданской одежды, чтобы сменить свою полосатую тюремную униформу. Эта фантазия полностью меня поглотила, и не понимая, что моя идея именно в том и заключалась, чтобы это ощутить, – я полностью поддалась паническому состоянию. Я взяла топор для колки дров и положила его под кровать и так лежала не смыкая глаз, пытаясь решить, хватит ли у меня мужества, чтобы ударить такого беглеца по голове, если он войдет, – и никак не могла заснуть. Затем мне захотелось выйти в туалет, а он находился на улице, далеко в заснеженном лесу. Итак, среди ночи я встала с постели, надела лыжные брюки и пошла по глубокому снегу; вдруг позади меня что-то шлепнулось на землю; я побежала, упала лицом в сугроб и вернулась назад, еле переводя дух. Затем я поняла, что это был просто снег, ком снега, который упал с ветки дерева, но сердце у меня в груди часто колотилось, топор лежал рядом с кроватью, и я по-прежнему не могла уснуть.

На следующее утро я поняла, что с меня хватит и пора возвращаться домой, но затем возникла другая мысль: «Ведь за этим я сюда приехала!» Такими были демоны, с которыми я хотела встретиться, поэтому теперь мне нужно было методом активного воображения поработать с образом грабителя. Я села и сразу представила себе входящего грабителя, вступила с ним в разговор, и паника прекратилась. После этого я осталась еще на одну ночь, вернув топор на прежнее место, и даже не пыталась запереть дверь. Но как только этот внутренний образ ко мне возвращался, я записывала все о нем и работала с ним методом активного воображения; и после этого наступало полное умиротворение. Я могла бы остаться здесь еще на несколько недель, не испытывая ни малейшего беспокойства, но до того, как я столкнулась с этим зловещим образом, не понимая, какими силами можно с ним справиться, пока не прибегла к помощи активного воображения, я действительно была близка к тому, чтобы стать по-настоящему одержимой. К тому же я тогда была еще достаточно глупа: хотя что-то и понимала в юнгианской психологии, но не осознавала, что образ грабителя символизировал Анимус, который вторгался на мою территорию. Я ужасно боялась того, что ко мне ночью может войти настоящий преступник.

Этот опыт научил меня тому, что одиночество накапливает все, что у вас есть в бессознательном, и если вы не знаете, как с ним справляться, этот материал сначала проявляется в виде проекции. В моем случае это содержание спроецировалось на идею преступника, и если бы я принадлежала к тому социальному слою, в котором до сих пор верят в демонов, то я бы подумала, что пришел Курупира или что это «Оно» с гор сбросило на меня снег. Я бы дала ему какое-то имя, но так как я более современна, то назвала бы его именем какого-нибудь сбежавшего преступника. Большинство людей не могут выдерживать такое состояние в течение длительного времени; чтобы защитить себя от «Оно», им нужно общество других людей.

В своей книге «Золотое кольцо над Ури» Реннер очень четко объясняет, что человек, который живет один на один с природой, должен постоянно рисовать вокруг себя ритуальное золотое кольцо, мандалу, или читать молитву в направлении четырех сторон света, или же очерчивать круг жестом. (Мы совершаем такие жесты, подняв над головой государственный швейцарский влаг и делая им круговые движения.) Если вы не знаете о такой ритуальной защитной практике, то не можете жить в одиночестве. «Оно» обязательно достанет вас, поэтому вам нужно сделать «кольцо» или, по крайней мере, как-то чем-то себя опоясать.

Наши пастухи с высокогорных пастбищ верили в то, что если их хижину зимой никто не займет, как и случалось с нашими горными хижинами, то «Оно» снова будет владеть ею. В нее войдут бессознательное и природа, и если вы вернетесь в нее весной, то сначала ее следует очистить, совершив некие религиозные ритуалы, прежде чем вы станете ее хозяином. Вы не можете просто в нее войти. Если вы когда-то приезжали на летний отдых в дом, который пустовал зимой, то хорошо знаете, о чем идет речь; на вас падает крышка от сковородки, вы начинаете путаться в паутине, в вашей кровати холодно и сыро, и на следующее утро вы просыпаетесь с приступом ревматизма. Вы чувствуете себя так, словно боролись с двумя сотнями тысяч духов, пока снова не устроитесь уютно в своей среде обитания. Поэтому вам необходимо создать защитное кольцо людей и любимых вами объектов.

Здесь я попутно хочу кинуть камешек в огород современного лечения в психиатрических клиниках. Чтобы предотвратить возможное самоубийство, у людей, поступающих в большинство психиатрических клиник в Швейцарии и в Америке, отбирают все их личные вещи, конечно, с миллионом извинений. Им не разрешается повесить над своей кроватью фотографии мамы, нельзя иметь при себе ни писем возлюбленного, ни дамской сумочки, ни даже грязного носового платка – ничего, то есть никаких мелких предметов, которыми люди любят себя окружать. В который раз я слышу от пациентов, что, как только их лишают таких вещей, они чувствуют себя обреченными, словно это уже конец, и тогда они совершенно теряются, становятся полностью открытыми для воздействия сил зла и сами перестают с ними бороться. Происходит так, словно разрушили их последний оплот. Почему психиатры до сих пор этого не поняли? Естественно, следует изъять нож, револьвер или вещи, с помощью которых они могут совершить самоубийство, но оставить самую малость «золотого кольца», – чтобы их могли окружать вещи, с которыми бы у них была эмоциональная связь, вещи, которые принадлежат им.

Примитивный человек имеет эмоциональную связь не только с людьми, но и с объектами. Такие объекты образуют вокруг него кольцо и защищают его от полной открытости к воздействию сверхъестественных сил бессознательного, вселяющих в него ужас. Вы знаете, что пациенты-шизофреники жалуются на преследование со стороны дьявольских сил и сил зла, так почему бы не позволить им, по крайней мере, сохранить подле себя свой маленький круг объектов в то время, когда они сами оказались отрезанными от всех отношений с людьми вследствие своего неадекватного поведения?

Есть еще одна возможность, благодаря которой одиночество может к вам притягивать зло: если вы долго живете один, вдалеке от человеческого сообщества, тогда ваш клан, ваши соплеменники проецируют на вас свою Тень, и при этом нет никаких корректирующих факторов. Например, после особенно долгих праздников, во время которых я не вижу своих пациентов, я часто сталкиваюсь с тем, что они постепенно в мое отсутствие соткали паутину совершенно изумительных негативных идей в отношении меня. Вот почему у французов есть поговорка: «отсутствующие всегда неправы» (les absents ont toujours tort). Человек думал, что я поступила так или эдак, но когда он видит меня вновь, то удивляется: «Почему же я всему этому верил? Теперь, когда я снова Вас вижу, я даже не могу себе представить, что мог подумать нечто подобное». Реальное человеческое общение разрушает облака таких проекций, но если человек долго отсутствовал и эмоциональная и чувственная связь с ним утратилась, люди начинают проецировать.

Поэтому человек, который живет в одиночестве, не только притягивает зло в силу своей собственной природы и констеллирует его в своем бессознательном, но он притягивает и проекции. Именно поэтому об одиноких людях часто думают плохо, и если в деревне случается какая-то неприятность, жители почему-то уверены, что именно он является тому причиной. Если человек снова присоединяется к сообществу, он может вступить в спор или дать сдачи или объяснить свое поведение, чтобы развеять сгустившиеся над ним черные тучи. Или же, может быть, он делает что-то необычное, тогда у окружающих возникают всякие негативные фантастические трактовки, но если он с этими людьми пойдет в трактир и выпьет пива, тогда они начинают его выспрашивать, получают объяснение, и все снова становится на свои места. Но когда люди не понимают человека, они проецируют на него свое зло.

Таково в самом общем виде восприятие людей, которым не следует пренебрегать, ибо оно тесно связано с проблемой зла. Можно видеть, как одиночество может отлучить человека от сообщества. В древности в примитивных цивилизациях оно проявлялось еще сильнее. Чужак был неправ, опасен, создавал ауру болезни, убийств, смерти, нарушения межличностных отношений, а следовательно, в отношениях с ним надлежало соблюдать все меры предосторожности.

Табу

Рассмотрим и другие ситуации, помимо одиночества, которые могут привлекать зло. В предании о Курупире, который потом всех сожрал, охотники заготовили много дичи, так что на стоянке лежало много убитых ими обезьян. На следующий день они снова собрались охотиться, однако ночью Курупира и его дикие звери пришли и сожрали охотников. Это может свидетельствовать о том, что, убив слишком много животных, вероятно, охотники разгневали Курупиру, который является Повелителем Лесов. Может быть, хотя об этом в истории не говорится expressis verbs[122], очень удачно поохотиться с человеческой точки зрения означало выйти за некие рамки, утратить чувство меры, нарушить природные запреты, и, вполне возможно, именно поэтому охотники навлекли на себя зло. Или же удача на охоте породила в них скрытую инфляцию, либо еще проще: они разгневали Повелителя лесов, потому что отняли у него слишком много. Это бы никого не удивило, ибо в большинстве примитивных сообществ есть определенные правила охоты. Нельзя за один раз убивать слишком много животных. На то есть табу. Нужно сохранить какое-то количество животных, если вы не хотите нарушить природное равновесие и навлечь на себя зло или месть духов, которые вообще-то защищают животных.

Теперь мы начинаем осознавать, что человек способен нарушить равновесие в своем природном окружении и таким образом вызвать ответную реакцию сил зла. Прозрев, мы начинаем думать, что тоже разгневали Курупиру настолько, что, может быть, в недалеком будущем и наши кости будут раздроблены. Загрязняя водоемы, мы губим животных и нарушаем экологическое равновесие. Видимо, подобное поведение уходит своими корнями в далекое прошлое.

Когда человек начинает применять оружие, он действует против законов природы. Он больше не борется с животными на равных, не играет по правилам честной игры. Уже по этой причине он должен чувствовать, что его совесть нечиста, он должен проявлять мудрость и поддерживать численность животных. Например, в Древнем Китае одно из правил охоты гласит, что люди должны гнать животных в направлении трех сторон света, оставив для них четвертую сторону свободной, чтобы дать некоторым из них возможность спастись. Если не пришло кому-то из них время умереть, Бог должен направить его в четвертом направлении. Я прочла в газете, что швейцарское правительство применяет такое же правило. Люди во время охоты делятся на группы, и есть загонщики, которые выгоняют животных из зарослей на открытое пространство, при этом одна из четырех сторон света должна быть открыта, чтобы часть животных могла спастись: вы не можете окружить их всех и убить. Швейцария со своими новыми правилами охоты вернулась к обычаям Древнего Китая, возможно, этого не зная, просто в силу природной мудрости.

Следовательно, вы видите, что проблема зла в той области фольклора, которую я здесь обсуждаю, не похожа на какие-то проблемы специфического религиозного зла. То, что мы называем злом на этом уровне, отличается от теологических идей, ибо оно относится к области чисто природных явлений. С точки зрения психологии это чрезвычайно важно, ибо мне кажется, хотя мои выводы не слишком оптимистичны, что в девяноста процентах случаев, в которых человек должен справиться со злом, человек сталкивается с природным злом на психологическом уровне и лишь крайне редко ему удается соприкоснуться с абсолютным и глубоко укорененным феноменом зла. Восемьдесят или восемьдесят пять процентов этого содержания составляют просто Курупира, госпожа Труде и им подобные архетипические фигуры, которые еще существуют в нашей психологической природе.

Именно по этой причине волшебные сказки очень важны. Мы находим в них правила поведения в отношении того, как совладать с силами зла. Часто в сказках мы обнаруживаем не саму по себе этическую проблему, а подходы к решению, в основе которых лежит природная мудрость. Однако это вовсе не значит, что иногда эти силы не являются чрезвычайно опасными.

Я хочу специально показать, каким способом происходит столкновение с этими силами. Мы видели, что не нарушать табу и следовать законам племени – это один из самых обычных и распространенных способов избежать зла. Но чтобы понять более характерные и тонкие детали, я хочу вам предложить русскую волшебную сказку «Василиса Прекрасная». Это более усовершенствованный аналог сказки «Госпожа Труде», потому что в данном случае девушку не съедают и она находит выход из затруднительной ситуации.

Василиса Прекрасная[123]

В некотором царстве жил-был купец. Двенадцать лет жил он в супружестве и прижил только одну дочь, Василису Прекрасную. Когда мать скончалась, девочке было восемь лет. Умирая, купчиха призвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала ей и сказала: «Слушай, Василисушка! Помни и исполни последние мои слова. Я умираю и вместе с родительским благословением оставляю тебе вот эту куклу; береги ее всегда при себе и никому не показывай; а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета. Покушает она и скажет тебе, чем помочь несчастью». Затем мать поцеловала дочку и померла.

После смерти жены купец потужил, как следовало, а потом стал думать, как бы опять жениться. Он был человек хороший; за невестами дело не стало, но больше всех по нраву пришлась ему одна вдовушка. Она была уже в летах, имела своих двух дочерей, почти однолеток Василисе, – стало быть, и хозяйка и мать опытная. Купец женился на вдовушке, но обманулся и не нашел в ней доброй матери для своей Василисы. Василиса была первая на все село красавица; мачеха и сестры завидовали ее красоте, мучили ее всевозможными работами, чтоб она от трудов похудела, а от ветру и солнца почернела; совсем житья не было!

Василиса все переносила безропотно и с каждым днем все хорошела и полнела, а между тем мачеха с дочками своими худела и дурнела от злости, несмотря на то, что они всегда сидели сложа руки, как барыни. Как же это так делалось? Василисе помогала ее куколка. Без этого где бы девочке сладить со всею работою! Зато Василиса сама, бывало, не съест, а уж куколке оставит самый лакомый кусочек, и вечером, как все улягутся, она запрется в чуланчике, где жила, и потчевает ее, приговаривая: «На, куколка, покушай, моего горя послушай! Живу я в доме у батюшки, не вижу себе никакой радости; злая мачеха гонит меня с белого света. Научи ты меня, как мне быть и жить и что делать?» Куколка покушает, да потом и дает ей советы и утешает в горе, а наутро всякую работу справляет за Василису; та только отдыхает в холодочке да рвет цветочки, а у нее уж и гряды выполоты, и капуста полита, и вода наношена, и печь вытоплена. Куколка еще укажет Василисе и травку от загару. Хорошо было жить ей с куколкой.

Прошло несколько лет; Василиса выросла и стала невестой. Все женихи в городе присватываются к Василисе; на мачехиных дочерей никто и не посмотрит. Мачеха злится пуще прежнего и всем женихам отвечает: «Не выдам меньшой прежде старших!», а проводя женихов, побоями вымещает зло на Василисе.

Вот однажды купцу понадобилось уехать из дому на долгое время по торговым делам. Мачеха и перешла на житье в другой дом, а возле этого дома был дремучий лес, а в лесу на поляне стояла избушка, а в избушке жила баба-яга: никого она к себе не подпускала и ела людей, как цыплят. Перебравшись на новоселье, купчиха то и дело посылала за чем-нибудь в лес ненавистную ей Василису, но эта завсегда возвращалась домой благополучно: куколка указывала ей дорогу и не подпускала к избушке бабы-яги.

Пришла осень. Мачеха раздала всем трем девушкам вечерние работы: одну заставила кружева плести, другую чулки вязать, а Василису прясть, и всем по урокам. Погасила огонь во всем доме, оставила одну свечку там, где работали девушки, и сама легла спать. Девушки работали. Вот нагорело на свечке, одна из мачехиных дочерей взяла щипцы, чтоб поправить светильню, да вместо того, по приказу матери, как будто нечаянно и потушила свечку. «Что теперь нам делать? – говорили девушки. – Огня нет в целом доме, а уроки наши не кончены. Надо сбегать за огнем к бабе-яге!» – «Мне от булавок светло! – сказала та, что плела кружево. – Я не пойду». – «И я не пойду, – сказала та, что вязала чулок. – Мне от спиц светло!» – «Тебе за огнем идти, – закричали обе. – Ступай к бабе-яге!» – и вытолкали Василису из горницы.

Василиса пошла в свой чуланчик, поставила перед куклой приготовленный ужин и сказала: «На, куколка, покушай да моего горя послушай: меня посылают за огнем к бабе-яге; баба-яга съест меня!» Куколка поела, и глаза ее заблестели, как две свечки. «Не бойся, Василисушка! – сказала она. – Ступай, куда посылают, только меня держи всегда при себе. При мне ничего не станется с тобой у бабы-яги». Василиса собралась, положила куколку свою в карман и, перекрестившись, пошла в дремучий лес.

Идет она и дрожит. Вдруг скачет мимо ее всадник: сам белый, одет в белом, конь под ним белый, и сбруя на коне белая, – на дворе стало рассветать.

Идет она дальше, как скачет другой всадник: сам красный, одет в красном и на красном коне, – стало всходить солнце.

Василиса прошла всю ночь и весь день, только к следующему вечеру вышла на полянку, где стояла избушка яги-бабы; забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские, с глазами; вместо верей у ворот – ноги человечьи, вместо запоров – руки, вместо замка – рот с острыми зубами. Василиса обомлела от ужаса и стала как вкопанная. Вдруг едет опять всадник: сам черный, одет во всем черном и на черном коне; подскакал к воротам бабы-яги и исчез, как сквозь землю провалился, – настала ночь. Но темнота продолжалась недолго: у всех черепов на заборе засветились глаза, и на всей поляне стало светло, как середи дня. Василиса дрожала со страху, но, не зная куда бежать, оставалась на месте.

Скоро послышался в лесу страшный шум: деревья трещали, сухие листья хрустели; выехала из лесу баба-яга – в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает. Подъехала к воротам, остановилась и, обнюхав вокруг себя, закричала: «Фу-фу! Русским духом пахнет! Кто здесь?» Василиса подошла к старухе со страхом и, низко поклонясь, сказала: «Это я, бабушка! Мачехины дочери прислали меня за огнем к тебе». – «Хорошо, – сказала яга-баба, – знаю я их, поживи ты наперед да поработай у меня, тогда и дам тебе огня; а коли нет, так я тебя съем!» Потом обратилась к воротам и вскрикнула: «Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь; ворота мои широкие, отворитесь!» Ворота отворились, и баба-яга въехала, посвистывая, за нею вошла Василиса, а потом опять все заперлось. Войдя в горницу, баба-яга растянулась и говорит Василисе: «Подавай-ка сюда, что там есть в печи: я есть хочу».

Василиса зажгла лучину от тех черепов, что на заборе, и начала таскать из печки да подавать яге кушанье, а кушанья настряпано было человек на десять; из погреба принесла она квасу, меду, пива и вина. Все съела, все выпила старуха; Василисе оставила только щец немножко, краюшку хлеба да кусочек поросятины. Стала яга-баба спать ложиться и говорит: «Когда завтра я уеду, ты смотри – двор вычисти, избу вымети, обед состряпай, белье приготовь, да пойди в закром, возьми четверть пшеницы и очисть ее от чернушки. Да чтоб все было сделано, а не то – съем тебя!» После такого наказа баба-яга захрапела; а Василиса поставила старухины объедки перед куклой, залилась слезами и говорила: «На, куколка, покушай, моего горя послушай! Тяжелую дала мне яга-баба работу и грозится съесть меня, коли всего не исполню; помоги мне!» Кукла ответила: «Не бойся, Василиса Прекрасная! Поужинай, помолись да спать ложись; утро мудреней вечера!»

Ранешенько проснулась Василиса, а баба-яга уже встала, выглянула в окно: у черепов глаза потухают; вот мелькнул белый всадник – и совсем рассвело. Баба-яга вышла на двор, свистнула – перед ней явилась ступа с пестом и помелом. Промелькнул красный всадник – взошло солнце. Баба-яга села в ступу и выехала со двора, пестом погоняет, помелом след заметает. Осталась Василиса одна, осмотрела дом бабы-яги, подивилась изобилью во всем и остановилась в раздумье: за какую работу ей прежде всего приняться. Глядит, а вся работа уже сделана; куколка выбирала из пшеницы последние зерна чернушки. «Ах ты, избавительница моя! – сказала Василиса куколке. – Ты от беды меня спасла». – «Тебе осталось только обед состряпать, – отвечала куколка, влезая в карман Василисы. – Состряпай с богом, да и отдыхай на здоровье!»

К вечеру Василиса собрала на стол и ждет бабу-ягу. Начало смеркаться, мелькнул за воротами черный всадник – и совсем стемнело; только светились глаза у черепов. Затрещали деревья, захрустели листья – едет баба-яга. Василиса встретила ее. «Все ли сделано?» – спрашивает яга. «Изволь посмотреть сама, бабушка!» – молвила Василиса. Баба-яга все осмотрела, подосадовала, что не за что рассердиться, и сказала: «Ну, хорошо!» Потом крикнула: «Верные мои слуги, сердечные други, смелите мою пшеницу!» Явились три пары рук, схватили пшеницу и унесли вон из глаз. Баба-яга наелась, стала ложиться спать и опять дала приказ Василисе: «Завтра сделай ты то же, что и нынче, да сверх того возьми из закрома мак да очисти его от земли по зернышку, вишь, кто-то по злобе земли в него намешал!» Сказала старуха, повернулась к стене и захрапела, а Василиса принялась кормить свою куколку. Куколка поела и сказала ей по-вчерашнему: «Молись богу да ложись спать; утро вечера мудренее, все будет сделано, Василисушка!»