Источники ошибок в логических рассуждениях

Могут ли возникать серьезные ошибки в логических рассуждениях? Если да, то каковы их причины? Этот вопрос ставили еще древние философы; его специально исследовал В. Джеймс, 3. Фрейд затем в 1930-х гг. А.Р. Лурия и другие авторы. Рассмотрим только часть из известных на сегодня причин.

Во-первых, для того, чтобы вывод был истинным, необходима истинность большой посылки, а она строится индуктивно. В ней может быть отражен опыт конкретного человека (тогда она менее, надежна), но может содержаться и опыт всего человечества (хотя й в этом случае знания могут быть неполными). Наш пример с утверждением «Все металлы тонут» был верен до открытия легких металлов, поэтому вывод, например, об аллюминии, сделанный логически корректно, тем не менее окажется ложным. Обратите еще раз внимание на терминологию, принятую в этой области исследований: рассуждение может быть правильным, т.е. выполненным по логическим законам, но не истинным, и наоборот, — истинным (разумным, соответствующим действительности), но неправильным, т.е. осуществленным с нарушением законов формальной логики.

Джеймс показал, что большая посылка требует «полноты и обилия знаний». Бертран Рассел подробно анализировал виды фактов и способы их проверки (число положенных в основу суждения случаев, их разнотипность, происхождение и др.), но, очевидно, никакие правила логики без привлечения дополнительных знаний из опыта не позволяют установить истинность исходных суждений.

Во-вторых, как утверждал В. Джеймс, поскольку «мышление заключает в себе анализ и отвлечение», человеку важно иметь проницательность, т.е. уметь так формулировать содержание малой посылки, чтобы в ней было представлено существенное для решения задачи свойство объекта (атрибут). Ведь логический вывод предполагает абстракцию. В малую посылку включается из всего множества свойств объекта одно, а остальные исключаются из рассмотрения. «Нет ни одного свойства, которое можно было бы признать абсолютно существенным... Свойство, которое в одном случае является существенным для данной вещи, становится для нее в другом случае абсолютно неважной чертой». Приводя в качестве примера воду, Джеймс подчеркивает, что наша цель и личный интерес будут определять, что является ее существенным атрибутом — способность утолять жажду, или возможность растворять сахар, или химический состав. Гений отличается именно проницательностью и развитыми ассоциациями. Только в этом случае логические процедуры позволяют привлечь к своим индивидуальным знаниям общий фонд знаний человечества и прийти к правильному (разумному) выводу.

Если задуматься, чем так привлекают нас произведения Конан Дойля, то все согласятся, что их главный герой Шерлок Холмс — яркая демонстрация практической мощи проницательного логического мышления. Не сталкиваясь реально с объектом (опасным преступником), а только на основе интуитивной логики (опосредствованно), он узнает то, чего не знает никто. Кстати, Шерлок Холмс, определив свой метод рассуждений как дедуктивный, серьезно ошибался (ведь логику как науку он специально не изучал).

Третий источник ошибок может быть связан с такой процедурой вывода, которую американский философ и математик Чарльз Пирс Назвал абдукцией. Воспроизведем ход мышления героини романа

Глава 9. Мышление и речь

М. Булгакова «Мастер и Маргарита» во время ее беседы с Азазелло: «Сводники приглашают женщин к иностранцам. Этот человек приглашает меня к иностранцу. Следовательно, он сводник». Это рассуждение выглядит безупречным дедуктивным выводом, достойным Шерлока Холмса. Однако оно является стопроцентно нелогичным с позиций формальной логики. Абдукция — это, можно сказать, дедукция, поставленная с ног на голову, когда вывод делается от следствия к посылке. В случае абдукции рассуждение имеет следующую форму: «Все люди смертны. Сократ смертен. Следовательно, Сократ — человек». Может показаться, что все правильно, но смертны не только люди, но и кошки, собаки, так что совсем не обязательно в данном случае речь идет о человеке. Изменив конкретное содержание примера, но сохранив ту же форму рассуждений, мы убеждаемся, что получается полный бред: «Все тигры с четырьмя лапами. Собака имеет четыре лапы. Значит, собака — это тигр». Р. Гратхоф (R. Grathoff, 1989) показал, что подавляющее больший-, ство наших умозаключений в обычных повседневных ситуациях строится по модели абдукции, которая отражает «житейскую логику». И как ни странно, таким неправильным путем мы часто приходим к истинным заключениям. Пирс назвал абдукцию гипотезой и считал, что этот «своеобразный метод угадывания» хоть и ненадежен, но абсолютно необходим в новых ситуациях. Абдуктивная гипотеза, по Пирсу, возникает как озарение, соотнося новый факт с, имеющимися представлениями. Ведь булгаковская Маргарита, услышав странные речи своего нового знакомого, на основе представлений о типах людей и их мотивах, сформировавшихся у нее индуктивным «способом обработки» данных «житейского опыта», делает логически необоснованный, хотя интуитивно вполне убедительный вывод. В результате она готова действовать: встать и уйти.

Кстати, по данным Гратхофа, абдукция широко представлена в мышлении следователей, суть «логики» которого лаконично сформулировал Бернард Шоу словами главной героини «Пигмалиона»: «Кто шляпку украл, тот и тетку пришил».

Четвертая причина связана с «пристрастностью психики» и определяется мотивационно-аффективными механизмами регуляции мышления. В рассказе Л. Толстого «Смерть Ивана Ильича» есть эпизод, имеющий прямое отношение к мотивационному искажению' логики мышления. Иван Ильич видел, что он умирает, и был в постоянном отчаянии. В мучительных поисках он ухватился за мысль;⁴ «Тот пример силлогизма, которому он учился... «Кай — человек, люди смертны, потому Кай смертен», казался ему правильным толь' ко по отношению к Каю, но никак не к нему...... В уме, не охвачен-

9.2. Мышление как процесс вывода нового знания

ном ужасом, такое предположение не может возникнуть. Как бы ни были нежелательны следствия наших рассуждений, они должны быть приняты, если приняты исходные посылки.

Влияние мотивов на логичность выводов в травмирующих Эго ситуациях подробно описал еще 3. Фрейд. Его пациенты демонстрировали настолько удивительную «логику», выполняющую функцию психологической защиты, что Фрейд вообще отказывался признать рациональность мышления и ввел термин «рационализация» (см. гл. 10). По Фрейду, предназначение мышления состоит в социально приемлемом снятии конфликта между Оно и Сверх-Я. При рационализации ход рассуждения осуществляется как бы в обратном направлении — от уже имеющегося мотивационно обусловленного результата к его обоснованию. Этим рационализация и отличается от нормального процесса рассуждения, предполагающего, что сначала анализируются исходные посылки и лишь на их основе формируются выводы. Вспомним «Лису и виноград»: если бы лиса, до того как попытаться съесть виноград, увидела, что он зеленый, и сделала разумный вывод о вреде незрелых фруктов для организма, то это было бы правильное логическое рассуждение. Но «логика рационализации» иная: я очень хочу винограда, но не могу его достать, значит, он мне не нужен, а почему он мне может быть не нужен? Да потому что он зеленый, а неспелые фрукты вредны.

Сторонник фрейдовского психоанализа Эйген Блейлер (Е. Bleu-ler, 1911) ввел даже специальный термин аутистическое мышление для описания такого вида мышления, которое «не обращает внимания на противоречия с действительностью». Мысли в этом случае подчиняются не логике и жизненному опыту, а аффективным потребностям (желаниям, страхам и т.д.), т.е. «принципу удовольствия». Поэтому Блейлер противопоставляет аутистическое мышление реалистическому. Самые яркие примеры взяты автором из психиатрии (шизофрения). Но мышление существует и у здоровых людей, проявляясь в мечтах, фантазиях, воображении. По мнению Блейлера, воображение может как создавать культурные ценности, так и порождать суеверия.

Впечатляющие результаты влияния мотивации на логику рассуждений обнаружены нами "в юридической практике. В статье 96 Жилищного кодекса РФ указывается, что «при переселении если наниматель имел право на дополнительную площадь и фактически пользовался ею, то жилое помещение должно предоставляться ему с учетом норм дополнительной площади». Решая в судебном процессе (не в лабораторном эксперименте!) логическую задачу, содержащую отрицание антецедента («следует ли давать человеку на

Глава 9. Мышление и речь

9.3. Мышление как процесс решения задач

20 кв. м больше жилплощади, чем у него было»), профессиональные юристы в 100% случаев совершают ошибку, считая, что «названным законом запрещено предоставлять дополнительную площадь тем, кто раньше ею не пользовался». В ситуации высокой ответственности за принятое решение даже опытный профессионал проявляет «мотивационный сдвиг рациональности», т.е. нарушает законы логических выводов (по сути выдает желаемое за действительное).

Пятая причина определяется степенью освоения приемов логического мышления. В исследованиях А.Р. Лурия испытуемые, малограмотные взрослые, должны были решать логические задачи (силлогизмы), содержание которых иногда противоречило имеющемуся у них житейскому опыту. Например, «Далеко на севере, где всегда лежит снег, все животные белого цвета. Новая Земля находится далеко на севере. Там живет медведь. Какого он цвета?». С помощью логических правил легко получить новое знание — «этот медведь белый» и быть абсолютно уверенным в истинности этого логического вывода. Подчеркнем еще раз, что если логическое мышление уже сформировано, то мы настолько доверяем чужому опыту, на котором основана большая посылка, и социальному средству (усвоенным правилам вывода), что практически не задумывается о возможности ошибки. Однако в эксперименте А.Р. Лурия неразвитость логического мышления людей другой культуры проявилась в следующих феноменах:

• недоверии к исходной посылке, отказе принять ее и исходить из нее, как из реального основания для дальнейших рассуждений («Я на севере не был, какие там животные, не знаю», — говорили испытуемые);

• отсутствии понимания всеобщего характера большой посылки («Раз там живут белые медведи, могут жить и бурые. Вдруг тот, кто там был, их просто не встретил»);

• несвязанности структуры силлогизма: предъявляемый текст воспринимался как три отдельных предложения, не образующих единую логическую систему, испытуемые не видели в этом тексте задачу и не понимали сути инструкции (экспериментатор зафиксировал такие ответы: «Чтобы сказать, какие там медведи, надо поехать и посмотреть» или «Спросите тех, кто там был»).

А.Р. Лурия обнаружил также и переходную форму мышления, носители которой уже были способны оперировать логическими правилами вывода. Эти испытуемые отличались тем, что при совпадении содержания, о котором шла речь в силлогизме, с их опытом и образом жизни, ответы внешне выглядели как полученные на основе логических рассуждений. Но если вывод, сделанный за счет ло-

гических процедур, не находил подтверждения (верификации) в их жизненном опыте, то испытуемые демонстрировали феномен недоверия к результатам собственного логического мышления. С точки зрения логики они сопровождали правильный ответ лишними комментариями типа: «там медведь должен быть белым, но надо все-таки поехать посмотреть» или «металлический предмет должен утонуть, но лучше его бросить в воду и проверить». Аналогичные результаты получил американский исследователь Мартин Коул в Либерии при исследовании вождя одного из племен.

В качестве последней причины назовем целенаправленное искажение логических рассуждений с целью «интеллектуального мошенничества» (обмана собеседника, введения его в заблуждение, манипуляции его действиями). Конкретные приемы таких искажений и способы «защиты» от них для обеспечения «психологической безопасности» детально описаны в практической литературе.

9.3. Мышление как процесс решения задач

Большинство исследователей изучает те формы мышления, которые проявляются в процессах решения задач, анализируя влияние различных условий (их называют также факторами), помогающих или препятствующих успешности решения. Принято делить эти условия на объектные, связанные с внешними причинами (и в первую очередь с содержанием и формулировкой задачи), и субъектные, которые определяются психологическими особенностями человека, осуществляющего процесс мышления.

Задача — это цель, данная в определенных условиях (определение А.Н. Леонтьева). Это широкое определение, подходящее к любым задачам (двигательным, перцептивным, мнемическим, учебным и др.), требует существенных уточнений, когда речв идет о мыслительных задачах. Напомним также, что «цель — это предвосхищаемый субъектом результат будущего действия», ее роль состоит в регуляции хода выполнения действия и при необходимости его корректировки. Когда речь идет о целевой регуляции мышления, мы сталкиваемся с парадоксом, замеченным еще в Древней Греции. Он звучит так: «Если я знаю, что ищу, то зачем мне еще искать, а если не знаю, то как я могу искать».

Разрешением этого парадокса является процесс постоянного изменения цели по ходу развертывания процессов мышления. Таким образом, в ходе мышления мы одновременно и реализуем цель, и

Глава 9. Мышление и речь

порождаем новую, которая становится регулятором следующего шага процесса поиска решения. Этот процесс развертывания целеобразования по ходу мыслительной деятельности объективно Зафиксирован с помощью регистрации траекторий движения глаз (O.K. Тихомиров, Э.Д. Телегина, В.А. Терехов). При решении шахматных партий удалось установить, что при подготовке очередного хода шахматист анализирует не только те зоны шахматной доски, на которых разворачивается действие, а активно просматривает в разных комбинациях те поля и фигуры, которые войдут в содержание следующих целей. Причем для того, чтобы результаты этой ориентировки превратились в сознаваемую цель, эмоции должны дать соответствующий сигнал (он фиксируется по падению гальванического сопротивления кожи — КГР) к началу процессов вербализации. Прежде чем цель будет осознана самим шахматистом, экспериментатор по расшифровке движений глаз и моменту падения КГР может предсказать, какая это будет цель. Такие же данные получены при записи осязательной активности слепых шахматистов.

Условия и цель могут быть представлены человеку с разной степенью полноты, определенности (ясности, однозначности) и обобщенности. Различают хорошо определенные задачи и плохо определенные задачи. В хорошо определенных задачах все элементы достаточно ясны и однозначны. Мышление в этом случае только должно найти, как говорят когнитивные психологи, «метод решения, преобразующий исходную ситуацию в целевую ситуацию». Примером может служить конкретная шахматная позиция, где «белые начинают и дают мат в два хода». С разработки программ (алгоритмов и эвристик — правил, сокращающих процесс полного перебора вариантов) для решения таких задач началось создание систем искусственного интеллекта.

В качестве примеров открытой (или плохо определенной) задачи приведем вслед за O.K. Тихомировым следующие: «Как сохранить жизнь на Земле? Как сделать всех людей счастливыми?». Изучением решения плохо поставленных задач впервые стали заниматься гештальтпсихологи (К. Дункер, М. Вертгеймер). Они предлагали] испытуемым открытые задачи (творческие проблемные ситуации).' Такая задача объективно имеет множество решений, что дает испытуемому больше свободы для развертывания разнообразных вариантов процесса поиска.

К. Дункер и М. Вертгеймер впервые проследили в экспериментальных условиях динамику развертывания продуктивного мышления — стадии решения творческой задачи. При этом испытуемый должен был рассуждать вслух. Наиболее известной стала задача

9.3. Мышление как процесс решения задач

Дункера с Х-лучами (1945). «Дано: у человека неоперабельная опухоль желудка. Мы знаем, что если использовать определенные лучи достаточной интенсивности, то опухоль может быть разрушена. Проблема состоит в том, как применить эти лучи требуемой силы, чтобы они не повредили здоровые ткани, окружающие опухоль?».

В полученных методом рассуждения вслух протоколах К. Дункер выделил функционально различные стадии:

• анализ материала;

• понимание (осознание) конфликта;

• нахождение функционального решения;

• нахождение окончательного решения.

Эти стадии могут многократно и в разной последовательности повторяться в реальном процессе решения. На первой стадии складывается «первичный гешталът», т.е. целостное представление о проблемной ситуации. Происходит понимание условий и цели в их взаимоотношении между собой, «структурирование поля», т.е. выделение значимых в контексте задачи в целом условий (по существу «поле задачи» преобразуется в «фигуру и фон»). В результате этого явным для решающего становится конфликт между тем, что дано исходно, и тем, что требуется получить в конце. В задаче с Х-лучами правильное содержание осознаваемого конфликта таково: «Воздействующие лучи должны быть одновременно и высокой интенсивности (достаточной для разрушения опухоли), и слабой интенсивности (здоровые ткани нельзя травмировать)». На первой стадии возникает только общее смутное впечатление о правильном направлении движения к решению, «где его надо искать», но «не что конкретно надо делать». В сознании появляются одна из идей типа: 1) «избежать столкновения лучей со здоровыми тканями», 2) «снизить чувствительность здоровых тканей к воздействию лучей», 3) «уменьшить интенсивность лучей, когда они проходят через здоровые ткани» (рис. 65). Осознание внутренней противоречивости и незавершенности ситуации как целостной структуры (в этом и состоит суть конфликта!) запускает механизмы переструктурирования проблемного поля в направлении этой общей идеи для получения «хорошего гештальта». Наступает переход к следующей стадии — возникновение функционального решения. Обратите внимание, что характеристики «хорошего гештальта», постулируемые в этом направлении психологии как универсальные для любого восприятия (см. гл. 7), автоматически переносятся и для объяснения динамики мышления (простота, прегнант-Ность, завершенность и др.).

Глава 9. Мышление и речь

Разрушение опухоли без повреждения здоровых тканей

Устранение контакта

между лучами

и здоровыми тканями

Понижение чувствительности здоровых тканей

Понижение интенсивности лучей на пути через здоровые ткани

Рис. 65. -«Дерево поиска решений» задачи на Х-лучи

Стадия функционального решения проявилась в этих исследованиях как мгновенное («инсайтное») осознание принципа решения:'"! Вернемся снова к рис. 65, на котором изображен процесс движения» мыслей решающего эту задачу человека. Испытуемому, если в его| сознании была идея 1, «вдруг приходит в голову мысль», что «мояо| но путь лучей к желудку освободить от здоровых тканей», а если была идея 3, то содержание инсайта будет другим - «подавать слабые лучи на поверхность тела и достигать их высокой концентрации в том месте, где находится опухоль». Механизм инсайта с позиций*]

9.3. Мышление как процесс решения задач

гештальтпеихологии объясняется, подчеркнем еще раз, спонтанным переструктурированием проблемной ситуации (по собственным законам преобразования «психологического поля»!). В этом поле возникают новые функциональные значения элементов задачи. Это происходит за счет их включенности в целостную структуру. Обнаруживающееся функциональное значение служит основой предлагаемого принципа решения (в терминах гештальттеории — функционального решения).

На третьей стадии продукт предыдущей стадии (функциональное решение) разрабатывается, конкретизируется и превращается в окончательное решение. Так, если мысль испытуемого движется по правильному (по мнению Дункера — третьему) пути, то он называет способ (предмет), который позволит сделать лучи более слабыми на поверхности и собрать их в мощный пучок на опухоли. «Нужно использовать линзу!» — звучит окончательный ответ. Кстати, впоследствии гештальтпеихологи стали говорить о множественности инсайтов (может быть, не так ярко переживаемых как основной, описанный выше), но сейчас считается, что переход от стадии к стадии всегда обеспечивается механизмом переструктурирования геш-тальтов, результаты которого открываются сознанию субъекта как инсайт.

Анализ «разумности» полученного решения, т.е. его адекватности условиям (сформулированным непосредственно в тексте задачи и более общим), его реалистичности (легкости выполнения), оптимальности (проверка — «нет ли возможности найти еще лучшее решение»), не представлен в стадиях, описанных Дункером. Причина отсутствия в этой модели процесса специальной стадии проверки может быть понята нами, если мы обратим внимание на особенности используемых в эксперименте творческих задач. Они таковы, что если обнаружен принцип, то можно сказать: «задача решена».

Творческое мышление — это процесс целеобразования, длящийся в течение всего поиска решения. Посмотрите с этой точки зрения на последовательность решений, полученных в экспериментах Дункера (рис. 65). Вы видите, как переход от стадии к стадии связан с конкретизацией содержаний целей. И если конкретная цель оказывается недостижимой (например, повысить иммунитет тканей путем адаптации), то осуществляется переход на другую ветвь, и там Целеобразование продолжается.

Важный аспект влияния различий в формулировке цели на то, как мы решаем задачу, продемонстрировал другой представитель гештальтпеихологии Л. Секели (L. Szekely, 1950). В его экспериментах на столе перед испытуемым находилось много разных предме-

Глава 9. Мышление и речь

тов, среди которых были деревянная призма и планка. Планку клали на грань призмы так, чтобы она находилась в равновесии. Требовалось сообразить, как, используя только данные предметы, сделать так, чтобы спустя несколько минут один конец планки автоматически опустился. Решение должно было быть следующим: взять свечу, расплавив с помощью спичек один ее конец, прилепить ее к планке, затем любым набором предметов, положенным на другой конец планки, уравновесить свечу. А что же дальше? Нужно зажечь свечу, сгорая, она будет терять вес, и конструкция (сама!) выйдет из состояния равновесия. Здесь, как пишет автор, цель состояла в том, чтобы создать изобретение.

Для другой группы испытуемых на столе стояла призма с лежащей на ней планкой. На одном ее конце была горящая свеча. Конструкция находилась в состоянии равновесия. Испытуемый должен был сказать, что произойдет через некоторое время. (Правильный ответ: равновесие нарушится.) Следовательно, содержанием цели было предсказание. Третья группа испытуемых наблюдала эту ситуацию и видела, как равновесие стало нарушаться. Им задавалась цель — дать объяснение происходящему. Оказалось, что специфика каждого из вариантов постановки цели определяет не только траекторию движения мыслительных процессов, но и их эффективность: легче всего испытуемые Секели справлялись с заданием «объяснить», труднее было «предсказать», а цель «изобрести» (создать, со-тй0рйть) достигли только очень немногие. А ведь эти три ситуации могут показаться одинаковыми, поскольку мышление должно базироваться на одном и том же знании — «свеча при горении теряет вес»!

Вся наша жизнь состоит из решения самых разных задач. Но влияют ли они друг на друга? Безусловно, скажут бихевиористы, ведь мы приобретаем «умственные навыки» (привычки), которые могут быть перенесены в новые условия. Если эти новые условия в своих существенных моментах совпадают с теми, где формировался навык, то мы называем это умным поведением, а если нет — глупым. Отчасти такое рассуждение правильно, но достаточно ограничено. Действительно, использование принципа и/или способа решения одной задачи при решении другой встречается. Это называется решение по аналогии.

Важно различать два случая: 1) решение путем использования аналогии за счет знаний, извлекаемых из долговременной памяти по ассоциации или общего признака (закономерности этого процесса описаны в гл. 8); 2) решение на основе аналогии, формирующейся «здесь и сейчас», т.е. в едином мыслительном процессе взаимосвя-

9.3. Мышление как процесс решения задач

Г

занного анализа ряда задач. Ко второму варианту бихевиористское рассуждение не подходит.

Интересные закономерности использования подсказок для снятия барьеров, препятствующих решению, обнаружены в исследованиях Я.А. Пономарева и Ю.Б. Гиппенрейтер. Чтобы лучше понять результаты этих авторов, попробуйте сами решить следующие задачи. Первая: «Даны 9 точек, расположенные по 3 в каждом ряду. Зачеркните их четырьмя линиями, не отрывая карандаша от бумаги». Вторая: «Сложите из 6 спичек 4 равносторонних треугольника с длиной стороны, равной длине спички». Исходные условия даны на рис. 66.

Представление условий в наглядном плане помогает преодолеть неопределенность словесной формулировки (особенно для задачи с точками). Вам понятна цель? Вы скажете, что в общем, да, понятна, только вся проблема в том, как зачеркнуть точки и как сложить спички. В этих задачах искомым является способ действий. Начните действовать и постарайтесь следить за динамикой своих целей. Чем более точно происходит анализ условий в их отношении к требованию задачи (это конечная цель высокой степени неопределенности), тем адекватнее формирующиеся промежуточные цели, которые, как путеводная нить, ведут к результату.

У большинства испытуемых эти задачи решались далеко не сразу. Они предпринимали множество безуспешных попыток, причина которых кроется в неправильном истолковании цели. В цель непроизвольно (и неосознанно) включается дополнительное ограничение, которое снижает уровень общности цели и закрывает перед испытуемым возможность движения в направлении правильного решения. В задаче со спичками все попытки осуществляются на плоскости, а этого ограничения нет в формулировке цели! Надо выйти в трехмерное пространство и сложить тетраэдр. Аналогично для задачи с точками надо осознать произведенное «доопределение» (неадекватную конкретизацию) цели, отказаться от него и провести линии вне контуров фигуры, намеченных девятью точками (рис. 67).

Рис. 66.Условия задач «9 точек» и «6 спичек»

Глава 9. Мышление и речь

Рис. 67. Решение задач «9 точек» и «6 спичек»

В экспериментах применялись подсказки в виде решения «наводящих» задач. А.Н. Леонтьев и Ю.Б. Гиппен-рейтер для задачи с 6 спичками (см. рис. 67) в качестве подсказки принципа решения — выйти из плоскости в трехмерное пространство — использовали: 1) введение в поле зрения вертикально стоящих предметов; 2) использование готового тетраэдра в качестве пробки для отверстия; 3) размещение на ограниченной площади ряда коробок, которые надо поднять из горизонтального в вертикальное положение, чтобы они поместились на отведенном участке. Я.А. Пономарев для подсказки в задаче «соединить 4 точки тремя линиями» давал игру типа шашек, где траектория руки испытуемого копировала требуемый основной задачей рисунок, или просил вписать квадрат в четырехугольник.

Эксперименты показали, что аналогия принципа решения возникает не случайно, а только в определенных условиях. Максимально выражен эффект переноса принципа решения с «наводящей» задачи на «основную» при следующей последовательности задач и действий. Сначала человек пробует решить экспериментальную задачу («основная» задача). Его безуспешные действия должны продолжаться до тех пор, пока он не реализует все доступные ему попытки решения. При этом интерес к задаче и желание ее решить должны сохраняться. Тогда экспериментатор на время прерывает работу над основной задачей и дает наводящую, в которой должен быть тот же принцип решения, что и в основной, но представленный в другом материале. Наводящая задача должна быть субъективно легче основной. Испытуемому не сообщается о связи этих задач между собой. При возвращении к прерванному решению подсказка «срабатывает» и возникает «инсайт». Соотнесите экспериментальные выводы о действенности подсказки с фактами открытий, сделанных «с помощью случая» (например, Кеккуле открыл цикличность структуры молекулы бензола, увидев ожерелье на шее жены), и вы убедитесь, что эти якобы «случайности» работают в полном соответствии с закономерностями психологии мышления.

9.3. Мышление как процесс решения задач

Таким образом, экспериментаторы, предлагая разные косвенные подсказки (решение наводящих задач, имеющих тот же принцип решения), выяснили, что главное — это готовность испытуемых к пониманию сути подсказки. Эта готовность максимальна, когда уже все собственные идеи исчерпаны, но интерес к задаче еще остается на высоком уровне.

Значимость последовательности решения задач можно проиллюстрировать другим экспериментом. Ответьте последовательно на следующие вопросы: «Может ли два плюс два быть не равно четырем?», «В каких условиях два плюс два может быть не равно четырем?», «Способны ли вы привести не меньше трех случаев (примеров), когда два плюс два может быть не равно четырем?», «Что получится, если к двум каплям жидкости добавить еще две?». Задайте эти же вопросы кому-нибудь другому, но в обратном порядке, начиная с последнего вопроса. Результат должен оказаться намного лучше. Влияние последовательности предъявления задач — это важный ситуативный фактор. Конечно, его надо рассматривать с учетом содержания цели (об этом мы упоминали выше).

Если выше рассматривались эксперименты, где при удачной последовательности решаемых задач, продуктивность нашего мышления возрастает, то теперь остановимся и на возможности обратного эффекта. А. Лачинс (A.S. Luchins, 1942) предлагал решать серии задач, в которых надо было придумать довольно сложную последовательность действий по отмериванию определенного количества воды с помощью кувшинов разного объема. В каждой задаче конкретные значения объемов были разными, а последовательность действий — одна и та же. Обнаружив принцип решения и несколько раз повторив его, испытуемые решали «критическую» задачу тем же сложным способом, что и предыдущие, хотя она имела более простое решение.

Интересной проблеме самоинициации мышления посвящен большой цикл исследований Д. Б. Богоявленской^Разработав специальные методики «Креативное поле» (например, цилиндрические шахматы — доска склеивается и вместо плоскости представляет собой цилиндр), Д. Б. Богоявленская создала возможность для проявления в эксперименте феномена «интеллектуальной активности». Испытуемые должны были решать предложенные экспериментатором задачи, но сама предметная область стала новой и приобрела такие свойства, что часть испытуемых (они были названы креати-вы) прекращала решение «чужих» задач, выдвигала собственные «исследовательские цели» и начинала самостоятельную познавательную деятельность, направленную на понимание новой реальности (свойств цилиндрических шахмат).

Глава 9. Мышление и речь

Таким образом, эффективность решения зависит от способа формулировки условий и цели, в своем единстве образующих психологическую структуру задачи. Вспомните, кстати, суть рассказа Оноре де Бальзака «Шагреневая кожа». Ошибка, о которой идет там речь, моти-вационно-когнитивного (мыслительного) плана. Существуют психологические тренинги для обучения людей правильной постановке и пониманию целей и задач. Уточнив все существенные условия и представив их как взаимосвязанную систему, а также преодолев искажения в понимании содержания цели, следует превратить задачу в «хорошо сформулированную», что повысит успешность ее решения.

9.4. Мышление в реальных процессах творчества

«Мышление — это всегда искание и открытие существенно нового», — писал А.В. Брушлинский (1977). Такое понимание мышления позволяет уже не использовать для выделения его специфики среди других умственных процессов прилагательные «продуктивное», «творческое».

Тайна механизмов этого движения к новому представляет интерес не только для психологов, но и для людей, добившихся признания обществом результатов своей мыслительной деятельности (творцов). Именно поэтому А. Эйнштейн часами рассказывал М. Вертгеймеру о том, как он работал над созданием теории относительности. Ученые А. Пуанкаре и Ж. Адамар написали книги о процессе своих математических открытий. Многие творческие личности в мемуарах пытались отрефлексировать, что же привело их к выдающемуся результату, в чем причина того, что именно им удалось сделать новый решающий шаг на пути познания мира.

Психологи используют существующий биографический материал наряду с анализом продуктов мыслительной деятельности (дневники, письма, зарисовки, схемы, чертежи, проекты, тексты и, конечно, сами изобретения) и данными лабораторных экспериментов. Это позволяет понять макроструктуру процесса реального мышления (от зарождения идеи до получения результата) и описать отдельные фрагменты мыслительного процесса, которые можно затем подробнее исследовать в эксперименте (переход к микроанализу). К сожалению, воспроизвести в лабораторных условиях настоящее открытие или рождение произведения искусства невозможно. При изучении психологических процессов такого уровня сложности, как творческое мышление, очень легко повторить ошибку, которой посвящена притча про слепых и слона. Идя по дороге, слепые встретили слона и попытались узнать «Что это

9.4. Мышление в реальных процессах творчества

такое?». Каждый взялся ощупывать какую-то часть животного, но одному достался хобот, другому — нога, третьему — туловище, четвертому — хвост. Из представлений об исследованных (причем тщательно!) частях не удалось синтезировать истинного знания о слоне.

При психологическом анализе обязательно учитывается тот факт, что мышление реализуется не только осознаваемыми, но и неосознаваемыми процессами, которые не могут найти своего отражения в воспоминаниях и рефлексии (самоанализе). Определенная часть процессов мышления плохо поддается вербализации, поскольку связана с динамикой и взаимодействием смыслов. К тому же биографическая информация об уже осуществившихся процессах мышления искажается в памяти, где действуют свои законы конструирования воспоминаний и забывания (см. гл. 8). Случается и так, что иногда человек невольно выдает желаемое за действительное.