Психический автоматизм Клерамбо

В. А. Мазин

«Введение в Лакана»

Аннотация

Эта книга – введение в дисциплину Великого и Ужасного Волшебника, Наследника и Реформатора Фрейда, Друга Якобсона и Леви-Строса, Последователя Сократа и Спинозы, Западного Мастера Дзен и Самого Темного Мыслителя, Отца Постсовременного Дискурса и Теоретика Эха Мысли, Психоаналитика Жака Лакана.

Книга известного психоаналитика и теоретика культуры Виктора Мазина в доступной форме вводит в творческое наследие выдающегося французского мыслителя, основателя «Фрейдовской школы» Жака Лакана (1901-1981).

Адресована широкому кругу читателей, интересующихся психоанализом и историей культуры.

Пролог

Короткие рассказы этой небольшой книги представляют собой введение в теории Жака Лакана, можно сказать, самого знаменитого психоаналитика после Фрейда, мыслителя, на которого сегодня, в начале XXI века ссылаются философы и кинокритики, психиатры и культурологи, социологи и этнологи. После Фрейда лишь Лакану удалось вызвать подобное уважение, такую же страстную любовь и ненависть окружающих. В психоаналитической среде со времен Фрейда только Лакан стал объектом Великого Переноса.

Эта книга – введение в его учение. В течение многих десятилетий творческой деятельности Лакан разрабатывает различные теории душевной жизни человека. В этой книге рассматриваются только те из них, которые представляются необходимыми для предстоящего погружения в «Лакана». Однако дело не только в том, что теорий много, но также и в том, что практически каждая из них безгранична, в том числе и в разносторонних отношениях с другими теориями. Формат введения предполагает насильственное ограничение распутывания этих самых отношений.

Подобно Фрейду, Лакан постоянно возвращается к одним и тем же вопросам, пересматривает их и перестраивает свои конструкции. Так что рассказы этой книги должны представить движение мысли, эволюцию взглядов. Причем, эволюция эта отнюдь не представляет собой поступательного, хронологического развития от простого к сложному, от непонятного к понятному. Вот проблема: невозможно одновременно вывести на сцену все понятия. Появившийся термин зачастую проясняется лишь после своего появления, задним числом, на последующих страницах.

Кроме того, как и у Фрейда, у Лакана движение мысли не останавливается, не устанавливает однозначность того или иного понятия, той или иной теории. Каждое понятие определяется не четкими дефинициями, но отношениями с другими понятиями, историями концептуального пересмотра. Каждая теория меняется в зависимости от ее отношений с другими теориями. Каждый термин зависит от точки зрения интерпретатора.

Ловушка, которая стоит на пути «Введения», – хорошо известная непроницаемость и загадочность языка Лакана. Как найти «доступный» для введения язык, который сохранил бы верность лакановской мысли? Мысли противоречивой, подвижной, небюрократизируемой. Мысли, подобно коанам дзен-буддизма, заставляющей читателя находить свой ответ – свой первый семинар Лакан открывает словами: мэтр может прервать молчание чем угодно – сарказмом или пинком ноги. Мысли, которая вопреки и в силу своей герметичности стала ходовым продуктом психического потребления. Лакан, говоря о своей диссертации, утверждал: хватило десяти лет, чтобы написанное стало ясным для всех. Но что значит «ясным»?

Зачастую мысль Лакана подчиняется бессознательной логике, паралогике, не знающей противоречий. Кажущаяся бессвязность оказывается весьма хорошо связанной. Кажущийся бред предельно систематизированным. Значения возникают на стыке слов, фраз; и чтение Лакана требует особого внимания к пространству между ними. Лакан активно прибегает к следам, оставленным работой бессознательного – оговоркам, шуткам, остротам. Если Фрейд сломал представление о субъекте как о целостном разумном существе, то, как еще Лакану говорить об этом расщепленном, разнородном субъекте? Неужели на языке формальной логики? Лакан зачастую как будто предается свободным ассоциациям, неудержимому полету поэтической мысли. Но ведь в этом и раскрывается язык психоанализа, приближающийся порой к психотическому. В этом верность Лакана Фрейду. В этом программа его психоанализа под эгидой «Возврата к Фрейду».

Еще одна особенность письма Лакана состоит в том, что он не ограничивает себя чтением Фрейда; и, вслед за ним, «Введение» поворачивается к Якобсону и Леви-Стросу, де Соссюру и Хайдеггеру, Бенвенисту и Валлону. Лакан настойчиво обращается к самым разным областям знания, пограничным с психоанализом – лингвистике и математике, кибернетике и этике, эстетике и оптике. Неминуемым вопросом становится вопрос о границах психоанализа. Лакан пребывает в состоянии постоянной рефлексии о пределах своей дисциплины и отношениях со смежными науками. Язык самого психоанализа – язык пограничный. Может быть поэтому, хотя Лакан и подчеркивал, что он – психоаналитик, обращается к психоаналитикам и говорит о психоанализе, его теории оказались востребованными и в этике, и в политике, и в эстетике, и в философии, и в критике…

Психоанализ, для Лакана, как и для Фрейда, – не профессия, а искусство. Для Фрейда – искусство толкования. Для Лакана – одно из классических «свободных искусств», наряду с астрономией, музыкой, диалектикой, арифметикой и грамматикой. Говоря об искусстве, стоит сказать и о рисунках «Введения».

Рисунки напоминают: это – «введение», «книга для начинающих». Это – не академическое издание с кавычками и ссылками. И дело здесь не только во «введении», но и в том, что в психоанализе всякого рода переадресовки, прямая речь, цитаты воспринимаются скорее как отвлекающий маневр, как попытка самоустранения из речи. Это ведь не я говорю. Речь принадлежит кому-то другому. Своя речь – речь кого-то еще.

Рисунки создают зазор между собой и текстом, рассеивая внимание, делая его, хотя бы отчасти, скользящим. Напоминают они и о сродстве психоанализа и искусства, существующем со времен Фрейда; и о том, что у Лакана даже не просто страсть коллекционера к изобразительному искусству, но и теоретический интерес. Рисунки восполняют отсутствие графов, схем, к которым был привязан Лакан. Рисунки напоминают: Лакан – теоретик воображаемого, оптического, спектрального, видимого, призрачного.

Механизмы рождения

Жак Мари Эмиль Лакан родился 13 апреля 1901 года в Париже в семье весьма небедного торговца уксусом. Он стал первым ребенком в семье Альфреда Лакана и Эмилии Бодри. Затем на свет появились его сестра Мадлен и брат Марк-Франсуа (еще один брат умер в младенчестве). Семья проживала в комфортных апартаментах на бульваре Бомарше.

Имя Эмиль, кстати, будущий психоаналитик получил в наследство от деда по отцовской линии, который со всей суровостью исполнял обязанности отца. Власть этого «мерзкого мелкого буржуа», как назовет его Лакан на семинаре 6 декабря 1961 года, над внуком была настолько сильна, что будущая теория отцовского закона, теория Имени-Отца во многом будет обязана своим появлением на свет именно этому «чудовищному типу». Детские годы вообще оставят в душе Жака Мари Эмиля малоприятные воспоминания о жестко упорядоченной буржуазно-религиозной атмосфере и семейных скандалах. Впрочем, он навсегда сохранит светлую память о матери, которой будет восхищаться всю свою жизнь.

С 1907 по 1919 год Жак Лакан получит традиционное католическое воспитание и классическое образование в престижном иезуитском коллеже Станисласа. Греческий язык и латынь, классическая литература и рационализм Декарта, которые он с блеском будет изучать, станут тем основанием, от которого Лакан будет отталкиваться. В течение всей жизни будет он сохранять самые разнообразные жизненные интересы. Его будут привлекать различные науки. Не станет он чуждаться и «простых» человеческих радостей. Об этом будут свидетельствовать его друзья – Сальвадор Дали и Роман Якобсон, Морис Мерло-Понти и Альберто Джакометти, Жан-Поль Сартр и Пабло Пикассо, Андре Мальро и Андре Массой. Авангардная литература, дадаизм, философия – вот что привлекает его в юношеские годы. Манит его образ Спинозы. Манящий образ жизненно важен. Его идеализируют. С ним отождествляются. Жак Лакан прославится своей теорией стадии зеркала, на которой рождается целостный образ человека. В 1923 году Фрейд напишет, что человеческое я появляется на свет благодаря отождествлениям с другими людьми; собственное я собирается из черт других. Этими отождествлениями, идентификациями Лакан займется с самого начала своей теоретической деятельности, с начала 1930-х годов. Впоследствии он будет различать фундаментальные для построения себя первичные воображаемые идентификации и вторичные символические идентификации, действующие на стадии рождения собственно человека, т. е. на стадии Эдипа. Отождествлениям Лакан посвятит специальные семинарские занятия 1961—1962 годов.

В основе воображаемых идентификаций лежит отождествление с собственным отражением в зеркале. Эти идентификации основаны на отождествлении с образом и потому называются воображаемыми. Зеркальное отражение рождает образ идеального себя и обусловливает идеализацию другого человека. В основе символических идентификаций находится отождествление с отцом в заключительной фазе эдипова комплекса. Эти идентификации рождают я-идеал и содействуют вхождению субъекта в символический порядок, порядок языка и культуры. Символические идентификации названы так, поскольку обеспечивают вхождение ребенка в символический порядок. Это уже отождествление не столько с образом, сколько со словом.

В основании лакановских рассуждений об идентификациях будет лежать формула Фрейда: я собирает себя, присваивая, делая своими черты других людей. Лакан будет подчеркивать фундаментальную значимость для отождествления того нарциссического образа другого, в котором я распознает себя. Причем таким содействующим собственному рождению и существованию идеальным образом может стать далеко не только современник, но и человек живший столетия назад, например Спиноза.

Спиноза останется с Лаканом на всю жизнь. Спиноза будет значим для него не только как нетрадиционный мыслитель, но и как знак сопротивления буржуазным надеждам отца и деда, как признак оппозиции официальным доктринам и общепринятым мнениям. Еще во время учебы в коллеже в спальне.

Лакана появится вычерченный им самим план строения «Этики» Спинозы. Спиноза будет интересовать его куда больше анатомии и морфологии во время учебы на медицинском факультете.

15 января 1964 года Лакан откроет свой семинар по четырем основополагающим понятиям психоанализа, к которым он отнесет бессознательное, повторение, перенос и влечение, с речи об отлучении. Он будет отождествлять себя со Спинозой. Спинозой, учившим: всякое определение есть ограничение. Спинозой, описавшим в «Этике» парадоксы любви – любви к себе в другом; любви к другому в силу ощущения того, что чего-то не хватает в себе; любви, которую желание направит на поиск неведомого объекта, как будто бы содержащегося в любимом. Спинозой, сказавшим: человек свободен лишь потому, что свобода эта ему желанна. Спинозой, утверждавшим, что желание и есть сущность человека. Спинозой, исключенным в 1656 году из еврейской общины Амстердама, которой он принадлежал, причем, без возможности возврата. Также безвозвратно будет изгнан из официальной психоаналитической организации борец за свободу духа Зигмунда Фрейда Жак Лакан.

Лакан будет входить в свои теоретические конструкции, проникать в свой собственный мир через философию, в том числе и Спинозы, через психоанализ, в первую очередь Фрейда, через искусство, главным образом сюрреализма, через психиатрию, в которой учителем его станет Гаэтан Гатиан де Клермабо.

Психический автоматизм Клерамбо

С 1919 по 1927 год Жак Лакан изучает медицину. С 1926 года он специализируется на психиатрии. В годы учебы влияние на Лакана оказали три знаменитых психиатра – Жорж Дюма, Анри Клод и Гаэтан Гатиан де Клерамбо. Отметим, если Дюма был откровенным врагом психоанализа, а Клод проявлял живой интерес к открытиями венского мыслителя, то Клерамбо Фрейд вообще мало волновал. Когда в 1927 году Лакан приступает к работе в больнице Святой Анны, психиатрия уже испытала на себе влияние психоанализа; и шизофрения, в частности, считается результатом не дурной наследственности, а бессознательных конфликтов. Из трех учителей Лакана исключительное место занял один – Клерамбо. Лакан проходит под его руководством клиническую подготовку в Специальной больнице префектуры полиции. Через сорок лет после практики у Клерамбо, Лакан назовет его своим единственным учителем. Об исключительной близости учителя и ученика свидетельствуют и их отношения – любви и ненависти. О сложных отношениях свидетельствует, в частности, сноска, которую Лакан делает в своей статьей 1931 года «Структура паранойяльных психозов». В этой сноске Лакан, зная страх Клерамбо перед тем, что его идеи могут быть украдены, в достаточно карикатурной манере выражает благодарность учителю и за предоставленную методологию, и за всю терминологию. В ответ разгневанный учитель отрекается от своего ученика и, разумеется, обвиняет его в плагиате. Несмотря ни на что, влияние Клерамбо на Лакана трудно переоценить.

Гаэтан Гатиан де Клерамбо был знаменитым исследователем паранойяльного бреда, психического автоматизма и речи пациентов. Несмотря на консерватизм своих психиатрических взглядов, он, подобно Фрейду, понимал, – нет барьера, разделяющего разум и безумие; более того, безумие содержит в себе определенную истину человека. Имя Г. Г. Клерамбо всем известно, по меньшей мере, благодаря выделенному им (и независимо от него русским психиатром В. X. Кандинским) синдрому психического автоматизма (синдрому Кандинского-Клерамбо).

Описание этого феномена оказало сильное влияние на Лакана. При синдроме психического автоматизма пространство движения мысли оказывается открытым: мысль уходит вовне, мысль приходит извне. Мысль телепатически читается другими людьми. Мысль пересекает границу внешнего и внутреннего. Мысль удваивается в пространстве и времени. Мысль освобождается от источника мысли. Мысль отчуждается. Мысль становится чужой… Отчужденными, «сделанными», автоматическими предстают не только мысли и речь, но также движения и ощущения. Человек превращается в автомат.

Концепция психического автоматизма объясняет всю систему галлюцинаций пациента существованием в его психике чего-то такого, с чем он ничего не может поделать. Клерамбо истолковывает автоматизм присутствием в душе некоей психической машины, с которой невозможно справиться. Внутренний, чисто механический паразит подчиняет себе психическое состояние человека. Человек управляется кем-то другим. Его инструктируют голоса.

Психический автоматизм показывает Лакану, как человек захвачен языком, как все его поведение подчинено инструкциям отчужденного голоса Другого. Этот элементарный феномен психоза обнаруживает загадочную связь субъекта с языком и мыслью, приходящими как бы извне. Самое, казалось бы, интимное, что есть у человека, его собственные мысли, оказываются ему не принадлежащими. При психическом автоматизме субъект полностью отчужден от себя. Он – мертвая кукла, в которой эхом отзывается голос Другого. Голос может звучать даже из божественных лучей, как это происходило в галлюцинациях знаменитого параноика Даниеля Пауля Шребера. Шребера, автобиографический текст которого будут анализировать и Фрейд, и Лакан.

Клерамбо называет психический автоматизм основным элементом диагностики хронических психозов. Однако феномен автоматизма важен не только потому, что он во многом проясняет психотические состояния. Автоматизм касается не только психотика, но и человеческого существа вообще. На одном из семинарских занятий сезона 1976—1977 годов. Лакан скажет «психический автоматизм – это норма», ведь именно в нем обнаруживается таинственная связь субъекта с речью и мыслью.

Не удивительно, что кажущиеся нам само собой разумеющимися особенности человеческого существования зачастую имеют отношение именно к паранойе. В частности, систематичность, от которой стремился уберечь психоанализ Фрейд, и от которой стремительно бежал Лакан. В частности, убежденность, уверенность, с которыми, на взгляд Лакана, психоанализ не должен иметь ничего общего. Лакан будет настойчиво предостерегать: психоанализ – не та деятельность, результатом которой становится убежденность пациента в истинности аналитических толкований. И сам он никогда никого не будет уверять в необходимости проходить анализ. Каждый решает сам.

Клерамбо говорит о психическом автоматизме в 1905 году и детально описывает этот синдром в первой половине 1920-х годов, как раз во времена учебы у него Лакана. Он настаивает на автономном и примитивном характере этого синдрома. Он утверждает: этот синдром заведен в каждом. Но чаще всего синдром психического автоматизма оказывается предвестником паранойяльного бреда.