Условия развития. Старение и психологический возраст

Как мы отмечали выше, рубежом, разделяющим зре­лость и позднюю зрелость, обычно считается уход на пен­сию, окончание активной профессиональной деятельнос­ти. Это событие часто порождает кризисный период — кри­зис ухода на пенсию.

Прежде всего негативно сказывается нарушение при­вычного режима и уклада жизни, нередко сочетающееся с острым ощущением противоречия между сохраняющейся трудоспособностью, возможностью принести пользу и их невостребованностью. Человек оказывается как бы «выбро­шенным на обочину» текущей уже без его деятельного уча­стия общей жизни. Снижение своего социального статуса, потеря сохранявшегося десятилетиями жизненного ритма иногда приводят к резкому ухудшению общего физического и психического состояния, а в отдельных случаях даже к сравнительно быстрой смерти.

Кризис ухода на пенсию часто усугубляется тем, что примерно в это время вырастает и начинает жить самосто­ятельной жизнью второе поколение — внуки, что особен­но болезненно отражается на женщинах, посвятивших себя в основном семье. По одной из версий, время взросления второго поколения оказывает большое влияние на продол­жительность жизни многих людей — в связи с потерей очень значимой ее стороны.

Начало последнего периода жизни обычно связано с ускоряющимся биологическим старением. Начинает убы­вать физическая сила, ухудшается общее состояние здоро­вья, снижается уровень некоторых психических функций, прежде всего памяти, ухудшается функционирование ор­ганов чувств. Все эти регрессивные процессы проявляются у разных людей в разной степени, в зависимости от соот­ношения их хронологического и биологического возраста. У части людей паспортный возраст очень сильно отражает­ся на психологическом, а последний, в свою очередь, су­щественно влияет на биологический. При этом свой пас­портный возраст так или иначе соотносится со средней продолжительностью жизни.

Напомним, что сейчас в России средняя продолжитель­ность жизни составляет для женщин 72 года, а для муж­чин — всего 58 лет. Однако не все люди учитывают, что эти средние показатели отражают статистические данные, включающие смертность в любом возрасте, в том числе в младенческом. Если же, например, вычислить среднюю продолжительность жизни мужчин, уже проживших те же 58 лет, то она окажется намного больше.

С уходом на пенсию, нередко совпадающим с ускоре­нием биологического старения, часто связано ухудшение материального положения, иногда более уединенный об­раз жизни. Кроме того, кризис может осложниться смер­тью супруги (супруга), утратой некоторых близких друзей.

Согласно Э. Эриксону, в период поздней зрелости «фо­кус внимания человека» сдвигается от забот о будущем к прошлому опыту. Заметим, что тем самым психологичес­кое прошлое резко увеличивается, а временная перспекти­ва, напротив, сокращается. Таким образом, предполагает­ся психологическое старение, появление чувства старости. Тем не менее Э. Эриксон выделяет здесь, как и на преды­дущих возрастных этапах, две основные линии развития.

Если человек «каким-то образом заботился о делах и людях... переживал триумфы и поражения в жизни... был вдохновителем для других и выдвигал идеи», у него «могут постепенно созревать плоды... предшествующих стадий». Про­исходит «эго-интеграция», связанная с суммированием и оценкой всех предшествующих стадий развития личности.

Э. Эриксон подчеркивает, что эго-интеграция является в поздней зрелости более значимым для человека фактором, чем свойственный ей психосоциальный кризис. При про­грессивной линии развития на предыдущих стадиях человек может положительно оценить всю свою предшествующую жизнь, с удовлетворением подвести ее итоги как в профес­сиональной деятельности, общественных отношениях, так и по линии брака и семьи. Видя свое продолжение в детях и внуках, в том, что он смог сделать как профессионал, чело­век не страшится неотвратимости смерти. Только теперь, на последнем этапе жизни, он обретает, согласно Эриксону, настоящую зрелость и «мудрость прожитых лет»: «Мудрость старости отдает себе отчет в относительности всех знаний, приобретенных человеком на протяжении жизни в одном ис­торическом периоде. Мудрость — это осознание безусловного значения жизни перед лицом самой смерти». Если же человек воспринимает свою прошлую жизнь как цепь «нереализован­ных возможностей и ошибок», то на ее заключительном этапе у него не может быть эго-интеграции. Ее отсутствие приводит к скрытому страху смерти, сопровождающемуся сожалением, что нельзя прожить жизнь заново, либо к отрицанию «соб­ственных недостатков... путем проецирования их на внешний мир». Э. Эриксон характеризует состояние человека при таком варианте развития, как отчаяние. «Судьба не принимается как остов жизни, а смерть — как последняя ее граница. Отчаяние означает, что осталось слишком мало времени для выбора дру­гого пути к целостности; вот почему старики пытаются приук­расить свои воспоминания».

Признавая, как мы отметили выше, одним из призна­ков поздней зрелости обязательное психологическое ста­рение, Э. Эриксон в то же время подчеркивает, что для пожилых людей, помимо оценки своего прошлого, необ­ходима способствующая достижению эго-интеграции «жиз­ненная вовлеченность». Он указывает на важность участия в воспитании внуков, в политических событиях, оздоро­вительных физкультурных программах и т.п.

Следует, однако, иметь в виду, что увеличение психо­логического возраста в поздней зрелости отнюдь не является ее обязательным атрибутом. Этот возраст, как послед­ний этап на жизненном пути, как время утраты по мень­шей мере физических возможностей, является субъектив­но непривлекательным. По данным И.С. Кона, пожилые люди предпочитают относить себя к «среднему возрасту», и лишь немногие считают себя старыми.

Г. Крайг также отмечает, что хотя у многих пожилых людей взгляд на мир определяется чувством собственной уязвимости, подавляющее большинство из них восприни­мает себя совершенно иначе. Исследование, проведенное среди большой группы американцев преклонного возрас­та, установило, что хотя многие пожилые люди и соглас­ны с тем, что «для большинства людей старше 65 лет жизнь действительно нелегка», себя и своих друзей они считают исключением из этого правила.

Осознание негативных возрастных перемен, чувство ста­рости характерно для тех, у кого вступление в данный воз­раст связано с резким ухудшением психического состоя­ния или уровня физического здоровья, сужением круга социальных отношений, значительным ухудшением мате­риального положения, с описанными Э. Эриксоном явле­ниями, сопровождающими отрицательную оценку своей прошлой жизни, и рядом других тяжелых обстоятельств.

При сохранении достаточно деятельной жизни пожилой человек обычно сохраняет и свой прежний психологичес­кий возраст. Такое несоответствие начинающегося физичес­кого старения и возрастной идентификации прослеживает­ся, например, в мемуарах, дневниках и письмах многих пи­сателей, достигших возраста поздней зрелости, но не оста­вивших творчества. Вот как описывает это несоответствие Ю. Олеша:

«...В том, чтобы дожить до старости, есть фантастика. Я вовсе не острю. Ведь я мог и не дожить, не правда ли? Но я дожил, и фантастика в том, что мне как будто меня показывают. Так как с ощущением «я живу» ничего не происходит и оно остается таким же, каким было в младенчестве, то этим ощущением я воспри­нимаю себя, старого, по-прежнему молодо, свежо, и этот ста­рик необычайно уж нов для меня — ведь, повторяю, я мог и не увидеть этого старика, во всяком случае, много-много лет не ду­мал о том, что увижу. И вдруг на молодого меня, который внутри и снаружи, в зеркале смотрит старик. Фантастика! Театр! Когда, отходя от зеркала, я ложусь на диван, я не думаю о себе, что я тот, которого я только что видел. Нет, я лежу в качестве того же «я», который лежал, когда я был мальчиком. А тот остался в зеркале. Теперь нас двое, я и тот. В молодости я тоже менялся, но незаметно, оставаясь всю сердцевину жизни почти одним и тем же. А тут такая резкая перемена, совсем другой. - Здравствуй, кто ты?

— Я - ты.

— Неправда.

Я иногда даже хохочу. И тот, в зеркале, хохочет. Я хохочу до слез. И тот, в зеркале, плачет.

Вот такой фантастический сюжет!»

В дневниках М.М. Пришвина можно найти такие замет­ки: «Пастернак спустился к нам, читал стихи, совершен­ный младенец в свои 60 лет. И делается хорошо на душе не оттого, что стихи его, а что сам он такой существует».

Сам М.М. Пришвин, как мы отмечали выше, до конца жизни сохранил высокую творческую продуктивность. Его дневниковые записи, относящиеся к возрасту 77—80 лет, свидетельствуют о психологической молодости:

«Я представляю собой консервированного юношу и об этой юности все время пишу».

«Золотое детство» — это не в прошлом, а это наши сокровен­ные личные возможности в настоящем».

«Осень в деревне тем хороша, что чувствуешь, как быстро и страш­но проносится жизнь, ты же сам сидишь где-то на пне, лицом обра­щенный к заре, и ничего не теряешь, все остается с тобой». -

«Становится совсем непонятным, как мало люди берут из того, что им дано на земле. И как счастлив я, что свою долю в значи­тельной мере взял».

«А сколько всего намечено для писания...»

В настоящее время основное внимание геронтологов направлено на выявление медико-биологических причин старения и преждевременной смерти и изыскание соответ­ствующих средств продления жизни. Решение этих проблем, как предполагается, позволит довести обычную продол­жительность жизни человека до 100—150 и более лет. Пред­ставляется, однако, что главное, по крайней мере на обо­зримое будущее, — решение вопросов геронтопсихологии, прежде всего проблемы психологического возраста. Ника­кие медико-биологические средства не помогут человеку жить долго, если у него нет психологического будущего.

Известно много случаев, когда человек, окончательно одряхлевший и уже прощающийся с жизнью, вдруг обре­тал ту или иную связь с миром, значимый мотив — и вновь возрождался к жизни. Одна такая невыдуманная история приведена в рассказе В. Солоухина «Варвара Ивановна». Члены комиссии, проверявшей работу колхоза, зашли в дом бригадира — недавно овдовевшей женщины, матери троих маленьких детей. В передней горнице они обнаружи­ли горящие перед образами лампадки. Рассказ ведется от лица председателя комиссии:

«Ты это зачем? — напустились мы на нее. — Член правления, член партии, как не стыдно!»

Татьяна Сергеевна показала глазами на тесовую перегородку и говорит, сходя почти на шепот:

«Мама помирает. Просила затеплить. Вчера соборовали».

Я заглянул за перегородку и увидел на кровати старуху, лежа­щую вытянуто и прямо, как лежат покойники на столе. Даже руки сложены на груди, как у готовой покойницы. Да она с лица и была уже готовая покойница: кожа желтая, щеки ввалились, губы натянуло до синевы, нос востренький, надбровные дуги высту­пили и прояснились. Про руки и говорить нечего: воск и воск. И этот, знаете, серый, пепельный налет на лице. То есть нынче или завтра конец. Недаром же попросила, чтобы соборовали...

«Да, отработала Варвара Ивановна свое, — опечалился я, выходя из-за перегородки к столу. — Сколько ей? Чай, за восемь­десят?»

«Восемьдесят шестой, — подтвердила Татьяна Сергеевна. — Да уж, конечно, отработала... Четвертого дня слегла. Сразу как-то перелом произошел. Три дня — и готово. Догорает, как све­ча...»

На другой день совещались мы в райкоме, как вдруг секретар­ша вызывает меня к телефону. Звонят из колхоза, где ужинали: бригадира Татьяну Сергеевну вечером убило наповал куском ме­талла, отлетевшего от силосорезки. Надо ехать на место, разо­браться...

Захватив врача, поехал в колхоз «Победа». Силосная яма у них на въезде в село, так что мы сразу и увидели происшедшее.

Впрочем, что мы увидели? Лежит поверх изрубленной на си­лос кукурузы наша Татьяна Сергеевна... Висок пробит железным осколком... Глядеть, собственно, нечего... Положили в кузов, чтобы отвезти в больницу на вскрытие.

Надо бы и мне возвращаться в район, но вдруг встала перед глазами вчерашняя картина: старуха, почти покойница, и трое ребятишек мал мала меньше...

Я завел свой «газик» и на третьей скорости в село...

Затормозил. Взбегаю на крыльцо — и чуть не обмер с испугу: навстречу мне Варвара Ивановна на своих ногах и с ведром. По воду.

«Да разве не умерла?!» — не удержалось у меня на языке. Не могло удержаться, настолько был уверен.

«А их куда? — озабоченно кивнула Варвара Ивановна назад в избу, где, видимо, сидели ее внучата. — Ну умру я, ладно. А их кто будет обихаживать, если остались круглыми сиротами? Уж видно, некогда мне, старухе, помирать. Не время».

Поверите или нет, три года прошло с тех пор, а она все живет... Живет — и некогда ей помирать...»

Учет психологического возраста помогает нам понять, а иногда и прогнозировать специфику развития личности. В поздней зрелости, как и в зрелости, адекватность психо­логического возраста, и в особенности сохранение чувства молодости, обычно сочетается с личностным ростом. Пос­ледний момент и является наиболее важным: интенсивное развитие личности, стремление к самосовершенствованию и самореализации возможны на любом возрастном этапе. Психологический возраст поэтому больше, чем хроноло­гический, связан с тем, что сейчас принято называть ка­чеством жизни. Гораздо более значимо то, как человек живет и в связи с этим как себя воспринимает и осознает, чем то, когда он родился и к какой возрастной категории объек­тивно должен быть отнесен. Как писал еще в самом начале нашей эры Л. Сенека, нужно стараться, «чтобы жизнь наша, подобно драгоценности, брала не величиной, а весом. Бу­дем мерить ее делами, а не сроком...

Зачем ты спрашиваешь меня, когда я родился? Могу ли числиться среди еще не старых? Свое я получил. Человек может быть совершенным и при тщедушном теле — так и жизнь может быть совершенной и при меньшем сроке. Воз­раст принадлежит к числу вещей внешних. Как долго я проживу, зависит не от меня, как долго пробуду — от меня. Требуй от меня, чтобы я не провел свой бесславный век, как в потемках, чтобы я жил, а не тащился мимо жизни.

Ты спрашиваешь меня, каков самый долгий срок жиз­ни? Жить, пока не достигнешь мудрости, не самой даль­ней, но самой великой цели. Тут уж можешь смело хва­литься и благодарить богов и, пребывая среди них, ставить в заслугу себе и природе то, что ты был».