Самые ранние воспоминания моего детства

Упражнение.Выполняется в течение 10-15 минут. Сядьте удоб­но, прикройте глаза и расслабьте тело. Вы отправляетесь путеше­ствовать в далекое прошлое своего детства. Начните разматывать свою жизнь, как киноленту, - от сегодняшнего дня к вчерашнему...

Предложенные упражнения могут использоваться для углубления самопозна­ния, необходимого для профессионального роста, но также и в качестве приемов раз­вития профессионального самосознания в обучающих пролонгированных программах.год назад... два, три... дальше... дальше... вплоть до самого раннего воспоминания. Позвольте себе увидеть что-то: неясные образы, кар­тины... услышать звуки... голоса... слова... бессвязную речь; почув­ствовать запахи и прикосновения... соприкосновения... Что вы чув­ствуете, какие чувства возникают у вас?.. Какие мысли приходят в голову?.. Позвольте себе просто побыть с ними, сколько захочет­ся... Потихоньку начинайте возвращаться в свое настоящее. Мед­ленно открывайте глаза, осмотритесь, отметьте, что вы чувствуете, что ощущаете телесно. Медленно измените позу. Если хотите, за­пишите в своем личном дневнике все, что вы пережили, ваши чув­ства и ваши мысли по поводу этого путешествия. Что нового вы пережили, открыли в себе или в других, с какими образами себя и других вы повстречались?

Паттерны отношений

Упражнение.Если согласиться с З.Фрейдом, то все наши отно­шения несут отпечаток чувств, испытываемых к родным и близким. Вот несколько способов проверить это предположение.

1. Опишите свою главную эмоцию к каждому из родителей; по­мните, что каждый человек испытывает множество чувств к своим родителям - от нежности до холодности, от жалости до восхище­ния, а также презрение, злость, обиду, чувство вины и т.д.; не ста­райтесь обвинять или оправдывать кого-либо, а просто позвольте себе чувствовать, и эти чувства не принесут никому вреда.

2. Составьте список людей, которые вам больше всего нрави­лись в жизни, исключая родителей (отдельно мужчин и женщин).

3. Перечислите, какие качества в них вам нравятся, а какие нет.

4. Подумайте и запишите, есть ли что-то общее у всех женщин, у всех мужчин. Нравятся (не нравятся) ли вам люди определенного типа?

5. Обратитесь к своим родителям. Какие черты в них вам нра­вятся (не нравятся)? Что нравилось (не нравилось), когда вы были маленьким(ой)?

6. Сопоставьте, сравните список характеристик ваших родите­лей и значимых для вас людей. Замечаете ли вы, что они очень по­хожи, или, напротив, прямо противоположны?

Конфликты и защиты

Упражнение 1.Переживание унижения, дурного отношения.

Детям часто приходится испытывать унижение, ведь они всегда ниже, меньше, слабее взрослых. Вспомните три случая вашего унижения: одно - в детстве, второе — в подростковом возрасте, тре­тье - во взрослой жизни, когда вы чувствовали себя оскорбленным, раздавленным, беспомощным... Опишите в деталях инцидент, но особенно ваши чувства в то время... Был ли кто-то рядом с вами, кому вы могли бы поплакаться, пожаловаться на свою боль, кто мог бы защитить вас?.. Что случилось с вашей болью, обидой, воз­мущением? Возвратившись из «путешествия в детство», просмот­рите свои теперешние способы обращения со своими чувствами.

Упражнение 2. Выполняя упражнение, возвратитесь к предыду­щему, вспомните, как вы его выполняли - с интересом или безуча­стно; возможно, вы пропустили его или оно показалось слишком простым, банальным, не стоящим усилий с вашей стороны. Если удалось преодолеть первоначальное сопротивление и вы выполни­ли предыдущее упражнение, попробуйте заметить пути, по кото­рым вы отклонялись от воспоминаний и тягостных чувств. Какими способами вы избегали психического напряжения? Насколько воз­никшие чувства устойчивы и постоянно проявляются в подобных ситуациях? Обратите внимание, какую пользу и какой вред они при­носили раньше, сейчас? Пытались ли вы изменить их?

Рекомендуемая литература

1. Антология современного психоанализа: В 2 т. - М., 2000. - Т. 1.

2. Блюм Г. Психоаналитические теории личности. -М., 1996.

3. Гринсон Р. Практика и техника психоанализа. - Новочеркасск, 1994.

4. Кейсмент П. Обучаясь у пациента. - Воронеж, 1995.

5. Кернберг О. Тяжелые личностные расстройства. - М., 2000.

6. Лапланш Ж., Понталис Ж. Б. Словарь по психоанализу. - M., 1996.

7. Московский психотерапевтический журнал: Специальный психоана­литический выпуск. - 1996. - № 2.

8. Сандлер Д., ДэрК., ХолдерА. Пациент и психоаналитик. - Воронеж, 1993.

9. ТайсонФ., Тайсои Л. Психоаналитические теории развития. - Екате­ринбург, 1998.

10. Томэ Х., КэхелеХ. Современный психоанализ: В 2 т. - М., 1996.

11. Урсано Р., Зонненберг С, Лазар С. Психодинамическая психотерапия. -М, 1992.

12. Фрейд А. Психология «Я» и защитные механизмы. - М., 1993.

13. Фрейд З. Случай фрейлен Элизабет фон Р. // Московский психотера­певтический журнал. - 1992. - № 1.

14. Фрейд З. Введение в психоанализ: Лекции. - М., 1989.

15. Фрейд З. Я и Оно. - Тбилиси, 1991.

16. Человек-Волк и Зигмунд Фрейд. - Киев, 1996.

17. Энциклопедия глубинной психологии: В 2 т. - Т. 1. Зигмунд Фрейд: Жизнь. Работа. Наследие. - М., 1998.

Глава 3. СОВРЕМЕННЫЙ ВАРИАНТ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ ТЕРАПИИ: ТЕОРИЯ ОБЪЕКТНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Средства социальных связей и есть основ­ные средства для образования тех сложных психологических связей, которые возника­ют, когда эти функции становятся индиви­дуальными функциями... Мы сознаем себя потому что мы сознаем других, и тем са­мым способом, каким мы сознаем других потому что мы сами в отношении себя яв­ляемся тем же самым, чем другие в отно­шении нас.

Л. С. Выготский

Классический психоанализ первоначально базировался на так называемой Ид-психологии и формировался в соответствии с ши­роко трактуемым постулатом, согласно которому влечения и кон­фликты, связанные с ними, рассматриваются в качестве главных первичных движущих сил развития личности и психопатологии.

Хотя психология влечений еще остается классической теорией психоанализа, несомненно, Х.Хартманн, А. Крис и Р.Левенштейн (1947), Д. Рапапорт (1958) и, с определенными оговорками, Э.Эриксон с полным правом могут рассматриваться реформато­рами ортодоксальной психоаналитической теории как теории «драйвов», чьи идеи в немалой степени способствовали преобра­зованию современного психоанализа в единую и целостную соци­ально-психологическую теорию становления Я в человеческих от­ношениях.

Благодаря трудам этих авторов создавались базисные основы психологии самоидентичности (Эго-психологии, а затем и селф-пси­хологии) и теории объектных отношений, вследствие чего объек­тивно готовился переход к принципиально новой теоретической па­радигме и концептуальному аппарату, повлекшие за собой частич­ный пересмотр и переосмысление практических процедур класси­ческого психоанализа.

Эго-психология: концепция адаптации к реальности и теория Я.

В то время как Ид-психология полагает, что Эго берет все энер­гии от Ид, Эго-психология утверждает, что так называемые вто­ричные Эго-процессы, а именно память, восприятие, моторная ко­ординация, будучи также врожденными (Д.Рапапорт, 1958), обла­дают тем не менее энергией, отличной от энергий Ид. В то время как Ид-психология считает, что Эго выполняет только защитную функцию, стараясь достичь безопасного и удовлетворяющего ба­ланса в конфликтах между инстинктами и нормами общества, Эго-психология полагает, что существуют свободные от конфликта сфе­ры Эго (Х.Хартманн и др., 1947), цель и функции которой принци­пиально иные - адаптация к реальности и овладение окружением. Более того, утверждается, что стремление Эго к адаптации и овла­дению социальной реальностью является первичной (врожденной и инстинктивной) мотивацией развития личности, и в этом смысле человеческий младенец уже рождается с аппаратом «преадаптации к среднему ожидаемому окружению».

Таким образом, социокультурные условия развития все более вовлекаются в предмет интереса психоаналитически ориентиро­ванных исследователей, правда, пока еще их признание сводится, по сути, к обнаружению их преградной или фасилитирующей роли, но отнюдь не в качестве источника и побудительного фактора, дви­жущей силы развития. Тем не менее «предательский» по отноше­нию к психоаналитической ортодоксии шаг сделан, и, как отмеча­ет Э. Эриксон, биологическая ориентация психоанализа все более превращается в псевдобиологическую, что, на наш взгляд, стано­вится совершенно очевидным фактом, когда в 1950-е гг. под эги­дой New Look оформляется «рабочий альянс» социальных психо­логов, психоаналитиков, когнитивистов и исследователей детско­го развития.

Конечно, новые ревизионисты психоанализа не идут так далеко, чтобы вовсе отрицать роль конфликтов, связанных со стремлением импульсов из резервуара Ид к немедленной разрядке и удовлетво­рению, они признают большое влияние последних на развитие, од­нако отстаивают тезис о том, что стремление Эго приспособиться к внешнему миру и овладеть способами взаимодействия с ним, ока­зывает такое же, если не большее, влияние. В этой связи подчерки­вается, что хотя развитие контроля над влечениями (механизмов психологической защиты) продолжает считаться одной из перво­очередных задач Эго (Дж. Левингер, 1976), это не более чем одна из линий развития, одна из задач. Для индивидуального развития не менее важной становится реализация своего Я в эффективных и ком­петентных отношениях с реальностью, прогнозирование и контроль последней (Р.Уайт, 1959, 1960).

Таким образом, мы имеем возможность заметить, как постепен­но, «изнутри» ортодоксального психоанализа, прежде всего благо­даря работам Хайнца Хартманна, Дэвида Рапапорта, подготавли­вается почва для нового направления исследовательской мысли, а именно, приоритет изучения механизмов контроля (против тради­ционного акцента на механизмах защиты), индивидуального стиля как посредника медиатора, благодаря которому осуществляется тон­кая подгонка природных индивидуальных особенностей и разли­чий в познавательной активности ко все более эффективному при­способлению и взаимодействию Я с предметным и социальным ок­ружением. В дальнейшем серия кросскультурных исследований ког­нитивного стиля, инициированная работами Германа Виткина, изу­чение возрастных особенностей и его специфики при мозговой па­тологии, пограничных и психосоматических расстройствах - целое направление, родившееся из частных исследований перцептивной ориентации человека в нестандартных условиях пространственно­го окружения, -подкрепляло (возможно, даже вопреки исходным посылкам исследователей) идею прижизненного культурно-исто­рического формирования особых «функциональных органов» Я, от­ветственных за «нормальные», «мирные» отношения Я с предмет­ной и социальной средой. И вновь здесь мы имеем возможность увидеть, что фокус научных интересов исследователей самой логи­кой движения научной мысли смещается в сторону «культурно-экологического» изучения генеза, функций и структуры Я в проти­вовес ортодоксально-психоаналитической парадигме человека как «вещи в себе», сугубо организмической и целиком конфликтной при­роды. Благодаря исследованиям X. Хартманна и Д. Рапапорта, та­ким образом, расчищается путь для развития междисциплинарных связей психоанализа с психологией развития и обучения, социаль­ной психологией и психологией здоровья, что в немалой степени способствует построению более миролюбивых отношений психоана­лиза с академической психологией, более открытых границ ради вза­имопроникновения идей и взаимообмена научными достижениями.

Из признания жизненной необходимости для индивида приоб­ретения навыков эффективности и компетентности следовало до­пущение (вначале чисто теоретическое, а затем нашедшее и экспе­риментальное подтверждение), что развитие идет как по пути со­вершенствования защитных Эго-процессов, так и процессов иной природы, чем защитные механизмы, источник которых следует ис­кать не в резервуаре влечений Ид, а в десексуализированных ресур­сах Эго. Более того, становится ясно, что социальное выживание, потребность в самоэффективности, самоуважении и социальном признании не менее важны для душевного здоровья, чем удачное разрешение Эдипова конфликта. К примеру, эффективность обуче­ния и последующего функционирования зрительно-моторной ко­ординации, перцептивных или мыслительных навыков представляют собой жизненные цели, сами по себе мотивирующие индивида к овладению реальностью, относительно независимо от стремления к сексуальному или агрессивному удовлетворению, зато они тес­нейшим образом связаны с имеющимися в наличии средствами и способами контроля, прогнозирования реальности, ее познания и освоения.

Нам представляется, что значение этой линии реформации пси­хоанализа до сих пор недостаточно отрефлексировано, а между тем она в значительной степени способствовала, с одной стороны, ин­теграции психоанализа с экспериментальной и академической пси­хологией, что сказалось в преодолении его «местечковой» инкап­суляции в жестких рамках узко клинической психологии, с другой стороны, дальнейшее развитие экологических идей в конце концов привело к оформлению теории объектных отношений, т.е. соци­ально-психологического направления внутри психодинамической парадигмы. Подчеркнем еще раз (более полный анализ представ­лялся в наших исследованиях неоднократно), что именно в контек­сте развития идеи Х.Хартманна и Д.Рапапорта о роли когнитив­ных процессов Эго при взаимодействии со средой, по-видимому, не без влияния гештальтпсихологии К. Левина с его теорией поля, оформляется методология системного и экологического подхода к изучению целостного единства «личность-среда», молярной еди­ницей психологического анализа становится Я-Другой; нескольки­ми годами раньше складываются и экспериментальные модели ис­следования «когнитивных стилей» (Г. Виткин, Р. Гарднер и др.); ре­интерпретируются проективные методы. Особый акцент мы дела­ем на выяснении того, как благодаря теоретическим и методологи­ческим изысканиям реформаторов-психоаналитиков 1950-1960-х гг. в рамках самого психоанализа завоевывает место совершенно но­вая для психоанализа проблематика, связанная с изучением разви­тия в полном смысле этого слова, развития, мы могли бы сказать, культурно-исторического, поскольку исследование так называемых вторичных (когнитивных) процессов и личностной структурной организации, телесности да и, собственно, самого бессознательно­го как такового начинает прочно связываться с принципиально новыми для ортодоксального психоанализа категориями интерна-лизации, межличностной коммуникации и отношения. Корни психо­патологии, клинико-психологические закономерности симптомо-°бразования, механизмы излечения и, разумеется, психотерапевти­ческий процесс понимаются все более в тех же терминах. В даль­нейшем усложняется трактовка понятия «окружение», влияние ко­торого изучается, с одной стороны, этологически буквально, на­пример, как реальное взаимодействие Я-Другой (мать-дитя или пациент-психотерапевт) в реальном, конкретном пространстве -времени жилой комнаты, госпиталя или кабинета психотерапевта (Д.В. Винникотт). С другой стороны, психоаналитическая герменевтика, семиотика и психолингвистика интенсивно утверждают себя в качестве основных инструментов понимания бессознательного как текста, благодаря чему под категорией «окружение» понимается прежде всего ноосфера, т. е. ментальная, интрапсихическая смысло­вая репрезентация Я и объекта (X. Кохут, О. Кернберг).

Возвращаясь к истории оформления Эго-психологии, выделим основной ее тезис и пафос, а именно: имея собственные энергии свободные от либидозно-агрессивных инстинктов, Эго и его отно­шение с окружением признается основной движущей силой в раз­витии адаптивной и компетентной личности. Неудача в адекват­ном развитии таких Эго-процессов, как интернализация оценочно­го отношения, осуждения и моральной оценки, может так же при­вести в дальнейшем к развитию психопатологии, как и ранние сек­суальные или агрессивные фиксации.

Поскольку считается, что Эго обладает собственными энергия­ми и потенциалом развития, становится ясным, что не только раз­решение конфликтов сексуальной или агрессивной природы опре­деляет стадии зрелости. Психосексуальные стадии, постулирован­ные Фрейдом, уже не являются адекватным теоретическим конст­руктом для объяснения структуры личности и психопатологии. Раз­витие свободных от конфликта областей Эго в течение первых трех лет жизни человека так же важно, как и защита от неизбежных кон­фликтов оральных, анальных и фаллических импульсов. Более того, стремление Эго к адаптации, компетенции и овладению продолжит­ся и после первых пяти лет жизни. В результате последующие ста­дии жизни являются столь же критическими для развития личности и психопатологии. Так, в эпигенетической теории самоидентично­сти, значение которой для современного психоанализа трудно пе­реоценить, Э.Эриксон (1950, 1968) придает критическое значение оральной стадии в образовании у младенца отношения базового доверия, в то время как латентная стадия, к примеру, рассматрива­ется им как критическая в развитии практических навыков и спо­собностей, создающих основу доверия к себе, исходя из чувства соб­ственной эффективности, умелости, используемыми в сфере соци­альных отношений и профессиональной активности. 3. Фрейд, со своей стороны, склонен был рассматривать эту стадию скорее как спокойный тайм-аут, во время которого не происходит развития новых личностных черт, между тем как очевидно, что в сфере об­щения со сверстниками именно неудача в развитии чувства само­эффективности может привести к переживанию собственной неадек­ватности, стыда и унижения, что, в свою очередь, способно поро­дить симптомы депрессии, тревожности, избегания достижения ус­пеха.

Иначе говоря, психологические проблемы как проявление кри­зиса самоидентичности (он возникает в течение всей жизни челове­ка, даже если первые три стадии развития пройдены благополучно) неизменно сопутствуют и здоровой личности, свидетельствуя ско­рее о позитивных процессах роста и развития в противовес стагна­ции. Безусловно, серьезные конфликты на ранних стадиях могут затруднить гладкое прохождение последующих стадий и, скажем, личность с непреодоленными конфликтами зависимости оральной стадии, к примеру, возможно, будет иметь более серьезные пробле­мы в развитии самоуважения, чем личность, свободная от таких кон­фликтов.

Важным дополнением к стратегии психотерапии является то, что Эго-аналитики будут работать с проблемами как поздних, так и ранних стадий развития, избегая, таким образом, редукции исклю­чительно к бессознательным конфликтам фаллической стадии и Эдипова комплекса- Стадия юности особенно богата феноменоло­гией «спутанности», или «диффузии» Эго-идентичности, в проти­вовес диффузии Эго (Э. Эриксон, 1950). В юности необходимо ис­пользовать процессы созревания Эго для достижения близости в противовес изоляции. Возраст зрелости использует энергии Эго для создания образа жизни, приносящего чувство творческой продук­тивности, с тем чтобы прийти к ценностному ощущению жизни в противовес экзистенциальному вакууму. Задачей пожилого возра­ста является осмысление всей прожитой жизни, позволяющее дос­тичь интеграции Эго перед лицом смерти и противостоять отчаянию.

В сущности, терапия сфокусирована на «здесь и теперь-реально­сти», которая переживается клиентом в настоящий момент. Лече­ние движется в направлении прошлого не далее того, что необхо­димо для анализа неразрешенных конфликтов детства, оказываю­щих влияние на адаптацию в настоящее время. Ясно, что по направ­лению, методическим нюансам и специфике устанавливаемых пси­хотерапевтических отношений содержание Эго-анализа будет от­личаться от содержания классического анализа. Процесс Эго-ана­лиза, тем не менее, может очень походить на классический процесс с длительной интенсивной терапией, в центре внимания которой находятся свободные ассоциации, перенесение и интерпретация. Так работают некоторые Эго-аналитики, другие же склонны следовать более гибким правилам психоаналитической психотерапии или со­здавать ее собственные варианты, как, например, О. Кернберг или X. Кохут.

Варианты теории объектных отношений

Психоанализ является постоянно развивающейся системой. Од­ним из свидетельств этого может быть внимание современных тео­ретиков к различным аспектам личностного развития как существен­ным принципам личностной организации и психопатологии. В то время как З.Фрейд подчеркивал, что конфликты на пути удовлетворения и контроля Ид-процессов есть центральный организующий принцип человеческой жизни, Эго-аналитики видят в Эго централь­ный организующий принцип; достижение базового доверия, авто­номия и инициатива определяют жизненный путь. Те, кто разраба­тывал теорию объектных отношений: Мелани Кляйн (1946, 1952) Маргарет Малер (1971, 1975), Рональд Ферберн (1952), Отто Керн! берг(1975, 1976),ХайнцКохут(1971, 1977), Джеймс Мастерсон (1976, 1989) - подчеркивают важность взаимоотношений между Я и объек-тами как главного организующего принципа человеческой жизни источника здорового или аномального развития.

Термин «объектные отношения» не однозначен. Считается, что он описывает скорее интрапсихические структуры, чем реальные межличностные отношения. Объектные отношения во многом ок­рашены аффектами любви-ненависти, фантазийными образами, со­провождавшими ранние межличностные отношения и, в свою оче­редь, сильно эмоционально влияют на последующие межличност­ные взаимоотношения и отношения в настоящем. Обобщая ряд оп­ределений, которыми оперирует современный психоанализ, мы определяем термин «репрезентация Я»и «объект-репрезентация» как сложный, с достаточной регулярностью воспроизводящийся комплекс или паттерн аффектов, фантазмов, синкретических обра­зов памяти, перцепции, когниций, на разных стадиях онтогенеза раз­личающихся по степени дифференцированности, ясной очерченно-сти и осознанности объективных и субъективных границ, внутрен­ней связности и интегрированности в единое целое.

«Объект» - термин, используемый 3. Фрейдом (1923) для обозна­чения «других», потому что в Ид-психологии «другие» выступают первично объектами инстинктивного удовлетворения значительно в большей степени, чем аутентичными личностями со своими соб­ственными потребностями и желаниями.

Теоретики объектных отношений по-разному оценивают важ­ность сил Ид во взаимоотношениях родителей и ребенка. Основа­тельница британской ветви теории объектных отношений Мелани Кляйн значительное место уделяет взаимодействию орально-либид­ных и орально-деструктивных влечений. О. Кернберг (1976) видит объектные отношения частично энергезируемыми базовыми инстинк­тами, особенно агрессией. М.Малер, Г.Салливан, В.Р.Ферберн (1952) и Х.Кохут (1971) подчеркивают не столько влияние импуль­сов Ид и характер отношений с родительскими фигурами эдипаль-ного периода, сколько решающую роль значимого Другого и ха­рактера эмоциональных отношений, в которые младенец включен от самого рождения; причем определяющими дальнейшее развитие ребенка считаются отношения первого-второго года жизни.

Остановимся подробнее на некоторых основополагающих по­ложениях указанных авторов, осознавая всю схематичность наше­го изложения и ограничивая его акцентом преимущественно на аспектах развития, поскольку современные психоаналитические сис­темы в теоретическом отношении, а также в обосновании методи­ческой стратегии фактически построены как системы, предостав­ляющие пациенту с расстройствами личности условия, корригиру­ющие его раннее патологическое развитие.

Модель развития Я и объектных отношений Мелани Кляйн

М. Кляйн, британский психиатр и современница З.Фрейда, раз­вивает идеи ортодоксального психоанализа и в определенном смыс­ле стоит ближе к позиции Фрейда, чем более радикальные рефор­маторы фрейдизма. Согласно ортодоксальной точке зрения отно­шения с другими людьми, или объект-отношения, первоначально выступают как отношения с матерью или, точнее, материнской фи­гурой, т.е. с любым человеком, осуществляющим уход и заботу о младенце, а затем становятся прототипом межличностных отноше­ний как таковых. Материнская фигура при такой трактовке безлич­на, деиндивидуализирована и функциональна. К тому же в каче­стве материнской фигуры долгое время остаются, не различаясь, материнская грудь или бутылочка, объединенные функцией напи-тывания, удовлетворения и доверия; все остальное воспринимается как чужое. Примитивные когниции сначала слиты с орально-ли­бидной связью между матерью и младенцем. На втором этапе ораль­ной стадии, когда появляются садистские влечения в форме интен­сивного кусания материнской груди, можно говорить о новом типе отношений, включающем элементы амбивалентности к одному и тому же лицу. З.Фрейд связывал возникновение амбивалентности с необходимостью защиты младенца от собственных деструктив­ных импульсов. М. Кляйн разделяет эту позицию, исходя не только из теории, но и из практики психоаналитической работы с детьми, добавив к чисто разговорному жанру невербальный, избрав основ­ными методами и материалом анализа детские игры с игрушками, рисунки карандашами и красками, рисунки пальцем.

М. Кляйн считает деструктивные импульсы проявлением инстинк­та смерти и тревоги преследования, берущих свое начало в травме рождения, боли и дискомфорте от утраты, и этот паттерн неизбеж­но накладывает отпечаток на первые отношения младенца с миром: «...Работа инстинкта смерти, - пишет она, -дает начало страху унич­тожения, и это является первопричиной тревог преследования» [10. -С 60].

Таким образом, по Кляйн, с одной стороны, тревога преследо­вания с самого начала включается в отношения ребенка, причем в той мере, в какой он подвергается лишениям. С другой стороны, между инстинктом жизни и инстинктом смерти, между любовными и агрессивными импульсами возможен относительный баланс, ког­да лишения усиливают агрессию, дающую начало жадности, в то время как периоды свободы от голода и напряжения являются оп­тимальным равновесием между ними. Кляйн предполагает далее различную врожденную предрасположенность к агрессии, и у де­тей с сильным агрессивным компонентом тревога преследования фрустрация и жадность легко пробуждаются, и это усложняет пере­несение лишений и преодоление тревожности ребенком. Деструк­тивные силы, не будучи организованы и подконтрольны, грозят ре­бенку самоуничтожением, поэтому вынесение вовне, проекция их на внешний мир, на материнскую грудь, помогает ему «выжить», становится, таким образом, эксквизитным способом борьбы за пси­хологическое да и само физическое существование младенца. Од­новременно она оказывается средством конструирования ребенком внешнего мира, и этот момент также прибавляет ребенку чувство соб­ственной силы и способности контролировать внешний мир, «дер­жать его в руках». Исход этой борьбы «не на жизнь, а на смерть» определяет ключевая материнская фигура и ее способность, «при­няв» агрессию, «переварив» ее, не разрушаясь самой и не отвечая аг­рессией или отвержением, запустить механизм интроекции, посред­ством которого интроецируются «хорошие» объекты, создается внут­ри ребенка противовес, своего рода буфер между спроецированны­ми «плохими» объектами и интроецированными «хорошими».

Подчеркнем принципиальную важность этих положений Кляйн, по сути дела, ставших основой последующего углубленного изуче­ния феноменов проективной и интроективной идентификации в качестве примитивно-архаических механизмов защиты, на интер­психическом уровне выполняющих задачу организации и контро­ля отношения значимого Другого посредством своего рода индук­ции эмоциональной связи (по типу насильственного симбиоза и слияния) и «вручения» себя другому перед лицом собственной бес­помощности в организации и контроле всплесков мощных агрес­сивных и любовных импульсов. Впоследствии эти идеи во многом инициировали изучение «отношения привязанности» (Дж. Боулби, Д.В.Винникотт), не только применялись авторами для понимания структурной организации и генеза пограничной и нарциссической личности (О.Кернберг, Х.Кохут), но также оказали существенное влияние на пересмотр роли контрпереносных чувств в терапии па­циентов с серьезными расстройствами личности, способствова­ли открытию их позитивной функции как эмпатического понима­ния (X. Кохут) в качестве общей стратегии, направленной на вос­становление разрушенных эмоциональных связей, необходимости в терапии стадии «холдинга» (Д. В. Винникотт), одного из универ­сальных методов «контейниирования» хаотического эмоциональ­ного опыта с целью «репарации» и интеграции Я и объекта репре­зентаций (В.Бион, Х.Кохут), тонкого и, возможно, наиболее эффективного метода понимания бессознательного довербального травматического опыта через вхождение в эмоциональную комму­никацию с пациентом (П. Кейсмент). Хотя воззрения М. Кляйн неод­нократно подвергались критике [ 15. - Т. 2], признавалась, во-первых, интенциональная диадическая природа проективной идентифика­ции, во-вторых, благодаря «реабилитации» контрпереноса продук­тивность известной доли эмоциональной вовлеченности аналити­ка и совместного фантазирования с пациентом в качестве «окна» (Т.Огден) во внутренний мир последнего.

После нашего краткого комментария возвратимся вновь к тео­рии М. Кляйн. Благодаря чисто эндопсихическому ритму чередо­вания агрессии и либидо «плохие частичные объекты» и «хорошие частичные объекты» могут проецироваться вовне или интроециро­ваться во внутренний мир ребенка изолированно друг от друга, что обусловлено действием еще одного мощного защитного механиз­ма - расщепления. Его функция - «развести по углам» невыноси­мую для хрупкого мира младенца сложность бытия в его непости­жимой амбивалентности. Материнское отношение в виде удовлет­ворения или фрустрации, в свою очередь, является мощным стиму­лом для либидозных и деструктивных импульсов, для любви и не­нависти. В качестве психического представления, ввиду того что мать хорошо напитывает и удовлетворяет, оказывается любимой, «хорошей»; поскольку же она одновременно выступает и источни­ком фрустраций, она ненавидится и ощущается «плохой». Так воз­никает двойственное отношение к одному и тому же объекту, кото­рое, как мы уже говорили, вначале подвергается расщеплению; его интеграция становится возможной лишь при переходе младенца в «депрессивную позицию» как следующую стадию развития объект­ных отношений. Множество факторов, подчеркивает М. Кляйн, обус­ловливающих младенческие переживания удовлетворения, таких как удовольствие от сосания, телесной близости, голоса, улыбки, ста­новятся атрибутом «хорошей груди». Напротив, любая фрустрация и дискомфорт атрибутируются «плохой груди».

Особо выделим одно чрезвычайно важное для психотерапии положение теории М. Кляйн, которое на первый взгляд кажется спе­кулятивным. На основании анализа детских игр, рисунков она при­ходит к выводу, что в детских фантазиях ненавидимая грудь наде­ляется орально-деструктивными качествами самого младенца, воз­никающими в состоянии фрустрации и ненависти. В своих фантази­ях он кусает и разрывает грудь, уничтожает ее, пожирая, и одновре­менно ожидает, что грудь будет в свою очередь атаковывать его.

Как мы знаем, таким же образом работает механизм примитив­ной проекции; совершая что-то дурное (даже мысленно), мы испы­тываем облегчение, бессознательно полагая, что другие поступили бы в наш адрес точно так же, т.е. «око за око, зуб за зуб». Между тем по мере развертывания уретральных и анально-садистских импульсов ребенок в своих фантазиях начинает атаковать материн­скую грудь, извергая на нее ядовитые потоки мочи и взрывы кала, и со страхом ожидает, что грудь ответит ему с той же ядовитой взрывчатостью. Детали таких садистских фантазий определяют со держание его страхов, боязнь внешних и внутренних преследова­ний. В то же время, столь жадно и ненасытно любя материнскую грудь, ребенок со страхом ожидает такой же неистовой, всепожи­рающей ответной страсти.

Заметим, кстати, что приведенная в данном отрывке попытка реконструкции детского эмоционального опыта теряет свою оди­озность, как только мы заключим физиологические описания в ка­вычки и попробуем воспринимать их метафорически, что не дано младенцу, который иного, кроме физиологического, языка не зна­ет и «говорит» как умеет, т. е. языком телесных отправлений. В этом смысле «прочитывая» и «толкуя» предложенную реконструкцию, мы вполне смогли бы отыскать намеки на сходные переживания у себя самих и вокруг себя, обращая внимание на расхожие обиход­ные словоупотребления. Разве порой «с пеной у рта» мы не стара­емся «втиснуть» в другого нечто, как полагаем, для него полезное, и не мы ли иногда «брызжем слюной», «обливаем грязью» (эвфе­мизм более сильного выражения), изничтожаем другого «градом обвинений», норовим любить так сильно, что «съесть», «сожрать», «проглотить» его готовы. Этот ряд метафор с легкостью мог бы быть продолжен. Для психотерапевта, на наш взгляд, очень важно позволять своей фантазии пускаться в путешествие, «спускаясь» по­рой в мир обыденного опыта, вобравшего в себя древние мифоло­гические архетипы бессознательного в виде расхожих выражений, смысл которых легко доступен профанному сознанию и с успехом используется разного рода парапрофессионалами для «ясновиде­ния» (именно!), но, к сожалению, все еще пренебрежительно недо­оценивается профессиональными психотерапевтами.

Таким образом, по М. Кляйн, базовый интрапсихический конф­ликт сосредоточен вокруг борьбы оберегающе-любовных и разру­шительно-ненавистных влечений, причем бессознательно младенец как бы вручает ответственность и контроль за ними в руки матери. Как мы уже отмечали, здесь обнаруживаются корни и интенцио­нальное предназначение феномена проективной идентификации.

Первые переживания ребенка, связанные с кормлением и при­сутствием его матери, по утверждению М. Кляйн, инициируют объектное отношение к ней, определяя позицию — единый комплекс ведущих побуждений любви и ненависти, включая внутренние ре­презентации объекта.

1. Параноидная или параноидно-шизоидная позиция длится от рож­дения до 3-4 месяцев (ориентировочно) и определяется травмой рождения, потерей чувства безопасности и встречей с враждебным миром. Преобладают страх преследования и нападения извне; в качестве защиты от невыносимых аффектов запускаются механизмы проекции, иптроекции, расщепления, примитивной проективной иден­тификации; позже к ним добавляются механизмы идеализации и все­могущества.

Объектные отношения характеризуются частичностью. Имеет­ся в виду, что младенец в качестве матери способен воспринимать пока еще только грудь - кормяще-удовлетворяющую, дающую либо фрустрирующую. Смешивая и путая «свое» и «чужое» (что являет­ся следствием слабой дифференциации границ Я и не-Я), младенец в своих фантазиях мучит и терзает материнскую грудь, а его интро­екты (ответные ожидания) столь ужасны, что спасает только их рас­щепление, благодаря которому он может разделить один и тот же объект, одни части которого (хорошие) защитно идеализируются, другие же (плохие) обретают черты могущественного преследова­теля. Благодаря защитному механизму расщепления эти части су­ществуют во внутреннем мире изолированно, а потому не создают конфликта амбивалентности, вынести который ребенок пока не способен. «Идеальная грудь» возникает, следовательно, в противо­вес «ужасной» и «преследующей», поскольку только она идеальная, вечно дающая, всегда готовая предоставить всю себя в полное рас­поряжение для немедленного и вечно длящегося удовлетворе­ния и блаженства - таковы грезы насмерть перепуганного младен­ца, спасти которого от