Процедура эксперимента и его полезность
Наиболее важный аспект процедуры возникал в конце сеанса эксперимента. Все испытуемые проходили тщательное постэкспериментальное обследование. Конкретное содержание беседы, в
которой раскрывалась имевшая место мистификация, было различным — оно зависело от условий эксперимента и изменялось по мере возрастания нашего опыта. Как минимум испытуемым сообщали, что «жертва» не подвергалась опасным ударам электротоком. Каждый испытуемый проходил через дружеское примирение с мнимой жертвой и имел продолжительную беседу с экспериментатором. Неподчинившимся испытуемым смысл эксперимента объясняли таким образом, чтобы поддержать их решение не повиноваться экспериментатору. Подчинившихся испытуемых уверяли в том, что их поведение абсолютно нормально и остальные участники также испытывают противоречивые чувства или напряжение. Испытуемым обещали, что они получат исчерпывающий отчет после завершения се-рии экспериментов. В некоторых случаях с отдельными испытуемыми проводились дополнительные подробные и длительные обсуждения экспериментов.
Когда серия экспериментов была завершена, испытуемые получили письменный отчет, в котором были описаны подробности процедуры эксперимента и его результаты. И опять-таки, о роли испытуемых в эксперименте и их поведении в этом отчете говорилось с уважением, без унижения их достоинства. Все испытуемые затем получили дополнительную анкету, касавшуюся их участия в исследованиях, что опять позволило им выразить мысли и чувства по поводу своего поведения.
Ответы на вопросы анкеты подтвердили сложившееся у меня впечатление, что участники положительно относятся к эксперименту. В количественном отношении... 84% испытуемых заявили, что рады, что участвовали в эксперименте; 15% сообщили о нейтральном к нему отношении; 1,3% сообщили об отрицательном отношении. Конечно, для получения достоверных результатов эти цифры требуют осторожной интерпретации, но ими не следует пренебрегать.
Более того, 80% испытуемых выразили мнение, что следует проводить больше экспериментов такого типа, а 74% отметили, что в результате участия в исследовании они узнали нечто важное о самих себе. Результаты интервью, ответы на вопросы анкеты и точные копии процедур дебрифинга будут представлены более полно в готовящейся к изданию монографии.
Процедуры дебрифинга и обследования испытуемых выполнялись как нечто само собой разумеющееся, а не потому, что эксперимент был сочтен особо рискованным для испытуемых. Насколько я могу судить, в ходе эксперимента не было ни одного момента, когда испытуемые подвергались бы опасности или риску вредного воздействия. Если бы дело обстояло иначе, эксперимент был бы сразу же прекращен.
Баумринд утверждает, что после участия в эксперименте испытуемый не может найти оправдания своему поведению и вынужден нести все бремя ответственности за свои действия. Вообще говоря, это не так. Те же самые механизмы, которые позволяют испытуемому действовать, подчиняться экспериментатору, а не игнорировать его приказы, работают не только в момент совершения действия
— они продолжают оправдывать поведение испытуемого в его собственных глазах и после окончания эксперимента. Испытуемый позднее рассматривает свое поведение с той же точки зрения, которая была принята им во время совершения действий, то есть считает, что он должен был «выполнить задание, данное представителем власти».
Поскольку мысль о воздействии на жертву электрошоком отвратительна, то те, кто слышал о плане эксперимента, склонны были считать, что «люди не будут этого делать». После того как результаты эксперимента стали известны, эта установка выражается в высказывании «если они это сделают, то они потом не смогут себе этого простить». Эти две формы отрицания экспериментальных результатов одинаково недопустимы, поскольку приводят к неправильному толкованию фактов социального поведения человека. В действительности же многие испытуемые подчиняются до самого конца без каких-либо признаков вредных последствий.
Не наносить вреда — это необходимое условие проведения экспериментов; тем не менее участие в них может иметь и положительную сторону. Баумринд предполагает, что испытуемые не извлекли никакой пользы из участия в исследовании подчинения, но это неверно. Слова и действия испытуемых указывают на то, что они немало узнали, а многие из них испытывали удовлетворение по поводу своего участия в научных исследованиях, Которые они считали важными. Через год после участия в эксперименте один из испытуемых писал:
Эксперимент укрепил мою веру в то, что человек должен избегать причинения вреда другому человеку, даже ценой неподчинения властям.
Другой испытуемый заявил:
Для меня эксперимент показал... до какой степени необходимо, чтобы каждый индивид имел или открыл для себя твердую основу, на которой он может принимать решения, какими бы незначительными они ни казались. Я думаю, что люди должны глубже осмыслить себя и свои отношения с миром и другими людьми. Если этот эксперимент служит встряской, которая выводит людей из состояния самоуспокоения, то он достиг своей цели.
Такие заявления характерны для множества комментариев участников, полных благодарности и глубокого понимания.
Посланный каждому испытуемому по завершении серии экспериментов пятистраничный отчет был специально составлен таким образом, чтобы подчеркнуть ценность опыта, полученного испытуемым. В нем излагалась широкая концепция экспериментальной программы, а также объяснялась логика плана эксперимента. В нем были описаны результаты двенадцати экспериментов, обсуждались причины нервного стресса у испытуемых и делалась попытка показать возможное значение этого эксперимента. Испытуемые реагировали на отчет с энтузиазмом; многие выразили желание и в
дальнейшем участвовать в экспериментальных исследованиях. Этот отчет был послан всем испытуемым несколько лет назад. Тщательность, с которой он был составлен, противоречит утвер-ждению Баумринд о том, что экспериментатору было все равно, принесет ли участие в эксперименте какую-либо пользу испытуемым.
Баумринд опасается, что интенсивные переживания, связанные с лабораторными процедурами, вызовут у участников отвращение к психологическим экспериментам. Мои собственные наблюдения показывают, что испытуемые чаще с неудовольствием реагируют на «пустой» час, проведенный в лаборатории, когда применяются стандартные методы и на выходе из лаборатории у испытуемого может возникнуть лишь одно чувство — что он напрасно потратил время, занимаясь заведомо мало-важными и бесполезными упражнениями.
В целом испытуемые, участвовавшие в эксперименте по исследованию подчинения, испытывали совершенно иные чувства по поводу своего участия. Они рассматривали свои переживания как возможность узнать нечто важное о самих себе или об условиях, влияющих на человеческие поступки.
Через год после завершения экспериментальной программы я выступил инициатором дополнительного повторного исследования. Независимый медицинский эксперт с большим психотерапевтическим опытом провел интервью с 40 испытуемыми, участвовавшими в эксперименте. Этот психиатр обращал особое внимание на тех испытуемых, которые, с его точки зрения, вероятнее всего могли пострадать в результате эксперимента. Его целью было выявить возможные вредные последствия эксперимента. Он заключил, что, несмотря на то что некоторые из испытуемых перенесли крайний стресс,
...эксперт не обнаружил ни у одного человека признаков того, что эти переживания повредили ему... Все испытуемые трактовали свою задачу [в эксперименте] в соответствии с хорошо установившимися моделями поведения. Не было найдено доказательств наличия травматических реакций.
Перед тем как судить об эксперименте, следует учитывать подобные доказательства.
ДРУГИЕ ПРОБЛЕМЫ
Баумринд не ограничивается обсуждением того, как обращались с испытуемыми — она вообще отвергает данную работу. Баумринд считает, что нельзя получить значимые результаты, изучая повиновение в лабораторных условиях: она обосновывает это тем, что «установка на зависимость и подчинение, принимаемая большинством испытуемых в условиях эксперимента, соответствует ситуации» (р. 29). Здесь Баумринд приводит главный довод как раз в пользу исследования подчинения в этой обстановке, а именно — этой обстановке присуща «экологическая валидность». Это один из социальных контекстов, в котором регулярно имеет место податливость. Ситуации, связанные с военной службой и профессиональной деятельностью, также создают особенно благоприятную обстановку для исследования подчинения и именно потому, что в них подчинение является естественным и соответствует этим контекстам. Я отвергаю аргумент Баумринд, в котором она утверждает, что наблюдавшееся в эксперименте повиновение нельзя принимать в расчет, поскольку оно имело место там, где соответствовало ситуации. Именно поэтому его и следует принимать в расчет. Повиновение солдата не теряет заложенного в нем смысла из- за того, что оно имеет место в соответствующем армейском контексте. Повиновение испытуемого вызывает не меньшую тревогу из-за того, что оно происходит в рамках социального института, который называется психологическим экспериментом.
Баумринд пишет: «"Игра" определяется экспериментатором, и он устанавливает ее правила» (стр. 39 в данном издании. — Ред.). Действительно, для того чтобы имело место неповиновение, необходимо нарушить схему эксперимента. На самом деле в рассматриваем случае неповиновение предусмотрено планом эксперимента. Именно поэтому подчинение и неповиновение являются действительно собственными проблемами испытуемого. Он должен на самом деле самоутвердиться как личность, выступив против законной власти.
Далее, Баумринд хочет заставить нас поверить, что вне стен лаборатории мы не смогли бы найти столь же высокой степени покорности. Но не подлежит сомнению тот факт, что обыкновенные граждане поступают на военную службу и по приказу совершают значительно более жестокие действия,
направленные против других людей. Немногие из них знают о сложных политических проблемах, лежащих в основе военных действий, или интересуются этими проблемами; еще меньшее количество военнослужащих осознанно протестует. Хорошие солдаты делают то, что им велели, и это происходит по обе стороны линии фронта. Однако споры о том, что представляет собой более сильный пример повиновения — а) когда убивают людей, служа своей стране, или б) когда просто воздействуют на них электрошоком, служа науке в Йельском университете, — были бы малоплодотворными. В действительности вопрос формулируется так: какие силы лежат в основе повиновения?
Другой вопрос, поднятый Баумринд, касается степени допустимости проведения параллели между подчинением в лаборатории и в нацистской Германии. Существование огромных различий очевидно: надо учитывать несоизмеримость временного масштаба. Лабораторный эксперимент длится в течение часа; катастрофа нацизма разворачивалась на протяжении десятилетия. По этой проблеме необходимо сказать очень многое, и здесь можно затронуть лишь несколько пунктов.
1. При обсуждении этого вопроса Баумринд ошибочно принимает историческую метафору за сам предмет исследования. События в Германии упоминались для того, чтобы указать на серьезную человеческую проблему: потенциально деструктивные последствия повиновения. Но с научной точки зрения лучший способ разобраться в проблеме покорности никоим образом не может ограничиваться выяснением того, «что именно произошло» в Германии. Именно то, что произошло, невозможно воспроизвести в лаборатории или где-либо еще. В действительности задача заключается в том, чтобы больше узнать об общей проблеме деструктивного повиновения, пользуясь подходящим для изучения этой проблемы методом. Есть надежда, что такое исследование поможет получить новые данные и сформулировать общие принципы, которые можно применять к широкому кругу ситуаций.
2. Можно сформулировать вопрос шире: как ведет себя человек, когда представитель законной власти велит ему совершить действия, направленные против третьего индивида? При попытке найти ответ на этот вопрос в качестве отправной точки разумно использовать ситуацию, созданную в лаборатории, — и именно по причине, сформулированной Баумринд, то есть потому, что экспериментатор является для испытуемого подлинным авторитетом. Тот факт, что, несмотря на необыкновенную жестокость экспериментатора по отношению к жертве, испытуемый сохраняет к нему доверие и продолжает ему подчиняться, сам по себе является примечательным феноменом.
3. В лаборатории посредством ряда довольно простых манипуляций удавалось добиться того, что нормальные люди переставали воспринимать себя в качестве ответственного звена каузальной цепи, ведущей к действиям, направленным против человека. Средства, с помощью которых происходит снятие с себя ответственности и индивиды становятся бездумными исполнителями, имеют широкое значение. Были сделаны и другие открытия, свидетельствующие о том, что эксперименты помогут нам понять, почему люди подчиняются. Такое понимание приходит, естественно, только после изучения полного отчета об экспериментальной работе, а не одной только краткой статьи, в которой приводятся процедура эксперимента и демонстрационные результаты.
В сущности, Баумринд потому считает неправильным тестировать послушание в такой ситуации, что она интерпретирует ее как ситуацию, в которой нет разумной альтернативы повиновению. Встав на такую точку зрения, она упускает из виду следующий факт: значительная часть испытуемых все-таки не подчинилась. Их пример показывает, что неповиновение было реальной возможностью, которая никоим образом не исключалась общей структурой экспериментальной ситуации.
Баумринд тревожит высокий уровень повиновения, полученный в первом эксперименте. Она сосредоточила свое внимание на том эксперименте, в условиях которого 65% испытуемых подчинялись до самого конца. Однако, испытывая подобное чувство, она не учитывает, что в рамках общей структуры психологического эксперимента уровень повиновения сильно изменялся в зависимости от экспериментальных условий. При некоторых вариантах условий 90% испытуемых не повиновались. Создается впечатление, что уровни повиновения и неповиновения зависели не только от того факта, что это была экспериментальная ситуация, но и от специфической структуры элементов эксперименталь-ной ситуации. А эти элементы в программе исследования систематически варьировались.
Забота о сохранении человеческого достоинства основана на уважении к потенциальной возможности человека действовать в соответствии с моральными нормами. Баумринд считает, что экспериментатор заставлял испытуемого воздействовать на жертву электрошоком. Эта трактовка отличается от моейточки зрения. Экспериментатор велит испытуемому что-то сделать. Но между приказом и действием находится главное соединяющее их звено, то есть действующая личность, которая может подчиниться или не подчиниться. Я начинал эксперимент, будучи убежден, что каждый, кто пришел в лабораторию, свободен принять или отвергнуть предписания авторитетов. Такая точка зрения отражает уважение к человеческому достоинству, поскольку в ней подразумевается, что каждый человек волен выбирать
образ действия. И как оказалось, многие испытуемые действительно выбирают отказ выполнять приказы экспериментатора, что является ярким торжеством человеческих идеалов.
Баумринд также критикует эксперимент за то, что он «легко мог вызвать изменение... способности испытуемого доверять авторитетам в будущем» (р. 30). Но я не думаю, что два противоречащих друг другу высказывания могут быть верны одновременно. С одной стороны, она утверждает, что экспериментальная ситуация столь специфична, что она не обладает общностью; с другой стороны, она утверждает, что у этой ситуации такой обобщающий потенциал, что она вызовет у испытуемых недоверие ко всем авторитетам. Но экспериментатор является не просто авторитетом — он такой авторитет, который велит испытуемому поступать жестоко по отношению к другому человеку. Я бы счел чрезвычайно ценным, если бы участие в эксперименте могло действительно внушить испытуемым скептицизм по отношению к подобным авторитетам. Возможно, что именно здесь наиболее ясно видна разница в философских подходах. Баумринд рассматривает испытуемого как пассивное существо, полностью управляемое экспериментатором. Я исходил из иной точки зрения. Человек, пришедший в лабораторию, является активным, способным выбирать взрослым человеком, который может принять адресованные ему предписания к действию или отвергнуть их. Баумринд трактует последствия эксперимента как подрыв доверия испытуемого к власти. Я считаю этот эксперимент потенциально ценным переживанием, поскольку он заставляет людей осознать существование проблемы бездумного подчинения авторитетам.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Мне кажется, что с точки зрения той системы ценностей, защите которой служил данный эксперимент, нами было выбрано приблизительно правильное направление. Вкратце дело обстояло так: а) вначале была поставлена проблема исследования подчинения с помощью простой экспериментальной процедуры, результаты было невозможно предвидеть до проведения эксперимента; б) хотя эксперимент вызвал у некоторых испытуемых кратковременный стресс, этот стресс быстро проходил и не причинял вреда; в) для обеспечения благополучия испытуемых проводились постэкспериментальные процедуры и беседы; в которых раскрывалась мистификация; г) с помощью анкеты и психиатрического обследования проводилась оценка этих процедур, которая показала их эффективность; д) чтобы повысить ценность для испытуемых опыта их переживаний в лаборатории, были предприняты дополнительные шаги, например каждому испытуемому был представлен подробный отчет о программе экспериментов; е) сами испытуемые глубоко одобряли эксперимент и выражали удовлетворение по поводу своего участия в нем. Если из исследования повиновения можно извлечь какую-либо мораль, то она заключается в том, что каждый человек должен нести ответственность за свои собственные действия. Автор берет на себя всю ответственность за планирование и проведение данного исследования. Некоторые люди могут считать, что его не следовало проводить. Я с этим не согласен и принимаю на себя бремя их осуждения.
Кто-то сказал, что оценка Баумринд отражает не только ее личные убеждения, но и существующие в американской психологии разногласия между теми психологами, чья главная цель — помочь людям, и теми, кого в основном интересует получение знаний о людях. Я не вижу пользы в том, чтобы сохранять навсегда раскол в психологии, когда у каждой из сторон можно столь многому научиться. Возможно, такой раскол существует, но он противоречит идеалам этой научной дисциплины. Психолог, стремящийся помогать, знает, что его умение помочь основано на знании; он осознает, что научное понимание всех аспектов жизни имеет первостепенное значение для его работы и само по себе является достойной целью для ученого. В то же самое время психолог-экспериментатор чувствует, что его работа ведет к улучшению человеческого общества не только потому, что просвещение выше невежества, но и потому, что новые знания приносят пользу человечеству.
ЛИТЕРАТУРА
Baumrind D. Some thoughts on ethics of research: After reading Milgram's <<Behavioral study of obedience*. —American Psychologist, 1964, 79: 421-423.
Lazarus R. A laboratory approach to the dynamics of psychological stress. American Psychologist, 1964, 19: 400-411. Milgram S. Behavioral study of obedience. — Journal of Abnormal and Social Psychology, 1963, 67: 371-378. Milgram S. Some conditions of obedience and disobedience to authority. — Human Relations, 1965, 18: 55-76.
***