Об осведомительстве и осведомителях

К сожалению, таковых у нас огромное количество. Неко­торые этим занимаются из любви к искусству, некоторые преследуют корыстные цели. Я здесь имею в виду осведомительство непрофессиональное. Разведчики дело нужное, Я имею в виду этакое внештатное осведомительство, когда подчиненные информируют начальника о состоянии дел и вы­сказываниях в его адрес. Мне осведомители часто напомина­ют образ шакала Табаки при тигре Шерхане из сказки Р.Кип­линга «Маугли», Иногда Табаки маскируются. Нет ни одного человека, который бы не пострадал от этих осведомителей. Кстати эти люди первые уйдут от шерханов, когда те по­теряют силу. Но, в общем, начальству они нужны. Они мо­гут и чай заварить, и за сигаретами сбегать. Табаки более высокого ранга будут охотно и безропотно писать никому ненужные бумаги. Их можно найти среди референтов. Конеч­но, не каждый референт относится к этой категории. Обыч­но у них подмышкой имеется папка. Узнать его легко по суетливо-деловито-важному виду, с которым они снуют по офису. По тому, как он относится к вам, вы можете судить, как к вам относится Шерхан, ват начальник.

«Подружки» не преминут своим долгом «раскрыть глаза» своей самой близкой подружке на поведение ее мужа. Болею­щие за дело сотрудники обольют грязью своего коллегу в гла­зах начальника. Вначале я гневался на этих людей. Знакомство с психологией управления показало мне, что есть и вторая сторона, которая слушает осведомителей - начальники. Что думают они? Ведь хороший человек не пойдет в осведо­мители. И тогда тобой будет управлять осведомитель. Ос­ведомитель ведь будет говорить все со своей точки зрения, по-своему, т.е. по подлому обыгрывать факты и т.п.

Самое интересное, что осведомителю верят больше, чем .хорошему работнику. Еще Вольтер говорил, что «заслуги ос­таются в передней, а подозрения проникают в кабинет». И очень трудно избавиться от действия информации, которую дают осведомители.

Приведу свежий случай.

Директор предприятия, который уже три года занимает­ся у меня и осваивает с успехом психологию управления, по­здно вечером позвонил мне в состоянии тревоги. Главный бух­галтер, которого он ценит, сдал документы в налоговую инспекцию без его подписи, так поджимали сроки, а директо­ра на месте не оказалось. Второй бухгалтер, которого он со­бирается уволить, шепнул ему, что главбух подписал докумен­ты за него. Директора это возмутило. У него даже заболела голова. Сверлила мысль: «Как он смел за меня расписаться. Второй экземпляр отчета остался на предприятии и на нем директор учинил свою подпись. Директор уже пытался дать нагоняй главному бухгалтеру, но у нас был договор, что все на­казывающие действия он будет предпринимать после консуль­тации со мной.

Вот он и отложил разборку и вечером позвонил мне. В ре­зультате нашей беседы он понял, что никому не доверяет, что остается подозрительным, что им могут управлять наушни­ки. К его чести, после ряда моих наводящих вопросов он понял нелепость своих страхов. Ведь здесь просто разгулялось его болезненное самолюбие. Даже если главный бухгалтер и рас­писался за него, то никакого вреда учреждению он не принес. Он пришел к выводу, что даже если в налоговой инспекции возникнут вопросы, то следует пойти и расписаться в доку­ментах. Если же бухгалтер все-таки расписался за него, то следовало поддержать бухгалтера перед сотрудниками нало­говой инспекции, потому что задержка сдачи документов гро­зила большими штрафными санкциями. Только после можно будет провести беседу о недопустимости расписываться за него.

Кстати, главбух за директора не расписывался. Просто в пылу работы сотрудники инспекции не обратили внимания на то, что нет подписи первого лица.

Не буду повторяться о том правиле, согласно которому не следует никому сообщать конфиденциальную информацию, если хотите сохранить ее в секрете.

Кстати информаторов можно использовать и для дезин­формации. Ведь и информаторы и те, кто их слушают, люди не очень умные. Ими легко управлять. В политике этим час­то использовалось. Зная подозрительность И.В.Сталина, фа­шистскому руководству удалось обезглавить Красную Армию. В быту тоже подобное случается часто.

Напрасные хлопоты

Мне все время обещали решить вопрос с моим повыше­нием и просили потерпеть, подождать. Не удавалось мне также что-нибудь сделать и как главному психотерапевту региона. Менялись областные руководители. К каждому из .них я приходил со своими предложениями. Объяснить тол­ком свои предложения и важность лечения больных невро­зами я не сумел.

Работа психотерапевта не требует какого-то особенного оборудования. Когда приходят в клинику гости, показать им собственно нечего. Это не то, что, например, в опера­ционной, где оперируют на сердце. Я никак не мог растол­ковать руководству, что если мы сможем избавить от невро­тизма население, помочь людям устраивать свои дела, наладить сексуальную жизнь, то нам не понадобится, мо­жет быть, такое количество лечебных центров. Не понадо­бится делать операции на сердце, лечить бронхиальную ас­тму, язву и гастриты. Да и церебральный атеросклероз не будет развиваться с такой скоростью. Мне не отказывали но и не решали...

Вначале я обижался, а потом понял, что наша работа не­заметна. Результаты наступают поздно. Да если и наступа­ют, то их обычно не связывают с результатами работы пси­хотерапевта. Приведу простой пример. После лечения затяжного депрессивного невроза современными психоте­рапевтическими методами, пациент стал весел, жизнерадо­стен, активен. У него появились светлые планы на будущее. Я его продемонстрировал на врачебной конференции. Мой оппонент сказал, что его улучшение связано с тем, что он в клинике завел роман с одной из пациенток. Я, правда, спросил, а почему он не заводил последние два года и смог бы он завести роман без лечения.

Утешало меня то, что в других регионах по моей мето­дологии лечили больных и изучали психотерапию. Но из­вестно, что пророк никогда не останется без славы, но не в своем отечестве.

Последняя книжка получилась с моей точки зрения хо­рошей, но в очереди за ней, мягко выражаясь, никто не становился. (Книга действительно оказалась хорошей, но «раскутали» ее лет через пять. Вечный Принц еще не знал, что. такое «раскрутка» имени, не разбирался в торговле и пр. — М.Л.) Мой «гонорар» выселил нас из большой комнаты и уходил от нас очень медленно. Его было так много, что мы с трудом могли смотреть телевизор. Но потом реализация постепенно набирала обороты, но не влияло на наше ма­териальное благополучие. Издательство вообще ничего про­дать не смогло и сотрудничество со мной больше не под­держивало.

Тогда я сам организовал свое издательство. Приобрел ли­цензию и стал свои мелкие брошюры выпускать самостоя­тельно за свой счет. Источник финансирования — выруч­ка за проданные брошюры и вообще все, что оставалось от моих заработков. Помню, в этот период времени меня с большим трудом уговорили на покупку новой куртки. Опубликовал я и свою диссертацию. Редактор из 300 стра­ниц сделана 120. Но все-таки это была уже книжечка, а, главное, без соавторов. Всего я выпустил четыре брошюры-книжечки общим объемом 300 страниц. Настроение у меня тогда было лучезарное. Я себя чувствовал великим писате­лем. Как-то не очень расстраивался, что книжек моих никто не покупает. Все они у меня были в квартире и радовали глаз. Кроме того, я их выставил на все полки книжных шкафов, но не ребром, а плашмя, так что, когда я подхо­дил к книжным шкафам, я видел прежде всего свои книги. (Кто-то, описывая психологию творчества, писал, что поэт мало чем отличается от курицы, которая снесет яйцо и ку­дахчет. — М.Л.) Все остальное тоже катило в мою сторону

В 1994 году нашелся издатель, который посоветовал мне объединить все мои брошюры, еще немного дописать и сде­лать большую книгу, страниц на 700, которую он обещал из­дать большим тиражом. В это время я приобрел компьютер и понял, что делать это надо было года два назад. Скорость моего писания возросла. Я перестал зависеть от машинис­ток, мог править до бесконечности. Компьютер я осваивал с трудом, отставая от своих детей. Вот только тут я понял, но не почувствовал, что уже не молод. Я и до сих только по­нимаю это. И то уже хорошо. Хоть не спорю с молодежью, когда не схожусь с ними взглядами. Даю им оставаться на своей точке зрения. Тут дошел до меня один афоризм, не помню кому принадлежащий: «Беда стариков не в том, что они телом стары, а в том, что душой молоды».

Одно меня утешало, что мои сверстники компьютера так и не освоили. (Как тяжело избавляется Вечный Принц от сравнения себя с другими. — М.Л.) Мне же освоение его да­лось очень дорого. Я потерял 140 страниц написанного тек­ста. Но все равно работа пошла быстрее. К концу 1995 года у меня впервые вышла толстая книга объемом в 640 стра­ниц, в картонном переплете в серии «Психологический бе­стселлер». И название я дал звучное. «Энциклопедия обще­ния». В процессе издания шли всякие накладки. Меня предупреждали, что в издательстве могут обмануть. Я придирался к различным мелочам. В общем, светлой радости не получилось. Успокоил меня Шопенгауэр и вы, Михаил Ефимович, сказав, что даже, если и был обман, то в форме увеличения тиража. Так это тоже в мою пользу. Кстати, об­мана, как потом я выяснил, не было.

Я уже тогда был противником праздников, но, учитывая, что здесь я убью мамонта, решил устроить праздник. Собрал всех сотрудников кафедры и клиники. Пригласил и сотруд­ников издательства. Как-то так получилось, что сотрудни­ки издательства были заняты. Заехали меня поздравить на минутку. Близкие друзья заболели. Были только молодые интерны и ординаторы, которым на мой успех было напле­вать. Чувствовал я себя на этом празднике весьма одиноко и понял, что праздники нужно устраивать после победы и только с теми, кто победу эту ковал (Когда я ему об этом говорил, он меня не слушал. - М.Л.)

Гонорар я взял не деньгами, а книгами. Они продавались довольно бойко. Чуть позже я скажу, на что я его потратил.

Наступил 1996 год. Я продолжал упорно работать. Стал конспектировать классиков психотерапии, философов, ре­лигиозные источники. Я понял, что имею высшее образо­вание без среднего. Ведь все это нужно было усвоить в шко­ле или, в крайнем случае, в институте. В общем, всем, кто не имеет общего образования, я советовал не говорить, что у них есть высшее образование. Диплом, конечно, не нуж­но выкидывать. Но это только крыша, а жить все время на чердаке все же нельзя.

Курс психотерапии, который я вел, все время пополнял­ся новыми лекциями.

Я стал писать статьи на различные темы, связанные с психологией наших чувств, ума и пр. Никто не хотел их пуб­ликовать. Мой новый издатель тоже. И я весь гонорар от «Энциклопедии общения» потратил на то, чтобы выпустить за свой счет сборник своих статей. Большим успехом он не пользовался, но я уже не огорчался. Я понимал, что через какое-то время читатели найдутся. (И, правда. Сейчас эту книгу практически достать невозможно. — М.Л.)

И тут я решил пойти сам к Ректору и выяснить ситуа­цию. Я сразу же понял, что никто никаких вопросов о моем продвижении и создании самостоятельного цикла и не ставил. Я попросил хотя бы представить меня на звание доцента. Мне уже стало неудобно везде представляться ассистентом, имея такое количество книг, тем более что все удивлялись, как это я не доцент до настоящего времени. (Не избавился Веч­ный Принц от невротизма полностью. Какая разница, как тебя называют. Ведь все, что нужно, у тебя уже есть. Кста­ти, зарплата ассистента в то время была несколько выше, чем у доцента. Кроме того, это уже характеризует скорее его руководителей, а не его. — М.Л.)

Ректор встретил меня ласково, сказал, что я уже вырос, что все это нужно сделать, но пока нет финансовых возмож­ностей. Были еще какие-то отговорки. Я решил, что у меня еще недостаточно заслуг и еще более интенсифицировал свою деятельность. Добиться того, чтобы груз заслуг был таков, чтобы руководству некуда уже было деваться. Я тог­да не понимал, что чем больше у меня будет заслуг, тем меньше шансов будет продвинуться. Не понимал, что мне бы притаиться серой мышкой, а книги опубликовывать под псевдонимом. Но никто мне это подсказать никто не мог, да и я сам, честно говоря, еще не знал этого. Я не знал всю силу зависти, которая овладевает неуспешным человеком по отношению к человеку успешному. Да я и не считал себя достойным зависти. Стать ассистентом в 42 года, защитить кандидатскую в 51 год. Скорее мне нужно сочувствовать. Я не обратил внимания на мудрое указание Шопенгауэра, который говорил, что сильнее всего завидуют личностным качествам. А ведь умение писать книги, которые пользуют­ся успехом, — это отражение личностных качеств, которые ни за какие деньги не купишь. И хотя формально я нахо­дился на низшей ступеньке преподавательской иерархии, фактически превосходил многих, по крайней мере, по пуб­ликациям. Однако я не осознавал этого и не спрятался. Более того, я всегда афишировал свои достижения. А это уже выглядело преступлением. Нет, чтобы опубликовывать­ся в соавторстве или хотя бы под редакцией сильного мира сего или написать для него какую-то книжку. Потом я со­образил сделать такой ход, но у меня ничего не получилось. Дальше я наделал глупостей еще больше. (Воистину, чтобы делать большие глупости, нужно иметь большой ум. — М.Л.)

Года три назад я на педагогических чтениях прочел лекциюв присутствии курящего Ректора об ораторском искусстве. Возможности ораторского искусства продемонстрировал на примере лекции о вреде курения. Здесь я использовал ваши материалы, Михаил Ефимович, (Вот уж чего не следовало делать. Это мои материалы, я их хорошо знаю. Эту лекцию можно читать курящим, которые решили избавиться от ку­рения, ибо там показано, что у курящих развитие сексуаль­ности застряло на оральной стадии и что они у них имеется некоторая деградация личности, раз они курят в присутствии других, отравляя их нервно-паралитическим ядом. Собствен­но, это материалы заядлого курильщика 3.Фрейда. Но Фрейд предупреждал, что нельзя заниматься диким психоанализом. Когда человек обращается к тебе за помощью, тогда ты и анализируешь все поступки и оговорки. А если к тебе за по­мощью не обращаются, то тогда, как метко заметил Фрейд, сигарета является просто сигаретой. Но не у всех интеллект такой мощи, как у Фрейда. — М.Л.)

В начале 1996 года у нас на кафедре случилось несколь­ко несчастий. Тяжело заболел Артист. Это было злокаче­ственное заболевание. Ему об этом не сказали, поэтому он не давал согласие на оперативное лечение. А когда сказа­ли, то делать операцию уже было поздно. Зато он дал со­гласие на химеотерапию. Его состояние настолько улучши­лось, что он поехал с нами летом на море, был на жаре и даже ходил в парную, чего уж никак делать было нельзя. Более того, мы с ним вместе стали писать монографию, где его роль была первой. Я там писал всего одну главу. Вот бы он так всегда трудился. Оставил бы большой след в психи­атрии. Ведь он был очень талантлив, если не гениален.

Я же тогда воспользовался идеей заведующего редакци­ей. И из одного тома «Энциклопедии общения» получилось три. Кроме того, у меня украли курс лекций, написанных полных текстом. Обнаружил я это следующим образом. Я должен был читать вводную лекцию, пошел ее взять и об­наружил отсутствие всей папки. Большой потери от этого я не ощутил, ибо второй экземпляр был у сына, а третий у меня, а та пайка, которую украли, содержала не более тре­ти лекций, остальные были на ротапринтировании. Но это был сигнал, который заставил меня подумать о выпуске курса лекций по психотерапии. Продолжались занятия в клубе «Неваляшка», были выездные циклы в других горо­дах, и уже оплачиваемые.

Летом 1996 года за рубежом скоропостижно скончался Оптимист. Кандидатом на его место был Зевс, Как похоро­ны Оптимиста, так и назначение Зевса заведующим кафед­рой затянулось. Похороны затягивалось из-за того, что смерть была скоропостижной, и по законам страны, где он умер, похороны возможны только после окончания след­ствия. А оно тянулось месяца два. Назначение Зевса затя­гивалось из-за откровенного нежелания руководства инсти­тута делать его заведующим кафедрой в силу открытой конфликтности его натуры, В конце концов, заведующим кафедрой он стал. Сплетники доложили, что это было при поддержке верхов.

Я как-то почувствовал, что с приходом Зевса мне станет хуже. Цели у нас с Зевсом были одинаковые, а вот методы работы разные. Я сторонник управленческих методов, он — конфликтных и откровенно административных. В общем, был он автократом. Если при Оптимисте я и мог нарушать дисциплину, то при нем не мог. Не потому что боялся, а что­бы ему легче было управлять, С других требовал, а с друзей, получается нет.

Начал он славно. Говорил, что все будет решать колле­гиально с узким кругом, лиц, куда входил и я. Обещал даже выбить для меня должность доцента, хотя я уже где-то по­чти был уверен, что ему это не удастся. Что-то изменилось в отношении ко мне Ректора и явно в худшую сторону. Если при Оптимисте я еще на что-то надеялся, то здесь мне, чле­ну команды Зевса, ничего не светило. Впрочем, я продол­жал работать, как мог.

В начале 1997 года под влиянием наскоков Зевса в свя­зи с моей доцентурой на Ректора, последний предложил создать при клинике института психотерапевтическую службу. Если мне это удастся, тогда и будет создан отдель­ный цикл психотерапии. Создать цикл на другой базе Рек­тор отказался. Вот и мне следовало бы отказаться. Сколь­ко можно все время доказывать, что ты не осел. И так уже видно, что я за птица.

А я опять согласился. Никаких штатов, никаких поме­щений мне специально выделено не было. Но мне в по­мощь было выделено три интерна, птенца, которые только что окончили институт. Пришли помогать и два психолога из университета. Дело закрутилось. Мы обследовали почти 500 человек, организовали помощь даже в гематологичес­ком отделении, индивидуальную и групповую психотера­пию. Мы даже стали получать хорошие результаты, которые были известны руководству.

Так, нам удалось вылечить племянника главного врача, который в течение двух лет шесть раз поступал с обостре­ниями воспаления поджелудочной железы. Мы разобрались в сутиего психологического конфликта в семье, помогли его отрегулировать. Прямо на глазах прошли все признаки воспаления. Мог бы привести еще много примеров.

Месяца через три меня вежливо из терапевтических кли­ник выпроводили. Однажды санитарка устроила скандал по поводу мелкого нарушения гигиены одним из интернов, потом вызвал заведующий кафедрой терапии и сказал мне, что я мешаю ординаторам и интернам клиники. Я действитель­но три раза в неделю занимал ординаторскую на два часа в конце рабочего дня.Это была отговорка. В конце рабочего дня ординаторы работали с документацией. Больных уже не вызывали. Наоборот, у них был шанс овладеть уникальны­ми методами личностно-ориентированной психотерапии. Другие за пребывание на этих занятиях готовы были пла­тить деньги. Я прекратил заниматься психотерапией наих базе. Кстати, материал, полученный в ходе этой работы, лег в основу двух дипломов и одной диссертации. Не знаю, как бы я себя чувствовал, если бы у меня не было занятий за пределами института. Там не было ничего, кроме успехов.

К сожалению, у Артиста в начале 199? года появились метастазы в позвонках. И опять ему не сказали правды, а объяснили это пневмонией и радикулитом. И он опять не дал согласие на специфическое лечение. Больно было смот­реть на его муки, но меня к лечению не привлекали и к моему мнению не прислушивались, да и не спрашивали. Затем ему сказали, что у него метастазы. Тогда он дал со­гласие на повторную химиотерапию. Вновь настудило улучшение. Лечение дало эффект, боли исчезли, но позвон­ки рассосались, и он стал лежачим больным. Лежал он у нас в клинике. Чувствовал себя хорошо. Мы его проведывали ежедневно. И вообще многие его проведывали ежедневно, приносили всякие передачи и почти не разговаривали о де­лах. А вот я говорил с ним о делах и поедал эти угощения.

Комментарий: