Посттравматическое расстройство личности (птрл)
(на протяжении последующей жизни человека, пережившего КИ)
В научной литературе вопрос о правомерности введения понятия «посттравматическое расстройство личности» (ПТРЛ) остается дискуссионным. Отечественный автор врач-психиатр М.Ф. Лукманов, изучавший психические изменения у ветеранов войны в Афганистане, ввел понятие «комбатантной акцентуации»[45] личности, совпадающей по смыслу с ПТРЛ. Психологические изменения у лиц, участвовавших в боевых действиях, изучались также В.В. Знаковым (1992), Р.А. Абдурахмановым (1992), Д.В. Ольшанским (1991)[46].
Для нашего исследования непосредственный интерес представляет точка зрения на развитие посттравматического стрессового расстройства Г.С. Човдыровой[47].
Г.С. Човдырова в исследованиях, проведенных на сотрудниках Московского ОМОНа[48], отмечает, что в экстремальных условиях изменения личности наблюдаются при очень длительном функционировании человека в этих условиях, при этом они в начальных стадиях могут не доходить до уровня психотических, но уже заметно нарушают адаптацию человека к нормальным условиям. Вырабатывается определенный стереотип поведения в экстремальных условиях, который при возвращении в нормальные условия, при отсутствии психологической поддержки и помощи в адаптации может привести человека к выбору самоуничтожающей стратегии поведения (употреблению алкоголя, наркотиков, поискам рискованных, неправопослушных форм поведения, депрессии, суицидам, профессиональному травматизму). На таком фоне могут развиться дезадаптация и запущенные формы стрессовых расстройств. В соответствии с этим, концепция ПТСР выглядит следующим образом: ПТСР имеет полиморфную клинико-психопатологическую симптоматику, которая может отличаться стадиями развития стресса. В связи с этим «Острые реакции на стресс» по МКБ-10 соответствуют первой стадии развития.«Расстройство приспособительных реакций» соответствует проявлению второй стадии развития ПТСР.Тяжелые случаи, часто ведущие к истощению адаптационных механизмов - третья стадия ПТСР.
Подводя итог анализа проблемы психических состояний, обусловленных действием травматического стресса в отечественной и зарубежной психологической науке, отметим:
1. В научной литературе, говоря о психических состояниях, обусловленных влиянием травматического стресса, чаще всего имеют в виду различные виды психических нарушений, объединенных общим названием ПТСР. Это приводит к терминологической путанице и к размытости критериев выделения экспертной психологической оценки посттравматических стрессовых состояний.
2. Неопределенность в квалификации ПТСР придает неопределенность и месту психологии в его изучении и преодолении. Оценка ПТСР как «болезненного расстройства психики» не дает подлинной оценки состояния человека. Как правило, стрессовые и постстрессовые состояния «не носят патологического характера, а являются проявлением нормальных реакций человека»[49]. Мы исходим из понимания ПТСС какпсихологической нормы, не исключая, однако, существенного влияния постстрессовых состояний на личность, поведение и деятельность человека в экстремальных, юридически значимых ситуациях профессиональной деятельности.
3. Субъективная оценка степени психической травмированности влияет на дальнейший образ жизни человека, его взаимоотношения с окружающими. Негативные эмоциональные переживания создают в последующем специфический психический постстрессовый фон.
4. Решающим фактором, определяющим механизмы формирования психических состояний, отражающих процесс адаптации человека к сложным условиям, является не столько объективная сущность «опасности», «сложности» ситуации, сколько ее субъективная, личная оценка человека[50].
5. Понятие экстремальной ситуации шире, чем стимул, причина, обстоятельство, включая в ее понимание «не только внешние по отношению к субъекту обстоятельства, но и внутренние детерминанты - природно-биологические причины, особенности мотивации, чувства, опыт и др.», что может составлять «сложноорганизованный субъективный образ объективной действительности». Также в ситуацию включают и состояния самого субъекта в предшествующий момент времени, если они обусловливают его последующее поведение (А.Р. Ратинов, 1979; И.П. Раченко, 1990).
Сравнительный анализ теоретических подходов в изучении природы психических состояний, их целостной полиморфной структуры, анализ психических состояний детерминированных действием травматического стресса, рассмотренных в качестве объекта юридико-психологического исследования позволяет нам прийти к общему выводу о том, что ПТСС должно исследоваться как самостоятельное психологическое состояние, состоящее из множества свойств и признаков, имеющих специфическую (отличную) природу развития и проявления, обусловленную влиянием травматического стресса критического инцидента и опытом, приобретенным личностью в процессе социо- и филогенетического развития, закономерностями и специфическими механизмами влияния постстрессового состояния на личность и деятельность в ситуациях значимых для права.
§ 1.3 Посттравматическое стрессовое состояние как предмет психологической экспертизы
Законодательные и правоохранительные органы должны знать и учитывать закономерности и механизмы поведения, обусловленные особенностями психической деятельности человека в ситуациях, значимых для правовой оценки. Докторская диссертация О.Д. Ситковской посвящена разработке концепции использования специальных психологических познаний в уголовно-правовом регулировании борьбы с преступностью на теоретическом, законодательном и правоприменительном уровне, как частной теории юридической психологии.
Принцип научной обоснованности правового регулирования включает и обязанность использования данных психологической науки, особенно в сфере уголовно-правового регулирования при оценке преступного поведения. В качестве предмета научного исследования юридической психологии О.Д. Ситковской[51] выделено несколько направлений, предметом которых являются психологические закономерности, характеризующие личность преступника и потерпевшего; экспертной и консультативной деятельности психологов в уголовном и гражданском процессе; изучение последствий воздействия на поведение субъекта психических расстройств или особых состояний, не исключающих вменяемость.
Понятие предмета юридико-психологической экспертизы вообще и конкретного, специального вида – психологической экспертизы ПТСС в частности, представляет интерес как с точки зрения характеристики компетенции и возможностей данного вида или разновидности экспертизы, так и с точки зрения эффективности и правильности использования специальных познаний в практике юридико-психологических исследований, психологического обеспечения административно-служебной деятельности. Этот вопрос весьма актуален и решается неоднозначно.
В данном монографическом исследовании акцентируется внимание на использовании специальных психологических познаний в области административно-служебной деятельности субъектов органов внутренних дел - участников КТО.
Как мы уже отмечали, юридическая психология – отрасль психологической науки, исследующая закономерности психической деятельности, значимые для права. Рассматриваемые нами проблемы лежат на стыке разных наук - юридической, экстремальной, медицинской психологии и психиатрии, деонтологии, криминологии и права. Поэтому в определении предмета психологической экспертизы ПТСС, ее границ и пределов компетенции наиболее эффективной стратегией исследования нам представляется комплексный подход к исследованию феноменов, обусловленных психической травмой.
Обосновывая нашу точку зрения, тем не менее, сошлемся на опыт работы судебных психологов-экспертов. Так, М.В. Костицкий, определяя границы компетенции судебно-психологической экспертизы (СПЭ), писал: «Под компетенцией психологической экспертизы следует понимать совокупность задач, которые ставятся перед экспертами, их возможностей и полномочий».[52] Другими словами, на разрешение СПЭ можно отнести любой психологический вопрос, имеющий значение для дела и который в состоянии решить современная психологическая наука.
В своей монографии Н.Н. Китаев и В.Н. Китаева, отмечают: «Так исторически сложилось, что развитие проблемы компетенции судебно-психологической экспертизы шло через указание вопросов, требующих специальных психологических познаний и имеющих значение для установления истины по делу»[53]. Таким образом, авторы показывают два основных направления развития и ограничения пределов компетенции СПЭ. С одной стороны - это научная школа, основоположником которой является М.М. Коченов: «Компетенция судебно-психологической экспертизы может быть определена через указание основных проблем, возникающих в практике уголовного процесса, при решении которых СПЭ в состоянии оказать действенную помощь. Вопросы же, обращенные непосредственно к экспертам, могут меняться в зависимости от фабулы и обстоятельств конкретного уголовного дела»[54]. С другой стороны, П. Дагель, и И. Резниченко ограничили пределы компетенции СПЭ юридическим и гносеологическим критериями[55].
В.В. Мельник, С.В. Цыцарев, Я.М. Яковлев кроме юридического и гносеологического критериев компетенции СПЭ, называют еще один –нравственный (моральный), при этом включают его в содержание юридического критерия, руководствуясь, по-видимому, тем, что это входит в обязанности правоохранительных органов и суда. По их мнению, нравственный (моральный) критерий, как и юридический, носит постоянный характер и имеет негативное значение. Этот критерий включает в себя требования, предъявляемые как к профессиональной квалификации, так и к нравственно–этической стороне экспертной работы. Во-первых, СПЭ должна проводиться лицами, владеющими методами психологического исследования и правилами составления заключений, во-вторых, соблюдающими требования этического характера и сохранения экспертной тайны[56].
Д.П. Котов трактует моральный (нравственный) критерий иначе: «СПЭ не может решать вопросы общей моральной оценки личности и поступков подозреваемых, обвиняемых (подсудимых), потерпевших, свидетелей». С учетом названного критерия ученый относит к предмету СПЭ «присущие психике непатологические явления, экспертная диагностика которых, не включая в себя вопросы права и морали, имеет значение для установления объективной истины по делу и соответствует современным возможностям психологической науки»[57].
Соглашаясь с критериями и аргументацией компетенции пределов судебно-психологической экспертизы указанных авторов, хочется подчеркнуть и отграничить наше понимание нравственного, этического, морального критерия компетенции применительно к психологической экспертизе ПТСС в области административно-служебной деятельности ОВД, в которой объектом и субъектом профессиональной деятельности одновременно является сотрудник ОВД. Применительно к нашему исследованию, сотрудник органов внутренних дел – участник контртеррористической операции, исполняющий служебные обязанности и реализующий при этом правоприменительную функцию в постбоевом, постэкстремальном периоде профессиональной деятельности.
С нашей точки зрения, при производстве психологической экспертизы ПТСС, экспертного психологического исследования личности сотрудника ОВД - участника КТО, вопросы нравственного, этического критерия оценки поведения не входят в компетенцию психолога ОВД, так как они не являются специальными психологическими познаниями в области науки психологии. Но в рамках проведения служебного расследования эти вопросы должны решаться специалистами деонтологической науки, непосредственно занимающейся вопросами профессионального долга, должного, оценки этической, нравственной, моральной стороной поведения субъекта деятельности.
Ярким негативным примером в реализации правового, гносеологического, этического, нравственного (морального) критерия в определении предмета и компетенции в области судебно-психологической экспертизы является так называемое «Дело полковника Буданова». Главная проблема, с нашей точки зрения, заключается в том, что, во-первых, в правоприменительной практике судопроизводства в отношении лиц, участников вооруженных конфликтов, кадровых военных и сотрудников милиции – участников контртеррористической операции, следственными, прокурорскими и судебными органами не принимаются во внимание особенности специфики их профессии. Не учитывается роль влияния стрессогенных факторов смертельного риска, комбатантного (боевого) профессионального опыта на личность. Не учитываются происходящие объективные закономерности трансформации личности под влиянием этого «комбатанантного» опыта; «профессионально сформированные навыки физического противоборства, уничтожения противника, доведенные постоянными тренировками до уровня динамических стереотипов и направленные на выживание в экстремальных ситуациях»[58]. По сути, не изучаются существующие проблемы «Афганского и Чеченского синдрома»[59] у людей, прошедших зоны вооруженных конфликтов, либо эти проблемы рассматриваются вне личности, подменяя их причинами социального и политического характера.
Во-вторых, отсутствие у судейских работников и руководителей ОВД, проводящих служебные расследования собственных специальных психологических знаний, и на этой основе их неспособность оценить выводы эксперта приводит в ряде случаев к тому, что они принимают решения, основываясь на собственных выводах, которые носят вероятностный характер и превышают пределы отведенной им правовой (юридический критерий) компетентности. Последствия таких решений практике хорошо известны.
В-третьих, в юридической психологии и теории судебно-психологической экспертной практике известен класс особых психических, юридически значимых эмоциональных состояний, таких как аффект, стресс, фрустрация, страх, кризис (Л.В. Алексеева, С.Н. Ениколопов, М.М. Коченов, И.А. Кудрявцев, Н.А. Ратинова, Ф.С. Сафуанов, Т.В. Сахнова, О.Д. Ситковская). Однако, практики производства психологических экспертиз ПТСС как в области судебно-психологической экспертизы, так и в практике служебных расследований в отношении участников вооруженных конфликтов и КТО практически нет. За исключением, может быть, исследований Г.С. Човдыровой, проведенных на сотрудниках ОМОН[60].
Подчеркнем, что посттравматическое стрессовое состояние - один из подвидов стрессовых состояний, в полной мере обладающий всеми свойствами особых психических состояний, но по своей природе не достигающий степени аффективного проявления в поведении человека (за исключением, пожалуй, «флешбэк»-феномена), имеющий иную, чем аффект природу, реально влияющий на способность лица (сотрудника ОВД) сознавать значение своих действий и руководить ими в напряженных, юридически значимых ситуациях профессиональной деятельности.
В-четвертых, в процессе предварительного следствия и судебного разбирательства по «Делу полковника Буданова», получившего в большей степени политический аспект, были назначены и проведены различные виды судебных экспертиз (медицинские, психологические, психиатрические, комплексные психолого-психиатрические), которые дали различные, порой прямо противоположные, взаимоисключающие результаты по оценке психического состояния подэкспертного - от вменяемости до невменяемости. И причина тому кроется, как нам представляется, не в уровне компетентности экспертов, проводящих судебные экспертизы, а в несовершенстве судебной, правоприменительной практики, в недостаточном использовании специальных познаний в других областях научного знания, например, назначения и проведения профессиональной комплексной психолого-деонтологической экспертизы.
Эксперт-психолог не вправе ни устанавливать юридические факты (факт предмета доказывания), ни давать или предопределять правовую оценку выявленных им обстоятельств. Психолог-эксперт дает (и должен это сделать) профессионально-психологическую оценку установленных им в ходе специального исследования психологических фактов и феноменов, имеющих психологическую природу, и такая оценка есть результат применения специальных психологических знаний, в которых эксперт является специалистом, юридическими категориями он не оперирует. Именно профессиональная оценка существенности влияния индивидуально-психологических особенностей, обусловленных влиянием травматического стресса, психических процессов, свойств, состояний составляет главное в выводе эксперта-психолога. Отметим, что юридические пределы использования психологической экспертизы носят константный (постоянный) характер и применимы к любому виду экспертной деятельности. В рамках служебного расследования деонтологический и этический критерий также носит постоянный характер и предполагает, что предметом психологической экспертизы не могут быть обстоятельства социально-нравственной природы, моральная оценка личности. Давая психологическую характеристику личности, эксперт выявляет специфику психологических свойств и качеств, ей присущих, характеризует установки, потребности, систему ценностей и делает это на основе знания и применения в ходе исследования психологических законов и закономерностей, методом психологического анализа структуры личности.
В нашей стране долгое время отрицалась правомерность дачи экспертом психологической характеристики личности. Предполагалось, что тем самым эксперт предопределяет ее социальную оценку, что выходит за пределы специальных знаний. Такое суждение строилось на ошибочном отождествлении социальной и психологической оценки, на не различении, как методов, так и целей экспертной и служебной (профессиональной) деятельности по даче оценки личности.
Свою роль сыграла и практика, в которой встречались случаи назначения психологической экспертизы на предмет определения нравственного уровня испытуемого, его морального облика, нравственности поведения в конкретной ситуации. Ставить перед экспертом такого рода вопросы некомпетентно. И это, скорее, характеризует уровень неподготовленности руководителей, весьма смутно представляющих, с какой целью возможно назначение психологической экспертизы. Именно описанная ситуация и породила потребность в формулировании психологической оценки как самостоятельного критерия, очерчивающего компетенцию экспертизы в виде специального исследования.
В целом можно констатировать, что правильное понимание пределов использования психологической экспертизы помогает в реализации на практике общеправового и специального (психологического) оснований назначения психологической экспертизы в рамках административно-служебной деятельности.
Разделяя точку зрения Н.А. Ратиновой[61] применительно к нашему пониманию психологической экспертизы ПТСС и выделению особенности предмета психологической экспертизы ПТСС, ее места в психологическом обеспечении деятельности ОВД и комплексной психолого-психиатрической экспертизе, отметим, что при комплексных видах экспертиз эксперты-психологи компетентны оценивать природу и степень выраженности психических отклонений, распознавать их патологический или не болезненный характер, устанавливать наличие или отсутствие «принципиальной способности лица к волеизъявлению, рефлексии и правильному психическому отражению» (т.е. способности к регуляции поведения), более дифференцировано определять конкретную меру проявления этой способности у лиц с болезненными «пограничными» психическими нарушениями (отклонениями) или «акцентуациями» актуального на момент деяния уровня созревания, инволюции или деградации личности, ее структурно-динамических и содержательных особенностей, базовых индивидных или транзиторных эмоциональных характеристик субъекта, значимых для права отношений (поведения), особенностей конкретной профессиональной, юридически значимой ситуации и ситуационных эмоциональных сдвигов (реакций)[62].
Комплексные экспертные исследования не просто суммируют возможности отдельных, «узких» специалистов в своей области знаний, но позволяют установить системные свойства изучаемого субъекта профессиональной деятельности, выявить результаты взаимодействия совокупности актуальных психологических (в том числе, обусловленных специфическим, экстремальным, боевым опытом) и психопатологических факторов (если они имеются), раскрыть их системные связи, взаимозависимости и взаимообусловленность.
Во всех случаях это наиболее правильный, методологически верный и эмпирически надежный путь к решению сложных экспертных задач, когда получение достоверного ответа гарантируется только одновременной совокупной оценкой, совместным обобщением и комплексным интегрированием в заключительных выводах результатов применения базовых экспертных знаний и методов[63].
При разработке психологической экспертизы ПТСС, мы учитывали и опирались на личный опыт проведения судебно-психологических экспертиз (с 1990 года), опыт работы других экспертов-психологов и психиатров в рамках комплексных психолого-психиатрических экспертиз[64].
На основе теоретических моделей ПТСР и методологии судебно-психологического экспертного подхода (М.М. Коченов, И.А. Кудрявцев, Н.А. Ратинова, О.Д. Ситковская), опираясь на основные принципы системно-структурного анализа (уровневый анализ поведения и деятельности; взаимодействие личностных и ситуационных факторов; единство сознания и деятельности; принцип развития; принцип единства прошлого и настоящего в посттравматическом стрессовом переживании (состоянии)) автор предлагает (представляет) свою модель исследования ПТССкак объекта и предмета юридико-психологического исследования и экспертного оценивания в области административно-служебной деятельности в системе органов внутренних дел.
Действующие ведомственные нормативно-правовые акты не предусматривают участие психолога (в качестве специалиста или эксперта) в процессе служебных расследований (проверок). В связи с этим диссертант считает целесообразным выделить общие и специальные основания и поводы использования специальных психологических познаний при проведении юридико-психологической экспертизы (ЮПЭ) в процессе служебных расследований, область применения и компетенцию эксперта-психолога.
Общими основаниями назначения ЮПЭ являются:
1) Правильное решение вопроса о принципиальной необходимости применения специальных знаний психолога и психиатра в каждом конкретном случае.
2) Установление необходимости применения специальных знаний психолога именно в форме экспертизы. Иногда психолог может выступить в качестве специалиста по делу. Следует, однако, подчеркнуть, что такая форма реализации специальных знаний принципиально не эквивалентна экспертному установлению фактов при производстве служебного расследования.
3) Адекватное решение вопроса о необходимости одновременного совместного обсуждения и интегративной оценки результатов применения специальных психологических и психиатрических знаний и назначение на этой основе однородной психологической, комплексной или комиссионной экспертизы.
4) Обязательность исключения вопросов, выходящих за границу компетенции психолога. Например, наличие в действиях лица умысла, мер наказания с учетом особенностей его личности, нравственного облика, юридических мотивов (корысть, хулиганство и т.д.), целей и т.п.
5) Постановка вопросов, соответствующих уровню научной компетенции экспертов, кругу правомочий, теоретических знаний и практическому опыту.
Специальное основание назначения ЮПЭ носит психолого-релевантный характер, и в каждом конкретном случае существуют специфические обстоятельства, ориентируясь на которые руководство ОВД определяет наличие данного основания.
Поводом к назначению ЮПЭ выступает информация об определенных обстоятельствах психологической природы, которые могут вызвать сомнение в способности конкретного лица в конкретной ситуации правильно отображать внешнюю и внутреннюю стороны данных обстоятельств, имеющих юридическое значение.
Область применения психологической экспертизы заключаются не в простой констатации установленных экспертом новых фактов объективной реальности в процессе служебного расследования, а в их профессиональной оценке в соответствие с компетенцией экспертного исследования. Компетенция эксперта-психолога выражается в наличии специальных познаний, которые могут быть охарактеризованы как теоретическая база, обеспечивающая решение задач, связанных с исследованием явлений и феноменов, имеющих психологическую природу и включающая в себя основополагающие и специальные знания юридической психологии и ее методов.
Компетенция определяется на основании психологического критерия экспертной оценки. Под психологическим критерием оценки, автор понимает исследование способности лица сознавать значение и фактический характер своих действий (состояние отражательных и рефлексивных процессов и функций) и руководить ими (регулятивные, волевые процессы и функции) в конкретной юридически значимой ситуации.
Акцентируем внимание на «специфике»экспертного исследования, которая, помимо правовой регламентации, выражается в ретроспективном характере исследования, когда объект изучается после произошедших событий, а полученные в ходе производства экспертного исследования результаты (фактические данные) позволяют, в конечном счете, это событие «реконструировать». При этом фактические данные рассматриваются не изолированно, не сами по себе, а соотносятся с юридически значимым событием и ситуацией профессиональной деятельности, внутренней структурой агрессивно-криминального поведения, личностными особенностями и психическим состоянием лица в исследуемой ситуации экспертизы.
При указании вида экспертизы следует учитывать классификацию экспертиз по месту и условиям проведения; по правовому критерию деятельности (административное право служебная деятельность) и процессуальному положению подэкспертных лиц; по предмету экспертизы, которая включает в себя среди прочих экспертизу юридически значимых эмоциональных состояний. В юридической психологии и теории судебно-психологических экспертиз к классу юридически значимых эмоциональных состояний, относят исключительные и особые психические состояния. Они описываются в основном такими понятиями, как стресс, конфликт, кризис, аффект, фрустрация.
С нашей точки зрения юридически значимыми состояниями являются такие эмоциональные состояния, которые априори содержат в себе наличие юридического, психологического и медицинского критерия экспертной оценки, имеющие административно служебное и психолого-релевантное значение. При этом мы отмечаем, что в данном монографическом исследовании речь идет о классе стрессовых состояний, относящихся в теории судебно-психологической экспертизы к особым психическим состояниям, проявляющимся отсрочено через несколько месяцев и лет после травматического события. Поэтому в качестве исходных рабочих понятий они обозначены как «особые психические юридически значимые состояния».
Особые психические юридически значимые состояния – это психические состояния, отражающие нарушение осознанно-волевого поведения человека в конкретной ситуации, имеющей административно-служебное и уголовно релевантное значение.
Исследования природы формирования и развития ПТСС в научной литературе, экспертная практика производства судебно-психологических экспертиз и служебных расследований позволяют автору отнести их к одному из подвидов стрессовых состояний, в полной мере обладающему всеми свойствами особых психических состояний, но по своей природе не достигающих степени аффективного проявления в поведении человека (за исключением, пожалуй, «флешбэк»-феномена).
Мы считаем, что ПТСС реально влияет на способность лица (сотрудника ОВД) сознавать значение своих действий и руководить ими в напряженных конфликтных, юридически значимых ситуациях. При этом личность сотрудника мы рассматриваем в качестве субъекта профессиональной деятельности. Существенность влияния ПТСС проявляется в психологических закономерностях и механизмах взаимосвязи структурных элементов ПТСС, детерминированных экстремальным боевым профессиональным опытом, выявленных в процессе экспертного исследования. Закономерности влияния проявляются в установлении причинно-следственных связей между объектами экспертного исследования.
Существенность (реальность/ирреальность) влияния определяется: а) динамикой развития и проявления выраженности признаков ПТСС, отражающихся в индивидуальном профессиональном опыте сотрудника; б) оценкой внутренней структуры делинквентного (криминального) поведения; в) субъективной оценкой события (критического инцидента, психической травмы); г) индивидуально-психологическими особенностями личности; д) юридически значимой ситуацией; е) особенностями проявления посттравматической, постстрессовой дезадаптации (ПТСД) в период постэкстремальной адаптации.
При рассмотрении ПТСС в качестве объекта и предмета экспертного юридико-психологического исследования автором разработана теоретическая модель формирования и проявления ПТСС, определена структура и выделены дополнительные экспертные признаки диагностики ПТСС.