Глава 17. Методы изучения мотивации и мотивов 3 страница

Однако в ряде случаев даже у взрослых ассоциативная связь потребности с пред­метом ее удовлетворения может отсутствовать. Это бывает, например, когда чело­век попадает в неопределенную ситуацию или чувствует, что ему чего-то недостает (но не понимает, чего именно), или же неправильно представляет предмет потреб­ности. Можно привести и другие примеры, когда предмет не является характерис­тикой потребности, не отражает ее содержания. Если я сосу конфету, это не всегда означает, что я проголодался или захотел сладкого; я могу это делать, чтобы не ус­нуть или перебить желание закурить. В данном случае предмет становится не по­требностью и даже не целью, а средством, помогающим удовлетворить другую по­требность (например, желание досмотреть телепередачу, когда клонит ко сну).

Итак, сказанное означает, что не могут быть сущностью потребности предметы ее удовлетворения. Для социологов потребности выступают как ценности, и харак­терно, что многие не отождествляют ценности и потребности.

2.3. ПОНИМАНИЕ ПОТРЕБНОСТИ КАК ОТСУТСТВИЯ БЛАГА. ПОТРЕБНОСТЬ КАК ЦЕННОСТЬ

В. С. Магун (S983) считает, что в психологии понятие «потреб­ность» неоправданно сужено и что назрела необходимость «вневедомственного» подхода к разнообразным ее феноменам. В связи с этим он полагает, что экономи­ческая традиция, объединяющая промежуточные и конечные потребности (блага) в рамках общего ряда, является более конструктивной, чем психологическая. «Эко­номический» подход, по мнению В. С. Магуна, позволит понять механизмы взаимо­действия собственных потребностей индивида с потребностями других людей и со­циальных систем. Таким образом, он встал, по существу, на тот путь рассмотрения потребностей, который В. Н. Мясищев (1995) называл историко-материалистическим, социальным, связанным с политической экономикой. Но при этом В. С. Магун не учитывает предостережения В. Н. Мясищева, что при таком подходе вовсе не следует, что потребность не относится к психологической области.

В основу своего подхода В. С. Магун положил понятия сохранения и развития (совершенствования) субъекта, научным и обыденным сознанием воспринимающие­ся как проявления благополучия человека. Поэтому для их обозначения, считает он, вполне естественно воспользоваться термином благо. Им В. С. Магун обознача­ет состояния и процессы субъекта и его внешней среды, которые являются причи­нами (правильнее было бы сказать факторами, условиями) сохранения и развития этого субъекта. Поскольку таких причин может быть много, а главное, что между ними существуют множественные причинно-следственные связи (в качестве при­мера автор приводит стихотворение С. Маршака о том, как из-за отсутствия гвоздя Для подковы командирского коня развернулась цепь событий, конечным звеном которой был захват города врагом), В. С. Магун вслед за экономистами вводит поня­тие порядков. При этом под благом первого порядка он понимает, например, состо­яние сытости, под благом второго порядка — хлеб, затем — зерно, мельницу, поле, на котором выращивают зерно, и так до бесконечности. Состояние отсутствия блага автор принимает за потребность. Находясь в таком состоянии, субъект как бы требует восстановления своей нарушенной целостности (сохранности), или раз­вития, или появления условий, обеспечивающих эти результаты. Отсутствующее благо В. С. Магун называет предметом потребности. Таким образом, потребность в благе X — это состояние отсутствия блага X, а наличие блага Xозначает отсутствие потребности в нем.

Эта, логичная на первый взгляд, цепочка рассуждений страдает многими изъяна­ми. Логику рассуждений автора можно принять только в отношении потребности и блага первого порядка, т. е. когда речь идет о рассмотрении потребности еще в об­щепринятом психологическом плане (да и то не для всех случаев). Когда же мы вы­ходим за пределы субъекта и начинаем рассуждать о благах второго и последующих порядков, в рассуждениях автора появляется много брешей и белых пятен. Какая, например, должна была появиться у крестьянина-бедняка потребность, когда он хо­тел есть, а хлеба, муки, зерна, не говоря уж о мельнице, у него не было? Немедлен­но засевать поле? Или посмотрим на процесс развития человека. Согласно формуле автора, появление этого блага (развития) уничтожает или уменьшает потребность в нем, т. е. в развитии. Но разве можно в это поверить, наблюдая за неуклонным развитием ребенка или тренирующегося спортсмена? Неслучайно Л. И. Божович (1968) называла такие потребности ненасыщаемыми. С другой стороны, появ­ление некоторых потребностей само может рассматриваться как благо (в общече­ловеческом, а не экономическом понимании), например, появление потребности жить после острой депрессии.

Отмечая в одной из своих работ, что блага могут сочетаться с вредными воздей­ствиями, В. С. Магун (1985) тем самым делает неправомочным данное им определе­ние блага как фактора, способствующего сохранению и развитию человека. Отсюда теряют всякий смысл его рассуждения о ценностях позитивных, в роли которых выступают блага, и негативных, в роли которых выступают потребности. Можно также заметить, что понимание им негативной ценности как чего-то вредного для организма звучит довольно странно; если бы потребность действительно была вред­ной, то из-за появления чувства голода (потребности в пище) животный мир давно бы вымер: вредное генетически не закрепляется.

В. С. Магун полагает, что соединение низших благ (состояний субъекта) и выс­ших (предпосылок, условий) позволяет существенно расширить эвристические функции понятия «потребность», вывести этот феномен за пространственные гра­ницы субъекта. Отсюда, видя причины изменения состояний субъекта (появления потребности) вне человека, он вводит термин «внешняя потребность», хотя и пони­мает, что это звучит непривычно. Он выделяет также потенциальные потребности, под которыми понимается все, из-за отсутствия чего могут нарушиться процессы сохранения и развития индивида. Здесь он снова вступает в противоречие с самим собой, так как потребностью становится уже само благо, а не его отсутствие и свя­занное с этим состояние субъекта. Кроме того, рассуждения типа: раз у меня этого нет, значит, у меня в этом есть потребность, — далеки от реальности.

Отмеченные противоречия вытекают не из неудачных или неточных формулиро­вок, а из логики рассуждений В. С. Магуна, которая порой далека от реальной жиз­ни и ее психологического анализа. Отбросив психологический подход и опираясь на логико-формальный и социально-экономический подходы в понимании блага и по­требности, автор неадекватными средствами попытался решить чисто психологи­ческую проблему о сущности потребностей человека. В результате «вневедомствен­ный» подход не помог прояснить суть вопроса.

Превращение для человека потребностей в ценности дало повод В. С. Магуну (1978) говорить о том, что удовлетворение потребности (и возникающая при этом удовлетворенность) не всегда приводит к исчезновению или ослаблению силы по­требности, а наоборот, может приводить к ее усилению. В данном случае ход его рас­суждений таков. Используя известную формулу У. Джемса:

Самоуважение = успех

притязания

В. С. Магун вместо самоуважения (как частного вида удовлетворенности) подстав­ляет обобщенную удовлетворенность, на место притязаний — силу соответствую­щей потребности, а на место успеха — объем реально полученного блага. Он крити­кует имеющуюся точку зрения об обратной зависимости между силой потребности и удовлетворенностью, утверждающую, что чем больше удовлетворяется потреб­ность и снижается ее сила, тем большее удовлетворение испытывает человек. Эта зависимость, пишет В. С. Магун, была бы справедливой, если бы делимое (объем реально полученного блага) было постоянной величиной. Только для этого случая верны положения У. Джемса: «При... уменьшении знаменателя дробь будет возра­стать. Отказ от притязаний дает нам такое же желанное облегчение, как и осуще­ствление их на деле...» (1991, с. 91) и Т. Карлейля: «Приравняй твои притязания нулю, и целый мир будет у ног твоих» (цит. по: У.Джемс, с. 92). В действительности же, продолжает он, делимое (величина блага) изменяется, и это может привести даже к прямой зависимости между силой потребности и ее удовлетворенностью, т. е. чем больше удовлетворение, тем сильнее потребность, и наоборот, чем сильнее выражена потребность, тем большее удовлетворение испытывает человек. Таким образом, делает вывод В. С. Магун, удовлетворенность влияет на потребность двоя­ко: по мере роста удовлетворенности потребность в соответствующем благе может как ослабевать, так и усиливаться. Первое, согласно представлениям А. Маслоу, характерно для «мотивации дефицита», второе — для «мотивации роста».

С одним из положений В. С. Магуна (чем сильнее потребность, тем большее удовлетворение будет испытывать человек после удовлетворения этой потребности) спорить не приходится — это очевидный факт. Вызывает сомнение обратное поло­жение: чем больше у человека удовлетворенность, тем сильнее у него будет потреб­ность в соответствующем благе. Если не ввести уточнение, что речь идет о знаемой потребности, ставшей для человека ценностью, а не о реальной, испытываемой в данный момент потребности, то согласиться с В. С. Магуном трудно.

Начнем с того, что автору следовало бы разграничивать два понятия: удовлетво­ренность и удовлетворение. Как показано в одной из наших работ (Е. П. Ильин, 1981), это далеко не одно и то же. Удовлетворение человек испытывает каждый раз, когда его потребность полностью удовлетворяется (это выражается в переживании удовольствия, облегчения). И именно это имеет в виду У. Джемс, когда говорит, что отказ от притязаний дает такое же желанное облегчение, как и осуществление их на деле. Следовательно, рассматривая и модифицируя его формулу, В. С. Магун дол­жен бы говорить именно об удовлетворении, а не об удовлетворенности, ибо послед­няя есть выражение положительного отношения к какому-либо фактору жизни, работы в результате неоднократно испытываемого удовольствия и гарантированно­го, с точки зрения субъекта, получения этого удовольствия и впредь. То есть в этом случае речь идет о ценностях человека (данный фактор, вызывающий удовлетворен­ность, является для человека благом, ценностью). Неслучайно представления А. Маслоу были подкреплены данными исследования Ф. Фридлендера (F. Fried-lender, 1965), который проводил опрос американцев с целью выяснить, насколько значимыми и удовлетворяющими являются для них различные обстоятельства жиз­ни (т. е. какой фактор более значимый, более ценный). Неслучайно и В. С. Магун в качестве потребностей рассматривает жизненные ценности: цели человеческой де­ятельности, принципы жизни или важнейшие качества, необходимые для достиже­ния жизненных целей. Но расположение этих ценностей по степени значимости не означает расположения их по силе потребности. Я могу заработок поставить на одно из первых мест, но при этом не переживать из-за отсутствия денег в данный момент, поскольку не испытываю в них нужды.

Тот же факт, что между удовлетворенностью (как отношением) и значимостью той или иной ценности выявляются положительные связи (корреляции), не должен вызывать удивления: чем большая удовлетворенность формируется у данного чело­века от конкретного фактора, тем большей ценностью этот фактор становится для него. Но это не имеет прямого отношения к реально переживаемой потребности, что пытается доказать В. С. Магун (если, конечно, потребность он понимает на саном деле как побудитель активности человека; однако очевидно, что это не так, иначе бы он не говорил об относительно пассивных потребностях, ставя под сомнение обяза­тельность побудительности потребности. Все это можно принять только в одном слу­чае — если речь идет о знаемых потребностях, ставших для субъекта ценностями).

В то же время идея В. С. Магуна о том, что чем сильнее удовлетворенность ка­ким-то фактором, тем сильнее выражена у человека актуальная потребность в нем, могла бы быть реализована при рассмотрении переживания потребности как пред­вкушения чего-то. Ведь очевидно, что чем более выражено у меня положительное отношение к какому-то объекту или процессу, тем сильнее у меня может быть выра­жена тяга к нему, предвкушение удовольствия (поскольку удовлетворенность га­рантирует мне его получение). К сожалению, В. С. Магун подобные случаи в своей работе не рассматривает.

2.4. ПОТРЕБНОСТЬ КАК НЕОБХОДИМОСТЬ

Б. Ф. Ломов (1984) определяет потребность как объективную необ­ходимость. Однако еще К. Маркс писал, что нужда — это внутренняя необходи­мость. Следовательно, потребность может отражать не только внешнюю объектив­ную необходимость, но и внутреннюю, субъективную.

«Необходимость» в «Словаре русского языка» С. И. Ожегова (1985) трактуется как надобность обязательная, неизбежная, без которой не обойтись. Однако если соотносить потребность с любой надобностью (Б. И. Додонов, 1973; П. А. Рудик, 1967) вне конкретного временного отрезка, то это, как и в предыдущем случае, бу­дет слишком абстрактно. Организму, например, чтобы нормально развиваться, в принципе необходимы (нужны) белки, жиры, углеводы, соли, витамины. Но пони­мание и словесное обозначение этого является просто констатацией факта, обозна­чением наших знаний о зависимости организма от этих веществ, но не обозначени­ем нужды в них в данный момент и тем более не переживанием нужды в них. Нуж­ность и нужда — разные вещи. Если нужность в каких-то веществах обеспечивается регулярно без нарушения внутреннего гомеостаза, то и нужда как особое, специфи­ческое потребностное состояние не возникает. Для того чтобы необходимость отра­жала потребность, она должна стать для субъекта актуальной в данный момент,

пре­вратиться в нужду, чтобы человек захотел того, что ему необходимо. Но и в этом случае соотношения между необходимостью и потребностью могут быть разными, не всегда совпадающими. В жизни бывает, что мы не всегда хотим то, что нам необ­ходимо, и в то же время можем сделать что-либо, не испытывая потребности (напри­мер, поесть «про запас», зная, что потом долго не представится такой возможности; это как бы удовлетворение предвидимой потребности, которая должна появиться в будущем, а по сути — предупреждение ее возникновения). В пушкинские времена было модным нюхать табак. Потребность была в удовольствии от чихания, а надоб­ность была в табаке. Таким образом, необходимость (ее осознание) может быть од­ним из побудителей активности человека, не являясь в собственном смысле слова потребностью, а отражая либо долженствование, чувство долга, либо превентив­ную целесообразность, либо надобность.

Д. А. Леонтьев (1992) полагает, что критерий необходимости может прилагаться к потребности только в том случае, если она — потребность — необходима для со­хранения и развития человечества, а разрушительная или не играющая витальной роли с необходимостью не связана. Но как же трактовать случай с наркоманом, когда ему необходима «доза» для снятия «ломки»? Разве в этот момент у него нет потреб­ности? Очевидно, не только полезное является необходимостью и потребностью.

Необходимость может отражать и зависимость организма и личности от конк­ретных условий существования, от факторов внешней среды, существенных для соб­ственного сохранения и развития. Именно так некоторые авторы и понимают по­требность — как зависимость от чего-то. У Б. И. Додонова (1978, 1984): потреб­ность — это внутренняя программа жизнедеятельности индивида, отражающая, с одной стороны, зависимость от условий существования, а с другой — необходи­мость выполнения этой программы для того, чтобы существовать.

Как отмечает Б. И. Додонов, наиболее четко такое определение потребности Дано В. А. Василенко: потребность — это заложенная в нас природой и обществом программа жизнедеятельности. Соглашаясь с этим, Б. И: Додонов дает такому пониманию потребности психологическое обоснование. С этой точки зрения ни нужда, ни отражение нужды в сознании человека (потребностное состояние по А. Н. Леонтьеву) не выражают суть потребности как источника активности чело­века, но содержат рациональное зерно — обозначение тенденции к взаимодей­ствию человека и животных с внешним миром. Он полагает, и надо заметить, вполне справедливо, что нельзя рассматривать потребность только как «запрос» организма и личности к объективному миру и подчеркивать лишь «страдатель­ный» характер переживания нуждаемости. Потребность есть и требование от себя определенной производительной деятельности (созидания); организм и лич­ность активны не только потому, что им надо что-то потребить, но и потому, что надо что-то произвести.

Неясно, однако, почему планирование, программирование созидания является самой потребностью, а не ее следствием. Планирование характеризует психическую активность человека уже после появления потребности: ведь планируется, как удов­летворить потребность, а не как ее сформировать. Поэтому создается впечатление, что Б. И. Додонов подменил потребность мотивационным процессом. Неслучайно он в качестве потребности выдвигает и намерение, а в качестве физиологического механизма намерения — «акцептор действия» (П. К. Анохин), справедливо пола­гая, что он есть не что иное, как программа поведения. Б. И. Додонов к «теоретиче­ским» потребностям относит убеждения, идеалы, интересы; это еще больше убеж­дает в том, что в качестве потребности у него выступает все влияющее на мотивационный процесс.

Отождествляя потребность с программой жизнедеятельности (генетически за­программированным или прижизненно сформированным поведением), Б. И. Додо­нов, по существу, вновь реанимирует старые биологизаторские представления о по­требностях как инстинктах или условных рефлексах. Лейтмотивом этих представ­лений является отражение зависимости поведения и жизнедеятельности организма от сформированных или врожденных программ. Думается, никто не будет отрицать зависимость живого существа, как от конкретных условий его существования, так и от запрограммированных реакций на внешние воздействия. Но стоит ли отождеств­лять зависимость с потребностью, как это делают некоторые авторы, в частности П. В. Симонов (1981, 1987)? Конечно, в потребностях отражается зависимость жи­вых существ от факторов внешней среды, но зависимость показывает лишь, какие отношения существуют между ними, а не отражает сущность потребностей. Чело­век зависит от всплесков активности солнца, от магнитных полей, атмосферного давления и т. п., но разве у него есть потребность в этих всплесках и магнитных бурях?

В связи с этим трудно принять и суждения о потребности, высказанные Д. А. Ле­онтьевым. С его точки зрения, потребность есть объективное отношение между субъектом и миром. Во многом соглашаясь с положениями Б. И. Додонова, крити­кующего современные представления о потребности, он в то же время считает, что общепринятое на сегодняшний день понимание потребности (как происходящей от нужды) несет в себе остаточное содержание биологизированных предшественни­ков этого понятия (инстинкт, влечение), из-за чего возникает ряд проблем в пони­мании ее сущности и роли. Д. А. Леонтьева не устраивает рассмотрение потребно­стей только с психологических позиций, так как оно связано с описанием «довольно поверхностных и вторичных проявлений потребностей», что закрывает путь к объяс­нению самих потребностей. С его точки зрения, возник предел, за который нельзя проникнуть, не сменив взглядов. Необходимо, пишет он, подняться с психологиче­ского уровня на философский, с позиции нуждающегося потребителя переместить­ся на позицию внешнего наблюдателя.

Д. А. Леонтьев считает, что потребность нужно определять через формы деятель­ности, в которых она реализуется, рассматривать ее как потребность в деятель­ности, а не в предметах. Обосновывает он это тем, что каждой потребности отвеча­ет не один, а ряд предметов, которые объединяет не что иное, как характер направ­ленной на них деятельности; с другой стороны, один и тот же предмет может относиться одновременно к нескольким потребностям и содержать возможность осуществления нескольких видов деятельности. Все это верно и уже отмечалось нами при обсуждении мнения, что потребность — это предмет. Но Д. А. Леонтьеву можно и возразить: ведь одна и та же потребность может удовлетворяться разными видами деятельности (тщеславному человеку не важно, чем заниматься, лишь бы быть на виду). Поэтому подобные рассуждения — не самый сильный довод в его пользу. Главное не в том, через что определять потребность — предмет или деятель­ность, а что такое сама потребность. Д. А. Леонтьев отвечает на это так: потреб­ность — это соответствующее одному из модусов (разновидности) жизнедеятель­ности объективное отношение между субъектом и миром (понимай — зависимость субъекта от окружающего мира), требующее для своей реализации активности субъекта в форме его деятельности. В таком понимании, считает автор, потребность предстает не как негативная характеристика индивида, определяемая через нужду, а как позитивная характеристика, отражающая форму взаимодействия с миром, оп­ределенную форму деятельности.

Надо сказать, что такой подход не является новым, он давно разрабатывается философами и социологами, причем их представления, мне кажется, ближе к пони­манию проблемы. Так, М. С. Каган с соавторами (1976) пишут, что потребность — это отражение объективного отношения между тем, что необходимо субъекту для его оптимального функционирования, и тем, в какой мере он этим реально обладает; это отражение отношения между необходимым и наличествующим.

В. Л. Оссовский (1985) отмечает, что отношения между субъектом потребности и окружающим миром могут быть генетически запрограммированы (в виде програм­мы жизнедеятельности, осуществляющейся через рефлексы, инстинкты) или же могут приобретаться в процессе онтогенетического развития человека. Актуализа­ция этой программы жизнедеятельности в определенные моменты приводит к нару­шению гомеостатичности системы организм—личность, в результате чего возника­ют отношения противоречия между субъектом (человеком) и объектом (окружа­ющим миром), между состоянием субъекта потребности и предметом потребности. С точки зрения философов и социологов, человек, чтобы ликвидировать или не до­пустить возникновения отношений противоречия, предъявляет к окружающему миру (среде, обществу) требования (скорее — запросы). Некоторые философы при­нимают эти требования за потребность (Ф. Н. Щербак, 1976). В результате объекты окружающего мира, могущие удовлетворить требования (потребности) человека, становятся для человека ценностями. Например, В. П. Тугаринов (1969) определя­ет ценности как предметы (явления, их свойства), которые нужны (необходимы, полезны, приятны) людям в качестве средств удовлетворения потребностей и инте­ресов.

Стремление философов найти общее определение потребности как философской категории понять можно. Однако даваемые ими определения потребности, охватыва­ющие все случаи возникновения нужды и необходимости, в том числе и потребности

человека, стирают грань между довольно специфичными состояниями живой и не­живой природы, между высоко- и низкоорганизованными живыми существами, меж­ду человеком как организмом и как личностью. Попытки ряда авторов (В. С. Магун, Б. И. Додонов, Д. А. Леонтьев), обойти эту специфику (а в данном случае — заме­нить психологическое рассмотрение потребностей философским или социально-эко­номическим), подойти к раскрытию сущности потребностей человека с позиций мак­роанализа, обобщённости себя не оправдывают. Более того, вместо решения конк­ретного вопроса они переходят к абстрактным рассуждениям, отрывают реалии поведения человека от психологического анализа и еще больше осложняют понима­ние сути потребностей человека. И все это несмотря на многие справедливые заме­чания этих авторов по поводу существующего взгляда на потребности человека и искреннее желание устранить в своих концепциях недостатки и противоречия.

Во взглядах философов и социологов на потребности человека видны те же не­дочеты, что и у психологов (что, впрочем, естественно, так как, говоря о потребно­стях человека, они переходят на психологические позиции; на этом фоне тем более странен переход психологов на позиции философские или социально-экономиче­ские).

В изложенной позиции философов и социологов ценным представляется мнение об отражении субъектом возникшего противоречия между необходимым и налич­ным, однако и они не ушли от абстрактного рассмотрения сущности вопроса о по­требностях. В связи с изложенным целесообразнее говорить о требованиях челове­ка к окружающему миру не как о потребностях, а как о потребностных отношени­ях человека с этим миром. Схематически это можно представить так:

человек → потребностные отношения → окружающий мир (ценности).

Возникающее же между человеком и окружающим миром (объектами, ценностя­ми) рассогласование (т. е. отсутствие того, что нужно человеку в данный момент) целесообразно назвать потребностной ситуацией, которая может и не отражать­ся человеком как личностью, не осознаваться. Поэтому потребностная ситуация является лишь базисом, условием возникновения потребности личности. Матема­тически это можно представить так:

необходимое + наличное = Д (рассогласование).

Потребностная ситуация может обнаруживаться (осознаваться и осмысливать­ся) как самим субъектом, так и другими людьми (например, врачом, знающим, что нужно больному, родителями, знающими, что нужно ребенку и т. д.). При этом про­исходит оценка значимости устранения обнаруженного рассогласования. Если это устранение значимо только для другого человека, дело может ограничиться сове­том (врача, педагога, родителя), как ликвидировать возникшее рассогласование; если же это рассогласование оценивается как лично значимое, то вызывает побуж­дение к действиям по его устранению.

В философии, как уже говорилось, рассматриваются потребности не только ин­дивида и личности, но и общества (экономические, социальные и т. п.); эти потреб­ности выступают в качестве интересов общества, классов, социальных групп и т. д.

В связи с этим принято говорить о присвоении человеком потребностей обще­ства. Так, В. И. Ковалев (1988) пишет, что возникновение у человека потребностей связано с «присвоением», «ассимиляцией», принятием им нужд общественного раз­вития. Например, потребность в труде возникает вследствие осознания обществен­ной необходимости, важности труда каждого человека для общества, государства. Потребность общественного развития становится личной потребностью. Это «при­своение» происходит через понимание человеком его потребностных отноше­ний с обществом и окружающим миром, его зависимости от них и одновременное осознание своей роли как созидателя, преобразователя, способствующего развитию общества.

С этой точки зрения «присвоение потребностей общества» есть не что иное, как воспитание у человека чувства долга, обязанности перед другими, формирование у него понимания необходимости воспроизводства условий существования не только для себя, но и для других, для общества в целом. Требования общества к каждому своему члену выступают в роли мотивационных заданий; после принятия челове­ком они становятся долговременными мотивационными установками, которые в определенных ситуациях актуализируются и превращаются в мотивы поведения и деятельности.

В связи со сказанным «присвоение личностью потребностей общества» нельзя понимать буквально, человек не берет потребности общества в готовом виде. Потреб­ности {запросы, нужды) общества и личности — явления взаимосвязанные, но не тож­дественные.

2.5. ПОТРЕБНОСТЬ КАК СОСТОЯНИЕ

Довольно большое число психологов рассматривают потребность как состояние, в частности — как состояние напряжения (И. А. Джидарьян, В. Н. Мясищев, П. А. Рудик и др.). С этим трудно не согласиться. Ведь переживание нужды, само появление нужды свидетельствует об изменениях в состоянии организма и лич­ности. Другое дело, какое это состояние и является ли оно единственным выраже­нием потребности, т. е. достаточно ли сказать, что потребность есть специфическое состояние организма и личности. Б. И. Додонов, называя переживание нужды потребностным состоянием, считает, что оно еще не потребность, так как не является первоисточником активности человека и вроде бы не выполняет свою главную фун­кцию — побудительную. С его точки зрения, потребностное состояние лишь сигна­лизирует о том, что удовлетворение потребности натолкнулось на трудности или не может далее осуществляться без тщательной ориентировки во внешней ситуации, т. е. без активизации познавательной деятельности. Потребностное состояние

за­ставляет искать причину «страдания», выяснять, чего человеку не хватает. Все это так и есть. Странно только, что автор, называя это состояние потребностным, от­рывает его от самой потребности, не признавая за ним и функцию побудительности. А ведь это состояние побуждает к поиску причин «страдания».

С других позиций критикует взгляд на потребность как потребностное состоя­ние, проявляемое «здесь и сейчас», болгарский философ Любен Николов (1984). Он,

например, пишет, что тот, кто принимает, что потребность имеет место только тогда, когда организм находится в состоянии нарушенного равновесия, тот должен принять, что с выходом организма из этого состояния исчезает и потребность. Но разве можно утверждать, продолжает Л. Николов, что после утоления голода по­требность в пище перестает быть присущей организму? Тот факт, что в данный мо­мент организм или субъект не переживает потребность в форме специфического на­пряжения — стремления, отнюдь не означает, что соответствующая потребность перестает быть ему присущей после угасания этой формы ее проявления. Удовлет­воренная потребность, пишет автор, не есть отсутствие потребности. Л. Николов считает, что переживание удовлетворенности является одной из форм существова­ния потребности.