V. психоаналитическая теория личности

1. Предварительные замечания

В психоанализе понятия личности (Personlichkeit). лица, персоны (Person) и характера (Charakter) употребляются различным обра­зом. В то время как одни рассматривают «персону» в качестве философского понятия, представляя личность в эмпирически-психоло­гическом смысле (как сумму наблюдаемого), другие причисляют к по­нятию личности всю внутреннюю жизнь, включающую в себя чувства идентичности, самостоятельности и самосознания. В психологии 50-х годов под личностью понимали определенный характер; существовало целое учение о характерах, об определенных типах; на передний план выступала характерологическая система как таковая, представленная в многочисленных книгах, из которых наибольшее количество пере­изданий выдержал труд Губерта Рорахеса «Краткое введение в учение о характерах» (1948). Согласно этому учению, в структуре характера представлены различные слои (Lersch. 1948), или полярности (Wellek. 1950). Интенсивность и глубина (Intensitaet, Tiefe), экстраверсия и интроверсия — (Extraversion, Introversion) являются стержневыми понятиями этой характерологии.

Сегодня современная психология рассматривает личность в опре­деленном контексте и в зависимости от конкретной ситуации («state»), всякий раз выделяя при этом независимые от ситуации отличительные личностные черты (Merkmalen «trait»). Различные сферы проявления «персоны» — эмоции, познание, мотивации, восприятие, мышление, поведение — составляют области соответствующей психологии: психо­логии познания (Kognitionspsyhologie). психологии мотивов (Motiva-tionspsychologie) и т. п.. так что целостный взгляд на личность при этом теряется, и возникает снова уже в виде «концепции самости» (Selbstkonzept) в качестве последовательного накопления опыта (фе­номенальная самость — das phaenomenale Selbst) и как репрезентация персоны (познающая самость — das kognitive Selbst). Это проявляется в поступках и остается столь же устойчивым, что и характер персоны (Pervin, 1981).

В современном психоанализе личность проявляется в определенной динамике, как нечто, воспринимаемое с помощью «личностного измере­ния» (Persoenlichkeitsmessung), «измерительной техники» (Messtechnik), наблюдений и тестов или нечто, что согласно теории научения и поведенческой терапии разворачивается между стимуляцией или раз­дражением (Reiz) и реакцией (Reaktion). Таким образом, личность сво­дится к комплексу из «реактивных диспозиций» (Reaktiondispositionen), которые могут быть условными и безусловными. Для более цело­стного понимания человека подобных теорий недостаточно. Поэтому внутри самой психологии не прекращаются попытки устранить эти затруднения: здесь стоит упомянуть работу Абрахама Маслоу «Моти­вация и личность» (1954) и личностно — ориентированную теорию Карла Р. Роджерса (1961). Но и они не дают действительно полной картины того, что мы понимаем под личностью.

В связи с этим представляется уместным дать здесь по возможности более ясное разъяснение сущности психоаналитической теории личнос­ти. Эта теория возвращает нас к Фрейду, однако за последние десяти­летия она во многих отношениях проделала значительные шаги в своем развитии. Следуя исторической логике можно описать развитие психо­аналитической концепции личности в соответствии с тем, как она посте­пенно выделилась из теории влечений через «Я — психологию», вплоть до «психологии самости» и теории объект — отношений. Однако мы можем выбрать и иной путь, и для начала изложить общие описанные психоанализом закономерности, чтобы затем, принимая во внимание единственный в своем роде характер конкретной личности, рассмот­реть, -каким именно образом он отличается от характеров других людей. Впрочем, можно и объединить оба способа, если проследить развитие психоаналитической науки как в плане общей, так и дифференцирован­ной теории личности.

Для начала стоит коротко упомянуть, как психоанализ пришел к своим теориям: самоанализ Фрейда играл на этом пути столь же важ­ную роль. что и текущие наблюдения за невротическими пациентами. Разумеется, здесь можно задаться вопросом — почему данные, получен­ные от невротических больных, могут быть применимы к «нормальным личностям». В академической психологии это недопустимо, поскольку там существуют идеальные, функциональные и статистические нормы. определяющие, что является здоровым, а что больным. В психоана­лизе. напротив, существует мнение, что границы между нормой и пато­логией не столь строги, т. к. здесь наличествуют очень текучие пере­ходные состояния, встречающиеся гораздо чаще, чем экстремальные формы патологий. Отсюда можно предположить, что, преодолевая известное заболевание, мы начинаем осознавать, что наряду со здоро­выми компонентами психического мы несем в себе и патологическое начало. Кому не нравится психоаналитический подход к личности вооб­ще тот может ограничиться рассмотрением ее теоретической части в пла­не применимости к «невротикам» или лицам с иными психическими расстройствами.

Прежде чем вдаваться в детали, я хочу сразу дать понять, что пси­хоаналитическая теория личности не во всем обоснована эмпирически. Так, например, критика экспериментальных штудий психоанализа Зиг­мунда Фрейда Айзенком и Уилсоном (1973) вполне справедлива. Одна­ко есть и возражение против подобной критики, например, хотя опросы студентов колледжей и не дают подтверждений — с желаемой точно­стью — важнейших положений психоанализа, таких, как сексуальное развитие, роль эдипова комплекса и значения вытеснения, можно пред­ложить читателям самим в процессе чтения убедиться, в какой степени представленные здесь теории могут подтверждаться на примере их соб­ственных переживаний и переживаний их друзей. Сюда можно вклю­чить и опыт других людей, а также анализ перечисленных в главе I драм и фильмов.

2. Образ человека по Фрейду

Образ человека у Фрейда сначала определялся влечениями как управляющими силами. Доминирующее место отводилось половому влечению. Проявление этого инстинкта Фрейд обнаруживал в снах, ошибочном поведении, оговорках, забывании, ошибках речи, в шутках, иронических высказываниях. Каждой из названных тем он посвятил по книге: «Толкование сновидений» (1900). «Психология обыденной жиз­ни» (1901), «Остроумие и его отношение к бессознательному» (1905). В этих книгах, снабженных многочисленными примерами Фрейд не­обычайно ярко живописал, как порой в той или иной степени мы попа­даем под влияние бессознательных фантазий. Для иллюстрации образа человека «влечения», я хотел бы привести примеры из личной жизни и психоаналитической практики. Известно, что в разговоре те или иные вещи могут отторгаются наперед, если, скажем, говорящий не уверен, что не имеет дело с «непристойностью». Или передо мной лежит книга, написанная автором, по отношению к которому я ощущаю бессозна­тельное презрение. Или из моей памяти начисто стирается болезненная для меня сцена.

Всякий, при условии внутренней честности, отыщет в личной жиз­ни массу примеров фрейдовских оговорок и бессознательного забы­вания, ошибок в поведении и речи и т.д. То же самое касается и много­численных шуток, с помощью которых мы компенсируем разнооб­разные состояния подавленности или угнетенности — не только сексуального характера,— поскольку в шутке мы, по меньшей мере, выражаем что-то недозволенное и получаем возможность смеяться по этому поводу.

Возвратимся, однако, к серьезным теоретическим положениям.

2.1. Психоаналитическая теория сексуальности

Учение о фазах

В современном психоанализе нельзя оставить без внимания учение о фазах; следует определить развитие человеческой личности по этой модели. Речь идет об известных «оральной», «анальной» и «фалличе­ской» или «генитальной» фазах, которые в психоанализе со времен Фрейда считаются длящимися с момента рождения до пятого года жиз­ни. Акцент классического психоанализа падает на «инстинктное» разви­тие фаз. В оральной фазе раннего детства мы непроизвольно ищем грудь, чтобы присосаться к ней (от латинского «os» — рот), позднее грудь может заменить соска, большой палец руки или что-то другое (или сигарета в более взрослом возрасте). В анальной фазе (от латин­ского «anus» — превратный) мы включаем в сферу наших переживаний физиологические процессы, такие как дефекацию и мочеиспускание. Но на отношение к таким «инстинктным выражениями влияет мнение окружающих. Например, всякий читатель может представить себе раз­ницу между фанатично аккуратной матерью, требующей от ребенка чистоплотности уже ко второму году жизни и матерью, которая дает малышу время научиться самому контролировать готовность «помо­читься» или «наложить кучу». В первом случае ребенок будет зависим от матери, во втором — он получает способность самостоятельно упра­влять своими выделениями и при этом ощущать комфортность — каче­ство, особо выделяемое в классической теории влечений Фрейда. Не менее чреваты последствиями и влияния окружающих людей. Выраже­нием этого влияния служат различные стили семейного воспитания, сказывающиеся, в частности, на развитие так называемой «генитальной» сексуальности. Например, родители могут быть убеждены в том. что сына следует воспитывать в духе традиционного представления о мужчинах — т.е. особенно «жестко».— когда ребенок не должен вы­казывать своих чувств (мужчины не плачут), однако, проявлять отвагу. мужество, упорство и энергичность. Совсем противоположные требова­ния предъявляют родители, следующие традиционным представлениям о воспитании дочери: мягкая, нежная, чувственная, податливая. При этом инстинктивным влечениям наносится существенный вред, посколь­ку такой подход к воспитанию лишает и юношу, и девушку возможности свободного развития и выбора в каждом конкретном случае соответству­ющей формы женского или мужского образа. Девушки могут быть столь же энергичны, что и юноши, которые, в свою очередь, могут вполне раз­вивать свою чувственность.

В этом случае, фалло — центрическая ориентация классического психоанализа с его теорией «зависти — к пенису» неизбежно уступила бы свое место полицентрической позиции, принимающей во внимание перспективу обоих полов. Мы еще возвратимся к этой новой точке зрения в параграфе 3.1.

Проблема агрессивности

Сексуальность и агрессивность — два основных побудительных мотива человеческой жизни и межличностных отношений. Проблема агрессивного, т. е. оскорбительного, разрушительного и жестокого обра­щения, не разрешена до сих пор. Поэтому этот вопрос не может быть упущен в представленной здесь психоаналитической теории личности. Фрейд испытывал определенные затруднения в определении психоана­литической сущности феномена агрессивности. Какое-то время Фрейд полагал, что агрессивно-садистическое поведение является следствием влечения (Trieb). Вопрос лишь в том. понимать ли агрессивно-садисти­ческие влечения в духе монистической теории как относящиеся к сексу­альности, или в духе дуалистической теории как представляющие собой самостоятельную группу влечений. Положение не прояснилось и тогда. когда Фрейд — скорее спекулятивно, нежели основываясь на наблюде­ниях,— выдвинул гипотезу влечения к смерти (Todestrleb). влечения. которое характеризуется стремлением к собственной смерти, но вторич­ным образом обращено на других.

Следующая теория строится на том, что агрессивное поведение реактивируется в результате фрустрации. Фрейд долгое время не мог оста­новиться на чем-то определенном. В дальнейшем при рассмотрении феномена- агрессивности психоаналитики столкнулись с такими же тру­дностями: если бы они отклонили гипотезу «влечения к смерти», тогда им следовало бы поддержать гипотезу о первичном влечении к агрессии. В любом случае следующее поколение психоаналитиков было вынуждено решать актуальный вопрос «экстремальной агрессивности», как они обозначили историю преследования евреев нацистами Подобные край­ности не оставляют иного выбора, кроме как согласиться с существующим в человеке влечением (Trieb) к агрессивности, цель которого — причинятъ вред другим, оскорблять, разорять, убивать их. В процессе социализации деструктивные проявления инстинкта или влечения к аг­рессии могут быть ограничены путем их канализации в конструктивное русло. Первоначально необузданное, нескоординированное, беспощад­ное и грубое поведение можно превратить из беспредметной агрессии в агрессию конкретную, адресную, позволяющую человеку отстаивать свою точку зрения и защищаться от опасности, давая, в случае необхо­димости, нацеленный отпор.

В молодости мы выясняем свои отношения в прямом соперничестве с себе подобными, в то время как в зрелом возрасте предпочитаем интеллектуальное противоборство» используя в качестве оружия аргументы и факты. Беспредметнаяая агрессивность угрожает межличностным отношениям. Одна опасность — уничтожение другого человека или целого народа (геноцид). Другая — саморазрушение (суицид). Подобные экстремальные возможности человека свидетельствуют, насколько актуальна проблема человеческой и межличностной агрессивности. Следует признать очевидную истину: человек в основе своей отнюдь не «благороден, отзывчив и хорош», потенциально он зол и опасен. Удручающий феномен агрессивности следует включить поэтому в драматический список conditio humana наряду с сексуальностью, тревогой (Angst), страхом. Только таким образом мы сможем лучше управиться со скрытыми в нас разрушительными силами подчинить их себе таким образом, чтобы они не стали, подобно атомной энергии, источником постоянного страха, а могли бы быть использованы во благо, как. например, рентгеновские лучи в медицине.

2.2. Развитие структурной модели

На протяжении своей творческой жизни Фрейд предпринимал неоднократные попытки теоретического описания проблемы одновременного сосуществования в человеке различных многообразных процессов. В наброске 1895 года он представил личность, как «реальное Я» (Realitaets-ich), которое управляется инстинктом самосохранения и половым влечением. Соглашаясь с тем, что кроме полового существуют и другие инстинктивные побуждения, конституирующие личность, Фрейд был вынужден откорректировать свою теоретическую гипотезу. В 1914 году в работе «О нарциссизме: Введение» он ввел и описал совершенно новое определение — «нарцистические» особенности. Последнее действует на наше чувство собственного достоинства. самооценки и самосохранения. В связи с появлением « Массовой психологии и анализ человеческого Я» (1912) и «Я и Оно» (1923) возникли существенные предпосылки к эскизной разработке известной в последующем структурной модели: «Оно» (Es), «Я» (ich) и «Сверх-Я» (Ueber-ich). Эта модель подверглась незначительным изменениям в 1926 году в работе «Торможение, симптомы и тревога». Структурная модель появилась под названием «Разделение психической личности» в «Новой серии лекций введения в психонализ» 31 лекции и в 1938 г.

в «Кратком очерке о психоанализе». Я считаю структурную модель Фрейда одним из самых в высшей степени практических вкладов в теорию психоанализа.

Она получила свое дальнейшее развитие в учении об идентичности Эрика Эриксона (1950, 1959). психологии самости Хайнца Когута (1971. 1977) и теории объект-отношений Лондонской школы Мелани Клейн(1) (1937, 1952). В. Рональд. Д. Фэрбэрн (1952). Дональд В. Винникот (1965, 1965. 1958). Джон Боулби (1951. 1969. 1973. 1980), М. Масуд Р. Хан (1974). Лондонская школа объект-отношений, как мы видели на иллюстрации дерева психоаналитического познания (табл. 3), благодаря Отто Ф. Кернбергу (1975, 1976. 1980) достигла вершины своего развития в США. Синтез приведенных различных моделей личности я попытаюсь осуществить в параграфе 3.2. этой главы.

Аффект - травма — модель

Согласно данной модели произошедшее в раннем детстве травматическое событие, которое не в силах переработать незрелая детская личность, ведет Непосредственно к психическому повреждению (греч. trauma — повреждение) как событию драматическому. Нанесенная травма оставляет за собой следы, способные привести к значительным нарушениям в последующем развитии. Подобными травмами могут быть случаи сексуального домогательства, жестокое телесное обращение, и даже «всего лишь» душевная жестокость и холодность, когда детям, например, дают понять, что они не желанны, что они всем мешают, действуют на нервы и т.д. Первичным здесь является внешняя травма. вторичным — психическая, т. е. травматизация внутренняя; иными словами первично — повреждение, вторичен — сам вред (Schaden). Этот вред может состоять в недостатке заботливого обращения, или в избытке травматизирующих событий, результатом которых будет тревога, волнение, реактивная ярость. Эти аффекты, однако, могут и не выражаться открыто, и тогда они влияют отрицательно на развивающуюся детскую личность. Результатом окажется «торможение в развитии» или «детские неврозы» такие, как недержание мочи, кала, крайнее упрямство, апатия, а — позднее — и трудности в самом процессе обучения.

Топографическая модель

В данной модели рассматривается соотношение сознательных и бессознательных процессов и различаются три области по мере их психо­аналитической значимости: 1) бессознательную, 2) предсознательную, 3) сознательную. Между ними пролегает граница, которая, однако, при определенных условиях может быть полупроницаемой или проницаемой полностью. Образно говоря, границы контролируются часовыми, определяющими возможность перехода этих границ. «Часовые» могут либо пропускать психические содержания на границе между бессознательной и предсознательной областями, либо удерживать предосудительные инстинктивные влечения от перехода. То же самое происходит и на гра­нице между предсознательной и сознательной областями.

Легко себе представить, что «часовые» могут быть подкуплены, если контрабандистам необходимо переправить контрабанду через гра­ницу (см. табл. 6)

Сознание

Предсознательная

Бессознательная область

Таблица 6. Топографическая модель (измененная после Фрейда).

Данное наглядное представление топографической модели отнюдь не отменяется структурной моделью, развившейся впоследствии. Топо­графическая модель, как и прежде, оправдывает себя в повседневной психоаналитической практике. Она также вполне согласуется с « пси­хологией восприятия», с «психологией памяти», а также с моделью реактивного возбуждения в теории научения и поведенческой терапии. Стоит лишь представить, что сознательное раздражение первоначально может быть предсознательным, или более длительное время.— бессоз­нательным,— не прекращая при этом своего воздействия.

Следует остерегаться усматривать в бессознательном некое суще­ство или особую сущность, с которой в психоанализе иногда обра­щаются как со «святыней» (Heiligtum). Топографическая модель по­зволяет нам разъяснять, каким образом аффективный импульс (страх или гнев) временно попадает в область сознательного восприятия, а за­тем вытесняется, по мере того, как страх или гнев оказываются неугодными сознанию. Последние вытесняются сначала в предсозна­тельную, а затем в бессознательную области, или «искореняются вовсе» (abschieben).

Можно провести определенные параллели между топографической моделью и «психологией памяти». В понятийном аппарате «психологии памяти» существует понятие «оперативной памяти», выполняющей функции, аналогичные предсознательной области топографической модели, и понятие «памяти долговременной», которая соответствует бессознательной сфере. На языке информационной теории в бессо­знательной области (или «долговременной памяти») накапливаются элементы, недоступные сознанию, однако, при определенных обстоя­тельствах они могут стать полностью ему доступны.

Аналогия с психологией памяти и информационной теорией не укрылась от глаз рассудительных психологов.

Принимая во внимание сказанное, психолог Мэтью Хыо Эрделай (1985) представил топографическую модель психоанализа в контексте информационной теории, облегчив, тем самым, понимание психоана­лиза как «психологии познания».

Структурная модель

В предлагаемой модели по отношению к реальности активно дейст­вуют три инстанции или личностные подсистемы: «Оно», «Сверх-Я» и «Я». При этом сфера «Оно» в широком смысле идентична бессознатель­ной области топографической модели. В структурной модели господ­ствуют особые закономерности, не контролируемые в большой степени «Я», такие, как «сдвиг» (Verschiebung). «сгущение» (Verdichtung), «замена» (Vertauschung), которые лишь отчасти и в искаженной форме могут выражаться в снах. Господствующий принцип — «принцип удо­вольствия» (Lustprinzip), по аналогии с политикой, крайним выражени­ем котороый выступает анархия.

В «Сверх — Я» локализованы нормы и ценности, являющиеся след­ствием воспитания, а также результатом присутствия эталонной роди­тельской «матрицы». Нормы и ценности наряду с сопутствующими им «заповедями» и «запретами» по большей части не осознаются индиви­дом. Однако они никогда не теряют своего потенциального воздействия, выступающего — в очень значительной степени — в форме ограничений автономии «Я» .

Таким образом, «Я» располагается в весьма узком промежутке меж­ду «Оно» и «Сверх-Я», и в отличие от последних двух находится в слож­ном положении. Фактически «Я» угнетается с обеих сторон. Со стороны инстинктивного 4 Оно» на него давят стремящиеся к удовлетворению сексуальные и агрессивные импульсы. Меж тем их подлинное удов­летворение доставляет подростку немалые хлопоты и проблемы в от­ношении с родителями. С другой стороны, на «Я» оказывает влияние «Сверх-Я», требующее соблюдения моральных норм и предписаний. Если добавить к перечисленному актуальную реальность, также способ­ную угнетать «Я», то психоаналитическая картина нашей личности предстанет в весьма драматических тонах, (см. табл. 7),

Таблица 7. «Я», сжатое и довлеемое «Свсрх-Я» и «Оно» бессознательные связи между «Оно» и «Сверх-Я».

Положение вещей, однако, может предстать в ином свете, если рас­сматривать «Я» не искаженным детскими или невротичекими наруше­ниями, а, напротив,— как отлично развитое, «зрелое» «Я». Подобное «зрелое» «Я» является носителем сознания, посредником между поры­вами инстинктивного «ветра», дующего из Юно» и локализованными в «Сверх-Я» предписаниями и запретами. Кроме того, «Я» является «органом» проверки, перепроверки и окончательного принятия реше­ний, органом, который расследует конфликты, вытекающие из периоди­чески повторяющихся требований «Юно» и «Сверх-Я». «Я» опробует то или иное компромиссное решение, в результате чего-либо подтверж­дает или отвергает его. Решение принимается совершенно сознательно. При этом исполнение инстинктивного желания или предписаний «Сверх-Я» может быть также отсрочено или перенесено на будущее. Компромисс может быть достигнут и путем частичного отказа от жела­ния либо частичного удовлетворения в социально приемлемой форме, т. е. в «сублимированном» виде. При таких благоприятных обстоятель­ствах потенциалы Юно» полностью находятся в распоряжении «Я». В связи с этим «Я» ощущает себя действенным и обогащенным, по­скольку отражаемые им эротические, чувственные или страстные поры­вы интегрированы в «Я».

По отношению к «Свёрх-Я» зрелое, здоровое «Я» также автоном­но, поскольку оно сознательно решает, имеет ли смысл соблюдать в той или иной ситуации выдвигаемые «Сверх-Я» запреты. Кроме того «Я» решает вопросы целесообразности принятия каких-либо предубежде­ний и возможности их критической перепроверки. Тем самым происхо­дит превращение предубеждений в «сознательное мнение — убеждение.

В натянутых отношениях с «Я» находятся также и не упомянутые еще идеалы (Ideale) нашей личности. В структурной модели они либо локализованы в «Сверх-Я», либо представляют собой отдельную ин­станцию. «Я» перепроверяет их на возможность реального осуществле­ния и выбирает пути их возможного достижения. Иначе говоря, оно ставит вопрос: что лучше,— благодаря решительным действиям прибли­зиться к идеалу или приравнять идеал к реальному поведению?

«Я», Юно», «Сверх-Я» и «Идеал» зрелой личности четко отделе­ны друг от друга и не втянуты в тягостные конфликты, характерные для ребенка и невротика. «Я» в качестве «стержня личности» претерпевает на протяжении жизни человека множественные изменения вследствие того, что ему приходится усваивать обширные области, принадлежащие «Оно» и «Сверх-Я». Совсем в духе изречения Фрейда,— «Там где бы­ло Оно» стало «Я». «Сверх-Я» перестает располагаться над (Ueber) «Я», а, скорее, находится рядом. Таким образом, в психоанализе, поня­тие «Я» идентично понятию личности, что соответствует определению Фрейда, представившему «Я» как «понятие» связной организации ду­шевных процессов в личности (Person).

В этой связи вспоминается наглядный пример с всадником и конем, который использовал еще Платон. Данный образ достаточно живо вос­производит разбираемые здесь отношения «сила — слабость». Можно представить, что неопытный в искусстве верховой езды ребенок будет подчиняться коню, в то время как искусный наездник использует силу коня в своих интересах. Пример со всадником выдвигает две альтерна­тивы: если всадник умеет управлять конем, тогда его силы («Я») воз­растают приобретением части силы лошади; в противном случае всадник («Я») терпит поражение, чувствует себя бессильным, слабым и пол­ностью отданным на произвол самого коня ( «Оно»).

Таблица 8. «Я», свободное от «Сверх-Я» и «Оно», умеющее использовать их в своих интересах; Идеалы и «Свсрх-Я» частично интегрированы в «Я»,

частично находятся извне, но тем не менее не управляют «Я».

На первом рисунке инстинктивная сторона интегрирована в лич­ность, признан примат генитальности. Эрогенные зоны, включая свя­занную с ними чувственность, при этом также блокированы, как и свя­занные с ними желания и мотивы. Они находятся в распоряжении (по мере надобности) в той или иной определенно заданной ситуации. У че­ловека есть власть и контроль, с помощью которых можно, действуя активно, управлять исходящими из «Оно» импульсами; такая модель личности вероятно понравится читателю, поскольку «Я» в данном слу­чае выступает в качестве сильной инстанции, той личностной составля­ющей, которая мыслит, чувствует и поступает относительно автономно. Она крепко держит коня за поводья, может обуздать и укротить его, когда это понадобится. Зависимость от реальности, от биологически заданных инстинктивных порывов «Оно», от требований «Сверх Я» и от претензий наших идеалов, прежде препятствовавшая автономии «Я», в значительной степени ликвидируется, что является целью любого пси­хоанализа (см. табл. 8).

3. Дальнейшее развитие теории Фрейда

3.1. Современные психоаналитические аспекты сексуальности

В десятилетия, последовавшие за смертью Фрейда, психоаналитиче­ская теория сексуальности обогатилась многочисленными новыми вкла­дами, была усовершенствована и дифференцирована. Это. в частности, подтверждает и книга Мартина С. Бергмана «Анатомия любви» (1987), в которой наглядно описана неспособность любить, а также разнообраз­ные формы мазохистской, садистической, нарциссической, платоничес­кой и сублимированной любви. В последние десятилетия появилось много литературы на тему женской сексуальности, что было вызвано женским движением 70-х годов. Женщины привнесли некоторые изме­нения в классическую точку зрения Фрейда, и мужская сексуальность, единственно «правившая бал» в «эпоху патриархата» — как мера и ориентация,— лишилась своей монополии. В социологических, педаго­гических, психологических и политических кругах большие изменения произвела открытая дискуссия на тему феномена гомосексуальности, ос­вободившая впоследствии многих от прежних предрассудков и выдви­нувшая новые точки зрения.

Имеет смысл начать с общей проблемы половой идентичности (Geschlechtsidentitaet), затем рассмотреть некоторые аспекты разнооб­разной литературы о женской сексуальности, после чего перейти к теме мужской сексуальности, чтобы в конце концов обратиться ко все еще спорной теме гомосексуальности.

Половая идентичность

Если мы хотим сколь-нибудь широко понять женское и мужское половое развитие и его нарушения, то нам следует обратить внимание на три следующих аспекта половой идентичности:

1. Биологический аспект, т. е. определенный физиологический пол мужчины или женщины с относящимися к нему первичными и вторич­ными половыми признаками.

2. Общественные половые стереотипы или клише, по которым опре­деляется, что является женским, а что мужским. Сверх того, сущест­вуют, как известно, различные мнения по этому поводу в разных груп­пировках, слоях и группах. К этому же относятся перемены в мнениях по поводу женского и мужского на протяжении всего исторического развития. Различным восприятиям мужского и женского соответствует господствующее законодательство, закон о семье, уголовный кодекс, практика распределения заработной платы, разделение труда в про­мышленности, торговле, сельском хозяйстве и на общественной службе. По традиционному разделению ролей женщине отводится роль домохо­зяйки и матери, а мужчине — профессиональная жизнь. Это типичное половое разделение мужчины и женщины рассматривается в психологии по-разному: различия в агрессивном поведении, уровне активности, доминантности и импульсивности, принимается во внимание страх и тре­вога, относящиеся как к послушанию, так и к протесту и к пространст­венному восприятию. Согласно тесту Гиссена (Giessen-Test) женщины предстают скорее боязливыми, заботливыми, уступчивыми, менее чес­толюбивыми, более слабыми, аккуратными, более депрессивными и бо­лее утомляющимися, чем мужчины, у которых доминируют твердость, господство, меньший страх и большее честолюбие (Beckmann, Richter, 1972). Таким образом, старые стереотипы ролей мужчины и женщины по их собственной оценке все еще остаются в силе, несмотря на извест­ные изменения в этой области.

3. Психическое самосознание себя как мужчины или женщины. Психолог и психоаналитик Роберт И. Штолер, который занимался про­блемой половой идентичности, указывал в целом ряде своих работ (1968, 1973, 1975а, 1975Ь), в частности, на чувство, при котором инди­вид вполне определенно ощущает себя либо мужчиной, либо женщиной. Это по большей части зависит от родителей, но также и от влияния группы сверстников. Так, уважение к отцу способствует раскрытию мужской идентичности, а к матери — женской. Если дочь испытывает проблемы с женской идентичностью матери, тогда это с большой веро­ятностью скажется впоследствии в виде «ломаной идентичности» (gebrochene Geschlechtsidentitaet).

Не следует упускать из виду. что мы, во время своего развития, в большей или меньшей степени идентифицируем себя с важнейшими участниками отношений. При этом в любом обществе принципиально важное значение для обоих полов имеет первый объект отношений — универсальный объект — мать.

Это обстоятельство играет значительную роль в развитии половой идентичности как мужчины, так и женщины: в начале развития дочь идентифицирует личность матери со своим полом, а сын — с полом противоположным. Это представляет для мальчиков опасность фемини­зации, которой противостоят с помощью: отделения (Abwendung) от матери, обращение (Zuwendung) к отцу или путем дезидентификации. т. е. обратного изъятия идентификации.

Опасность для дочери по отношению к матери заключается в « недо­статочном разграничении» (fehlende Abgrenzung). Чтобы не стать его жертвой, дочь со своей стороны нуждается в особенных усилиях в фор­ме «постоянной работы по разграничению» (konstanter Abgrenzungsarbeit).

Исходная ситуация отношения детей в отношении матери содержит в себе как недостатки, так и преимущества для каждого пола. Женщи­на имеет шанс на стабильную женскую «эго — идентичность», посколь­ку ей легче, будучи рожденной женщиной, идентифицироваться с ней, чтобы прийти к стабильной половой идентичности. Опасность же сохра­няется в чрезмерном «соединении» (Bindung) и недостаточном разгра­ничении при нечетких границах личности, что может препятствовать развитию автономии и независимости.

В начале своей жизни мужчина вынужден идентифицировать себя с лицом противоположного пола. При слишком большой идентифика­ции с матерью ему угрожает феминизация. Это, правда, имеет и свое преимущество, заключающееся в стимулировании у него желания отме­жеваться от противоположного пола и тем самым развить в себе боль­шую автономность.

Рано или поздно в поле зрения растущего ребенка попадает мужская персона, как правило, отец. При его отсутствии в роли мужского нача­ла могут выступать дядя, дедушка или другие родственники мужского пола. Предпосылкой для идентификации с «отцовской фигурой» явля­ется преимущественно хорошее отношение к ней. Идентификация ока­зывается прочной, если в ее основе лежит положительное отношение к «отцовской фигуре». Подчеркнуто мужественный отец будет способ­ствовать раскрытию половой идентичности мальчика, а слабый, феминный отец, напротив, усложнит этот процесс. Для девочки слишком сильная идентификация с отцом несет опасность чрезмерной «маскули­низации». В то же время в отношениях с отцом дочь получает наилуч­ший шанс понять разницу полов и тем самым достигнуть «отграниче­ния» (Abzugrenzen).

Наряду с идентификацией с мужским и женским началом для самоосознания ребенком своей половой роли, немаловажное значение имеют сами повседневные отношения с отцом или матерью. Весьма значимо и отцовское восхищение растущей дочерью как женщиной, и то, как мать поощряет развивающееся мужское начало сына. Не стоит удивляться силе и стойкости классических стереотипов, если в семье одобряют лишь традиционные игры (для дочери — игра в куклы, для сына — игра в автомобили).

В этой области родители послевоенных десятилетий кое-чему научи­лись. Они позволяют своим детям параллельно с традиционными роля­ми опробовать в игре и новые формы поведения. Это позволяет расши­рять половую идентичность на другие области, которые ранее считались привилегией другого пола (например: вязание и приготовление пищи — для мужчины и вождение машины — типичная мужская профессия — для женщины).

Самоосознание определенной половой идентичности во многом зависит от бессознательных фантазий о том, что слывет мужским или женским. Мальчик в подобной ситуации находится в более выигрышном положении, поскольку он без труда определяет свою половую принад­лежность, наблюдая и касаясь своего полового члена (Glied). Девочке же в этом отношении приходится тяжелее в виду отсутствия зримых признаков пола. Как известно, Фрейд выстроил на этом основании свою теорию «зависти к пенису» (Penisneidtheorie). Впрочем, зависть к пени­су угасает, как только девочка обнаруживает, что внутри своего тела она также имеет вполне выраженные половые органы. Анализ пациенток в психоанализе свидетельствует, что у женщин чаще всего отсутствуют положительные фантазии относительно своих половых органов. Подчас женщины представляют их в виде полости, содержащей мочу, грязь, кровь, полости, из которой наряду с этим появляются дети. Но как только женщина включается в психоаналитический процесс, у нее появ­ляются образные картины. Одна пациентка представляла женские гени­талии в виде цветков лотоса или ларца с сокровищами, который следует открыть. Жорж Деверо в своей книге «Баубо. Мифическая вульва» (1981) собрал коллективные фантазии о женских гениталиях и, таким образом, пришел к выводу, что последние могут быть использованы как оружие против мужчины путем их внезапного обнажения, что, в из­вестной степени, аналогично мужскому эксгибиционизму.

Проблемы с половой идентичностью, как правило, являются резуль­татом нарушения идентификации в период развития: чрезмерная иден­тификация мальчика с матерью может привести к феминизации, а доче­ри с отцом — к маскулинизации.