Прелести коммунального рая и начало работы

Жил я тогда у матери в 2-комнатаой трамвайчиком ком­мунальной квартире на 4-м этаже. Было там еще две ком­наты. В одной жила парочка — муж (шофер) и жена (сани­тарка) в возрасте моей мамы. Муж пил и бил свою жену. Во второй комнате жила семья учителей, людей довольно низ­кого культурного уровня. Помню, что он преподавал историю, но вид у него был слесаря, а язык довольно бедный. Кроме того, он любил выпивать. Жена, страдающая эпи­лепсией, со свойственной этой болезни обстоятельностью мышления, преподавала в младших классах. С ними были их дочь и престарелая мать жены. Последняя тоже не прочь была выпить. Вместе с мамой жила ее старшая сестра, у которой лет пять назад умер муж. Когда папа умер в 1964 году, ее сестра (моя тетя) продала свой дом и переехала жить к матери. Деньги на кооперативную квартиру у нее были, но она не хотела жить одна.

Тетя моя была весьма колоритной фигурой. В молодости она была просто красавицей. Единственным недостатком в ее внешности был маленький рост. Она неплохо пела. От­личалась истерическими чертами характера. В свое время ее приглашали в артистки, но она отказалась. Всегда следила за литературой и искусством, с азартом слушала «Го­лос Америки», ругала советскую власть, с упоением читала запрещенную самиздатовскую литературу и мечтала поехать в Израиль. При случае она с восторгом отзывалась о своем покойном муже, хотя жила с ним как кошка с собакой. У нее была большая склонность к вытеснению фактов, кото­рые характеризовали ее не очень хорошо. Детей своих у нее не было. Она взяла на воспитание сына, который был млад­ше меня года на два и жил отдельно от нее в Киеве. Более того, она несколько лет ревела после смерти мужа, идя пря­мо по улице. В своем маленьком городке она уже слыла за штатную сумасшедшую. С большим трудом (дочь купца) она поступила и закончила с отличием мединститут. Не­смотря почти на постоянный плач, она с работой справля­лась до последнего дня престо великолепно.

В общем, вернулся я на Родину. С большим трудом мне удалось выбить свою военную льготу на квартиру. В июне Золушка окончила первый курс Астраханского мединститу­та и переехала к нам. 27 июля мы зарегистрировались. Итак, нас стало четверо. Мама с тетей стали жить в проходной ком­нате. Мне удалось Золушку перевести в наш институт.

Но вернемся ко мне на работу. Как мне сказал заведую­щий кафедрой, будущая моя должность была еще занята, так как заведующая лабораторией должна была еще пора­ботать несколько месяцев. Для того чтобы мне не ждать и быть хотя бы формально трудоустроенным, мне предложе­но было оформиться на полставки ординатора клиники, взять для ведения несколько несложных больных. Полови­ну рабочего времени вести больных, а половину обучаться лабораторному делу. А обучать меня будет Заведующая, ко­торая собирается уходить на пенсию.

Я по своей наивности зачислился на должность ордина­тора, взял для ведения нескольких больных и по утрам хо­дил к ней учиться делать анализы крови, т.е. подсчет фор­мулы крови. Все остальные анализы делали лаборанты со средним образованием. Примерно через неделю я разобрал­ся, в чем дело. Оказывается, теперешняя Заведующая лабо­раторией уходила из клиники не по собственной воле. Про­фессор уже давно искал лаборанта. С моим появлением у нее начались сердечные приступы, и я решил уволиться. У меня была беседа с Профессором. Он мне сказал, что он ведь вое равно ее уволит. Я же ему ответил, что не хочу быть палачом. Кроме того, не исключено, что я поступлю в ор­динатуру. Я еще молодой, найду себе место. Работать в кол­лективе при таком положении вещей мне будет не с руки. Тогда он предложил остаться ординатором. Проработать все лето, а потом уже решить свою судьбу. А подготовку лабо­ранта он организовал мне в другой клинике. Я еще несколь­ко дней поучился в лаборатории, а потом больных стало много, да меня и клиническая жизнь засосала, и я перестал учиться лабораторному делу. А окончательно судьбу мою будут решать в сентябре. В июне я узнал, что ученый совет рекомендовал зачислить меня в ординатуру по патологичес­кой анатомии.

Но… к этому времени я влюбился в психиатрию. Один из моих больных вышел из психоза. Это на меня произве­ло столь сильное впечатление, какое не производило изле­чение больного от аппендицита. Заслуги в этом, конечно, моей не было, но я пришел в неописуемый восторг, наблю­дая превращение сумасшедшего человека в нормального. И я уже с содроганием думал о том, что осенью мне придется переходить на патологическую анатомию. Два месяца, май—июнь, вся клиника работала в полном составе. Шли конференции, в которых я мало что понимал и как бы со стороны смотрел на ожесточенные споры или на совершен­но неописуемую увлеченность психиатров обсуждениями больных. Я считал, что смысла в этих спорах нет. Ну, какая разница, какой ему поставят диагноз, все равно же псих ненормальный. Перезнакомился со всеми врачами клиники. В июне я даже устроил свой день рождения у себя дома. Было довольно весело.

Формально первые два месяца я был холостяком, и вок­руг меня начался крутеж как холостых женщин, так и за­мужних. С некоторыми у меня начали складываться дру­жеские и более чем дружеские (с некоторыми женщинами) отношения. Но Золушка от этого сравнения только выиг­рывала. Интеллигенция женского пола отличалась каким-то студнеобразным телом, отсутствием гибкости и утомля­емостью. Получалось, что я давал все, а не получал ничего. Невольно перебрав все возможные варианты, я еще раз понял, что лучше Золушки нет и быть не может как в нрав­ственном, так и в физическом плане. Так моя жизнь после короткого периода полигамии снова стала воистину моно­гамной. Я и не думал ни о ком другом.

Комментарий: