Глава 17. Методы изучения мотивации и мотивов 6 страница

Некоторая прямолинейность высказываний А. Н. Леонтьева о мотиве как пред­мете удовлетворения потребности дает основание для буквального их понимания, что, естественно, вызывает критику его представлений со стороны ряда психологов {К. А. Абульханова-Славская, 1980; Л. И. Божович, 1969; И. В. Имедадзе, 1986; и др.). Действительно, как можно принимать за мотив стакан с водой (притом не представляемый, а реальный)? В лучшем случае он может быть стимулом. А как известно, внешние стимулы могут оживлять, побуждать потребности своей привле­кательностью, но сами не могут быть психологическими образованиями, именуе­мыми мотивами.

Л. И. Божович не без оснований считает сомнительным то, что предметы по­рождают потребность. К чему это понимание генезиса потребностей (А. Н. Леон­тьевым, С. П. Манукяном и другими) может привести, видно из высказывания само­го С. П.-Манукяна: «Важно, что человек не по своей воле стремится к объекту, а объект по каким-то причинам приобретает притягательную силу для человека» (1984, с. 132). Такая детерминация походит на инстинктивное поведение, в лучшем случае — на влечение.

Фетишизируя объекты как источники активности человека[5],-С. П. Манукян не очень задумывается над тем, почему у человека возникают образы тех или иных объектов, оживляющих потребности. «По какому-то поводу», — так пишет он, но это не объяснение. Справедливо утверждая, что объекты побуждают тогда, когда в сознании отражается их значение для человека, автор не задумывается над тем, чем обусловлено в данный момент значение этого объекта. Только при наличии какой-то потребности объект становится значимым в данной ситуации, так как у человека уже имеется опыт его использования для удовлетворения такой потребности. Дру­гое дело, что появление нужного объекта может усилить энергию потребности, на­править ее в определенном направлении. Но это не значит, что объект обладает по­будительной энергией в отношении деятельности, сам по себе побуждает деятель­ность, является конечной причиной поведения.

Более справедливым представляется взгляд на этот вопрос И. М. Сеченова, ко­торый писал: «...жизненные потребности родят хотения, и уже эти ведут за собой действия; хотение будет тогда мотивом или целью, а движения — действием или средством достижения цели... Без хотения как мотива или импульса движение было бы вообще бессмысленно» (1952, с. 516).

Надо сказать, что в своем критическом порыве некоторые психологи «вместе с водой... выплеснули и ребенка» — то ценное, что имеется во взглядах А. Н. Леонть­ева. В частности, И. В. Имедадзе (1986) отрицает, что конкретную направленность побуждению придает объект удовлетворения потребности, считая, что побуждает деятельность даже не мотив, а потребность.

Та же крайность имеется и в критике педагога Л. П. Кичатинова, который спра­шивает: каковы задачи воспитателя (если он придерживается точки зрения А. Н. Леонтьева) по формированию мотивов — формировать предметы деятельно­сти? Для воспитателя важно отношение к предметам, смысл работы, заключает автор. Но ведь именно для придания смысла деятельности А. Н. Леонтьев и выдви­нул свои представления о мотиве. И вот это-то глубинное понимание мотива мно­гими читающими его работы и не воспринимается, тем более что сам А. Н. Леонть­ев отдельными своими высказываниями заставляет читателя понимать все по-дру­гому. Так, он говорит о мотивах-стимулах, выполняющих роль побудительных факторов, но лишенных смыслообразующей функции (в качестве таковых у него выступают деньги).

Такая позиция А. Н. Леонтьева близка представлениям К. Левина (1970), писав­шего, что вещи и события мира для нас не нейтральны; многие из них предъявляют по отношению к нам определенную «волю». У человека нет власти над своим пове­дением, кроме той власти, которую имеют над его поведением вещи, продолжает он (так, например, хорошая погода, красивый ландшафт влекут нас к прогулке). Сила требований, с которыми подступают к человеку вещи, может быть различна: от не­преодолимого влечения до слабого «напрашивания». Но К. Левин ставит побуди­тельную силу вещей в связь с потребностями и намерениями субъекта: измене­ние «характера требований» происходит соответственно изменениям потребностей и интересов человека. Власть вещей над поведением человек подчиняет себе, за­ставляет служить своим целям, направляет по-своему.

Л. И. Божович, соглашаясь с А. Н. Леонтьевым в том, что потребность не может определить целенаправленное действие человека, а может вызвать лишь неоргани­зованную активность (исключая инстинктивные биологические потребности, кото­рые связаны с врожденными механизмами их удовлетворения), считает, что пред­меты, постоянно удовлетворяющие ту или иную потребность, как бы фиксируют в себе эту потребность. В результате они и приобретают способность побуждать по­ведение и деятельность человека даже в тех случаях, когда соответствующая по­требность не была предварительно актуализирована: сначала эти предметы только

реализуют, а потом и вызывают (очевидно, по механизму условного рефлекса) соот­ветствующую потребность. Следовательно, предметы, в представлении Л. И. Божович, являются лишь побудителями потребностей, а не действий или деятельно­сти. Без оживления потребности под воздействием предмета активность человека проявиться не может.

Но и отбросив все двусмысленное и негативное, что имеется во взглядах A. Н. Леонтьева на мотив, оставив только все положительное, принять предмет-цель за мотив не представляется возможным, даже если учесть ограничение, введенное Д. В. Колесовым: предмет выступает в качестве мотива лишь у маленького ребенка (из-за неразвитости произвольных функций) или в том случае, если он новый {т. е. является мотивом исследовательской деятельности). Во-первых, мы не получим от­вет на вопрос, почему человек совершает данное действие, поступок; ведь одна и та же цель может удовлетворять разные потребности, т. е. соотноситься с разными причинами. Во-вторых, принятие за мотив предмета практически устраняет возмож­ность говорить о таких характеристиках мотива, как его сила и устойчивость; нельзя же сказать, что предмет обладает силой, а сочетание «устойчивость предмета» ско­рее будет понято с точки зрения физики, чем психологии. Предметы могут обладать степенью (силой) привлекательности, но это скорее характеристика стимула, а не мотива. Возникают и другие стилистические недоразумения, когда говорят, напри­мер, об активно достигаемых человеком мотивах (В. К. Вилюнас), понимая под этим овладение предметами. В-третьих, в связи с представлением о мотиве как предмете говорят о роли мотива в формировании потребностей, а не о роли потребностей в формировании мотива, т. е. процесс мотивации ставится с ног на голову. Между тем B. К. Вилюнас справедливо отмечает, что даже психического отражения предмета недостаточно для того, чтобы вызвать деятельность субъекта. Для этого должна быть еще актуализирована потребность, которой отвечает этот предмет, иначе жи­вые существа, столкнувшись с предметом потребности, каждый раз приступали бы к ее удовлетворению вне зависимости от того, есть ли в данный момент в этом нуж­да или нет.

Аналогичной точки зрения придерживаются также философы и социологи. На­пример, В. И. Оссовский пишет, что переживание индивидом ценностей-объектов далеко не всегда сопровождается восприятием их как предметов удовлетворения потребности. Нужда возникает лишь по отношению к объекту, который признается человеком значимым (ценным). Это означает, что объект может выступать в роли стимула лишь тогда, когда человек подготовлен для такого его восприятия, т. е. когда есть потребность в нем или ему подобных. В этом случае у человека возникает побуждение к овладению этим объектом. Поэтому Ш. Н. Чхартишвили считает, что мотив — это объективная ценность (продукта деятельности, знания).

3.3. МОТИВ КАК ПОБУЖДЕНИЕ

Еще с прошлого века мотив многими психологами трактовался как побудительная (движущая) сила, как побуждение (говорить о «побудительных» мо­тивах, как часто делается, это все равно что сказать «масло масляное»: мотив всегда побуждает либо что-то делать, либо не делать). При этом, как всегда, нестрогость в использовании понятий привела к тому, что за мотив стала приниматься любая при­чина, вызывающая побуждение, а не только само побуждение. Отсюда мотивами стали любые стимулы, а «побудитель» и «побуждение» стали синонимами. При этом биологи, физиологи и психологи-бихевиористы за мотив в основном принимали внешний стимул (даже И. М. Сеченов писал, что первая причина всякого человече­ского действия лежит вне его). Между тем Г. Олпорт справедливо отмечает, что в качестве объектов, побуждающих деятельность человека, могут выступать и отсут­ствующие (представляемые или воображаемые) объекты. Таким образом, побудите­лей (детерминант) поведения может быть много, и они могут быть как внешними, так и внутренними (например, боль). Однако не все они могут быть отнесены к мо­тивам. Возникает вопрос: что может служить критерием различения мотивационных и немотивационных детерминант, т. е. какие причины можно рассматривать как мотивационное побуждение, а какие — нет?

В западной психологии распространенным решением этого вопроса является различение способа (как) и причины (почему) поведения: к мотивации относят толь­ко причины. При этом считается, что мотивация отвечает за стратегическую направ­ленность поведения на цель; тогда как способ поведения, его тактическая реализа­ция определяются не причиной, а опытом и научением. Но, как отмечает Ж. Нюттен, в этом случае понятие «мотивация» становится излишним, так как процессы стимуляции и научения достаточны для объяснения поведения. Кроме того, с точки зрения В. К. Вилюнаса (1990), отдельные механизмы мотивации отвечают именно за способ поведения, т. е. за то, как делается.

Разграничение мотивационных и немотивационных причин, т. е. побуждения и стимула, целесообразно осуществлять и по механизму ответных реакций человека: произвольному или непроизвольному. «Мотивация — через психику реализующая­ся детерминация», — писал С. Л. Рубинштейн. Поэтому должна быть детерминиро­вана не только и не столько физиологическая реакция, сколько психическая,

затра­гивающая высшие уровни психической регуляции, связанная с осознанием стимула и приданием ему той или иной значимости. Только после этого у человека может появиться желание или осознание необходимости реагировать на стимул тем или иным способом, определяется цель и появляется стремление к ее достижению. Вследствие этого большинство отечественных и зарубежных психологов считают, что мотив — это не любое возникшее в организме человека побуждение (понимае­мое как состояние), а внутреннее осознанное побуждение, отражающее готов­ность человека к действию или поступку. Такимобразом, стимул вызывает (побуж­дает) действие или поступок не прямо, а опосредованно, через мотив: побудителем мотива является стимул, а побудителем действия или поступка — внутреннее осоз­нанное побуждение, принимаемое многими психологами в качестве мотива. X. Хекхаузен по этому поводу пишет, что мотивация — это побуждение к действию опре­деленным мотивом (обратим внимание: не стимулом, а именно мотивом).

Последовательным сторонником точки зрения, что мотив — это осознанное по­буждение, является В. И. Ковалев. Побуждение он рассматривает как самостоятельный психологический феномен, хотя и проистекающий от отражения в сознании потребностей, но имеющий свою специфику. В связи с этим он отделяет мотив от установок, целей, отношений, состояний, влечений, желаний. У М. Ш. Магомед-

Эминова (1987) мотив — только один из видов побуждений, наряду с потребностя­ми, диспозициями (устойчивыми свойствами личности), интересами и т. п. В то же время ряд психологов (в частности, А. А. Файзуллаев, 1985, 1987, 1989) не сводят мотив к побуждению и даже более того — отделяют мотив от побуждения.

Таким образом, различные соотношения между мотивом и побуждением, декла­рируемые разными авторами, можно представить в виде следующих схем:

мотив → побуждение → действие {X. Хекхаузен),

побуждение (мотив) → действие (В. И. Ковалев),

побуждение →мотив → действие (А. А. Файзуллаев).

Ограниченность этих схем очевидна. Если оторвать побуждение от мотива, то он теряет побудительную силу и говорить о нем становится просто бессмысленным. В то же время свести мотив только к побуждению также нет достаточных оснований.

Во-первых, побудительностью обладает и потребность, о чем уже говорилось в предыдущей главе, причем побуждение можно рассматривать как состояние внутрен­него (потребностного) напряжения — состояние, одинаковое для разных мотивов.

Во-вторых, побуждение в силу своей неспецифичности не раскрывает содержа­тельную сторону мотива, не объясняет причину и смысл проявляемой человеком активности (если, конечно, не принимать, как это, к примеру, у В. И. Ковалева, за побуждение сам мотив).

Например, побуждение к занятиям спортом может быть сначала обусловлено необходимостью укрепления здоровья, затем получением удовольствия от процесса выполненияфизических упражнений, потом — стремлением достигнуть определен­ного спортивного результата и т. д.

Как видим, побуждение не дает ответов на вопросы — почему, для чего, из-за чего? А ведь понятие мотива нужно, прежде всего, для того, чтобы получить ответы на эти вопросы. Неслучайно X. Хекхаузен, говоря о мотивации, делает упор на том, что она должна дать ответ на вопрос «зачем?»; он отмечает, что по отношению к непроизвольной активности этот вопрос лишен смысла, поскольку ей нельзя припи­сать намерения.

В-третьих, мешает принятию побуждения за мотив и то, что у человека имеются поступки, связанные с обоснованным (мотивированным) отказом что-то делать. Причина отказа есть, а побуждения к действию нет. Поэтому трудно согласиться с утверждением, что мотив — только то, что заставляет человека действовать. В соответствии с мотивом можно и бездействовать. Такие мотивы называют отри­цательными.

Признавая в большинстве случаев за мотивом побудительную силу (функцию), психологи, естественно, задумываются о том, откуда эта побудительная энергия берется. И тут снова возникают различия во взглядах об истоках побудительности. Одни считают, что побуждение берется от потребности, другие — от предмета удов­летворения потребности. Кроме того, и сама роль побуждения рассматривается по-разному. У одних — это побуждение к действию, у других — это то, что побуждает к постановке целей. Наконец, в ряде случаев побуждение как состояние, как энерге­тический заряд подменяется причиной побуждения: идеалами, ценностными ориентациями, потребностями, целями, интересами.

3.4. МОТИВ КАК НАМЕРЕНИЕ

К. Левин (К. Lewin, 1969) понимал намерение как такой волевой акт, который создает ситуации, позволяющие человеку положиться на действие внеш­них стимулов так, что выполнение намеренного действия становится уже не воле­вым действием, а чисто условно-рефлекторным. В доказательство он приводит при­мер с почтовым ящиком. Я решаю опустить письмо, для этого запоминаю соответ­ствующую связь между почтовым ящиком и своим действием. В этом и только в этом видит К. Левин существо намерения, которое, как он отмечал, похоже на потреб­ность (он называет ее квазипотребностью). Я создал известную связь, которая даль­ше будет действовать автоматически, на манер естественной потребности. Стоит мне сейчас выйти на улицу, и первый же почтовый ящик заставит меня автомати­чески проделать всю операцию опускания письма. Намеренность и основывается на том, пишет К. Левин, чтобы создать действие, вытекающее из непосредственного требования вещей (окружающего поля).

Л. И. Божович намерения рассматриваются в качестве побудителей поведения в тех случаях, когда принимаются решения. При этом она отмечает, что намерения возникают на базе потребностей, которые не могут быть удовлетворены прямо и требуют ряда промежуточных звеньев, не имеющих своей собственной побудитель­ной силы. В этом случае они выступают в качестве побудителя действий, направ­ленных на достижение промежуточных целей.

В работах других-авторов отмечается, что намерение формируется тогда, когда цель деятельности отдалена и ее достижение отсрочено, и что оно является резуль­татом влияния потребности — с одной стороны, и интеллектуальной активности человека (связанной с осознанием средств достижения цели) — с другой. Таким образом, в намерении подчеркивается интеллектуальная сторона возникающего побуждения, приводящая к принятию человеком решения.

Хотя ни в одной работе намерение не отождествляется прямо с мотивом и не рассматривается их соотношение, признание за намерением побудительной силы указывает на то, что оно самым тесным образом связано с мотивацией и мотивом. Неслучайно в психопатологии одним из нарушений мотивационной сферы счита­ется ослабление намерения (Б. В. Зейгарник, 1969), а К. Левин говорил о действи­ях по намерению. Зная намерения человека, можно ответить на вопросы: «чего хочет достичь?», «что и как хочет сделать?», т. е. значительно продвинуться в по­нимании оснований действия или поступка. Намерение подчеркивает устремление человека в будущее, его замысел, предположение, готовность что-то сделать, ос­мысленность принимаемого решения. И наоборот, когда говорят: он это сделал без всякого намерения (т. е. без определенной цели, неумышленно, ненарочно, случай­но), хотят подчеркнуть отсутствие предварительного осмысления действия и его последствий («У меня и в мыслях не было», — часто говорим мы; А. С. Пушкин в «Евгении Онегине» писал: «Не мысля гордый свет забавить», т. е. не имея такого намерения). Таким образом, в намерении наиболее ярко проявляется смысл пред­полагаемых действий и поступков, их произвольный характер.

Но намерение не раскрывает первоначальную причину действия или поступка, Не отвечает на вопрос «почему?», а в ряде случаев не содержит и побуждения (именно из-за того, что цель, выбираемая человеком, может быть отдаленной по времени; например, подросток может заявить, что по окончании школы намерен поступить в институт; к этому случаю нельзя применить слова: «в крови горит огонь желанья», огня-то нет, а есть задумка, предположение, возможно, трезвый расчет).

3.5. МОТИВ КАК УСТОЙЧИВЫЕ СВОЙСТВА (ЛИЧНОСТНЫЕ ДИСПОЗИЦИИ)

Точка зрения, что мотив — это устойчивые характеристики лично­сти, в основном характерна для работ западных психологов, но имеет сторонников и в нашей стране.

В западной психологии устойчивые (диспозиционные) и переменные факторы мо­тивации (М. Мадсен [М. Madsen, 1959]), устойчивые и функциональные переменные (X. Мюррей [Н. Murrey, 1938]), личностные и ситуационные детерминанты (Дж. Аткинсон [J. Atkinson, 1964) рассматриваются как критерии разделения мотива и моти­вации. Авторы отмечают, что устойчивые характеристики личности обусловливают поведение и деятельность в такой же степени, как и внешние стимулы. Личностные диспозиции (предпочтения, склонности, установки, ценности, мировоззрение, идеа­лы) должны принимать участие в формировании конкретного мотива.

Ряд отечественных психологов (К. К. Платонов, В. С. Мерлин, М^Ш. МагомедаЭминов) тоже считают, что в качестве мотивов, наряду с психическими состояния­ми, могут выступать и свойства личности. Б. В. Зейгарник, опираясь на введенный Г. Олпортом для обозначения механизма развития личности термин «черта», счита­ет, что это не черта личности, а черта-мотив, черта-интерес.

Однако принятие свойств личности за мотив тоже не решает проблемы, тем бо­лее, что многие личностные свойства (диспозиции) скорее являются потребностя­ми, например стремление к деятельности, к наслаждению, потребность в новых впе­чатлениях, либидо, потребность в самосохранении, в знаниях, стремление к само­уважению, к творчеству, художественная потребность. В то же время устойчивые свойства личности (интересы и склонности, предпочтения и идеалы, установки и мировоззрение) могут оказывать влияние на принимаемые человеком решения; т. е. свойства личности могут быть включены в основание действий и поступков человека.

3.6. МОТИВ КАК СОСТОЯНИЕ

Такой подход (мотив как состояние) обозначен в «философском эн­циклопедическом словаре» (1983) и в работе Р. А. Пилояна (1984), в которой он пи­шет, что мотивом называется особое состояние человека, заставляющее его действо­вать или бездействовать. Дж. Гилфорд (J. Guilford, 1956) тоже не исключает состоя­ния как фактора начала и поддержания активности, а Е. Р. Хилгард (Е. Hilgard, 1957) прямо пишет, что мотивом является любое состояние организма, которое имеет влияние на его готовность к началу или продолжению определенного поведения. К этим авторам можно добавить и тех, кто за мотивы принимает эмоции, ведь они по суще­ству тоже являются состояниями.

Конечно, нельзя отрицать, что побуждение к действию или поступку может быть обусловлено возникновением того или иного состояния. Ведь переживание нужды (как одного из компонентов потребности личности) тоже является состоянием, и именно это переживание дает толчок к проявлению человеком психической и фи­зической активности. Однако свести мотив только к состоянию так же неправомер­но, как и принять за мотив нужду. Поэтому трудно согласиться и с развиваемым А. М. Мейерович (1987) взглядом (самим по себе интересным), что мотивом дея­тельности является «модель потребного состояния».

Автор некритично воспринимает положение А, Н. Леонтьева о том, что по­требность, еще «не зная» своего предмета, не способна направлять и регулиро­вать деятельность; на этом основании он полагает, что образ не существующего в действительности предмета не может возникнуть на основе потребности. Отсю­да возникает, пишет А. М. Мейерович, проблема определения того звена, кото­рое опосредствует связь между потребностью и «незнаемым» предметом, способ­ным ее удовлетворить. Им, по его мнению, является отражение в сознании того состояния личности, которое возникает в ситуации удовлетворения потребнос­ти. Формированию образа предмета потребности предшествует предвосхищение, моделирование «потребного» состояния личности (т. е. предвкушения состояния удовлетворения). Эта «модель потребного состояния» и является, по мнению А. М. Мейеровича, мотивом деятельности, отражающим то, ради чего она совер­шается.

Можно согласиться с автором, что такое предвосхищение может иметь место и что оно обладает побудительной силой, но принять только его в качестве мотива трудно. Ведь по сути «модель потребностного состояния» является одним из видов цели (целевым состоянием).

3.7. МОТИВ КАК ФОРМУЛИРОВКА

Такое понимание мотива предложено польским психологом и пси­хотерапевтом К. Обуховским (1972). Оно весьма близко к пониманию другого польского психолога, А. Левицкого: «Мотив — это психический процесс, который изнутри стимулирует нас к постановке цели и принятию соответствующих средств Действия» (цит. по: К. Обуховский, 1972, с. 20-21). К. Обуховский заменил слово «процесс» словом «формулировка», считая, что мотив — это формулировка цели и средств. Он намеренно сужает понятие «мотив», не включая в него побудительные факторы, связанные с состоянием напряжения как следствием потребности; за мо­тивом оставляется только содержательная сторона (мотив как довод, аргумент, ко­торый может быть приведен и другим человеком, поэтому автор пишет, что мотив можно внушить). К. Обуховский (1972, с. 17} рассматривает мотив как фактор, ко­торый дает возможность человеку сформулировать решение о начале деятельности. «Если человек не сформулировал мотива совершенного или совершаемого действия,

это практически означает только то, что он не имел мотива действия и, следователь­но, действие его было немотивированным», — пишет он. Таким образом, формули­ровка помогает человеку уяснить цель действия и дает возможность принять решение о начале действия.

Несомненным достоинством точки зрения К. Обуховского на мотив является то, что она акцентирует внимание на осознанности цели и средств ее достижения, и это сближает ее с пониманием В. Н. Мясищевым (1957), И. В. Имедадзе (1989) и други­ми авторами мотива как основания своего действия и поступка. Однако нельзя не видеть и ограниченность такого понимания мотива только как толкования, объясне­ния причины действия, лишенного энергетического потенциала. Мотив, по К. Обуховскому, придает лишь характер разумности активности человека, возникшей как бы помимо его воли. Он прямо пишет, что фактор, динамизирующий действие, это что-то иное, а не мотив.

Во взглядах К. Обуховского остается непонятным, почему формулировка и вер­бализация цели и средств ее достижения (последнее он называет программой) дает возможность человеку начать действие.

Да и сам К. Обуховский понимает, что его трактовка мотива не позволяет полу­чить ответы на вопросы о причинах действий и поступков. Так, придавая определен­ное значение в формировании мотива установкам, он пишет, что они помогают по­нять, почему человек в данный момент и в данной ситуации выбирает тот, а не иной мотив поведения, но не объясняет, почему возникает сам процесс выбора, почему человек прилагает усилия, чтобы выполнить зачастую кропотливое и требующее нервного напряжения исключение мотивов (т. е. тех или иных аргументов, доводов). С его точки зрения, это объяснение дают потребности, которые в состав мотива им не включаются. Однако вольно или невольно этот психолог сам пришел к выводу, что без включения в рассмотрение потребностей понять причины поведения и дей­ствий человека невозможно и что формулировка цели и средств ее достижения не может полностью объяснить сознательную активность человека, т. е. такую актив­ность, которая направлена на достижение заранее запрограммированного резуль­тата.

Сходную с К. Обуховским позицию во взгляде на мотив занимает и П. И. Иванов (1967). Мотивами действий он называет все то, чем определяется степень приемле­мости целей и путей, ведущих к достижению этих целей. Мотив — это ответ на во­прос,- почему человек ставит перед собой эту цель, а не другую, действует так, а не иначе. Поэтому все вышеуказанные замечания можно отнести и к его мнению по данному вопросу.

3.8. МОТИВ КАК УДОВЛЕТВОРЕННОСТЬ

Удовлетворенность в качестве мотива рассматривается В. Г. Асее­вым (1976), А. Г. Ковалевым (1969) и П. М. Якобсоном (1969). Наиболее подробно это понимание мотива изложено в работе последнего автора. Правда, он использует термин «удовлетворение». Эта, казалось бы, небольшая терминологическая неточ­ность существенно изменяет суть обсуждаемого вопроса. Дело в том, что удовлетворение является следствием достижения цели — удовлетворения потребности. Удовлетворение — это эмоциональное состояние, возникающее вследствие реали­зации мотива. Поэтому удовлетворение не может быть ни самим мотивом, ни вли­ять на его формирование, потому как следствие не может быть причиной самого себя.

Другое дело — удовлетворенность, понимаемая большинством психологов и со­циологов как отношение к выполняемой деятельности, образу жизни (Т. А. Китвель, 1974; Н. Г. Крупное и И. Г. Столяр, 1972; А. А. Мурутар и П. А. Вихалем, 1972; Н. Ф. Наумова, 1970; К. Р. Хаав, 1978). Удовлетворенность выполняет долгосроч­ную оценочную функцию, поэтому она является положительным оценочным отно­шением, а неудовлетворенность — отрицательным. На основании положительного отношения к своей деятельности субъект имеет долгосрочную мотивационную установку на ее выполнение. Таким образом, удовлетворенность выступает одним из факторов, влияющих на принятие решения о продолжении деятельности (в ос­новном профессиональной), но не более того. Удовлетворенность скорее усиливает мотив, а не является непосредственным побудителем. Она может служить основа­нием, т. е. содержательной стороной мотива, объяснять, почему человек занимает­ся данной деятельностью столь длительное время. Однако мотивирующее воздей­ствие удовлетворенность оказывает не всегда. Например, самоуспокоенность до­стигнутым результатом может снижать силу мотива.

Подведем кратко итоги. Есть психологи, которые за мотив принимают любой фак­тор, имеющий, с точки зрения самого человека, особое значение как стимул к какой-либо деятельности, определяя ее ход и результаты. К. Обуховский, справедливо кри­тикуя такой подход, отмечает, что в этом случае мотивом может быть и наличие алкоголя в крови, и боль, вызванная уколом булавки, и препятствие на пути к цели, т. е. — любые внешние стимулы. Детерминация поведения не всегда означает его мотивацию. Мотивация — это внутренняя детерминация поведения и деятельности, которая, конечно же, может быть обусловлена и внешними раздражителями, окру­жающей человека средой. Но внешняя среда воздействует на человека физически, в то время как мотивация — процесс психический, преобразовывающий внешние воздействия во внутреннее побуждение.

Б. ф. Ломов отмечает, что в исследовании психических явлений попытка искать одну-единственную детерминанту того или иного явления — это тупиковый путь. Любое явление определяется системой детерминант. Справедливость этой мысли видна из изложенного в данной главе.

Рассмотрим ряд равенств: мотив-потребность, обладает побудительной си­лой, но не имеет направленности; мотив=предмет удовлетворения потребнос­ти, обладает направленностью, но не объясняет ее причину; мотив-основание, дает объяснение причины и смысл действия или поступка, но лишен побуждающей Функции. Монистические подходы к рассмотрению сущности мотива, когда за него принимают то потребность, то цель, то намерение, то побуждение, то свойства лич­ности, то состояния, себя не оправдывают; нет единства взглядов и по другим вопро­сам. Например, существенно расходятся мнения о том, откуда берется побуждаю­щая действие или поступок сила. Одни считают, что она берется из потребности, другие — из предмета удовлетворения потребности, третьи — из личностного смыс­ла деятельности, четвертые — из эмоционального переживания потребности. Не­удивительно, что для многих авторов (В. Г.Асеев, В. И. Ковалев, Р. С. Немов) мотив является лишь одним из видов побуждений, наряду с потребностями, целями, стрем­лениями, интересами и намерениями.