Личность в эпоху продажности

АКАДЕМИЯ ПЕДАГОГИЧЕСКИХ И СОЦИАЛЬНЫХ НАУК МОСКОВСКИЙ ПСИХОЛОГО-СОЦИАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ

Н.С. Пряжников

Или

ЛИЧНОСТЬ В ЭПОХУ ПРОДАЖНОСТИ

Москва — Воронеж 2000

ББК88.5 П68

Главный редактор

Д. И. Фельдштейн

Заместитель главного редактора

С. К. Бондырева

Члены редакционной коллегии: Ш. А. Амонашвили М. Ю. Кондратьев В. А. Михайлов

Г. Б. Корнетов Л. Е. Курнешова М. Н. Лазутова В. И. Лубовский В. Я. Ляудис Н. Н. Малафеев 3. А. Малькова

A. И. Подольский B. В. Рубцов В. А. Сластенин В. С. Собкин Л. С. Цветкова Б. Ю. Шапиро

А. Г. Асмолов

A. А. Бодалев

B. П. Борисенков
Г. Н. Волков

И. В. Дубровина Л. П. Кезина М. И. Кондаков

ПряжниковН.С.

П68S*$, или Личность в эпоху продажности. Учебно-методическое пособие. — М.: Московский психо­лого-социальный институт; Воронеж: Изда­тельство НПО «МОДЭК», 2000. — 224 с. (Серия «Библиотека психолога»).

Работа задумана как дополнительное пособие к курсам: «Психо­логия личности», «Социальная психология», «Психология труда», «Психология карьеры», «Профессиональное и личностное самоопре­деление» и др. В пособии предпринята попытка рассмотреть в про­блемном плане несколько необычные для традиционной психологии личности и одновременно крайне важные вопросы смысла и ценно­сти таких понятий, как «честь» и «достоинство». Основной акцент сделан на проблеме внутреннего компромисса самоопределяющейся личности на пути к профессиональному и жизненному успеху в реаль­ной ситуации нынешней России. В конце каждой главы представлены контрольные вопросы для самостоятельных размышлений и самопро­верки читателя. В работе представлены примеры практических ориги­нальных авторских методик, затрагивающих ценностно-нравственное развитие личности.

Пособие предназначено для студентов, практических психологов, профконсультантов, учителей и всех, кто в работе с подростками и моло­дыми людьми стремится не «отмахиваться» от нравственных проблем.

ISBN5-89502-126-3 (МПСИ) ISBN5-89395-184-0 (НПО «МОДЭК»)

© Московский психолого-социальный институт, 1999.

© Издательство НПО «МОДЭК». Оформление. 1999.

ВВЕДЕНИЕ

Брать или не брать, вот в чем во­прос...

Основная проблема современных Гамлетов...

«Сколько Вы готовы заплатить за свое счастье?» — это самый странный, нелепый и, одновременно, самый слож­ный вопрос. Платить за счастье нередко приходится час­тью собственной души, частью своего достоинства. Но достоинство — это и есть основа любой личности и основа полноценного счастья личности... Тогда нужно ли счастье, за которое приходится отдавать самое лучшее, что у Вас есть — Ваше достоинство? А нормальный чело­век на все это скажет: «Все это пустые разговоры, т.к. со своим достоинством ни каши не съешь, ни за границей не побываешь. Само достоинство имеет смысл, когда с его помощью можно достичь чего-то осязаемого»...

Но есть и противоположная точка зрения: многие «осязаемые» вещи и достижения имеют смысл лишь для того, чтобы усиливать чувство собственного достоинства. Например, если у нормального человека спросить, зачем ему нужна такая дорогая машина (вожделенная «инома-рочка»), или спросить, зачем его жене (доченьке) очень дорогая шубка или бриллиант, то он скорее всего ответит: «Чтобы почувствовать себя уважаемым человеком, чтобы и окружающие увидели мое достоинство»... Таким обра­зом, мы опять возвращаемся к идее достоинства: даже дорогие и красивые вещи нужны не столько для «комфор­та», сколько для самоуважения... Но если у человека и так уже имеется самоуважение, то зачем ему обменивать свое достоинство на эти вещи, и т.п. На этом месте нормаль­ный человек махнет рукой и скажет: «Хватит мне мозги путать. Сами жить не умеете и другим мешаете...».

Но самое поразительное, что большинство людей, не­зависимо от уровня своего образования и культуры, все равно ставят перед собой подобные вопросы и, пытаясь найти на них ответы, как бы ходят по замкнутому кругу: то для них важнее какая-то престижная вещь или дости­жение, за которые надо заплатить своим достоинством, то для них более важным становится чувство собственного

достоинства и они готовы отказаться от вещи, престижа и успеха... Вероятно, для многих людей важен сам процесс постоянного поиска ответа на извечный вопрос жизни: «Что для меня важнее, чувство собственного достоинства или престижная вещь, и что я готов отдать за это?».

Если на уровне искусства и обыденного сознания дан­ные вопросы уже давно как-то пытаются осмыслить (или прочувствовать), то официальная наука психология лишь подразумевает эти проблемы или касается их как бы вскользь... Таким образом, любая дополнительная работа, посвященная этой важной жизненной проблеме, не поме­шает... Это и стало отправной точкой для написания данной книги.

Несмотря на свободный, дискуссионный стиль изло­жения (с некоторой претензией на диалогичность), дан--ная работа включает в себя элементы учебного пособия: по каждому разделу даны контрольные вопросы, пред­ставлены темы рефератов и курсовых работ, к приложе­ниям даются примеры практических методик, позволяю­щих рассматривать с подростками ценностно-смысловые проблемы профессионального и личностного самоопре­деления.

Хотим предупредить, что некоторые вопросы пред­ставлены не только в дискуссионном, но и в провокаци­онном плане. Колоссальная сложность, глобальность и неоднозначность рассматриваемой проблемы (проблемы «личностной продажности») позволяют нам (вместе с чи­тателем!) использовать эти провокационные и даже само­ироничные элементы для лучшего понимания данной проблемы. Здесь мы всего лишь опираемся на известный принцип: «Нет ничего смешнее, чем говорить слишком сложно (с серьезным видом) о слишком сложных, гло­бальных проблемах. Сложные проблемы надо постигать просто, отбросив всякую декоративную серьезность и, по возможности, с хорошим (веселым) настроением». И хотя в последние годы стало все больше появляться «веселых» психолого-педагогических работ, по-прежнему актуальны слова В.П. Зинченко: «Доживем ли мы до той поры, когда педагогическая наука начнет шутить, как физика?» (см. Как построить свое «я», 1991, с. 50)...

Правда, и здесь мы постараемся соблюсти меру, ведь известно, что за смехом часто прячется трусливая пози­ция и сам смех — это отличное прикрытие для тех, кто все

любит обращать в очередную «хохму»... Мы даже рискнем предположить, что представленные в книге провокацион­ные рассуждения на фоне некоторой иронии и самоиро­нии позволят проявиться антитезе смеха — чувству стыда. Хотя некоторые философы считают, что стыд — это не только антитеза смеху, что «высшая точка смеха — это смех над самим собой», т.е. что-то уже напоминающее сам стыд. «Я стыжусь, следовательно, — существую», — сказал философ Вл. Соловьев... Быть может, именно с этого и начинается Человек? Ф. Ницше определил чело­века как «животное, имеющее красные щеки»... А другой умный человек сказал: «Если нет мысли — нет и стыда, ему просто неоткуда взяться, потому-то идиоты никогда не краснеют, и они же, напротив, часто смеются смехом, который не случайно назван «идиотским», и который страшно, безнадежно далек от смеха подлинно человече­ского» (Карасев, 1996, с. 68—71). А еще возможны такие сочетания: человек продает свою совесть, но при этом «стыдится», потом опять продает совесть и опять «стыдит­ся»... — возникает интереснейшая психологическая про­блема...

Но, как известно, стыд возможен только у рефлекси­рующего субъекта, только в этом случае и способного стать Личностью. Именно поэтому «человек-субъект» (S) и поставлен на первое место в название данной книги. К сожалению, далеко не на все проблемные вопросы данное пособие дает ответы, но в пособии предлагаются хотя бы некоторые возможные рассуждения по поводу этих про­блем. А сами проблемы, как известно, надо решать само­стоятельно. «Книга — книгой, а своим умом двигай» — просто замечательная русская пословица.

Глава 1.

ЛИЧНОСТЬ КАК СУБЪЕКТ НРАВСТВЕННОГО ВЫБОРА

1. Главная проблема личностного развития

Как известно, существует множество определений и теорий личности и, соответственно, множество недоразу­мений и спекуляций по этому поводу. Самое интересное, что каждый человек (субъект — S) имеет право на свое понимание личности и даже право на постоянное измене­ние (развитие) этого своего понимания. Но для удобства дальнейших рассуждений все-таки следует обозначить хотя бы рабочее понимание того, что же такое личность и какое отношение это понимание имеет к проблеме «про­дажности». Л.И. Божович выделила два основных крите­рия сформировавшейся личности: 1) иерархия мотивов и 2) сознательное руководство собственным поведением, т.е. осознание иерархии мотивов. Близкие критерии (и этапы формирования личности) выделил А.Н. Леонтьев, сделав акцент на формировании у ребенка еще в до­школьном детстве чувства стыда (знаменитый «эффект горькой конфеты»). Развивая идеи своих учителей, Ю.Б. Гиппенрейтер выделяет главную черту личности — готов­ность поставить перед собой вопрос: «Ради чего, зачем я живу?» (Гиппенрейтер, 1988, с. 281—310)...

Пытаясь найти ответ на вопрос о смысле жизни, В. Франкл противопоставляет Homo sapiens — человеку разумному — Homo patiens — человека страдающего, ко­торый «посредством своей человеческой сути способен подняться над своим страданием и занять позицию по отношению к нему», и именно в таком страдании человек «даже если он стремится к успеху, не зависит от своей судьбы, которая допускает или не допускает успех» (Франкл, 1990, с. 303—304). Таким образом, страдание важно не само по себе («страдание ради страдания»), а только ради стремления к лучшему...

Все сказанное позволяет нам сделать важные выводы. Во-первых, личность должна быть способна выстраивать иерархию мотивов (а мы бы добавили и иерархию цен­ностей и смыслов) своей деятельности, а также, на более

высоком уровне своего развития — осознавать эту иерар­хию. Это важно для того, чтобы в ответственные моменты жизни сориентироваться и выделить для себя что-то более важное (что не должно участвовать в различных «прода­жах») и что-то менее важное (чем можно и «расплатиться» за тот или иной «успех» или «достижение»). Во-вторых, личность должна быть готова страдать за свой успех, в том числе, и через проявление чувства стыда. Наконец, в-тре­тьих, личность еще должна сориентироваться, ради чего она должна страдать, каков смысл страдания. А для этого самоопределяющийся человек должен иметь возможность выбирать между разными смыслами, т.е. ориентироваться в «пространстве» смыслов. Если бы не было возможности выбора, то потерял бы смысл и личностный поступок, все было бы и так предопределено, и человек лишь выполнял бы кем-то заложенную жизненную программу (или «сце­нарий», или «социальную роль», или «социальный стерео­тип», или «архетип»...).

2. Личность как субъект самоопределения

В названии данной книги использованы понятия «субъект» (S) и «личность». Конечно, это не синонимы, поэтому необходимо разобраться, в каком смысле данные понятия могут быть соотнесены. В последние годы в психологии вновь заметно повышение интереса к теме «субъектности», «субъективности» (см. Петровский, 1996; Слободчиков, Исаев, 1995; Татенко, 1996; и др.). Даже сам предмет психологии все больше связывается с «субъект-ностью». Отмечается даже некоторая смена парадигмы в направлении «от психики субъекта — к субъекту психики» (см. Татенко, 1996, с. 12).

Для рассмотрения нашей проблемы важно выделить две характеристики субъектности. Во-первых, это готов­ность к непредсказуемым, спонтанным действиям, готов­ность сделать что-то «просто так», а не «потому что» (по А.Г. Асмолову). В этом случае человека сложно просчи­тать и главное — сложно сказать о нем, что он «стоит , столько-то и столько-то», т.е. сложно назначить ему «про­дажную цену». Во-вторых, подлинный субъект способен на рефлексию своих ответственных действий и всей своей жизни, т.е. о личности можно сказать, что она является одновременно субъектом своего счастья лишь тогда, когда

она способна на постоянное размышление о самой себе и своих поступках. Ведь если человек не будет хотя бы стремиться осмыслить свои действия и найти в них опре­деленный личностный смысл, то тогда не человек будет выполнять действие, а само «действие будет совершаться над ним», — отмечал Э. Фромм, размышляя о «субъекте деятельности» и пытаясь развести «внешнюю» и «внут­реннюю активность» (Фромм, 1990, с. 96—97).

Как отмечают В.И. Слободчиков и Е.И. Исаев, имен­но феномен рефлексии является «центральным феноме­ном человеческой субъективности». При этом сама реф­лексия определяется как «специфическая человеческая способность, которая позволяет ему сделать свои мысли, эмоциональные состояния, свои действия и отношения, вообще всего себя предметом специального рассмотрения (анализа и оценки) и практического преобразования (вплоть до самопожертвования во имя высоких целей и смерти «за други своя»)» (см. Слободчиков, Исаев, 1995, с. 78).

К этому можно добавить, что рефлексия позволяет осознать и почувствовать также свою никчемность, свою деградацию и потерю личностного начала... Но тогда воз­никает интересный вопрос: возможен ли «субъект дегра­дации», сознательно и целенаправленно стремящийся к саморазрушению? Мы все-таки считаем, что как только человек осознает свою никчемность (а еще лучше — ужас­нется этому), т.е. проявит высший уровень субъектности, то у него вновь появляется шанс полноценного личност­ного развития. Самое страшное — это вообще отказаться от размышлений о смысле своего существования, т.е. отказаться от рефлексии. В этом случае человек перестает быть полноценным субъектом своей жизнедеятельности и теряет возможность личностного роста, превращаясь лишь в объект манипуляции со стороны различных внеш­них и внутренних обстоятельств.

Часто разные психологи говорят о человеке в качестве субъекта (и о человеке как личности), проявляющем себя на разных уровнях: как организм («физическое, природ­ное Я»), как общественный индивид («социальное Я») и как личность («духовное Я»). Исходя из этого, «быть субъектом» означает готовность творчески реализовывать себя на всех этих трех уровнях, а также — осознавать,

чувствовать (рефлексировать) проявления и развитие своего физического, социального и духовного «Я».

Таким образом, для нас важно то, что самоопределяю­щаяся личность, вынужденная в какие-то моменты жизни совершать определенные внутренние компромиссы, должна хотя бы стремиться осознавать эти компромиссы, а может по-своему и страдать из-за этого. Можно даже предположить, что готовность к этому страданию, реали­зуемая через такую важную черту развитого субъекта, как готовность к рефлексии, позволит человеку сохранить себя как Личность в самых сложных жизненных ситуациях.

3. Нравственное самоопределение как высший уровень этической импровизации

В условиях легализации рыночных отношений, а глав­ное — в условиях, когда все большей реальностью стано­вятся так называемые «рыночные личности» (по Э. Фром­му), важно определить, каковы уровни этической регуля­ции деятельности самых разных людей. Традиционно в этике выделяются «правовой уровень», «моральный уро­вень» и собственно «нравственность».

Право — это фиксированные нормы поведения, за нарушение которых человек несет строго установленную ответственность (при этом хорошее право всегда должно отражать существующие общественные нормы и соответ­ствовать общему уровню развития данного общества). Мораль — это неформальные (неписаные) нормы поведе­ния, отражающие сложившиеся традиции, обычаи и даже... предрассудки (одним из центральных понятий мо­рали является чувство долга перед окружающими людь­ми). Нравственность — это скорее совесть конкретного человека, основанная на принятии (или непринятии) су­ществующих норм жизни, позволяющая человеку сохра­нять свое достоинство в нестандартных ситуациях, когда для принятия решения не помогают ни нормы права, ни нормы морали (понятно, что для всех возможных ситуа­ций никаких норм и правил поведения не напасешься). Таким образом, нравственность — это этическая импро­визация, основанная на индивидуальной совести и чувст­ве собственного достоинства.

Ситуация осложняется тем, что само право часто бы­вает противоречивым. Например, известно, суть деятель-

ности многих адвокатов сводится-к тому, чтобы использо­вать эти противоречия права в пользу подзащитного, а это, в свою очередь, позволяет и конкретному человеку по-разному относиться к праву, часто даже на правовом уровне оправдывая свои неблаговидные поступки (здесь, правда, уместнее говорить о «псевдо-праве»). Еще больше сложностей возникает на уровне морали, ведь, как извест­но, в каждой социально-профессиональной группе суще­ствуют свои моральные нормы (например, то, что дозво­лено эстрадной «попсе» или некоторым политикам, со­вершенно недопустимо для большинства «обывателей»).

Получается, что разные люди реально как бы живут по разным правовым и моральным нормам, а значит, и осно­ва для самооправдания неблаговидных поступков (вклю­чая и сделки с совестью) тоже будет весьма различной. Без этической импровизации, когда не помогают ни нормы права, ни нормы морали, никак не обойтись, т.е. полноценная личность просто обречена быть субъектом нравственного выбора и нравственной ответственности.

Контрольные вопросы к главе 1:

1. Какую роль в построении жизненного успеха и
неизбежных внутренних компромиссах на пути к успеху
играет иерархия мотивов и ценностей самоопределяю­
щейся личности?

2. Всегда ли можно говорить о личности как о субъекте
самоопределения?

3. Возможно ли решение сложных этических проблем,
опираясь только на существующие моральные и правовые
нормы, т.е. без импровизации? Приведите примеры, под­
тверждающие Вашу позицию.

Глава 2.

«РЫНОЧНАЯ ЛИЧНОСТЬ» КАК ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

1. Культурно-исторические корни возникновения «рыночных ориентации»

Как известно, отношения обмена возникли почти одновременно с возникновением общения, где обмен то­варами или деньгами — лишь одна из разновидностей того, что называют «человеческими отношениями». При этом сам обмен не может быть абсолютно эквивалент­ным: каждая из сторон, участвующих в обмене, получа­ет свою определенную выгоду. Но часто бывает и так, что кто-то получает большую выгоду, а кто-то меньшую (в крайних выражениях это называется «воровством», «обманом» или «предприимчивостью»...). Интересно, что элементы обмана и воровства отмечаются даже у некото­рых животных. Известный этолог В.Р. Дольник пишет: «...программа воровства есть у многих видов животных. В трудных условиях она помогает выжить, особенно, если животное находится на дне иерархической пирамиды в группе и его к пище не подпускают более сильные соро­дичи. У сытого же животного она проявляется в форме игры» (Дольник, 1994, с. 54).

В человеческом обществе отношения обмена сущест­вовали всегда, но отношения к обмену и продаже меня­лись исторически (и вероятно, еще не раз будут менять­ся). Например, в раннем христианстве ростовщиков и торговцев осуждали и не пускали в храмы, а выражение «продать за 30 сребреников» стало символом презрения к рынку, где продаются даже святыни. Но уже в эпоху Реформации (протестантской этики, ставшей основой со­временной европейско-американской культуры) рыноч­ные отношения почти обожествляются.

Анализируя культурно-исторические корни изменения отношения к рыночным ценностям, Л.Г. Ионин пишет, что для протестантизма «именно мирская жизнь стано­вится священной», «работник ощущает свою роль не как отчужденную по отношению к собственной личности, извне навязанную категорию, а как «призвание сверху» от

Бога, и ее, этой роли максимально усердное исполнение — как священный долг». Далее он отмечает, что «главная идея капитализма — это представления о профессиональ­ном долге (Berufspflicht). «Идеал Америки — кредитоспо­собный добропорядочный человек, долг которого рас­сматривать приумножение своего капитала как самоцель, — этим определяется весь уклад жизни современного «циви­лизованного» человека... Зарабатывание денег — это моя добродетель и источник моей гордости и уважения ко мне со стороны граждан», — пишет Л.Г. Ионин (см. Ионин, 1995, с. 55-59).

Но коль скоро зарабатывание денег, рыночная ориен­тация становятся главной общественной (и даже религи­озной) ценностью, то получается, что сами по себе деньги перекрывают любую другую святыню. Из этого логически следует, что в каких-то ситуациях могут быть измерены в деньгах и личность, и совесть, и достоинство... Сам факт распространенности в цивилизованном обществе вопроса «сколько ты стоишь?» — это реальность, с которой прихо­дится считаться, если мы действительно хотим понять специфику данной культурно-исторической ситуации, а также понять, что движет большинством людей в их стремлении к счастью.

2. Основные характеристики «рыночных личностей»

Рассматривая различные типы ориентации, Э. Фромм достаточно подробно анализирует именно «рыночную ориентацию». Общая схема его рассуждений примерно следующая. Полноценная («неотчужденная») личность находит в деятельности личностный смысл для себя, она как бы слитна с деятельностью, что позволяет ей высту­пать субъектом по отношению к своей работе и ко всей жизни. Неполноценная личность с «отчужденным харак­тером» выполняет свою работу скорее по необходимости, она и ее деятельность разъединены, «отчуждены друг от друга». В итоге, человек не может воплотить себя в своей деятельности и, как правило, страдает...

А вот некоторые более конкретные характеристики «рыночной личности» — по Э. Фромму: «Рыночное поня­тие ценности, превосходство меновой стоимости над по­лезной привели к сходному понятию ценности в отноше-

нии людей и, в частности, в отношении человека к само­му себе... Человек заботится не о своей жизни и счастье, а о том, чтобы стать ходким товаром... Поскольку человек не может жить, сомневаясь в своей идентичности, он должен при рыночной ориентации черпать чувство иден­тичности не в самом себе и в своих силах, а в мнении других о себе... Такая ситуация ставит его в полную зави­симость от того, как другие воспринимают его, и вынуж­дает придерживаться роли, однажды уже принесшей ему успех. Раз я и мои силы отделены друг от друга, то, конечно, мое Я определяется ценой, какую за меня дали» (Фромм, 1992, с. 75—76).

Э. Фромм рассуждает и о том, какое влияние такая ориентация оказывает на современное образование: «...цель обучения состоит в том, чтобы накопить как можно больше информации, главным образом полезной для целей рынка. Студентам положено изучить столь многое, что у них едва ли остается время и силы думать. Не интерес к изучаемым предметам или к познанию и постижению как таковым, а знание того, что повышает меновую стоимость — вот побудительный мотив получе­ния более широкого образования» (там же, с. 78—79).

Но если согласиться с такими целями образования, то тогда следовало бы отказаться от взглядов многих веду­щих философов, педагогов и психологов на сущность образования. Например, известный русский педагог СИ. Гессен считал, что «первая задача учителя — в классе, в аудитории, в лаборатории — это мыслить научно, приме­нять метод как живое орудие мысли» и что «никакие книги не могут дать того, что может дать хорошая школа» (Гессен, 1995, с. 250—251). Куда уж здесь до прагматичес­ки ориентированного, дозированного «рыночного» обра­зования! Психолог В.П. Зинченко считает, что «школа должна учить мыслить, в том числе мыслить о смысле» и что только так можно постепенно преодолевать «технок­ратическое мышление», для которого характерны отсутст­вие души, неспособность к рефлексии и взгляд на человек ка как на «обучаемый программируемый компонент сис­темы, как на объект самых разнообразных манипуляций, а не как на личность» (Зинченко, 1995, с. 17—21). Но парадоксальность ситуации в том, что «рыночная лич­ность» — это реальность, а красивые высказывания из-

вестных педагогов и философов — это скорее пожелания и декларации...

Продолжая дальше характеризовать личность с «ры­ночной ориентацией», Э. Фромм выделяет такую ее черту, как «изменчивость установок», и отмечает, что она как раз и «составляет единственное перманентное свойство такой ориентации». Далее Э. Фромм пишет: «При этой ориентации развиваются те свойства, которые можно пус­тить на продажу. Доминирует не какая-то одна частная установка, а пустота, которую можно скорейшим образом наполнить желаемым свойством» (Фромм. 1992, с. 79). Парадоксальность этой характеристики в том, что в зави­симости от конъюнктуры «рынка личностей» человек может быстро сориентироваться и приобрести такие каче­ства, как респектабельность, хорошее здоровье (или хотя бы его видимость), доброта, оптимистичность, эрудиция, патриотизм, и т.п. Но, к сожалению, все это лишь до того момента, когда конъюнктура рынка опять изменится...

«Личность-пустота», описанная Э. Фромом, способна на определенные достижения и даже на поступки, но она не способна на главное, что определяет полноценного человека, — она не способна на постоянное нравственное напряжение, не способна на «длящийся поступок» (по М. Мамардашвили), который и обеспечивает длительную внут­реннюю работу с ценностями и смыслами, личностный рост и «самостроительство».

Для лучшей оценки описанной Э. Фромом характе­ристики «рыночной личности» можно воспользоваться термином В.В. Петухова и Т.А. Нежновой — «мничность», т.е. не настоящая, мнимая личность. В частности, В.В. Петухов пишет: «Личность принимает жесткие обыден­ные законы, но, стремясь поступать, быть, как все, стано­вится — «обыкновенным чудом», исключением из житей­ских правил. Мничность же, наоборот, стремится полу­чить результат сразу, стать исключительной (личностью) — не как все, подчеркивая «самоосуществление» индивиду­альности как условие и цель развития общества. Легко предположить, как она, разузнав, например, про черты самоактуализирующейся личности (по А. Маслоу), поже­лает воспроизвести их на себе, гордо заявляя всем: «хочу быть честным, добрым, храбрым», а то и «хочу любить». Но ничего не выходит: вылезая из повседневности, мнич­ность остается посредственной, тяжко переживая и пыта-

ясь скрыть свою (в том числе, социальную) «обыкновен­ность», «ординарность», которая ни за что не хочет ос­таться тем, что она есть» (Петухов, 1996, с. 72—73).

И все-таки, если спуститься на землю, то следует признать, что «рыночных личностей» (с той или иной степенью выраженности) достаточно много и далеко не все из них «переживают» такое свое состояние. Боле того, мы можем предположить, что «рыночные личности» — это не только неизбежный, но и необходимый элемент общества на данном этапе его развития. А сама идея «рыночной личности» со всеми вытекающими отсюда проблемами и преимуществами — это своеобразный тест, важное условие проверки своей системы ценностей и возможность личностного выбора для каждого самоопре­деляющегося человека.

3. Становление «рыночных личностей» в условиях России

Как известно, легализация «рыночных отношений» и, соответственно, легализация «рыночных ориентации» самоопределяющихся личностей стала реальностью лишь во второй половине 80-х годов. Однако и в годы советско­го периода «рыночные ориентации» существовали, но были как бы под полузапретом как со стороны официаль­ного закона, так и со стороны общественного мнения. И вот сейчас, когда почти все «разрешено», население стра­ны, включая и образованные слои общества, до сих пор не может насытиться возможностью делать то, что еще совсем недавно считалось «запретным» (почти в лучших традициях психоанализа). При этом запрещенные ранее «рыночные отношения» пытаются переносить в самые неожиданные сферы жизнедеятельности: в дружеские и ин­тимные отношения, в сферу творчества, в религию и т.п.

Можно предположить, что со временем «вакханалия рыночного переноса (а если в традициях психоанализа, то можно сказать, что «вакханалия рыночного трансфера») все-таки несколько поубавится. Но к этому времени люди успеют наделать множество глупостей, о которых кто-то, быть может, и пожалеет в ближайшем будущем. А может и не пожалеет... Если взглянуть на ситуацию реалистично, то идея «продажности» стала на время чуть не основой государственной политики. Кто не помнит высказываний

одного из самых очаровательных молодых экономических «гениев» в ранге и.о. премьер-министра о том, что «пер­воначальное накопление капитала» невозможно без «не­которого нарушения закона», или о том, что бедственное положение пенсионеров — это расплата за то, что они не сумели воспитать детей, которые могли бы их кормить в «переходный период»... В данном случае речь идет как раз о продаже совести и достоинства (естественно, ради «выс­ших экономических интересов страны») — великолепный пример для самоопределяющейся молодежи!..

В связи с вышеприведенными рассуждениями и пред­положениями, естественно, возникают интересные во­просы: 1. Как уже сейчас помогать тем людям, которые, скорее всего, пожалеют о том, что поддались соблазнам «рыночной ориентации»? 2. Как помогать тем, кто хотел бы... стать «рыночной личностью», но пока не знает, как это лучше осуществить (а каждый имеет право стать кем угодно)? 3. Как самим психологам научиться отличать первых от вторых? 4. Наконец, как относиться к «рыноч­ной ориентации» самим психологам?

И еще можно с уверенностью сказать, что хотя бы только обозначенные выше проблемы да еще с учетом российской специфики уже превращают нашу страну в настоящий «психологический рай» как для психологов-практиков, так и для психологов, склонных к научной рефлексии.

Контрольные вопросы для главы 2:

1. Можно ли с уверенностью сказать, что «рыночная
личность» — это плохо? Почему?

2. В чем специфика «рыночных личностей» в условиях
современной России?

Глава 3.

О ДОПУСТИМОСТИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ

«ЭКОНОМИЧЕСКИХ» КАТЕГОРИЙ

В ПСИХОЛОГИИ ЛИЧНОСТИ

1. Примеры использования «экономических» категорий в психологии

Как правило, психологи «брезгуют» или «стесняются» говорить о личности, о душе на языке «купли-продажи»... Хотя многие психологи, интуитивно понимая неизбеж­ность отражения обменных (экономических) отношений, все равно используют категории и объяснительные схемы, так или иначе связанные с количественной оценкой лич­ности человека и его «меновой стоимости» на «рынке личностей».

Например, Э. Берн, рассматривая эмоциональные предпосылки иллюзий и соответствующих им жизненных сценариев, говорит о специфических «психологических «купонах», которые являются своеобразной «валютой» трансакционного рэкета». При этом «психологические «купоны» чаще всего используются так же, как и коммер­ческие», — считает Э. Берн (Берн, 1988, с. 247). «Те, кто ждет Санта Клауса, обычно собирают комплименты, под­тверждающие их хорошее поведение или «муки», чтобы возбудить к себе сострадание, — отмечает далее Э. Берн. — Те, кто ждет смерти, «коллекционируют» «купоны» вины, как бы играя со смертью, чтобы показать, что встретят ее с благодарностью. Иллюзии можно сравнить с магазина­ми, в которых обмениваются «купоны»... (Берн, 1988, с. 253).

А. Менегетти, рассуждая о воздействии современной рекламы на личность, фактически также использует эко­номические категории: «...витрины обворовывают эстети­ческий и духовный мир всех прохожих, они открыто провоцируют, призывая людей зайти и обменять на какой-нибудь товар часть своего достоинства» (Менегет­ти, 1996, с. 43).

Как отмечала К. Хорни, «мы живем в культуре сопер­ничества и индивидуалистичности», когда одной из задач психолога является «оценить ту личную цену», которую

люди вынуждены платить за экономические и техничес­кие достижения нашей культуры (Хорни, 1982, с. 103).

Другой исследователь — Дж. Хоманс говорит о соци­альном поведении как об «обмене ценностями как мате­риальными, так и нематериальными, например, знаками одобрения или престижа», считая вполне возможным «приблизить социологию к экономической науке» (Хо­манс, 1984). В частности, рассуждая о «статусной конгру­энтности» работающей группы, Дж. Хоманс говорит: «За­работная плата — это ясно, вознаграждение; ответствен­ность можно рассматривать, хотя это и менее очевидно, как стоимость» (там же, с. 89).

Рассматривая психотерапевтические подходы к по­строению индивидуальной биографии для человека, нахо­дящегося «в середине жизни», Б. Ливехуд отмечает, что «эту ситуацию можно сравнить со вступлением во владе­ние каким-либо делом», ведь в этом возрасте у человека уже накапливаются определенный опыт и проблемы («долги»). Построение перспективы будущего рассматри­вается как некое «предприятие», за которое пациент несет ответственность, и задачей психотерапии становится «разработка стратегии на последующие годы с помощью имеющегося капитала... и определенных долгов, которые должны быть погашены». «Получать прибыль, завоевы­вать новое состояние — это важнейшая терапевтическая цель для данной группы пациентов», — пишет Б. Ливехуд (Ливехуд, 1994, с. 193).

Е.А. Климов также фактически употребляет экономи­ческие категории, говоря о «психофизиологической цене» за успешность и реализацию того или иного профессио­нального пути как об одном из важнейших критериев эффективности профконсультационной помощи (Кли­мов, 1983, с. 81).

В последнее время популярны различные концепции кадрового менеджмента, управления персоналом и т.п. Сама идея оценки денежной стоимости работника уже давно волнует разных исследователей. Например, родона­чальник английской политэкономии В. Петти еще в XVII веке писал, что «ценность основной массы людей, как и земли, равна двадцатикратному доходу, который они при­носят» и, по его оценкам, стоимость каждого жителя Англии составляла в среднем 80 фунтов стерлингов... В нашем столетии были присуждены две Нобелевские

премии в области экономики за разработку «теории чело­веческого капитала» — Т. Шульцу в 1979 г. и Г. Беккеру в 1992 г. При этом их разработки активно используют и психологи (менеджеры по персоналу), работающие в со­лидных организациях. Сам «человеческий капитал» — это «имеющийся у каждого запас знаний, навыков, мотива­ций», а «инвестициями в него (в работника — Н.П.) могут быть образование, накопление профессионального опыта, охрана здоровья, географическая мобильность, поиск ин­формации» (см. Управление персоналом, 1998, с. 106).

В своей книге «Тайное значение денег» Клу и Клаудио Маданес убедительно показывают, какое значение играют деньги в семейных отношениях и как важно учитывать роль денег в оценке и психотерапии этих отношений. «Деньги — это разновидность энергии, движущая сила нашей цивилизации», — пишут известный семейный психотерапевт и его брат — экономист (см. К. Маданес, К. Маданес, 1998, с. 9).

Наконец, психодиагностика также претендует на то, чтобы «объективно» оценивать человека и даже «просчи­тывать» его личность, выстраивая всякие «личностные профили», «портреты» и т.п. Правда, известно, что сами психологи не любят, когда кто-то пытается оценить их творческий потенциал с помощью тестов и опросников. А некоторые психологи откровенно сомневаются в эф­фективности тестовой оценки человека: «Я предпочитаю определять коэффициент интеллектуальности не с помо­щью тестов, а по выражению лица, — пишет В.П. Зинчен-ко, — несмотря на огромные усилия по установлению валидности тестов, многие из них так и остаются инва­лидными» (Зинченко, 1995, с. 15).