Внутренний мир манипулятора и его жертвы
Теперь мы можем обрисовать внутриличностный мотива-ционный фон, из которого выделяются манипулятивные фигуры.
Все перечисленное как истоки манипуляции одновременно соприсутствует в каждом из нас, образуя внутриличностные уровни, каждый из которых вносит свой программирующий вклад в результирующую нашего поведения. Эти уровни можно мыслить как уровни «Я». Точнее было бы сказать, как точки отсчета, в которые мы привычно попадаем и оказываемся перед необходимостью ориентации на иной семантической территории. Каждая такая позиция предполагает свои требования, свои обязательства, свои интересы. Иден-
тифицируясь с занятой позицией, мы принимаем на себя эти требования, обязательства, солидаризуемся с интересами. И полагаем, что это «я должен», «мне нужно», «я хочу» и т. п.
Культурное «Я» презентирУет человеку самого себя как типичного представителя рода человеческого, как носителя и продолжателя традиций, обеспечивающего преемственность поколений. В глубоких культурных пластах личности, образующих ее архетипический фундамент, в непосредственном соприкосновении и взаимопроникновении соприсутствуют ценности любви и хитрости, сострадания и борьбы.
Множество социальных «Я» отражают одновременную отнесенность к нескольким ГрУппам людей. Например, я — мальчик, я — школьник, я — русский (и далее — сын профессора, живу в Баку, влюблен в неприступную красавицу, изучаю два языка, болельщик «Спартака»...). Как существо социальное, человек несет в себе множество клановых интересов и устремлений — от государственных и классовых до семейных и диадных. Каждое такое маленькое «я» включается в общую суету по достижению своей частной цели. К общекультурному разрешению на хитрость добавляется социальная поддержка замысла — установка на борьбу: стремление добиться непременно собственной цели, игнорирование интересов партнера, отношение к нему как к средству. Общечеловеческие ценности срабатывают в основном по отношению к «своим». Вытесненная сторона человечности тем не менее продолжает жить, давая неожиданные (часто гипертрофированные) всплески альтруистических порывов, бурной любви, неумеренной нежности И т. п., компенсируя жесткость социальной действительности.
Межличностное «Я» определяет, каков человек в отношениях с другими: рубаха-парень, сдержанный, «лихой лоботряс», «крутые кулаки», «отличный от других», «правильный во всем» и т. п. Выставление той или иной «картинки для других» преследует несколько целей, таких, например, как, исходя из защитных побуждений, запрограммировать поведение непредсказуемых другие-
Внутриличностные «Я» — это многоголосый хор намерений, устремлений, желаний, сомнений, опасений, надежд и других побудителей. Часть из них исходит из невротических потребностей: стремления доминировать, желания тайно кон-
тролировать, самоутвердиться за счет другого и т. п. Другая часть — из высоких человеческих побуждений. Множество иных партий в этом хоре исполняют инкорпорированные адепты социальных потребностей.
Таким образом, у каждого уровня и каждой части внутри него есть свои — частные или частичные — интересы, устремления. Многоголосица внутренних мнений способствует появлению известной степени нерешительности, в оптимальном диапазоне обеспечивая взвешенность решений, их всестороннее (благо, сторон в достатке) рассмотрение. К тому же любая часть может оказаться объектом воздействия — мишенью для атак извне. Угроза быть дестабилизированным из-за неконтролируемой избыточности многоголосия в этих условиях вполне реальна. Отсюда понятно происхождение ощущения внутренней неустойчивости, тревоги, которая при оптимуме интенсивности порождает осторожность. Если же этого оптимума достичь не удается, приходится выбирать из возможных тактик защиты ту, которая соответствует душевному строю человека. Можно пассивно удалиться, выставить частокол искусственных преград, замаскировать свою слабость специально для этой цели сконструированным Я-обра-зом, опасных других сделать неопасными: податливыми, послушными, управляемыми — подконтрольными. Большинство этих способов защиты в той или иной степени предполагают использование манипулятивных трюков, уловок, хитростей, обманов и пр. Однако во внутренней сумятице одна из субличностей снова напоминает о моральных нормах, обязательствах и долге — и все начинается с начала: человек мечется в рамках своих реальных и идеальных «Я», беспокоясь о непотопляемости корабля, который сам по себе уже нецелостен. Манипуляция приносит лишь временное облегчение. Но отказаться от нее...
Одним из важных моментов внутреннего мира манипулятора является то, что он и сам является в известном роде жертвой манипуляции. Точнее, жертвой является его «Я», которым манипулируют различные субличности. Вся книга Л. Прото «Кто дергает ваши струны?» выстроена на основе метафоры куклы-марионетки, управляемой хозяином с помощью невидимых ниточек — струн. «То, что мы имели ввиду под кукольником, есть ни что иное, как констелляции
энергии в бессознательном, склоняющие нас мыслить, чувствовать и реагировать предопределенными и повторяющимися способами» [Proto 1989, с. 21]. В их числе автор указывает: «Эго», разные виды «Ребенка» (всемогущий, шкод-ный, игривый, магический), «Родителя» (воспитывающий, кормящий, защищающий, контролирующий) и «Управляющего» (свехразвитый и недоразвитый), далее «Угодник», «Критик» и др. И это только те, которых легче распознать, кроме них существует множество более бледных субличностей. Каждая из частей заявляет свои права и ре1улярно захватывает бразды правления над «Я» в свои руки — оказывается в роли кукольника, режиссирующего как внешнее поведение, так и внутреннюю активность человека.
Все это многообразие устремлений в каждый момент времени оказывается спроецированным на актуально выполняемые действия. Поэтому каждое действие, сколь бы простым оно ни казалось, несет на себе печать влияния множества как актуальных, так и латентных — но все же властно действующих, что убедительно показано практикой психоанализа, — побуждений. В действии они находят свое разрешение (или смягчение). Часть устремлений прямо (даже если и не полностью) удовлетворяются в конкретном действии, внося свой весовой вклад в поступки. Другие же находят опосредованные или косвенные способы, большинство из которых предполагают предварительное разотождествление (это не-Я) или отчуждение (это не-Мое) с ними. Уже в превращенном виде они оказываются партнерами, собеседниками или врагами во внутреннем диалоге или борьбе. Отсюда — вытеснение, изоляция, проекция и т. п.
Общая психологическая закономерность такова, что при затруднениях в деятельности мы прибегаем к ее экстериори-зации, чтобы в развернутом виде отладить ее вновь. В случае с внутриличностными затруднениями эта экстериоризация принимает форму проекции: в окружении человека находятся подходящие лица, на которые можно «перевесить» одно из своих стремлений или чаяний, вовлеченных в конфликт. «При внешней встрече (или общении) осуществляется перенос (или отношение) уже существующего, внутреннего другого на встреченного, конкретного человека» [Смирнова 1994, с. 9—10]. Механизм проекции состоит в процессе отчуждения
тревожащей части души, вынесения ее вовне, диссоциации с ней. Вынесенная вовне проблема решается проще. Субъективно действительно становится комфортнее, но платить за это приходится межличностными затруднениями, которые, в свою очередь, снова интериоризируются — цикл замыкается...
Паттерны взаимоотношений оказываются уже внутренним достоянием. Л. Прото выделяет такие внутренние общающиеся пары, как Хороший Отец — Послушная Дочь (Хорошая Мать — Послушный Сын), Контролирующий Родитель — Сопротивляющийся Сын/Дочь, Угнетающий Мужчина — Свободная Женщина и прочие. Между ними происходят свои перипетии, в результате которых некоторые из позиций снова проецируются (уже на новом витке отношений) вовне — и цикл повторяется...
В этом калейдоскопе взаимных превращений между персонажами, взаимообратимости межличностных и внутрилич-ностных отношений уже невозможно однозначно сказать, кто манипулятор, а кто жертва. Манипуляторы и их жертвы — это одни и те же люди, которые взаимно помыкают друг другом, впиваются друг в друга во взаимном стремлении использовать другого для решения собственных проблем: каждый нужен каждому. В этом — деформация нашей всеобщей зависимости. Только вместо зависимости человеческой и ценностной мы впадаем в зависимость технологическую и орудийную, поскольку другой оказывается нужен как средство, как инструмент.
Шумный карнавал масок — «персон» — превращается в полную иллюзий жизнь, если его участники отождествляют себя с играемыми персонажами. И если «Я» сводится лишь к играемым им ролям, то в иллюзию превращается и самость. Впору спросить себя: «Кто я таков?» Если ответ не совпадает ни с одной из сменяемых ипостасей, то такому человеку манипулировать нет надобности. Но где он — такой человек?
* Происхождение слова «персона» — «per» (через), «sonus» (звук) — «то, через что проходит звук», восходит к конструктивным особенностям масок в античном театре, у которых рот был сделан в виде раструба, усиливающего звук [Орлов 1995].
Таким образом, внутриличностная предпосылка манипуляции — не столько внутренняя множественность, сколько нецелостность. Отсутствие собственного центра — самости — или его игнорирование, с одной стороны, вынуждает человека подчиняться своим частностям (продолжая терять целостность), а с другой, делает его уязвимым перед интервенцией с целью завладения одной из его частей. Как следствие, жертва сама провоцирует агрессора подобно тому, как брошенные без присмотра вещи становятся слишком привлекательны для вора.
3.5. Технологические требования
Далеко не последнюю роль в стимулировании манипуляции играют чисто инструментальные, нередко экономического толка соображения. На межличностном уровне мы обсуждали противоречие между интенциями партнеров по общению. На внутриличностном — противоречие между внутренними побуждениями (хочу — хочу). Здесь же уместно вспомнить о несоответствии между желаниями и своими (психологическими) возможностями («хочу, но не могу»). Особенно примечательна роль технологических затруднений ввиду отсутствия достаточного количества или требуемого качества силы для принуждения: морали, социальных норм, власти, влияния третьих лиц, грубой физической силы и т. п. Крайний политический вариант — «верхи не могут, низы не хотят»: «До пробуждения народа нет манипуляции (строго говоря), а есть тотальное подавление. Пока угнетенные полностью задавлены действительностью, нет необходимости манипулировать ими» [Freire 1990, с. 145]. Это верно не только в политике, но и в межличностных отношениях.
Мы уже видели, что человеческая культура предлагает широкий выбор приемов, с помощью которых можно весьма экономно достигать собственных целей. Наличие образцов инструментов предоставляет соблазн использовать их по назначению, подобно тому, как взявший в руки молоток ребенок стремится испробовать свое приобретение на практике. Элементы детского «полевого» поведения, оттесненные с арены сознания, еще долго продолжают оказывать влияние на по-
4 — 848
ступки взрослого человека. Если же еще и социальные институты предлагают законные способы манипулирования, то нужно быть явно не от мира сего, чтобы такими возможностями не пользоваться. То, как это может происходить на официальных должностях, мы видели в примере с бюрократом. Но подобно тому, как лидер и массы находятся в отношениях взаимной эксплуатации, так и любое другое официальное лицо по-своему вступает в сделку с лицом неофициальным. Великолепный образец таких отношений приводит Э. Берн в одном из своих примеров [Берн 1988, с. 126—129].
Мисс Блэк работала в агентстве, которое занималось экономической реабилитацией неимущих. Это означало психологическую помощь в подыскании и сохранении выгодной работы. Имея подготовку в проведении анализа игр, она решила по настоящему реабилитировать клиентов, многие годы безуспешно ищущих работу. Проведя с ними анализ игр, в которые они играли, дополнила давлением: если они не найдут работу, она попросит не выплачивать им пособие. Несколько человек тут же нашли работу, причем некоторые из них впервые за несколько лет. Начальник же мисс Блэк указал ей на недопустимость такого поведения, так как несмотря на то, что ее бывшие клиенты и нашли работу, они все же не были «по-настоящему реабилитированы». Очевидно, что ни клиентам, ни работникам агентства не выгодно было что-либо менять: если клиент находил работу, он терял пособие, а агентство — клиента. Работая эффективно, агентство в перспективе рискует оказаться ненужным.
Нечто похожее наблюдается в нашей системе здравоохранения: медицина финансируется из расчета количества больничных коек. Следствие очевидно — бюджетных денег поступит тем больше, чем больше будет больных. Опытные больные чувствуют, что «врачи их любят», и постепенно становятся профессионалами в своем деле — становятся образцовыми больными. За это государство им платит зарплату — пенсию (не путать с простым пособием по временной нетрудоспособности). Но чтобы ее получать, необходимо сдать специальный квалификационный экзамен — пройти ВТЭК. (Эта глубокая метафора заимствована из арсенала шуточек А. И. Вовка). Таких примеров можно было бы привести несколько: с ремонтными службами, вузовским обучением и т. д.
Таким образом, на технологическом уровне как минимум два соображения способствуют манипуляции. Во-первых, хитрить приходится оттого, что непозволительно грубо добиваться от человека требуемого, а «по-хорошему» не все умеют (в обоих смыслах «не могут»). А во-вторых, манипуляцию провоцирует сладкое ощущение имеющейся возможности («дайка и я попробую»). Когда есть культурное разрешение, социальная поддержка, межличностные образцы и внутреннее желание, технологическая возможность оказывается приятным подарком для манипулятора.
Пример 7.В больнице несколько мужчин играли в домино. Вновь подошедший М., весьма круто ругаясь, говорит, что видел на помойке часть человеческого легкого — наверное, из хирургии выбросили. Далее прошелся насчет того, что нас здесь за людей не считают, и что местные собаки, вероятно, привыкли лакомиться человеческим мясом. Минут через пять один из игравших встал, потягиваясь: «Пойду прогуляюсь». М. занял его место, начали играть и он посмеялся над тем, как ловко отправил легковерного простачка поглазеть на помойку: «Мне приятнее играть, а не наблюдать за игрой».
Минут через сорок взрыв хохота потряс больничную рекреацию, когда вернувшийся с прогулки бывший игрок неожиданно, как бы невзначай, промолвил: «Наверное, уже собаки съели...»
Любопытно, однако, что при всей сложности мотивацион-ного фона, выделяющего из себя проманипулятивные фигуры, у большинства людей в сознании представлена в основном инструментальная сторона психологических уловок. Отвечая на вопросы, зачем люди так часто прибегают к помощи психологических уловок, в частности к манипуляции, респонденты дают ответы: «Так легче» (более 70% ответов содержат подобные объяснения), «Чтобы не напрягать ни себя, ни другого» и т. п.
По-видимому неслучайно, что именно технологическая сторона обоснования (оправдания?) так хорошо осознается. В данном контексте уместно напомнить об одном из неметафорических значений манипуляции, употребляемом в технике: мастерство и сноровка в управлении рычагами и механизмами, технологическая квалификация, предметная направленность. В этом — апофеоз эпохи научно-технического прогресса — объектом манипулирования может стать все, что
4*
угодно: вещи, люди как вещи, природа как вещь, психические качества как вещи-средства, побуждения, моральные нормы (что требуется, то и потребуем), даже нравственные ценности («нет ценностей общечеловеческих — есть ценности классовые»). В этом осознании сплелись и отозвались сразу все уровни: от культурного до личностного.
3.6. Место манипуляции в системе человеческих отношений
Мы уже отмечали возможность расположения всех человеческих поступков вдоль ценностной оси «отношение к другому как к ценности — отношение к другому как к средству». Опишем подробнее содержание полюсов этой шкалы.
1. Первый полюс — назовем его субъектным — конституирует отношение к партнеру по взаимодействию как к ценности. В этом отношении выделим две стороны: моральную и психологическую. Первая состоит в признании самоценности другого человека как свободного, ответственного, имеющего право быть таким, как он есть и желать того, чего он желает. Психологическая состоит как минимум из трех моментов: мотивационного, когнитивного и операционального. В мотивационном плане установка на ценность другого конкретизируется в стремлении к сотрудничеству, к установлению равноправных партнерских взаимоотношений, к совместному решению возникающих проблем. В когнитивном плане — в готовности понять другого, умении децентрироваться, видеть человека во всей его многосложности, уникальности, изменчивости. Операциональный план характеризуется установкой на диалог и сотрудничество.
2. Второй полюс — объектный — характеризуется отношением к партнеру по общению как к средству, объекту. В нравственном плане оно воплощается в отношение к другому как к орудию достижения своих целей: нужен — привлечь, не нужен — отодвинуть, мешает — убрать (вплоть до физического уничтожения). Допустимость (моральное оправдание) такого отношения базируется, во-первых, на обесценивании человека, во-вторых, на основе веры в неравенство (в ценности, в правах, в цене) людей, а в-третьих, на ощущении
собственного превосходства над другими в чем-либо, доходящего до чувства собственной исключительности. В мотива-ционном плане отношение к другому как объекту конкретизируется в желании обладать, распоряжаться им, стремлении получить одностороннее преимущество, непременно добиться своего. В когнитивном плане объектная позиция проявляется в эгоцентризме — непонимании другого, отсутствии попыток увидеть ситуацию его глазами, в упрощенном, одностороннем видении своего партнера, в использовании стереотипных представлений, расхожих суждений о нем. В операциональном плане — это опора на однонаправленность воздействия, его монологичность с использованием стандартных привычных автоматических приемов.
Большинство случаев взаимодействия людей между собой не находятся ни на одном из описанных полюсов. В чистом виде объектное отношение проявляется нечасто, поскольку, во-первых, вызывает моральное осуждение со стороны окружающих, и во-вторых, часто технологически невыполнимо, поскольку приходится считаться с сопротивлением адресата воздействия, отстаивающего свое право на субъектность.
Обозначенные полюса в своем взаимопереплетении создают силовое поле противоположно направленных тенденций. Континуум между полюсами объектного и субъектного отношения к человеку — это арена борьбы человека с самим собой за реализацию своей человеческой сущности, людей между собой, но также — зал переговоров, рабочее место и праздничный стол человечества. Поэтому наибольший интерес в теоретическом, прикладном и практическом аспектах представляет то, что находится между полюсами.
Для описания взаимопереходов между полюсами на оси отношений предлагается разделить ее на участки и дать содержательное описание каждому из них. За основу возьмем типологии, предложенные В. Н. Сагатовским и Г. А. Ковалевым. Первый предложил различать следующие уровни:
1) манипулирование — «один субъект рассматривает другого как средство или помеху по отношению к проекту своей деятельности, как объект особого рода(«говорящее орудие»)»;
2) «рефлексивная игра» — «один субъект в проекте своей деятельности учитывает «контрпроект» другого субъекта, но не признает за ним самоценности и стремится к «выигрышу»;
3) правовое общение — «субъекты признают право на существование проектов деятельности друг друга, пытаются согласовать их и вырабатывают обязательные для взаимодействующих сторон нормы такого согласования»;
4) нравственное общение — «субъекты внутренне принимают общий проект взаимной деятельности как результат добровольного согласования проектов деятельности друг друга» [Сагатовский 1980, с. 84—86].
Предложенный набор уровней необходимо дополнить еще одним — на объектном полюсе, поскольку ни в одном из них не находится места таким феноменам, как приказ, принуждение, насилие, угроза и т. п. — тому, что Г. А. Ковалев [1987, 1989] называет императивным воздействием.
В результате получаем шкалу отношений, содержащую пять уровней установок на взаимодействие.
ШКАЛА МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЙ
1. Доминирование.Отношение к другому как к вещи или средству достижения своих целей, игнорирование его интересов и намерений. Стремление обладать, распоряжаться, получить неограниченное одностороннее преимущество. Упрощенное, одностороннее видение другого, стереотипные представления о нем. Открытое, без маскировки, императивное воздействие — от насилия, подавления, господства до навязывания, внушения, приказа — с использованием грубого простого принуждения.
2. Манипуляция.Отношение к партнеру по взаимодействию как к «вещи особого рода» — тенденция к игнорирова-
нию его интересов и намерений. Стремление добиться своего с оглядкой на производимое впечатление. Воздействие скрытое, с опорой на автоматизмы и стереотипы с привлечением более сложного, опосредованного давления. Наиболее частые способы воздействия — провокация, обман, интрига, намек.
3. Соперничество.Партнер по взаимодействию представляется опасным и непредсказуемым, с силой которого приходится уже не только считаться, но которой приходится уже и опасаться. Стремление переиграть его, «вырвать» одностороннее преимущество. Если манипуляция строится на маскировке как цели воздействия, так и самого факта воздействия, то соперничество допускает признание факта воздействия, но цели еще, как правило, скрываются. Интересы другого учитываются в той мере, в какой это диктуется задачами борьбы с ним. Средствами ведения борьбы могут быть отдельные виды «тонкой» манипуляции, чередование открытых и закрытых приемов воздействия, «джентльменские» или временные тактические соглашения и т. п.
4. Партнерство.Отношение к другому как к равному, имеющему право быть таким как он есть, с которым надо считаться. Стремление не допустить ущерба себе, раскрывая цели своей деятельности. Равноправные, но осторожные отношения, согласование своих интересов и намерений, совместная рефлексия. Основные способы воздействия — скорее уже взаимодействия — строятся на договоре, который служит и средством объединения, и средством оказания давления (силовым элементом).
5. Содружество.Отношение к другому как самоценности. Стремление к объединению, совместной деятельности для достижения близких или совпадающих целей. Основной инструмент взаимодействия уже не договор, а согласие (консенсус).
От доминирования к содружеству происходит переход от крайне несимметричных отношений, когда один субъект властвует над другим, до равноправных, позволяющих совместно объединяться для решения возникающих проблем. Те же изменения происходят и с силой: сначала она грубая и простая, направленная на/против другого, затем становится все более мягкой, утонченной, даже одухотворенной. Появляется совместная сила — договор, который на уровне партнерства,
как правило, используется для взаимного контроля (все еще направленная на другого), а затем направляется вовне. Наличие совместной силы — основа объединения субъектов в одну общность.
Предложенные уровни взаимоотношений имеют заметную оценочную нагрузку, но у каждого уровня есть свои контексты, в которых они могут оказаться адекватными. Г. А. Ковалев указывает, что «реализация императивной стратегии происходит чаще всего там, где человек в силу... обстоятельств обладает ограниченными возможностями для осуществления самостоятельного выбора поступков и решений» [Ковалев 1987, с. 43], например, в экстремальных ситуациях, в условиях дефицита времени, при регламентации иерархических отношений в военных подразделениях.
Примерно то же говорит Э. Шостром о манипуляции. Можно вспомнить немало жизненных ситуаций, в которых манипулирование оказывается благом постольку, поскольку поднимает общение от доминирования и насилия к манипуляции — в известном смысле более гуманному отношению. Инициатором этого перевода может выступать не только подчиненный и попираемый, но и «доминатор». Многие советы Д. Карнеги предназначены именно для последних. И в этом смысле его работа «Как завоевывать друзей» (а в оригинале «win» — выигрывать) — это инструкция по тому, как выигрывать с наименьшими потерями для обеих сторон.
Когда Г. Шиллер ставит манипуляцию ниже принуждения по нравственным соображениям из-за ее коварности, он по существу сравнивает ее с открытой борьбой (равносильных) соперников. Несомненно, открытое соперничество — в этом смысле — является большим благом. Правда, вполне возможно, что переход на уровень соперничества происходит тогда, когда адресат манипуляции перестает быть наивным адресатом и начинает свою контригру. С его стороны это уже рефлексивная игра. Но как только манипулятор догадается, что он разоблачен, их отношения становятся симметричными: оба играют, оба равны, и каждый пытается извлечь из соперничества одностороннюю выгоду. Но может быть и иначе. Адресат манипуляции делает намек или прямо, что еще конструктивнее, дает знать манипулятору, что его позиция
раскрыта и предлагает договориться так, чтобы никто из двоих не пострадал. Это уже начало партнерства, которое часто оказывается высшим желаемым уровнем в деловых отношениях. Но и для межличностных отношений партнерство является существенным прогрессом по сравнению с конфронтацией и соперничеством.