Инфантильная внешность 7 страница

Фундаментальная атрибутивная склонность

Как видим, очень многие факторы побуждают нас прибегать к диспозиционной атрибуции для объяснения поведения других людей. Иначе говоря, причины того или иного поведения мы предпочитаем искать в самих действующих лицах. Эта тенденция — предпочитать диспозиционные, игнорируя ситуационные, объяснения поведения других людей, называется фундаментальной атрибутивной склонностью.Само название этого явления наводит на мысль, что данная склонность носит общечеловеческий характер, т.е. является культурно-универсальной особенностью. В какой-то мере это так и есть, хотя американские исследователи полагают, что перекос в сторону диспо-зиционных причин при объяснении действий окружающих характерен лишь для людей западной, индивидуалистической культуры. Согласно этой точке зрения, в западном обществе люди абсолютно убеждены, что человек должен нести и несет персональную ответственность за свое поведение и, соответственно, за плоды своей деятельности. Правда, это убеждение распространяется, в основном, на чужое, а не на свое собственное поведение, в чем мы убедимся ниже (Jellison J. & Green J., 1981).

Одно из первых исследований фундаментальной атрибутивной склонности было проведено Эдвардом Джонсом и Виктором Хэррисом (1967). Они показали, что студенты, например, даже зная о том, что автор в статье излагает те политические взгляды, которые ему пред-писано изложить, тем не менее, делали выводы о политических убеж-дениях автора, исходя из содержания этой статьи. Как видим, внешнее влияние, а именно указание изложить эту, а не другую точку зрения, студентами, странным образом во внимание не принималось (Чал-дини Р., 1999).

Рассмотрим еще одну ситуацию, заданную в эксперименте Ли Росса, Терезы Эймэбайл и Джулии Стейнмец (1977). Представьте, что вы смотрите викторину, где женщина задает вопросы, а мужчина отвечает. Причем, женщина-ведущая сама определяет темы вопросов и сама их формулирует, в то время как отвечающий имеет лишь возможность либо кое-как отвечать на них, если он хоть что-то знает по этой теме, либо пожимать плечами, демонстрируя незнание. Если вас попросят оценить уровень общей эрудиции участников состязания, то чьи знания вы оцените выше

— ведущей или отвечающего? Скорее всего, ведущей, ведь она задавала такие трудные, каверзные вопросы, блистая эрудированностью, а "конкурсант" или отвечающий что-то невнятно лепетал или вообще отмалчивался. При этом будет проигнорирован тот факт (ситуационный фактор), что ведущая произвольно выбирала тему и формулировала вопросы. Так, скажем, человека, далекого от астрономии, легко поставить в тупик самым простым вопросом, спросив, например, о расстоянии от Земли до Луны. К тому же спрашивать, задавать вопросы всегда легче и проще, чем отвечать на них. (Пайнс Э., Маслач К., 2000).

Но стоит участникам состязания поменяться местами (мужчина начнет спрашивать, а женщина отвечать) — и ваша оценка эрудиции участников также изменится. Росс и его коллеги подчеркивают, что и в других аналогичных ситуациях мы не склонны принимать во внимание ситуационные факторы, которые могут вынуждать людей проявлять те или иные характеристики и качества.

Насколько сильна фундаментальная атрибутивная склонность, и можно ли ее избежать при объяснении чужого поведения? Согласно Дэниэлю Джилберту, она носит непроизвольный, автоматический характер. Поэтому мы не можем ее избежать, но в состоянии исправлять, корректировать свои объяснения. Правда, уже после того, как сначала сделали диспозиционную атрибуцию (Gilbert D., 1985).

Отметим, что определенные психические состояния атрибутора, та-кие как рассеянность, раздражение, возбуждение, гнев и т. д., усилива-ют тенденцию к проявлению фундаментальной атрибутивной склон-ности, способствуют ее крайнему проявлению. Джилберт утверждает, что, будучи в неординарном психическом состоянии, атрибутор автоматически возлагает ответственность за происходящее на другого человека, порицает его. Затем, уже в нормальных обстоятельствах, он может пересмотреть ситуацию, взглянуть на произошедшее более объективно и изменить свою точку зрения на случившееся, дав ему ситуационное объяснение. Тем не менее, это будет уже вторичная атрибуция, последовавшая за диспозиционной – первичной – атрибуцией.

Фундаментальная склонность к диспозиционной атрибуции является отчасти следствием того, что в обществах индивидуалистического типа в процессе социализации человек приучается к принятию личной ответственности за обстоятельства своей жизни, что и побуждает его объяснять чужое поведение диспозиционными причинами.

Подчеркнем, что чаще всего так объясняется чужое, а не собственное поведение. Почему?

Эффект "исполнителя-наблюдателя"

Эдвард Джонс и Ричард Нисбет объясняют это различие в атрибуции своего и чужого поведения тем, что когда мы делаем что-то сами, то выступаем в роли исполнителей, в то время как чужое поведение мы воспринимаем в качестве наблюдателей. По мнению Джонса и Нисбета, фокус внимания исполнителя и наблюдателя сосре-доточивается на различных вещах. В этом еще одна причина фундаментальной атрибутивной склонности (Джонс Э., Нисбет Р., 1971).

Когда мы выступаем в роли наблюдателей, то сосредоточиваем внимание на действиях исполнителя, а не на внешних условиях: ситу-ации, обстоятельствах и т.д. Обо всем этом мы просто можем не знать, поскольку чаще всего видим лишь конкретного человека, совершающего определенные действия в данный момент. Однако в роли действующих лиц мы по разным причинам заостряем внимание на внешних факторах — на условиях, ситуации, обстоятельствах, поскольку в данном случае они нас волнуют больше, чем факторы диспозиционные. Это открытие Джонса и Нисбета получило название эффекта исполнителя-наблюдателя.Суть его в том, что действующее лицо, объясняя свое поведение, будет подчеркивать значение ситуации, а наблюдатель при интерпретации этого же поведения будет склонен давать ему диспозиционное объяснение. Следовательно, наблюдатель будет демонстрировать фундаментальную склонность к диспозиционной атрибуции.

Эффект наблюдателя-исполнителя отчетливо проявился в ходе мно-гих исследований (Джонс Э., Рок Л., Шейвер К., Готалз Дж., 1968; Маккартур Л., 1970; Нисбет Р., Капуто Г., 1971 и др.). Но особенно интересно выглядело исследование Майкла Стормса (1979). Он просил двух участников (действующих лиц) вести беседу, которая воспроизводилась по кабельному телевидению и наблюдалась другой парой участников (наблюдателей). Когда участники оценивали состоявшийся разговор, то те, кто вел беседу, акцентировали внимание на ситуационных факторах, а наблюдатели

— на диспозиционных, личностных факторах. Напомним, обсуждался один и тот же разговор, но с разных позиций. Затем Стормс сменил фокус внимания участников-исполнителей (тех, кто вел

беседу), показав им видеозапись их собственного разговора. Когда исполнители уже с этих позиций воспринимали беседу (т. е. выступали в качестве наблюдателей), то в их оценках заметно возросла роль диспозиционных факторов. Таким образом, изменение роли — с исполнителя на наблюдателя — привело к переоценке даже собственного поведения. Помимо прочего, это подтверждает ту простую мысль, как важно взглянуть на себя со стороны (Пайнс Э., Маслач К., 2000).

Объясняя действие эффекта наблюдателя-исполнителя, можно просто ограничиться констатацией того факта, что изменение роли приводит к изменению восприятия происходящего. Но можно для объясне-ния эффекта попытаться проанализировать и когнитивные процессы, влияющие на Я-концепцию людей в тот момент, когда меняются их роли.

Итак, когда человек видит себя со стороны (в данном случае на экране телевизора), то активизируется его самосознание, и он уже меньше склонен оценивать ситуацию, сосредоточив внимание на себе самом. Наблюдая за собой, мы стараемся интерпретировать свое пове-дение так, чтобы оно соответствовало нашему самосознанию и само-оценке. Следовательно, исполнитель, ставший наблюдателем, не прос-то сторонний наблюдатель. Он становится осознающим себя действую-щим лицом. Если его собственное поведение, которое он наблюдает, соответствует его самосознанию, то его объяснение будет таким же диспозиционным, как и у стороннего наблюдателя. Если же поведение осознающего себя наблюдателя не соответствует его Я-концепции, то он постарается объяснить его ситуационными факторами. Иначе говоря, он будет интерпретировать его таким образом, чтобы оно соот-ветствовало самосознанию, подтверждало его.

Кратко обобщая сказанное о закономерностях и особенностях атрибутивных процессов, можно выделить одну общую тенденцию, отражающую человеческую пристрастность в объяснении как своего собственного, так и чужого поведения. Суть ее в том, что любой благоприятный исход событий люди, как правило, объясняют как результат собственных усилий: "Это моя заслуга", "Я приложил к этому усилия, волю, знания, старания". Т. е. здесь в ход идет диспози-ционная атрибуция. Неблагоприятный исход побуждает людей давать ситуационную атрибуцию случившегося: "Так сложились обстоятельства", "Возникла безвыходная ситуация". Для объяснения могут использоваться и рассуждения о судьбе, роке, Божьей воле и т. д.

И прямо противоположным образом осуществляется атрибуция успехов и неудач других людей. Причины успехов другого человека ни у кого не вызывают сомнений: "Ему просто повезло", "Он счаст-ливчик". Неуспех же другого тоже всем сразу понятен: "Сам виноват!". В этой связи Д. Майерс обращает внимание еще и на такую деталь в объяснении своего и чужого поведения, как глаголы, используемые нами. Рассуждая о себе, человек говорит: "Меня раздражает, когда..." (ситуационная атрибуция). Характеризуя другого, этот же человек утверждает: "Он раздражительный" (диспозиционная атрибуция) (Майерс Д., 1997).

Модель объективной атрибуции

Подобная пристрастность вполне объяснима: когда дело касается Я-концепции, то ожидать от людей объективности не приходится. Хотя, разумеется, когда нет проблем, связанных с самосознанием, и в частности с самооценкой, то мы способны на беспристрастные и объективные рассуждения. Об этом, в частности, пишет Бернард Вейнер, разработавший один из вариантов теории каузальной атрибуции, касающейся того, как люди объясняют причины успехов и неудач как своих собственных, так и чужих (Weiner В., 1974). В своей модели атрибуции он рассматривает три независимых параметра: локус причинности, стабильность, контролируемость.

Локус причинностиуказывает на то, какими, внешними или внутренними, факторами детерминирован полученный результат (успех или неуспех). Как видим, в данном случае Вейнер базируется на классификации видов атрибуции, созданной Фрицем Хайдером.

Стабильностьявляется показателем того, в какой мере устойчивы и постоянны те причины, благодаря которым достигнут именно этот результат. Например, состояние здоровья или настроения достаточно неустойчивые, подвижные факторы, в то время как черты характера или интеллектуальные способности — достаточно стабильные обра-зования.

Контролируемостьозначает, в какой мере человек способен влиять на причины, предопределившие полученный результат, т. е. насколько он может их контролировать. Так, от самого человека зависит, сколько усилий он затратит, чтобы выполнить, например, контрольную работу. Но вот внезапное ухудшение здоровья, семейные неурядицы, низкий интеллектуальный уровень, посредственные способности или другие неприятности — все эти факторы мало поддаются контролю.

Согласно Вейнеру, люди учитывают эти три параметра, когда объясняют причины успехов и неудач как своих собственных, так и чужих. Учет лишь одного показателя мало что дает для понимания причин полученного результата. Поэтому смысл имеет лишь учет всех трех показателей. Только в этом случае можно уяснить объективную картину произошедшего. Разумеется, все это достижимо лишь в теории. В реальной повседневной жизни достижение высокой степени объективности — задача не из легких.

Тем не менее, мы пользуемся показателями, выделенными Вейнером, и в повседневных отношениях, но, как правило, не в совокупности, а по отдельности. Так, например, учитывая такой параметр как стабильность, мы пытаемся не только понять причины полученных результатов, но и предсказать возможные результаты в будущем. Если, скажем, я убежден, что мое быстрое выздоровление явилось результатом квалифицированной помощи и внимательности врача (внимательность и квалификация — стабильные факторы), то и впредь, заболев, я стану обращаться именно к этому врачу, поскольку буду надеяться, что он так же успешно вылечит меня и в следующий раз. Если же я полагаю, что причина моего выздоровления не в искусстве врача, а в моем крепком организме, то свое выздоровление я буду рассматривать как результат обоюдного везения (нестабильный фактор) — моего и врача. Мне повезло с организмом, а бездарному и неграмотному врачу — с пациентом. Понятно, что в дальнейшем я стану держаться от такого врача подальше. Хотя, возможно, я не буду прав ни в первом, ни во втором случае: ведь речь идет лишь о моих предположениях и убеж-дениях, а не о знании объективной истины.

Давая объяснение (предпринимая атрибуцию), мы можем также учитывать такой параметр, как степень контролируемости, т. е. возможности влиять на достижение результата. Если мы считаем, что чей-то неуспех был обусловлен неконтролируемыми причинами (на- пример, плохая успеваемость — низким интеллектом человека), то будем скептически относиться к самой возможности улучшения ситуации в дальнейшем, даже если сам человек этого хочет и стремится к этому. Точно так же успех, приписываемый неконтролируемым причинам, буден расценен нами как простая удача, он не вызовет у нас ожиданий такого же успеха в будущем.

Добавим, что наш выбор того или иного объяснения, например предпочтение в процессе атрибуции стабильных или временных причин, зависит от многих факторов: симпатий и антипатий, изначальных ожиданий, стереотипов и т. д. Если человек нам нравится по каким-то причинам или мы убеждены, что он хороший специалист, то его успехи мы объясним личностными, диспозиционными причинами: способностями, умением, мастерством. В противном случае, если он нам не нравится или мы считаем его бездарем, неумехой, ленивым, его успех мы объясним какими-то преходящими причинами: удачей, везением, случаем.

В свою очередь, от того, какими причинами — диспозиционными или ситуационными — мы объясним полученный человеком результат (успех/неуспех), будет зависеть наше дальнейшее отношение к нему. Если мы полагаем, что чей-то успех явился результатом личных усилий, способностей, трудолюбия, то вознаграждаем человека похвалой, хорошим отношением, другими имеющимися в нашем распоряжении ресурсами. То же самое относится к наказаниям и порицаниям в случае неуспеха. Одно дело, когда человеку не повезло, другое — когда сам виноват.

Атрибуция и успех

Хотя, как уже отмечалось выше, люди далеко не всегда демонстрируют в таких вопросах объективность и беспристрастность. Поэтому здесь обнаруживается одна довольно сложная проблема. Пристрастная атрибуция, выступая в качестве защитного механизма Я-концепции, является неосознаваемым, иррациональным процессом. И, разумеется, все это неприемлемо в экономических, политических, деловых отношениях, где особо ценятся трезвые, взвешенные отношения, основанные на объективной беспристрастной информации. Поэтому когда люди, занимающиеся бизнесом, административной, но особенно педагоги-ческой и управленческой деятельностью, пытаются путем пристрастной атрибуции решать свои личные психические проблемы, то, как правило, ничего хорошего из этого не получается. (Почему акцент мы здесь делаем именно на управленческой и педагогической деятельности, станет более понятным из раздела "Социальное влияние", где будут рассматриваться психологические теории власти и в частности власти как компенсаторной функции в теории А. Адлера.)

В западных обществах, и, прежде всего, в США, где проблема эффективности любой деятельности, но особенно управленческой, давно стоит на первом месте по важности, значимости, у будущих управляющих специально развивают навыки беспристрастности и объективности, умение

взвешенно и рационально принимать решение. Это хоть в какой-то мере служит противоядием от иррациональных суждений и поведения. Как происходит это обучение, видно из работы Мадлен Хелман и Ричарда Гуззо (Helmaii M. & Guzzo R., 1978).

В их исследовании, проходившем в виде ролевой игры, студенты, обучающиеся бизнесу, выступали в роли предпринимателей, имеющих наемных работников. Задача будущих бизнесменов состояла в том, чтобы определить, кого из гипотетических работников и за какие качества следует поощрять и продвигать по службе.

Для объяснения успехов, достигнутых каждым из предполагаемых работников, предлагался один из четырех видов сведений: блестящие способности, очевидные трудолюбие и старательность, относительно легкое задание, просто случайное везение. Действия студентов, играющих роль управляющих, подтвердили надежность и обоснованность тех показателей, которые выделены в теории атрибуции Вейнера. Сту-денты-бизнесмены рекомендовали повышать зарплату только тем работникам, чьи успехи объяснялись как способностями, так и прилежанием. Иначе говоря, вознаграждался только тот успех, который был обусловлен внутренними, диспозиционными причинами. И наоборот. Если успех объяснялся внешними ситуационными факторами, то вознаграждение за него не предусматривалось.

Продвижение по службе студенты рекомендовали тем работникам, про которых было известно, что у них прекрасные способности. Участники игры совершенно справедливо полагали, что в будущем можно лишь в том случае рассчитывать на успешную деятельность работников, когда у них имеются блестящие способности (т. е. внутренний, стабильный, неконтролируемый фактор). А вот в отношении тех работников, которые проявили прилежание и трудолюбие (менее стабильный и более контролируемый фактор), нельзя быть уверенным, что они и впредь будут работать так же эффективно.

К сожалению, в нашем обществе эффективность до сих пор не является основным критерием в оценке управленческой деятельности. Во многом это объясняется тем, что в России до последнего времени отсутствовала конкуренция — политическая, экономическая, социаль-ная. В результате власть, которой располагают российские управляющие, используется ими для чего угодно — для личного обогащения, мести, "сведения счетов", для "удержания кресла", т. е. самосохранения в качестве начальника и в конечном итоге для защиты Я-концепции, но только не для достижения наивысшей эффективности своей непосредст-венной деятельности в качестве управляющих. Существовавшая у нас система общественных отношений давала нашим управляющим воз-можность действовать неэффективно. И коль скоро эффективность управленческой деятельности стоит на последнем месте по степени важности, то понятно, что своих подчиненных такой управляющий будет оценивать субъективно и пристрастно, причем не по деловым качествам, а по степени подобострастия, угодливости, личного распо-ложения, "удобства" и т. д.