Стадии развития и культурные установки

Теории стадий развития являются иллюстрацией тенденции к сверхобобщению различных форм внутри конкретной культуры. Детская психология переполнена подобными теориями. Много интересного материала было собрано, например, в области формирования понятий. Детские представления о физическом мире, осознание себя, интерпретация снов и другие схожие понятия были проанализированы и положены в основу выделения последовательных стадий в развитии. Самой выдающейся в этой области является концепция швейцарского психолога Пиаже (63, 64, 65). На основании обширной серии исследований Пиаже пришел к заключению, что мышление ребенка анимис-тично и что переход от этого первоначального анимизма к взрослому представлению о мире осуществляется через четыре главные стадии. Для детей в возрасте от четырех до шести лет все, что обладает активностью, представляется живым. Поскольку детям этого возраста также свойственен антропоцентризм, то

Культура и личность 715

все «активное» синонимично тому, Что оно является полезным для человека. Так, солнце является активным, потому что оно дает тепло, камни «активны», поскольку мы можем их бросить. На этой первой стадии все цельные, находящиеся в хорошем состоянии объекты считаются живыми, обладающими «сознанием». На следующей стадии (6—7 лет) только движущиеся объекты представляются живыми. На третьей стадии (8—10 лет) жизнь приписывается только тем вещам, которые способны «самопроизвольно» передвигаться. Так, солнце и река — живые, а автомобиль — нет. На последней стадии (11 лет) живыми считаются животные и растения, иногда только животные.

Эти были общепринятые первоначальные или естественные стадии развития, через которые должен пройти ребенок. Вместе с тем в нашей культуре есть несколько факторов, рассмотрев которые можно объяснить появление подобных анимистических тенденций. Язык, который учат дети, поощряет их к формированию анимистичных представлений о мире. Так, например, ребенок слышит, что о луне говорят — «она», а о корабле — «он». Образные выражения, такие как «встает» или «садится» о небесных телах, «бегущий» — о ручье, и «завывающий» — о ветре, не являются безличными определениями природных феноменов. Если добавить к этим выражениям поэзию, сказки и другую литературу, в которой присутствует фантазия, станет очевидным, что опыт ребенка имеет сильный анимис-тичный оттенок. Однако этого не будет, пока ребенок имеет возможность для накопления определенного количества информации из непосредственного наблюдения причин и эффектов в каждодневных ситуациях; такой ребенок может прийти к реалистичному представлению о мире.

Данные, подтверждающие подобную трактовку формирования детских понятий, положены в основу обучения детей в разных странах. Наблюдения Мид на острове Манус в Новой Гвинее привели ее к заключению о том, что анимизм в мышлении детей на этом острове отсутствует (56). И в непосредственных высказываниях этих детей и в их ответах на вопросы она обнаружила очень реалистичные представления об объектах и событиях. Мид объясняла эту реалистичную установку типом обучения, который получали эти дети. С раннего детства у них формируют адекватные установки по отношении к требованиям

716 Дифференциальная психология

окружающей среды. Ответственность за неудачу никогда не приписывается неодушевленным объектам: не обвиняют бревно, если ребенок об него споткнулся. Если ребенок поранил себя, ему говорят, что это результат его собственной неловкости. Интересно отметить, что в этой культуре взрослые даже более анимис-тичны, чем дети, поскольку они объясняют болезнь, смерть, и другие несчастья действием «духов».

В последующих исследованиях Денниса (16), целью которых была проверка теорий Пиаже, дети хопи были исследованы посредством стандартизированных индивидуальных интервью и групповых опросов. В обозрении рассматривался (1) анимизм в более ограниченном смысле, т. е. приписывание жизни; (2) приписывание «сознания» вещам и (3) «моральный реализм», возникающий, например, в качестве объяснения: «мост упал, потому что мальчишки, переходящие его, украли яблоки». Во всех трех категориях было обнаружено, что дети хопи более анимис-тичны и менее реалистичны в своих ответах, чем белые дети того же возраста, протестированные в других исследованиях. Деннис приписывает эти различия разнице социального окружения детей хопи и белых американских детей.

При дальнейшем рассмотрении работы Пиаже Деннис (17) отмечает, что наблюдения Пиаже действительно показывают, что с самого раннего возраста на восприятие детьми мира влияют культурные ценности и категории. Однако Пиаже не приводит данных по взрослым испытуемым. В своем исследовании Деннис (18) обнаружил доказательства существования анимистического способа мышления у взрослых в нашем обществе.

Эмоциональное развитие тоже было проанализировано с точки зрения «стадий». Возможно, наиболее широко, с этой точки зрения обсуждался период «бури и натиска», характерный для подростков. Многие исследователи детской психологии приписывали этому возрасту эмоциональные перевороты, личностные изменения, конфликтность, низкую адаптивность. Однако существуют доказательства, что это не универсальные явления. В определенных обществах (ср. , напр., 54, 55) достижение подросткового возраста предполагает изменения статуса, и физического, и социального, без эмоциональных нарушений. Задачи, встающие перед подростком, словно созданы для него традицией; там нет важных выборов и решений; его позиции не прида-

Культура и личность

ется никакой таинственности; и нет никакого намека на трудности при прохождении им этого периода.

С другой стороны, в нашем обществе есть много того, что формирует у подростков низкую адаптивную способность. Они испытывают состояние неопределенности, когда с ними обращаются не то как с детьми, не то как со взрослыми. С одной стороны, активность ребенка часто ограничивают, но в то же время ждут от него более уверенного поведения. Сами взрослые своими установками, действиями и замечаниями способствуют замешательству ребенка и установлению общей атмосферы таинственности и неопределенности. Если учитывать подобные факторы, существующие в нашем обществе, которые могут привести к низкой адаптационной способности подростков, то отпадает необходимость в природном или психологическом объяснении «бури и натиска» этого периода, а также в рассмотрении эмоционального переворота в качестве необходимой стадии развития.

Другой аспект детского поведения, к которому также относится понятие стадий развития — рисование. Детские рисунки были в большом количестве собраны и представлены для детального анализа в надежде, что они дадут ключ к разгадке детского мышления. Самый известный пример такого использования детских рисунков связан с тестом Гудинафа «Рисунок человека», с его тщательно стандартизованными оценками и расширенными возрастными нормами. Многотомная литература, посвященная детским рисункам, обнаруживает традиционную трактовку возрастных изменений с точки зрения созревания и развития (ср. 2, 31).

Однако на основании сравнительных исследований детских рисунков в различных культурах предполагается, что и значение и техника выполнения рисунка отражают культурные факторы так же сильно, как они отражают возрастные различия (2, 3, 15, 68). Рисует ли ребенок широкий панорамный вид или мелкие сцены из жизни, отдельные объекты или картинки, выдуманы или реалистичны его изображения — все это в большой степени зависит от окружающей его культуры. В определенных группах в рисунках преобладает действие, в других — неподвижные объекты и фигуры. Расположение объектов на картине тоже различается в разных группах. В некоторых группах часто пред-

718 Дифференциальная психология

Рис. 83. Рисунки индейских детей северо-западного тихоокеанского берега в ответ на инструкцию нарисовать животное. (Данные из Анастази и Фоли,

г, с. 369.)

ставляются единичные объединенные сцены, в других — последовательность событий, в остальных — изолированные объекты. Мера использования цвета, так же как и выбор особых оттенков, обычно отражает влияние окружающего материального мира и сложившихся социальных традиций. Количество и тип изображенных деталей тоже меняется в зависимости от культуры.

В детских рисунках можно также распознать стилизованные представления и особые культурные атрибуты, — чем старше ребенок, тем они очевиднее (ср. 2, 3, 15). В исследовании детей хопи посредством теста Гудинафа «Рисунок человека» было обнаружено, что маленькие дети рисовали неопределенную человеческую фигуру, тогда как приблизительно в одной трети рисунков десятилетних детей можно было распознать черты, характерные для индейской культуры (15). Схожие тенденции были

Культура и личность 719

отмечены и среди индейских детей северо-западного побережья Канады. В ответ на инструкцию — нарисовать животное, некоторые из этих детей создали стилизованный образ кита, морского льва, птицы, и мифической двухголовой змеи. На рисунке 83 изображены кит и морской лев — они служат примером техники рисования в традиционном стиле. Подобные стилизованные рисунки более характерны для детей старшего возраста, кроме того, они чаще встречались среди мальчиков, чем среди девочек (17 % против 7). Возможно, это половое отличие связано с тем, что рисование и резьба по дереву исключительно мужские виды деятельности в этих племенах. В свете полученных результатов покажется необоснованным взгляд на богатство деталей, технику и другие черты детских рисунков как на показатель уровня развития без учета культурного происхождения ребенка.

НЕНОРМАЛЬНОСТЬ И КУЛЬТУРА

Термин «ненормальность», который в самом общем смысле означает «отклонение от нормы», использовался по крайней мере в трех различных концепциях (ср. 23, 38, 58). Первая концепция — антинормативная, которая рассматривает в качестве аномалии любое отклонение от идеала или совершенного состояния. Норма¹ в таком случае является желанной целью для достижения. «Норма» согласно этому взгляду скорее исключение, нежели правило. Использование терминов «нормальный» или «ненормальный» сопровождается некоторыми самыми общими объяснениями. Например, сообщение о том, что человек, у которого нормальная кожа и нормальные зубы — один из «нескольких счастливчиков», подразумевают, что нормальность — это отсутствие дефектов или других несовершенств. Утверждение, что некоторые могут оставаться нормальными, подвергаясь стрессу или напряжению современной жизни, предполага-

¹ Такое использование термина «норма» не следует путать с понятием эмпирической нормы в психологическом тестировании. В своем первоначальном значении, понятие «нормы» связано со стандартами ценностей. Это значение используется логиками, когда они говорят об этике и эстетике как о нормативных дисциплинах (см., напр., 11).

720 Дифференциальная психология

ет, что нормальность это идеальное состояние абсолютного самообладания и стабильности.

Второй подход связывает ненормальность с патологией или опасными состояниями. Это использование особенно часто встречается в медицине. С этой точки зрения поведение будет считаться ненормальным при наличии отчетливых, нежелательных симптомов. Этот подход может быть рассмотрен как приспособление антинормативной концепции к практическим и социальными требованиям. Ненормальность все еще представляется отклонением от идеального состояния, но отклонениями настолько большими, что они затрудняют практическую деятельность. Обстоятельства требуют особых действий для защиты и личности, и общества в целом. Так, человек, который проявляет несколько легких невротических симптомов, таких как компульсивность, стремление не наступать на трещинки в асфальте или избегать незначительных подергиваний лба, может вызвать следующее замечание: «Немного странный, да, — но это не серьезно: с ним нет ничего действительно ненормального». Но позвольте такому человеку погрузиться в депрессию настолько, насколько только возможно, или преувеличить степень своей ошибки настолько, что придется прервать работу, или если ему померещится враг и появится угроза физического насилия, то он тут же заслужит ярлык «ненормального». В соответствии с этим подходом очень небольшое число индивидов являются ненормальными, а большая их часть без особого разбирательства относится к нормальным.

Оба описанных выше подхода неизбежно ведут к установлению весьма произвольных норм и стандартов. В первом подходе норма является теоретическим идеалом; во втором — практическим условием индивидуального и социального выживания. Более объективным и эмпирическим подходом к проблеме определения ненормальности является подход статистический. Норма в этом случае выводится из среднего. Это обычные и самые общие условия. Считается, что ненормальность не является обычной и встречается сравнительно редко. Утверждается к тому же, что более редкие состояния являются и более ненормальными. Многие состояния, классифицированные как ненормальные в патологическом смысле, будут также рассмотрены и как статистически ненормальные в связи с их относительной редкостью. С

Культура и личность 721

другой стороны, большая часть людей, которые считаются ненормальными с точки зрения антинормативного подхода, статистически будут считаться нормальными, поскольку они составляют довольно большой и наиболее типичный сегмент популяции. Однако те, кто приблизился к идеалу или совершенному состоянию слишком близко, будут рассмотрены как ненормальные, поскольку они значительно отклонились от ординарного, среднего числа.

Очевидно, что этот подход — единственный, в котором ненормальность может быть объективно определена и измерена. Такая статистическая концепция ненормальности не принимает нездоровье как норму, как заявлялось ее критиками. Для четырехлетних детей «нормально» быть неграмотными; тем не менее мы учим детей читать и писать. Это нормально для взрослых американцев иметь дырки в зубах; тем не менее мы ходим к дантистам, чтобы поставить пломбу, и мы делаем все, что от нас зависит, чтобы избежать распространения болезни. Если большая часть людей проявляет поведение, которое мы находим нежелательным, отнесение его к категории ненормального не приведет к его улучшению. Статистическая концепция ненормальности представляет собой не более чем реалистичное и объективное признание фактов.

Представление о том, что ненормальность может быть или ниже или выше уровня нормы, происходит из статистического подхода. Ненормальность соответствует двум крайним точкам непрерывного распределения на кривой. Так как распределение примерно симметричное, то высокое отклонение будет считаться таким же ненормальным, как и низкое. В настоящем разделе мы будем рассматривать пути влияния культуры на дифференциацию нормальности и ненормальности, а также на оценку отклонений от нормы.

Разновидности нормальности.Психологически любое поведение стремится к норме — нет различия в сущности механизмов или психологических принципов нормального и ненормального поведения. Ненормальность формируется под действием нормальной последовательности определенных стимулирующих обстоятельств и структурных характеристик. Поведение является ненормальным только в смысле того, что оно отклоняется от нормы. Эта норма определяется обстоятельствами жизни внутри

24 Дифференциальная психология

722 Дифференциальная психология

данной группы. Из этого следует, что поведение, которое считается ненормальным в одной культуре, может быть нормальным в другой.

Культурные стандарты влияют на определение нормы по крайней мере двумя способами (23). Положение нормы и граница между нормальностью и ненормальностью в разных группах может варьироваться. В результате любое поведение может быть отнесено к разным точкам шкалы. Так, если мы спросим, высок человек или низок, мы получим очень разные ответы, поскольку разные группы пользуются разными критериями для определения роста. Те же индивиды могут считаться ненормально высокими в Японии и очень низкими в Скандинавии. Схожим образом, в определенных группах насилие — нормальная форма проявления возбуждения и душевного волнения, а флегматичность и бесстрастность считаются ненормальными. В других группах — наоборот. Также различаются и отклонения нормального поведения. Две культуры, имеющие схожую норму, могут различаться в градусе отклонения поведения от этой нормы при отсутствии низкой адаптации. В одной жесткое следование поведенческим нормам требуется традицией или обстоятельствами жизни, особенностями среды. В других свобода взглядов, суждений и большие индивидуальные отличия могут быть приняты за «норму».

Во втором случае культурные стандарты могут определять, какое поведение располагается выше нормы, а какое — ниже. Сравнительная антропология приводит много примеров поведенческих отклонений, которые рассматриваются в качестве признаков неадаптивности, патологии, сумасшествия или умственной отсталости в одной культуре, но могут вызывать восхищение или почтение в другой. В статистическом смысле такое поведение может быть нормальным в обоих случаях, но, исходя из его социальной оценки и практической ценности в различных культурах, оно будет отнесено к разным концам шкалы. Эта позиция была выражена Бенедиктом (8), который писал: «...возможно, примерно тот же ряд темпераментов может быть обнаружен в любой группе, но группа, которая уже обозначила свой культурный стандарт человеческих дарований и особенностей, будет придерживаться именно этого стандарта... неудачник — это человек, чье положение не соответствует культурному стандар-

Культура и личность 723

ту... Ясно, что невозможно привести обобщенного описания «девианта» — он располагается на дуге человеческих способностей, которая не соответствует стандартам культуры» (с. 24).

Та же точка зрения была более детально разработана в следующей статье (9) Бенедикта: «Одна из этих проблем связана с обычной категорией нормальности—ненормальности, и она содержится в наших заключениях. Насколько сильно эти категории детерминированы культурой, можем ли мы с уверенностью рассматривать их в качестве абсолюта? Можем ли мы рассматривать неспособность к социальной активности в качестве симптома ненормальности, и есть ли необходимость рассматривать это как одну из функций культуры?

В действительности самый поразительный факт, который возникает при изучении различий в культурах, — это легкость, с которой наши ненормальности функционируют в других культурах. Не имеет значения, какого рода «ненормальность» мы выбираем для иллюстрации этого процесса: те, которые свидетельствуют о крайней нестабильности, или те, которые больше соответствуют садизму, бреду величия или бреду преследования. Существуют хорошо описанные культуры, в которых эти ненормальности действуют с легкостью и даже без опасности для общества» (с. 60).

Среди жителей Доби, острова в Меланезии, страх, подозрение и обоюдное недоверие являются характеристиками определенных установок целой группы (29). Они живут в постоянном страхе отравления или уничтожения их собственности посредством волшебства или обмана. В нашей культуре такое поведение может быть описано как параноидальное, но оно представляет собой нормальную форму приспособления в добианс-кой культуре. Существует много примеров такого рода различий (10, 42, 43, 46). Так, каталептический припадок составляет важную часть поведения сибирского шамана, а гомосексуальная практика свойственна многим американским, индейским и сибирским сообществам. Состояния транса являются нормальной частью поведенческого репертуара групп американских индейцев, а тот, кто не может испытать транс, считается девиантом. Эпилептические припадки, чрезмерные фантазии и уход от реальности в отдельных культурах не являются признаком низкой адаптации.

724 Дифференциальная психология

Для верности особые этиологические механизмы, так же как и значение такого поведения для индивида, различаются от тех же механизмов в нашей культуре. Но именно это мы и подразумеваем,, говоря, что это нормально нашей культуре и ненормально в другой. В одном случае индивид выбирает поведение, санкционированное и прямо одобряемое его культурой; он подчиняется принятым культурным стандартам. В другом случае — нет. Вегроски (75) выступал против культурной и статистической концепций ненормальности в связи с тем, что те же внешние поведенческие симптомы могут означать сильную неприспособленность в одной культуре и хорошую приспособленность в другой. Критикуя культурную концепцию ненормальности, он исходит прямо из этого положения.

Разновидности ненормальности.Все культуры содержат определенные девиации и варианты низкой адаптации. Но формы, которые принимает эта неприспособленность, могут широко варьировать в зависимости от культурных установок (7, 10, 21, 32, 42, 48, 50, 78). Среди индейцев Оджибуа распространен психоз виндиго. Они верят, что некто был превращен в виндиго — мифического гиганта-каннибала, сделанного изо льда (49). Этот психоз часто начинается с состояния депрессии и затем зачастую перерастает в жестокость и навязчивое стремление к поеданию себе подобных, при котором индивид может убить и съесть членов своей собственной семьи. Другой пример — арктическая истерия (1), обнаруженная на севере Сибири, при которой человек проявляет высокую степень внушаемости и навязчивого стремления подражать словам и действиям людей, живущих по соседству. Схожее состояние было обнаружено среди малайцев и известно как латах (1). Малайцам также свойственно состояние амок. Человек, которого «охватил амок» нападает в слепой ярости на каждого, кого встретит на своем пути; часто он может покалечить или убить многих, прежде чем его остановят.

Примером влияния культурных факторов на отклоняющееся и дезадаптивное поведение служили также неврозы, наблюдаемые среди членов африканских отрядов во время второй мировой войны (61). Относительная частота проявления определенных симптомов, таких как фобические и истерические, имеющих двигательную или сенсорную природу, и почти полное отсутствие других отклонений, таких как тревожность, могут быть

Культура и личность 72 5

лучше поняты через изучение особых племенных убеждений и традиций. В некоторых культурах область распространения определенных форм психиатрических расстройств может быть уменьшена благодаря возможности нормального, санкционированного проявления определенного поведения. Например, в обследовании, проведенном в Бомбее, шизофрения встречалась сравнительно редко, чаще встречался маниакально-депрессивный психоз (19). Обратную ситуацию можно наблюдать в Америке. Клинберг (43, с. 398) предположил, что в индийской культуре индивиды, которые склонны к «избеганию реальности», могут найти нормальные каналы для реализации такого крайне интро-вертированного поведения в мистической религиозной практике, что практически невозможно в западной культуре. Клинберг ссылается на неофициальные наблюдения в психиатрической диагностической больнице в Пекине, которые подтверждают эту гипотезу.

Примеры «моды на ненормальность» могут быть также обнаружены в нашей истории культуры (ср. 43). Плясовое бешенство, пронесшееся через целые деревни в середине века, представляет собой форму невротического поведения, которое не имеет аналогов сегодня. Многие из проявлений колдовства являются дополнительными примерами детерминированных культурой симптомов. Трансовые состояния и истерическая анестезия, такая как «дьявольский коготь» (нечувствительное пятно на коже считается доказательством колдовского влияния), были частью общей клинической картины, которая соответствовала культуре своего времени. В качестве еще одного примера можно упомянуть о недомогании неизвестного происхождения, которое было распространено среди дам викторианского периода и сопровождалось повышением чувствительности и потерей сил.

Так же сюда относится исследование двух групп шизофреников в госпитале для ветеранов в центре Нью-Йорка (72). Для исследования были взяты примерно равные по возрасту, образованию, социоэкономическому уровню, религии и количеству американских поколений предков группы ирландского и итальянского происхождения. И тест действий и оценка поведения в палатах обнаружили значительные групповые отличия в природе шизофренических симптомов. Американские ирландцы имели сильную тенденцию к воображению и фантазированию и боль-

726 Дифференциальная психология

шую сдержанность двигательного выражения, в то время как американские итальянцы более открыто проявляли агрессию и были импульсивнее. Исследователи связывают эти результаты с субкультурными различиями в практике воспитания и структуре семьи, а также с другими культурными факторами.

Следует отметить, конечно, что совокупность культурных и субкультурных изменений в природе психиатрических симптомов не подразумевает отсутствия биологических факторов в их этиологии. Неврологические и биохимические данные (гл. 5), так же как данные о возможной роли наследственных факторов (гл. 9) должны рассматриваться вместе с культурными обстоятельствами при анализе развития особых психиатрических расстройств.

ЯЗЫК КАК ФАКТОР, ВЛИЯЮЩИЙ НА ПОВЕДЕНИЕ

Данные сравнительной лингвистики и антропологии, а также работы в области семантики дают основания предположить, что природа человеческого языка играет важную роль в создании человеком концепции (картины) мира, установках людей и в других поведенческих характеристиках (ср., 14, 35, 36, 37, 43, 45, 62, 67, 77). В самом общем смысле язык предоставляет средства для нашего мышления. Уорф ярко описал отношения между языком и мыслью, указав, что каждый конкретный язык «не только является инструментом для воспроизведения и озвучивания идей (мыслей), но, более того, он их оформляет, являясь программой и гидом для умственной активности индивида, для анализа его впечатлений, для синтеза его знаний» (77, с. 212). Далее он утверждает: «Мы анализируем природу по путям, проложенным нашим родным языком». Об этом же говорил и Мот-нер: «Если бы Аристотель говорил на китайском или дакотском языках, то он разработал бы совершенно иную логику или иную систему категорий» (53, с. 4).

Язык влияет на то, как мы воспринимаем окружающий мир. Конечно же, объекты и события не существуют в природе в тех категориях, к которым мы привыкли. Эти категории были разработаны для выполнения специальных задач, а также для облегчения работы с объектами. Определив объекты в ту или иную категорию, «назвав» их, мы таким образом фокусируем

Культура и личность

Рис. 84. Классификация объектов в разных языках. (Данные из Уорфа, 77, с. 210.)

наше внимание на их сходстве, на их общих характеристиках и игнорируем различия между элементами одного класса. То есть то, что мы замечаем, и то, на что не обращаем внимания в окружающем мире, частично зависит от конкретной лингвистической системы. Если в условиях данной культуры определенные отличительные характеристики становятся важными, то мы находим отдельные слова, соответствующие этим отличиям.

Это положение проиллюстрировано на рисунке 84, где сравниваются слова эскимосского языка и языка хопи с их английскими эквивалентами. Так, одному английскому слову «снег» в эскимосском языке соответствует несколько слов, обозначающих «падающий снег», «талый снег», «утрамбованный снег» и т. п. С другой стороны, хопи используют одно слово для обозначения «всего, что летает, кроме птиц». Насекомое, самолет и даже лет-

728 Дифференциальная психология

чик будут называться одним словом, только по контексту можно понять, что именно имеется в виду. В английском языке «вода» обозначается одним словом, тогда как в языке хопи существует два термина «текущая вода» и «вода, находящаяся в одном месте, содержащаяся в емкости». Эти примеры можно легко умножать. В арабском языке существует около шести тысяч слов, относящихся к верблюду (73). Есть термины, указывающие на верблюда, на котором ездят верхом, который дает молоко, а также говорящие о мертвом верблюде. Другие термины указывают на его родословную и географическое происхождение. Третьи помогают различить стадии беременности, а также существует несчетное множество названий для других важных для людей характеристик, так как их каждодневная жизнь находится в прямой зависимости от существования верблюдов.

Названия цветов предоставляют нам особенно интересный материал, демонстрирующий роль языка в классификации наблюдаемых феноменов. Группировка оттенков различается в разных языках и, вероятно, в свою очередь влияет на традиционный тип цветоразличения, существующий в той или иной культуре. В некоторых современных европейских языках существуют различные слова для «голубого» и «синего» цветов, как в английском существуют разные названия для «красного» и «розового». Африканский народ ашанти с Золотого берега использует названия трех цветов: черный, красный и белый. «Черным» называют все темные цвета, такие как синий, пурпурный или коричневый. «Красным» обозначают розовые, оранжевые и желтые оттенки. Серый цвет они называют «древесной пылью», а зеленый — «деревом» или «листом» (74). В примитивных языках часто отсутствуют отдельные названия для «синего» и «зеленого». Из подобной лингвистической классификации мы, конечно, не можем сделать вывод, что цветоразличение у этих людей хуже, чем у нас, или как-то отличается от нашего. Объективные тесты, проверяющие цветовую слепоту, свидетельствуют о нормальной способности к различению цветов у этих людей, несмотря на недостаток дифференцированной терминологии (ср. , напр., 71). Очевидно, что тип классификации определяют особые условия данной конкретной культуры.

Характерные отличия одной культуры от другой показывают не только различия словаря, но и формальные стороны язы-

Культура и личность 72 9

ка. Например, в языке хопи у глаголов отсутствуют временные формы, но есть специальные формы, обозначающие природу состояний — непосредственное наблюдение, воспоминание или обобщение (ср. 77, с. 217). Подобным образом у индейцев хула из Калифорнии суффикс используется для обозначения источника информации, например, я это слышал, видел или это мое предположение (30). Существующее в английском языке различение глаголов и существительных не является базовым или всеобщим, как можно было бы подумать. Например, в языке хопи такие термины, как «молния», «волна», «метеор», «клуб дыма» и «пульсация», являются глаголами, хотя все эти явления длятся очень короткое время (ср. 77, с. 216). В некоторых языках не существует различия между глаголами и существительными, все слова по сути напоминают наши глаголы. Выражение «оно горит» означает пламя, «здесь есть дом» соотносится с нашим существительным дом (ср. 77, с. 216—217).

Ли, проанализировав большое число данных, собранных Малиновски на островах Тробрианд (51), предложил провокационную теорию, в которой рассматривается язык жителей этих островов и его роль в поведении. По мнению Ли, в языке Тробрианд в большей мере делается акцент на несходных элементах или действиях, которые рассматриваются независимо друг от друга, чем на отношениях между событиями. Их предложения состоят из несвязанных слов. В их языке нет сравнительной или превосходной степеней прилагательных. Прилагательные прикреплены к особому классу объектов и не могут быть от них абстрагированы. Причинно-следственные отношения выражаются не традиционным для нас способом. Когда жителям этих островов задавали вопрос, подразумевающий каузальные отношения, то у них не было готовых ответов, предлагаемых их культурой. Каждый человек должен сам придумать собственный ответ, в их репликах были очевидны замешательство и несогласованность. Хронологическая последовательность так же неважна для них. «Прошлое не является упорядоченной серией воспоминаний, это скорее хранилище не связанных друг с другом событий, которые в лучшем случае вспоминаются как анекдоты» (51, с. 360).

Одно из частых наблюдений — относительный дефицит абстрактных понятий в большинстве примитивных языков. Это, конечно, сильно затрудняет абстрактное мышление. Однако оно

730 Дифференциальная психология

вовсе не означает неспособность к абстрактному мышлению, так же как отсутствие названий для определенных цветов не означает пониженную способность к цветоразличению. Наличие или отсутствие абстрактных понятий в данном языке может просто отражать условия жизни в этой культуре. Есть данные, свидетельствующие о том, что такие народы, попадая в ситуацию, требующую подобных понятий, могут перейти на более высокий уровень абстракции (ср. 43, с. 51).

Наконец, следует понимать, что язык по своей сути является поведением (ср. 40). Это не независимая сущность, как его иногда склонны рассматривать филологи. В то же время язык обладает сильным культурным влиянием. Конкретная система лингвистических терминов и форм, существующих в данной культуре, представляет важную часть всего комплекса влияний, которым подвергается индивид. Независимо от того, как подобное лингвистическое поведение первоначально появилось в группе, оно играет одну из ведущих ролей в психологическом развитии индивида.

«ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПРИРОДА» В РАЗЛИЧНЫХ КУЛЬТУРАХ

Определенные типы поведения долгое время рассматривались как «естественные». Это подразумевало, что поведение является «естественным», врожденным, биологически предзадан-ным. С этой концепцией тесно связаны понятия «перверсии» и «реверсии». Перверсией называется «неестественное» поведение, под «реверсией» подразумевают возвращение к более «примитивному» и менее «искусственному» типу поведения. Таким образом, если первый тип поведения принять за естественный, то любые его вариации рассматриваются как перверсии. Подобным образом, если «цивилизованного» человека поместить в «примитивную» среду, то возможные изменения в поведении будут считаться реверсией по отношению к естественному состоянию. Элементы реверсии присутствуют всегда, но в условиях цивилизованного общества они обычно находятся в латентном состоянии. Ясно, что концепции перверсии и реверсии имеют смысл только в том случае, если один из типов поведения принимается за «естественный».

Культура и личность 731

Неоднократно говорилось, что) ни одна из форм поведения не является более естественной, чем другая в том смысле, что она в большей степени определена конституцией. Данные по этому вопросу в основном получены из двух источников. Первый — это экспериментальное продуцирование поведенческих вариаций, ^четвертой главе было приведено несколько подобных экспериментов, проведенных на инфрачеловеческих организмах. Эти результаты должны были показать, что различные типы поведения являются естественным следствием различий среды обитания. Так называемое инстинктивное поведение часто оказывается естественным только в определенной среде.