Мнемических способностей. Понятие регулирующих механизмов мнемических способностей аккумулирует

Понятие регулирующих механизмов мнемических способностей аккумулирует разнообразные тенденции объяснения индивидуального своеобразия мнемического результата появлением психической реальности, изменяющей упрощенно-механистическую схему мнемических процессов:

Данная психическая реальность — регулирующие механизмы — детерминирует субъектные и субъективно-личностные закономерности функционирования мнемических способностей. Современная экспериментальная психология памяти имеет огромный опыт изучения каждого звена указанной схемы в надежде отыскать всеобъемлющие объективные закономерности мнемических процессов, которые, как известно, не оправдались. Это привело, в частности, к следующим заключениям.

Во-первых, возникло целое направление — память и деятельность, когда мнемический результат мог быть обусловлен и объяснен встроенностью памяти в структуру деятельности.

Во-вторых, память начали исследовать во взаимосвязях с мо-тивационными, эмоциональными и волевыми качествами, а также с другими образованиями личностного уровня.

В-третьих, память стали рассматривать как деятельность, где явно обнаруживается соединение исполнительной и регулятивной сторон. По большому счету исследования памяти в русле субъектно-деятельностной парадигмы, в рамках системогенети-ческого подхода не выходили на уровень констатации субъектных или субъективно-личностных закономерностей, но имманентно эта информация содержалась в подобного рода исследованиях.

Термин «регулирующие механизмы мнемических способностей» был впервые использован нами при анализе развитых мнемических способностей для того, чтобы охарактеризовать уровень мне-мической активности, который не сводился ни к функциональным, ни к операционным, ни к мотивационным механизмам в понимании Б.Г.Ананьева.

Регулирующие механизмы представляют собой систему ориентировочных, принятия решения, планирующих, контролирующих, оценочных, корректирующих, антиципирующих действий, которые находятся в системном взаимодействии с детерминантами когнитивных процессов личностного уровня: мотивами, эмоциями, Я-концепцией, волевыми качествами и другими образованиями.

Если рассматривать регуляцию в общем плане как изменение взаимосвязи, направленное на сохранение целого, то для системного явления типа мнемических способностей, сохраняющих свою целостность, отражение как прерогатива системы функциональных и операционных механизмов проявляется в единстве с регуляцией. Регуляция мнемических процессов, в свою очередь, может проявляться как внешняя по отношению мнемическим способностям и как внутренняя, т.е. присущая системе функциональных и операционных механизмов.

Внешняя регуляция реализуется мотивами, эмоциями, волевыми качествами личности, Я-концепцией. Внутреннюю регуляцию составляют действия ориентировки, планирования, принятия решения, контроля, коррекции, оценки и антиципации. В процессе развития мнемических способностей, когда внешняя и внутренняя регуляции начинают системно взаимодействовать, появляется новообразование — регулирующие механизмы. Принципиальным моментом этого системного единения является цель деятельности личности.

Фундаментальной основой появления регулирующих механизмов мнемических способностей являются мотивационные образования.

Выделяя субъектные и субъективно-личностные закономерности мнемических процессов, констатируем то, что ведущим фактором, обусловливающим эти тенденции, является мотивация субъекта мнемической деятельности, проявляющаяся в осознаваемых или неосознаваемых формах.

Понять память без мотивации нельзя, ибо мотивация рождает эмоциональное отношение к ситуации, способствует формированию личностных смыслов взаимоотношений запоминаемого материала и запоминающего субъекта, что находит выражение в це-леполагании. Мотивационная сфера личности является фундаментом и субъектных и субъективно-личностных закономерностей функционирования и развития мнемических способностей, ибо предопределяет особенности и операционной, и регулирующей ее сторон.

Как было показано в предыдущих главах, память и мышление на уровне включенности операционных механизмов в мнемиче-ские процессы представляют собой единую мыслительно-мнеми-ческую систему процессов переработки поступающей информации. В этой связи представляют несомненный интерес в плане психологии регулирующих механизмов мнемических способностей исследования процессов регуляции мышления. К тому же исследования регулирующих процессов памяти, выполненные в соответствующих конкретно-психологических парадигмах, значительно уступают аналогичным работам в области психологии мышления. Значимость мотивации есть предпосылка активизации мыслительного процесса, изменения его динамической напряженности, создаваемой той дополнительной энергией процесса, которая создается включением мышления в иную структуру отношений субъекта к среде. В исследованиях Э. Д. Телегиной и Т. Г. Богдановой отчетливо проявилась не только активизация мышления под влиянием мотивации, но и ее преобразование, перестройка. Такая перестройка фиксируется, например, на этапе понимания, оценки и принятия цели и задачи. Именно в этом аспекте С. Л. Рубинштейн отмечал, что для совершения действия недостаточно того, чтобы задача была субъектом понята, она должна быть им принята, должна найти отклик в его стремлениях и переживаниях, должна быть соотнесена с его общей иерархической системой мотивов, включена в эту систему как средство удовлетворения определенных мотивов личности [192]. В соответствии с тем, какое место в этой системе занимает деятельность по решению определенной задачи, актуализируются различные структуры связей, смысловых и личностных отношений субъекта, актуализируются, складываются различные критерии, формирующие самооценку и прогнозирование оценки результатов деятельности. Эти критерии регулируют процесс раскрытия субъектом своих возможностей в отношении достижения цели мнемической задачи, направленность и структуру проводимого анализа условий задачи, поиска решения.

Процесс влияния мотивации на различные этапы целеполага-ния не ограничивается особенностями понимания, принятием и оценкой уже поставленных, заданных целей, но предполагает их развитие, преобразование, постановку новых целей. Эта тенденция отчетливо проявилась в наших экспериментах, о чем будет сказано ниже. Регулирующие механизмы мнемических способностей «запускаются» целью деятельности. При этом крайне важно постоянное сличение производимых действий с ожидаемым результатом. В этом процессе единения операционной и регулирующей сторон может происходить как развертывание регуляции мне-мического процесса, так и редукция его. Как показывают исследования участия мотивов в строении мышления при анализе его расстройств, нарушения мышления являются, по существу, особым качественным проявлением нарушений мотивационной сферы (Б. В. Зейгарник и др.). Экспериментально исследована и обратная ситуация, когда регулирующие механизмы не редуцируются и не трансформируются, а развиваются. В частности, А. М.Матюш-кин описал рождение познавательной потребности как явление, способствующее дополнительному развертыванию регулирующих механизмов субъекта деятельности. Познавательная потребность рождается в ситуации задачи, условия достижения цели в которой выступают первично как субъективно известные и привычные.

Лишь в процессе решения этой задачи обнаруживаются несоответствие привычных способов действия условиям решения задачи, невозможность достижения поставленной цели. Возникает нарушение сложившегося типа деятельности. Эти новые требования к деятельности выступают как порождающие познавательную потребность и вызывающие поисковую, познавательную активность, направленную на обнаружение неизвестного. В рассматриваемой ситуации неизвестное, выступающее как порождаемая ситуацией новая и первично несознаваемая цель познавательной потребности, и неизвестное как «цель» познавательной активности совпадают.

Психологический барьер прошлого опыта выступает как препятствие на пути к достижению цели (решению задачи и т. п.) и одновременно как необходимое условие, рождающее познавательную потребность. Ситуативно возникающая познавательная потребность выступает как связующее звено в цепи «неадекватный прошлый опыт — требуемый новый способ выполнения деятельности» (А. М.Матюшкин).

Мотивационные процессы, являющиеся базисным фактором функционирования регуляции мнемических способностей, создают определенную эмоциональную атмосферу процесса запоминания.

Эмоции оказывают избирательное действие на процесс запоминания и воспроизведения, способствуя установлению тех связей, которые каким-то образом соответствуют содержанию испытываемой эмоции. Об этом говорит, в частности, эксперимент, проведенный Бимом. Испытуемые в его опытах выполняли два вида заданий: заучивали ряд бессмысленных слогов и, кроме того, у них вырабатывали условную эмоциональную реакцию на световой раздражитель, который предвосхищал болевое воздействие (выработка условной кожно-гальванической реакции); условным раздражителем было зажигание лампочки, а безусловным (подкреплением) — удар током. Второе задание, которое заключалось в усвоении того, что световой сигнал предвосхищает опасность, отличалось от первого тем, что его усвоение было опосредовано тревогой (человек учился бояться света) (см.: [183]).

Основной результат, полученный в этих исследованиях, заключался в том, что в условиях тревоги заучивание слогов происходило хуже, чем в нейтральных условиях (больше ошибок, больше повторений), тогда как усвоение сигнала опасности — лучше, чем в нейтральных условиях. Можно предположить, что повышение уровня тревоги облегчает заучивание таких реакций, выработка которых опосредована тревогой. Однако это не означает, что облегчающее влияние тревоги обнаруживается только при заучивании реакций, опосредованных тревогой (или страхом). Как считает Спенс, тревога способствует усвоению всех реакций, если заучивается легкий материал (см.: [183]).

Вывод о том, что состояние тревоги способствует усвоению «тревожных» реакций, который вытекает из исследований Бима, может рассматриваться как частный случай более общего утверждения, что эмоции облегчают усвоение реакций, которые связаны с ними по содержанию. В пользу такого более широкого понимания установленной зависимости свидетельствуют результаты, полученные при изучении других эмоций. В частности, Смит установил, что в условиях неуспеха (фрустрации) у некоторых испытуемых наблюдается тенденция к более быстрому заучиванию пар слов, имеющих агрессивное содержание. Смит обнаружил также, что это относится, прежде всего, к тем, кто по вопроснику, предназначенному для выявления черт личности, получил высокие показатели чувства (или установки) враждебности (см.: [183]).

Экспериментальная психология памяти и эмоций считает доказанным то, что эмоции способствуют сохранению в памяти связанного с ними материала, причем положительные эмоции, возможно, облегчают запоминание в большей степени, чем отрицательные, а сильные — больше, чем слабые. (Довольно часто сравнивать влияние положительных и отрицательных эмоций невозможно из-за отсутствия общей шкалы изменения свойств эмоциональных процессов.)

Иное представление, согласно которому отрицательные эмоции оказывают на воспоминания подавляющее действие, принадлежит психоаналитической концепции (З.Фрейд [238, 239]). Чтобы доказать существование феномена вытеснения, обнаруженного при клиническом наблюдении, было предпринято много экспериментальных исследований. Однако это оказалось весьма трудной задачей. В частности, эксперименты Зеллера (Zeller, 1964), Мак-Гранана (McGranahan, 1958) показали, что наказание у одних актуализировало, а у других тормозило наказуемые ассоциации. Данные результаты со всей очевидностью показывают, что эмоции — это не единственная психическая реальность, которая осуществляет регулирующую функцию по отношению к памяти. Эмоция создает фон, который обусловливает разноуровневые влияния на функциональную и операционную стороны мнемических способностей. В данных экспериментах не было четкой дифференциации задействованности функциональных или операционных механизмов. Операционная сторона памяти представляет собой разноуровневые мыслительные процессы, которые наиболее проработаны в психологии взаимосвязей мышления и эмоций (О.К.Тихомиров, Ю.Е.Виноградов, И.А.Васильев и др.). В этих исследованиях были доказаны возможности приемов эмоционального закрепления определенных элементов проблемной ситуации управлять интеллектуальными процессами.

В частности, по данным О. Е. Виноградова, эмоциональное закрепление объективно значимого элемента способствует свертыванию процесса «эмоционального развития», в результате чего «эмоциональное решение» возникает в первых же попытках. Особенности структуры решения определяются тем, что субъективная значимость элемента проблемной ситуации, задаваемая эмоциональным закреплением, не противоречит объективной значимости и объективной шкале ценностных характеристик на основании механизма ситуативных эмоций. Свернутость процесса эмоционального развития ускоряет формирование его смысла, что и способствует эффективному решению.

И.А.Васильев считает, что можно говорить о существовании единого процесса смыслового развития, протекающего на разных, но непрерывно взаимодействующих между собой уровнях. Эмоциональное явление при таком подходе можно рассматривать как необходимый внутренний фактор смыслового развития. Эмоции в мыслительной деятельности обусловливаются реальными процессами формирования и взаимодействия вербализованных и невербализованных смыслов. Однако процессы «смыс-лообразования» сами по себе не могут еще объяснить, почему именно данное, а не другое смысловое образование приобретает эмоциональную окраску. Иначе говоря, остаются невыясненными причины избирательности эмоциональных оценок. Можно предположить, что то или иное «распределение» эмоциональных оценок в ходе мыслительного процесса является производным от направления процесса смыслового развития элементов и действий с ними. В свою очередь, это направление определяется характером процесса целеобразования. Формируемые испытуемым цели не только определяют ход процессов смыслообразова-ния, но и выступают в качестве своеобразных динамических критериев для оценки тех смыслов, которые соответствуют новым целям. Таким образом, процесс целеобразования является существенным условием возникновения и развития эмоциональных оценок, возникающих в мыслительной деятельности.

Эмоциональные процессы осуществляют регулирующую функцию через процессы целеобразования, которые, в свою очередь, способны повлиять на эмоциональное состояние личности (О.К.Тихомиров, M.B.Arnold, Д.Б.Богоявленская и др.). В ряде исследований было показано, что в процессе решения задачи, актуализируемой мотивами и личностными отношениями к предметному содержанию деятельности, происходит трансформация заданных целей работы в субъективные цели («свои»), что соответствует «личностному принятию» задачи.

В работе В. Е. Клочко, посвященной целеобразованию и динамике оценок в ходе решения мыслительных задач, было показано, что человек в ходе немыслительной деятельности может находить и ставить собственные познавательные цели. Образование цели не одномоментный и произвольный акт. Основу целеобра-зования составляет оценочный процесс, протекающий на различных уровнях — эмоциональном и логическом, имеющем выход к вербальным оценкам. Эмоциональная оценка («что-то не то...») инициирует познавательную поисковую потребность. Человек может искать и находить цели в решении специального вида мыслительных задач — «задач на поиск противоречия» [106].

Развитие элементов ситуации в разных задачах происходит необходимым и определенным образом, необходимым — потому, что за этим развитием стоят поисковые потребности и собственные цели, определенным — потому, что развитие происходит не спонтанно, а зависит от конкретных целей, возникающих необходимым образом. Этот процесс можно рассматривать как детерминацию разноуровневой обработки запоминаемого материала, исходящую от условий, формирующихся в параллельном процессе с целеобразованием; оценка элементов с точки зрения поисковой познавательной потребности, функционирующей с самого начала при решении мыслительной задачи и с этапа включения операционных механизмов при выполнении мнемической задачи, имеет при этом решающее значение.

Достижение самостоятельно поставленной цели, т. е. решение своей задачи испытуемым, приводит к сравнению достигнутого и требуемого. Если регистрируется несовпадение, то ищутся новые возможности целенаправленных действий, ставится новая цель, реализация которой вновь приводит к сличению наличного и требуемого и т.д. Если же регистрируется некоторая общность образованной цели с требуемой, то поиск становится более направленным, оценка ситуации происходит по двум критериям — с точки зрения промежуточной (своей) и конечной (требуемой) цели. Этот процесс приводит к «присвоению чужой цели» — поставленная цель превращается в собственную цель испытуемого, поскольку видны реальные возможности ее достижения. Таким образом, имеются виды регуляции и «снизу» и «сверху», но преобладает координирующее воздействие основной цели. Это проявилось при решении различных типов мыслительных задач и при выполнении наших мнемических заданий.

Говоря о наличии промежуточных, субъективно-личностных целей, необходимо иметь в виду, что именно содержание этих субъективных целей характеризует индивидуальное своеобразие личности в ее интеллектуальных и личностных проявлениях. Другими словами, субъективно-личностные закономерности функционирования психического не могут быть поняты в рамках исследования целесообразной деятельности. Д.Б.Богоявленская пишет, что человек — принципиально разомкнутая система, и целесообразность даже применительно к конкретному труду не исчерпывает направленности познавательной деятельности человека [35, 36]. «Понять специфически человеческий способ деятельности можно лишь тогда, когда в самом процессе конкретного труда будет вскрыто нечто выходящее за границы выполнения данной задачи, т. е. та самая универсальность, о которой говорил Маркс. Если цель возникает как частная задача для достижения другой цели, а другая — как средство осуществления следующей и т.д., то рано или поздно мы должны будем перейти от проблемы целе-образования в рамках целесообразной деятельности к проблеме собственно целеполагания» (Д.Б.Богоявленская).

Переход в собственно познавательное целеполагание, пишет Д. Б. Богоявленская, происходит уже после нахождения алгоритма и его обработки. Он заключается в том, что, имея достаточно надежный способ работы, испытуемый продолжает мыслительную деятельность за пределами заданного. Двигаясь во втором, глубинном, слое экспериментального материала, он пытается понять, осмыслить причины, порождающие те закономерности, которые он обнаруживает в ходе этого познавательного движения. В том случае, когда у испытуемого полностью отсутствует ориентировка на «успешность», открытая закономерность становится объектом его теоретического (не сравнение, а анализ единичного) исследования. Такова новая цель его деятельности, которая не была дана испытуемому, не была средством эффективного достижения основной цели, т.е. подцелью. Новая цель возникает, что принципиально, только после достижения заданной цели, и теперь вся познавательная деятельность субъекта направлена на нее. Так, в эксперименте мы сталкиваемся с феноменом постановки новой проблемы испытуемым [35].

Динамика, выражающаяся в переформулировании вопросов и целей задачи, идет в двух направлениях: по линии их обобщения и по линии их конкретизации. Эта стадийно изменяющаяся переформулировка вопросов и целей задачи как в сторону их обобщения, так и в сторону конкретизации с последующей заменой (перестановкой) их друг другом и составляет основную особенность вскрытого в данной работе механизма решения задач.

Если переформулированием вопросов к задаче в более обобщенные определения целей достигается стадийно расширяющийся охват привлекаемых к решению данных (макропереформулировки), то при попытках повторного анализа задачи производятся конкретизирующие их переформулировки, построенные уже в сторону дифференциации задачи (микропереформулировки).

Таким образом, преобразуемые как в сторону большей обобщенности, так и в сторону конкретизации, переформулировки целей и вопросов к задаче обеспечивают глубокую и разностороннюю переработку исходных и привлекаемых по ходу решения компонентов задачи, поиск настоящего аналога или прототипа решаемой задачи, реконструкцию ее первоначально сформулированных элементов и в конечном итоге постепенное вычленение нового варианта решения.

А. Ф. Эсаулов исследовал как особенности исходных, так и привнесенных данных, а также преобразование их во взаимосвязанные системы, что особенно интересно в контексте анализа мне-мических процессов. Его эксперименты показали, что каждая из позже образованных, т.е. последующих, систем соподчиненных между собой данных задачи не только вытекает из предыдущих, но одновременно реорганизует эти предыдущие системы в новые комбинации, обеспечивающие упорядочивание привлекаемых к решению знаний на последовательно усложняющихся уровнях их систематизации [275].

Вышесказанное со всей очевидностью демонстрирует системообразующую функцию цели по отношению к любой деятельности. Причем цель, принятая, «присвоенная» субъектом, существенно отлична от цели, которая субъекту задавалась и существовала как бы вне его, объективированно, в качестве определенного содержания, текста и т.д. Под изменением цели подразумевается формирование определенного отношения к ней, придание ей смысла. По всей вероятности, цель может трансформироваться субъектом и содержательно, т. е. достраиваться, дополняться какими-то элементами (самоинструкциями, как осознаваемыми, так и неосознаваемыми, результатами анализа целевого контекста и т.д.), или, наоборот, возможна симплификация цели деятельности. И только в таком «субъективно завершенном» виде цель начинает выполнять свою регулирующую функцию; бесспорно также, что цель трансформируется и в процессе реализации деятельности.

В тех случаях, когда испытуемый не только принимает цель, но трансформирует ее в соответствии со своими мотивационны-ми, интеллектуальными, эмоциональными процессами, можно говорить не только о регуляции деятельности, но и о саморегуляции как высшем уровне развития регулирующих механизмов.

Саморегуляцию следует понимать как сложную динамическую систему, включающую одновременно и мотивационные, и операционные, и функциональные компоненты. Саморегуляция — это функция человека как субъекта деятельности.

Если на уровне индивида саморегуляция осуществляется по естественным нейрофизиологическим законам (экстраполирование вероятного будущего в виде его нервной модели, акцептора действия и т.п., а также сличение по принципу обратной связи фактических результатов действия с первоначальными прогнозами), то на уровне личности саморегуляция приобретает социальную обусловленность, сознательный и произвольный характер.

Применительно к мнемической активности или мнемической деятельности процесс развития регулирующих тенденций начинается с появлением средств запоминания. По мере развития такого рода инструментария в структуре мнемической деятельности все большее значение приобретают действия, имеющие чисто вспомогательный смысл, значимые не сами по себе, а как средства для достижения мнемических целей. Понятно, что использование различных средств организации собственных действий оказывается возможным лишь в результате развития иерархической структуры личности, когда человек, выступая в качестве субъекта деятельности и осуществляя свою управляющую функцию, к самому себе относится как к объекту управления, исполнителю, действия которого он должен направить и организовать с помощью тех или иных средств.

В этом контексте наиболее важны исследования взаимосвязей мнемических способностей с волевыми качествами личности, -/Т-концепцией и другими личностными характеристиками, доступными сознанию и самосознанию личности. Однако большинство подобных исследований носит констатирующий характер (К.Д.Ушинский, Т.Рибо, П.П.Блонский, А.А.Смирнов, С. Г. Бархатова, Е. С. Махлах, И. А. Рапопорт и др.). А. И. Липкина, изучая мнемическую деятельность людей с различной самооценкой, установила, что характер самооценки влияет на результаты решения мнемической задачи [133]. В работах А.Джевечки [72], Е. С. Махлах и И. А. Рапопорта [152] подтверждается гипотеза о зависимости развития памяти от ценностей и интересов личности на основе предпочтительного развития того вида памяти, который обслуживает ведущие цели и ведущие деятельности. Волевые качества личности, особенности ее Я-концепции помогают субъекту запоминающему относиться к себе как к объекту управления, как к исполнителю.

Механизм саморегуляции, основанный на иерархическом разделении управляющих и контролирующих функций внутри одной и той же личности, когда человек выступает для самого себя как объект управления, как «я-исполнитель», действия которого необходимо отображать, контролировать и организовывать, и когда человек одновременно является для самого себя «я-контролером», т.е. субъектом управления, — такой механизм саморегуляции Ю. Н. Кулюткин называет «рефлексивным по своей природе» [120, с. 24]. Он отмечает, что в данном случае речь идет не просто об отображении внутреннего мира другого человека в сознании воспринимающего, а о рефлексивной регуляции своих собственных внутренних процессов и действий. Рефлексивный характер мыслительных процессов обнаруживается уже в процессе постановки мыслительной задачи. Задача есть результат осознания и анализа реальной проблемной ситуации, возникающей вследствие рассогласования потребностей и возможностей субъекта.

Формулируя задачу как знаковую модель проблемной ситуации, человек должен сделать предметом анализа те отношения между объектом и самим собой как субъектом-исполнителем, которые породили проблемную ситуацию. Он должен также найти для самого себя некоторое средство, с помощью которого можно было бы достичь поставленную цель (это средство и становится тем, что называют искомым объектом). Более того, проблемная ситуация, как это показано А. М. Матюшкиным [151], порождает у субъекта такую познавательную потребность, которая направлена не только на отыскание того или иного материального объекта, но и на выработку различного рода внутренних регуляторных схем, позволяющих все более эффективно организовать свои мыслительные действия.

Наиболее общий феномен, в котором, по мнению О.К.Тихомирова [223] и Ю. Н. Кулюткина [120], находит свое выражение рефлексивность мыслительной деятельности, заключается в том, что человек в процессе поиска активно строит те средства, с помощью которых возможна регуляция мыслительных действий, т.е. свои гипотезы, антиципирующие схемы, модели. Как показано в исследованиях В.Н.Пушкина [180], оперативно-информационные модели проблемной ситуации строятся человеком как ситуативные абстракции, при этом в ситуации вычленяются лишь те связи и отношения, которые соответствуют заданной цели поиска. Иными словами, то, что на уровне индивида функционирует как естественное кольцо сличения, включающее в себя модель потребного будущего, субъект старается построить произвольно в виде некоторого средства, регулирующего процесс достижения цели. Антиципируя результаты своих будущих действий в виде гипотез, моделей и программ, человек сопоставляет их с тем, что достигается реально, и на этой основе конкретизирует, уточняет или корректирует свои первоначальные прогнозы.

Исследования в области мышления показывают, что характер регуляции мыслительных действий зависит от этапов решения задачи.

На начальном этапе поиска, когда еще только предстоит построить его исходную гипотетическую схему, субъект начинает, как правило, с мысленного «проигрывания» возможностей, прибегая для этого к различного рода пробам и допущениям. Смысл допущения, или рабочей инструментальной гипотезы, состоит не в том, чтобы найти его подтверждение, а в том, чтобы в самом процессе опробований условно выбранных гипотез получить информацию, недостающую для построения исходной схемы решения. На этом этапе человек как бы ведет с собой своеобразную рефлексивную игру: он разрешает самому себе выбрать ту или иную рабочую гипотезу, дает себе право на пробы и ошибки, однако конечный его замысел состоит в том, чтобы обнаружить недостающую информацию в процессе «проигрывания» условных допущений.

Как свидетельствуют данные, полученные посредством регистрации эмоциональных реакций испытуемого, неудача субъективно переживается человеком не тогда, когда не подтверждаются отдельные условные опробования, а тогда, когда не реализуются общие замыслы, построенные на более высоких уровнях управления.

В наших экспериментах с помощью метода развертывания мне-мической деятельности также проявляются различные этапы в процессе запоминания. При запоминании с опорой на функциональные механизмы регуляция сводится к способностям концентрировать внимание на объекте. Если функциональные механизмы оказываются сильными, то дальнейшие регулирующие действия становятся ненужными. При запоминании более сложных фигур или при слабой продуктивности функциональных механизмов субъект вынужден вначале прибегать к поведению типа проб и допущений. Стратегия предъявления материала в нашем методе стимулирует проявление различных этапов процесса регуляции, в частности, наши эксперименты подтверждают, что смысл допущений (проб) состоит, скорее, в поиске дополнительной информации, в поиске средств ее упорядочивания, для того чтобы выстроить адекватный объективному стимулу его субъективный образ. В ряде случаев при запоминании фигуры № 10 испытуемый действительно способен на рефлексивную игру, он разрешает себе разные стратегии: сосчитать линии, читать треугольники, показывать углы и т.д.

В наших экспериментах отсутствовали специальные средства регистрации эмоциональных реакций, однако в протоколах фиксировались вербальные и невербальные (мимические, пантомимические, вегетативные) проявления испытуемых, которые свидетельствуют о том, что наиболее сильные переживания сопровождали неуспешные результаты, основанные на обобщенных замыслах. Например, испытуемый при неудаче на промежуточном этапе мог сказать: «Я так и думал», как бы поддерживая себя, свою самооценку, и совсем другая реакция на этапах приближения к правильному воспроизведению, когда субъект увидел, а экспериментатор подтвердил массу неточностей. В том случае, когда схема запоминания построена, характер регуляции изменяется. Практически исчезают резкие отличия в рисунках, т. е. условные допущения исчезают. Можно сказать, что субъект контролирует свои исполнительные действия на основе отработанной и проверенной программы запоминания.

Однако наиболее демонстративно рефлексивность саморегуляции проявляется в том случае, когда человеку приходится переделывать сложившийся способ действия. В частности, в условиях экспериментального формирования мыслительной установки и ее последующей переделки успешность действий испытуемых зависит от того, в какой мере они оказываются в состоянии проанализировать структуру тех своих действий, которые перестают работать, т. е. увидеть себя «ошибающимся исполнителем».

Мотивы, эмоции, волевые качества, самооценка личности — то, что мы обозначим как внешнюю по отношению к мнемиче-ским способностям регуляцию, — создают условия, атмосферу для системного проявления действий внутренней регуляции.

Те или иные совокупности действий внутренней регуляции (специфические синтезы, паттерны) в разной степени зависят от сознания субъекта мнемической деятельности. Наши эксперименты показывают, что есть основания для выделения разных уровней совокупного (системного) проявления регулятивных действий. Большинство ситуаций проявления интегральной регуляции осуществляется по механизму установки. Уровень субъектных закономерностей можно описать механизмом установки, а уровень субъективно-личностных закономерностей функционирования мнемических способностей нельзя в полном объеме охарактеризовать по принципу установки. Это уровень рефлексивного отношения к процессу запоминания и воспроизведения, предполагающий выход за пределы неосознаваемой готовности к реализации того или иного паттерна интегративных процессов.

На самом низком уровне установочных механизмов расположена ситутивная установка. А. Г. Асмолов называет ее операциональной или ситуативной [18]. Это некая готовность, возникающая при предвосхищении, опирающемся на прошлый опыт поведения в подобных ситуациях, и изменяющаяся под воздействием тех условий, в которых в данный момент развертывается мнеми-ческое действие. Психический образ условий данной ситуации всегда не только предполагает отражение некоторого условия в его объективном значении, но и вызывает готовность действовать по отношению к этому условию именно как к объекту, обладающему вполне определенным значением. Видеть некоторое определенное условие, например набор прямых пересекающихся линий, демонстрируемых короткое время, в их объективном значении и значит обладать готовностью к развертыванию перцептив-но-мнемическо-мыслительной активности, соотнесенной с этим условием как с объективным условием достижения цели, т. е. обладать готовностью к реализации мнемической деятельности.

Прошлый опыт поведения в подобной ситуации и образ условий данной ситуации приводят к выдвижению гипотезы о вероятных изменениях ситуации и соответственно о тех операциях, посредством которых может быть достигнута цель деятельности. Выдвижение гипотез о вероятных изменениях в данной ситуации, вероятностное прогнозирование составляет важную особенность механизма, лежащего в основе поисковых операций, так как посредством гипотез о предстоящих изменениях ситуации осуществляется регуляция степени развернутости поискового процесса.

В результате осуществления операций набор прямых пересекающихся линий может наполняться операциональным смыслом и привести к перестройке операционного состава действия вследствие того, что изменится готовность по отношению к этому объекту. (Об этом на примере анализа структуры мыслительной деятельности писал О. К. Тихомиров.)

Изменение готовности произойдет потому, что, окрашиваясь операционным смыслом, объект как бы «теряет» свое объективное значение для субъекта в данной ситуации, или, точнее, значение «заслоняется» операциональным смыслом. Так, «путаница» из прямых пересекающихся линий становится для ребенка 10 лет снежинкой, а для аспиранта-математика — наложенными друг на друга четырехугольниками. Операциональный смысл, являющийся одним из самых существенных моментов в механизме ситуативной установки, может актуализировать готовность к реализации наименее вероятной ситуации.