Дихотомия инстинкта и разума

Мы видели, что инстинкты и гибкая, когнитивная адаптация к новому в филогенетическом отношении имеют свойство быть взаимоисключающими. Чем больше мы находим одного, тем меньше вероятность другого. Из – за этого с незапамятных времен совершалась роковая и даже трагическая (с точки зрения исторических последствий) ошибка, касающаяся разделения инстинктивных импульсов и рационального начала в человеке. Крайне редко кому – либо приходило в голову, что и то и другое в человеке может носить подобный инстинкту характер, имея идентичные и синергетические, а не антагонистические цели и последствия.

Наша точка зрения состоит в том, что влечение к знанию и пониманию может носить ничуть не менее конативный характер, чем потребности в принадлежности или любви.

При обычной дихотомии инстинкта – разума скверно определенный инстинкт противостоит скверно определенному разуму. Если бы им было дано корректное определение в соответствии с современным уровнем знаний, они бы не рассматривались как противоположные или противоречащие друг другу и даже как существенно отличающиеся друг от друга. Здоровый рассудок, насколько его можно определить сегодня, и здоровые импульсы, подобные инстинктам, обращены в одном направлении ине находятся в оппозиции друг к другу у здорового человека (хотя онимогут носить антагонистический характер у больного). Одним из примеров может служить то, что все научные данные на сегодняшний день говорят о том, что, с точки зрения психиатрии, для детей желательно быть защищенными, любимыми, ощущать одобрение и уважение. Но именно к этому дети и стремятся (инстинктивно). Мы утверждаем, что именно в этом, поддающемся научной оценке и осязаемом смысле подобные инстинктам потребности и разум, скорее всего, носят синергетический, а не антагонистический характер. Их видимый антагонизм надуман, и вывод о нем был сделан в результате того, что исследовались, прежде всего, больные люди. Если эта точка зрения окажется верной, то таким образом нам удастся решить старую проблему приоритета инстинкта или рассудка – вопрос, который сегодня столь же старомоден, как вопрос о лидерстве мужа или жены в хорошем браке.

Антагонизм между инстинктами и обществом

Для того чтобы проявиться, выразить себя и быть удовлетворенными, слабым, подобным инстинктам импульсам требуются благоприятные культурные условия; если же условия неподобающие, эти импульсы легко разрушаются. Наше общество, например, должно значительно усовершенствоваться, прежде чем появится надежда удовлетворить слабые потребности наследственного характера. Считать, что антагонизм между инстинктами и обществом, между интересами индивида и социальными интересами носит внутренний и неизбежный характер, в высшей степени пустое дело. Возможно, единственным оправданием такой точки зрения является то, что в случае больного общества и больной личности это действительно может быть верно. Но это ненеизбежно ^[15]. И в подобающем обществе этоне может быть верно. Личные и социальные интересы в условиях здорового общества носят синергетический, а не антагонистический характер. Ложная дихотомия сохраняется лишь из – за того, что ошибочные концепции интересов личности и общества вполне естественны при скверном состоянии личности и общества.

Обособленные инстинкты

К недостаткам теории инстинкта, как и большинства теорий мотивации, можно отнести неспособность понять, что импульсы динамически связаны друг с другом в рамках иерархии, определяемой их силой. Если рассматривать импульсы как независимые друг от друга, остаются нерешенными различные проблемы, а также возникает множество псевдопроблем. Например, холистический и единый по сути характер мотивационной жизни затушевывается, и возникают неразрешимые проблемы составления перечней мотивов. Кроме того, из поля нашего зрения пропадает принцип ценности или выбора, который позволяет говорить о том, что одна потребность выше другой, или важнее другой, или носит более базовый характер. Единственное, на что способна изолированная потребность, – потребовать своего удовлетворения, иначе говоря, собственного уничтожения. Это позволяет теории приблизиться к инстинктам смерти, покоя, гомеостаза, благодушия и равновесия.

Здесь упускается из виду тот очевидный факт, что удовлетворение любой потребности, с одной стороны, устраняет ее, а с другой – позволяет другим, более слабым потребностям, которые до сих пор находились в подавленном состоянии, выйти на передний план и заявить о себе. Поток потребностей непрерывен. Удовлетворение одной потребности ведет к появлению новой.

Подавление инстинктов

В одном ряду с интерпретацией инстинктов как проявлений порочного животного стоит представление о том, что они будут более явно проявляться у душевнобольного, страдающего неврозом, преступника, слабоумного или доведенного до отчаяния человека. Это естественным образом вытекает из тезиса о том, что сознание, рассудок и этика есть не что иное, как приобретенная внешняя видимость, которая по своему характеру радикально отличается от того, что она скрывает, и в отношении этого скрытого подобна наручникам на арестанте. Из этой ошибочной концепции вытекает представление о цивилизации и всех ее институтах – школе, церкви, суде, законах – как о силах, ограничивающих дурные животные наклонности.

Эта ошибка имеет настолько критический характер и несет столь трагическую нагрузку, что по исторической значимости ее можно уподобить таким ошибкам, как вера в то, что король обладает правами помазанника божьего, или в то, что одна из религий единственно верная, или отрицание эволюции, или убеждение в том, что земля плоская. Любое мнение, которое подрывает доверие людей к себе, а возможно и ко всем остальным, и заставляет идти их вразрез с реальностью и пессимистически оценивать человеческие возможности, отчасти несет ответственность за все когда – либо имевшие место войны, за любой расовый антагонизм и за любые религиозные погромы.

Если мы признаем, что подобные инстинктам потребности не несут в себе ничего плохого, но имеют нейтральный или позитивный характер, то тысячи надуманных проблем решатся сами собой и постепенно исчезнут.

Например, в обучении детей по методу «дрессировки» следует добиться переворота, который может привести к тому, что само слово «приучение», несущее столь отрицательную имплицитную нагрузку, выйдет из употребления. Перемены, которые предполагают признание и оправдание потребностей животного характера, подтолкнут нас к их удовлетворению, а не к их фрустрации.

В нашей культуре ребенок со средней степенью депривации, еще не полностью усвоивший культурные нормы (т. е. еще не лишенный окончательно здорового и желательного животного начала), упорно добивается восхищения, безопасности, автономии, любви и т. д. всеми доступными ребенку способами, которые приходят ему в голову. Обычной реакцией умудренного опытом взрослого на такое поведение были бы слова: «Да он просто хвастается» или «Она просто хочет привлечь к себе внимание» и попытка выдворить ребенка из компании взрослых. Подобная оценка, как правило, интерпретируется как запретительная мера, направленная на то, чтобыне давать ребенку того, к чему он стремится,не замечать,не восхищаться,не аплодировать.

Если же мы будем воспринимать такие мольбы о принятии, любви, восхищении как законные требования илиправа, так же как мы воспринимаем жалобы на голод, жажду, холод или боль, мы должны будем автоматически превратиться в «удовлетворителей потребностей», а не в тех, «которые их фрустрируют». Единственным результатом этого будет то, что и дети, и родители получат больше удовольствия, им будет приятнее находиться вместе и, без сомнения, они будут больше любить друг друга.