Ст. 12 (изм. ст. 14) Невменяемость
«Не подлежит уголовной ответственности лицо, которое во время совершения общественно опасного деяния (доп. которое подпадает под признаки деяния, предусмотренного уголовным законом) было (изм. находилось) в состоянии невменяемости, то есть не могло осознавать свои действия (доп. бездействия) или руководить ими вследствие хронической душевной (изм. психической) болезни, временного расстройства душевной (изм. психической) деятельности, слабоумия (изм. малоумия) или иного болезненного состояния (доп. психики).
К такому лицу по назначению суда (изм. судом) могут применяться (изм. могут быть применены) принудительные меры медицинского характера (доп. предусмотренные статьёй 88 этого Кодекса)».
Нетрудно увидеть, что в проекте УК содержание ст. 12 претерпело некоторые изменения. Так законодатель более определённо высказался по поводу общественно опасных действий, уточнив, что они должны быть предусмотрены уголовным законом. Устаревший термин «душевный» заменён на «психический». Иное болезненное состояние обрело свою определённость, будучи отнесённым к психике. Однако в принципиальных положениях концепция нормы статьи о невменяемости осталась прежней. Она не соответствует научным критериям, характеризующим объём и содержание понятия «невменяемость».
Что же этому препятствует? Здесь можно указать на следующие три обстоятельства.
Первое. Существующая традиционная практика применения понятия невменяемости привела к упрощению его содержания. Будучи исключительно юридическим, это понятие, тем не менее, ассоциировалось только с психическим состоянием субъекта. Произошла подмена его научного содержания бытовым, когда невменяемым называют любое лицо, плохо осознающее свои поступки, вне зависимости от того, завершаются ли они уголовно наказуемым деянием и имеются ли признаки болезненного расстройства его психики. Это привело к распространению понятия «невменяемость» на настоящее время, о чём и сейчас нередко спрашивают эксперта следствие и суд и что свидетельствует о недостаточно чётком понимании объёма и содержания этого понятия. Кроме того, многими специалистами неспособность лица осознавать свои действия и руководить ими и невменяемость воспринимаются как синонимы, хотя в действительности это не так. Как показано выше, лицо может обнаруживать отсутствие указанной способности, но не быть признано невменяемым.
Работами последних лет убедительно доказано, что в объём понятия «невменяемость» входят лицо, находящееся в состоянии болезненного расстройства психики (сознания) и совершённое им уголовно наказуемое деяние [6–8]. Невменяемость при этом выступает как частный случай болезненного расстройства сознания только в отношении данного деяния. Возможно, кому-то эти различия покажутся несущественными, излишними, усложняющими привычное, устоявшееся понимание и решение вопроса о невменяемости. Однако, если помнить, что привычное ещё не означает правильное, то обозначить указанное отличие понятий, с научной точки зрения, абсолютно необходимо.
Отсюда следует вывод, что в формуле невменяемости это понятие не должно ассоциироваться только с психическим состоянием субъекта, как это имеет место в настоящее время.
Второе. Сознание, как более общее понятие по отношению к невменяемости, в анализируемом определении выражено через способность лица осознавать свои действия или руководить ими. Это соответствует современному пониманию содержания понятия «сознание» [9], за одним исключением. В ныне действующей формуле невменяемости т. н. интеллектуальная (осознавать) и волевая (руководить) части психологического критерия соединяются союзом «или».
Этот союз был введён в законодательную формулу невменяемости в 1903 г. (ст. 39 Уголовного уложения). В обоснование такого решения были положены существовавшие в тот период в психиатрии представления о душевных заболеваниях, при которых больной понимает свои действия, но не может ими руководить. При этом в силу уровня развития науки не учитывалось то обстоятельство, что расстройство сознания, как наиболее существенный признак душевного заболевания, обязательно сопровождается расстройством критического отношения не только к окружающему, но и к себе. Поэтому внешне проявляющееся «понимание» своих действий душевнобольным не свидетельствует о сохранной способности осознавать их, ибо элемент «Я» (себе) в данном случае качественно изменён. Не случайно за весь последующий период своего развития психиатрия так и не смогла представить доказательств существования расстройств, при которых сохраняется способность лица осознавать свои действия, но утрачивается способность ими руководить.
Специальное исследование сплошной выборки 496 случаев признания невменяемыми лиц, совершивших общественно опасные деяния, в связи с самыми различными расстройствами психики, не выявило ни одного случая, где бы использовался только волевой признак невменяемости [8].
Показательна в этом плане новация, применённая в ст. 21 УК Российской Федерации, содержащей формулу невменяемости [10]. Она полностью совпадает с проектом ст. 14 УК Украины за одним исключением. Интеллектуальный признак психологического критерия невменяемости определяется как невозможность осознавать «фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия)».
Попытаемся спроецировать подобную ситуацию на психиатрию.
Больной с бредом преследования лишает жизни мнимого преследователя, добровольно сдаётся правоохранительным органам, требуя суда, на котором намеревается разоблачить планы преследователей. Понимает ли этот больной фактический (лишение жизни своей жертвы) характер своих действий? Ответ очевиден, хотя бы потому, что больной не колет свою жертву английской булавкой, а бьёт ножом в жизненно важные точки тела. Понимает ли он общественную опасность своих действий? Так же очевидно, поскольку он сдаётся правоохранительным органам, а не, например, органам рыбнадзора, и требует суда, а не награждения государственной премией. У него сохранена алло- и аутопсихическая ориентировка, что при кратковременном бытовом общении не даёт оснований заподозрить психическое расстройство.
С точки зрения формы вины его действия вполне могут быть определены как преступление, совершённое с прямым умыслом. Больной, понимая общественно опасный характер своих действий, предвидел их общественно опасные последствия и желал их наступления. На первый взгляд у больного сохранён психологический критерий вменяемости и его следует признать таковым, поскольку действовал он в полном соответствии со своим умыслом.
Однако, действующий закон предполагает возможность признания лица невменяемым только по неспособности руководить своим поведением. В комментарии к ст. 21 УК РФ читаем: «Волевой признак психологического критерия невменяемости состоит в неспособности лица руководить своими действиями. Это относительно самостоятельный признак, который и при отсутствии интеллектуального может свидетельствовать о невменяемости. Не случайно в законе между этими признаками стоит союз «либо». Иногда лицо, совершая общественно опасные деяния, при определённом состоянии психики может сохранять возможность формальной оценки событий, их понимания, но неспособно управлять своим поведением и, в частности, воздержаться от опасного поступка» [9].
Так, может, в данном случае больной, сохраняя возможность формальной оценки событий, их понимание, неспособен воздержаться от опасного поступка? Для эксперта естественно возникает вопрос: на какие признаки следует опираться при доказывании неспособности больного воздержаться от опасного поступка? Весьма соблазнительно в качестве такого признака использовать его деяние. Раз совершил — значит, не мог удержаться. В этом случае деяние как бы является признаком психического расстройства. Но тогда почему бы не применить эту логику к психически здоровому лицу. Представляется, что именно ею сейчас руководствуются следственные органы, назначая судебно-психиатрическую экспертизу только по факту совершения тяжких или многократных преступлений.
Необоснованность и опасность такого подхода к определению невменяемости убедительно аргументирована М. О. Фуко [11]. К этому можно лишь добавить, что искусственное наделение волевого признака самостоятельностью открывает опасный путь для признания невменяемыми лиц с парафилиями и т. н. мономаниями (клептомания, пиромания). Именно это утверждение содержится в комментарии к ст. 12 УК Украины: «например, при пиромании лицо не может преодолеть неодолимую болезненную тягу к поджогам, хотя и понимает общественно опасный характер такого поведения» [12].
Если же исключить из диагностики фактическую сторону деяния, то остаются поведенческие признаки и причины (мотивация) совершённого деяния и их отражение в сознании больного. Будучи обязательными элементами, подлежащими экспертному исследованию, они закономерно приведут эксперта к диагностике бредовой формы психоза и столь же естественному объяснению деяния не неспособностью воздержаться от него, а болезненно изменённым восприятием больным себя, окружающего и своих действий.
Логическая ошибка приведённого выше комментария состоит в ошибочном принятии авторами синонимичности понятий «осознавание» и «понимание» и соответственно подмене первого вторым. В действительности же бредовой больной, формально понимая фактическую сторону деяния и его общественную опасность, не способен их осознать, ибо у него болезненно нарушено самосознание, извращено «Я» и отсутствует критичность. Эти признаки характерны для всех больных с психотическими формами психических расстройств. Поэтому, например, маниакальный больной, совершивший попытку изнасилования, признаётся невменяемым не потому, что он всё понимал, но не был способен руководить своими действиями. Напротив, он руководил ими в соответствии со своим пониманием. Однако в силу отсутствия критичности, нарушения самосознания и «Я», он не мог осознавать свои действия и осознанно руководить ими.
Если лицо сохраняет способность осознавать свои действия, то оно в такой же мере сознаёт и критически оценивает свои противоправные действия, а это и есть основная предпосылка признания лица вменяемым.
Опровержение этого тезиса возможно лишь путём доказательства самостоятельности существования волевой сферы, независимой от сознания. Но таких доказательств нет ни в психиатрии, ни в других науках, так или иначе касающихся проблем психики и сознания. Так, в философии ещё в первой половине XIX ст. проблема соотношения мышления и воли детально исследована Г. Гегелем. В своей «Философии права» он писал: «Дух есть вообще мышление, и человек отличается от животного мышлением. Однако не следует представлять себе, что человек, с одной стороны, мыслящий, с другой — волящий, что у него в одном кармане — мышление, а в другом — воля, ибо это было бы пустым представлением. Различие между мышлением и волей — лишь различие между теоретическим и практическим отношением, но они не представляют собой двух способностей — воля есть особый способ мышления: мышление как перемещающее себя в наличное бытие, как влечение сообщить себе наличное бытие» [13]. Этот тезис Г. Гегеля остался не опровергнутым до настоящего времени, а, напротив, находит подтверждение и развитие в работах современных авторов [14].
Аналогичные представления по этой проблеме существуют и в психологии, сформулировавшей принцип единства сознания и деятельности. Деятельностный подход к пониманию психики и сознания наиболее полно отражён в концепции А. Н. Леонтьева, который писал, что реальная жизненная деятельность человека и составляет субстанцию его сознания [15]. В последнее время предлагается принцип единства сознания и деятельности объединить с личностным подходом в интегральный психологический принцип единства сознания, личности и деятельности, что, естественно, исключает представления о независимости существовании сознания и деятельности [16].
В физиологии идея принципа единства сознания и деятельности была сформулирована И. М. Сеченовым, утверждавшим, что «всё бесконечное многообразие мозговой деятельности сводится окончательно к одному лишь явлению — мышечному движению» [17]. Этот принцип позволяет по нарушениям поведения судить о патологии отдельных сторон и качеств сознания и лежит в основе психопатологического экспертного метода исследования.
Таким образом, ни одна из приведённых наук, исследующих проблему психики и сознания, не даёт оснований для вывода о возможности раздельного существования сознания и волевой сферы. Характерно, что такую позицию разделяют многие исследователи, как психиатры, так и юристы, однако законодатель упорно продолжает отстаивать устаревшую точку зрения, имеющую столетнюю историю и противоречащую элементарной логике. Самостоятельность как качественно определённая категория либо есть, либо её нет. Любая условность, относительность исключает самостоятельность. Наверное интересно бы звучали заключения: относительно болен, относительно трезв или относительно слеп, не говоря уже о беременности.
Наконец, третье обстоятельство, связанное с содержанием медицинского критерия невменяемости. В законе он представлен «хронической душевной болезнью, временным расстройством душевной деятельности, слабоумием или иными болезненными состояниями». В судебной психиатрии медицинский критерий невменяемости определяется как обобщённый перечень психических расстройств, которые могут исключать способность лица осознавать свои действия и руководить ими.
В принципиальном плане вопрос о медицинском критерии был решён благодаря психиатру В. Х. Кандинскому и юристу Н. С. Таганцеву в Уголовном уложении, принятом в России в 1903 году. С введением в ст. 39 полного психологического критерия, вопрос о том, создавать ли диспозицию нормы, определяющей условия невменения, казуистической или абстрактной, окончательно решился в пользу последней.
Это предполагало отказ от перечисления видов психических расстройств, исключающих вменяемость, поскольку в психологическом критерии был выделен их наиболее существенный признак.
Отсюда следует, что медицинский критерий должен был бы содержать только обобщающие признаки психических расстройств. Уровень же обобщения должен определяться целью, которая преследуется введением в закон медицинского критерия. В полной мере соблюсти этот принцип законодателю не удалось ни в 1903 году, ни в последующем.
Медицинский критерий невменяемости, в его нынешнем виде, можно рассматривать как попытку совместить два принципа, с одной стороны — дать общие признаки психической патологии, с другой — перечислить отдельные её виды. Поэтому с общими понятиями — хронические и временные душевные заболевания, сосуществует частное понятие «слабоумие», отражающее вполне определённую психическую патологию. В этом же перечне находится и предельно общее понятие «иные болезненные состояния», не имеющее определённого объёма. Отсюда и неудовлетворённость медицинским критерием и дискуссии по поводу объёма и содержания составляющих его элементов.
Фактически же для решения вопроса о невменяемости лица необходимы только два основных, наиболее общих признака медицинского критерия: указание на расстройство именно психической сферы и указание на болезненную природу этого расстройства. Первый признак исключает из рассмотрения все прочие заболевания, кроме психических, что, кстати, нельзя сказать о применяемом ныне понятии «иные болезненные состояния». Второй признак исключает неболезненные нарушения психической деятельности, влияющие на способность лица осознавать свои действия и руководить ими. Никакие другие признаки медицинского критерия не имеют значения для суда при решении вопроса о вменяемости–невменяемости лица. Это означает, что в принципе для суда несущественно, совершило лицо общественно опасное деяние в состоянии слабоумия, бредового психоза или сумеречного расстройства сознания. Достаточно доказать, что данное лицо совершило данное деяние в состоянии болезненного расстройства психики, исключающего способность осознавать свои действия и руководить ими. Медицинское название такого состояния есть частная характеристика того, что охватывается общим понятием «болезненные расстройства психической деятельности». Их определение является задачей экспертного исследования и необходимости в их перечислении в законе нет, за исключением одного признака — длительности заболевания.
Этот признак необходим в силу того, что ст. 12 УК Украины предполагает определение не только невменяемости лица, но и его общественной опасности. Это следует из указания на возможность применения судом к невменяемому лицу принудительной меры медицинского характера. Такое решение допустимо лишь в том случае, если болезненное расстройство психики, обусловившее признание лица невменяемым, продолжает сохраняться и на период рассмотрения дела в суде. Сохранение в законе понятий «временное» и «хроническое» психическое заболевание необходимо в связи с тем, что в значительной части случаев временные расстройства психики ограничиваются периодом совершения общественно опасного деяния или могут сохраняться непродолжительное время после него. Суду важно знать, относится ли обнаруженное у подсудимого расстройство психической деятельности к категории временных, ибо в этом случае велика вероятность изменения его психического состояния до вынесения определения, что может послужить основанием для назначения дополнительной экспертизы. При хронических расстройствах психической деятельности такая необходимость не возникает.
Признак длительности заболевания, а именно, ограничивается ли продолжительность болезненного расстройства психики временем совершения общественно опасного деяния или выходит за его пределы, имеет существенное значение для способа доказательства экспертом наличия и характера заболевания у лица, направленного на экспертизу, а значит и для последующей проверки заключения эксперта судом.
Исходя из вышеизложенного, определению понятия через ближайший род и видовое отличие отвечает следующая формула невменяемости, которая и должна составить содержание ст. 12 УК Украины: «Не подлежит уголовной ответственности лицо, признанное судом невменяемым, то есть то, которое во время совершения им уголовно наказуемого общественного опасного деяния не могло осознавать свои действия и руководить ими вследствие временного или хронического болезненного расстройства психической деятельности».
Сопоставление действующей нормы ст. 12 УК и предлагаемой позволяет ответить на вопрос, о каких двух подходах к определению невменяемости идёт речь в данной статье. Первый — это юридический, отражающий устаревшие знания и застывшую практику, робко пытающийся преодолеть нарастающие недостатки. Второй — научный, аргументирующий каждое положение с позиции современного знания. На сегодня эти два подхода находятся в известном противоречии. В методологическом смысле, это противоречие между формальным и содержательным. Его разрешение возможно лишь в одном направлении. Изменение, обогащение содержательного, наполнение его новым научным смыслом, соответствующим объективной действительности, неизбежно повлечёт за собой изменение формального. Вопрос в том, когда это произойдёт. Например, во Франции до марта 1994 г. действовала формула невменяемости от 1810 года [18]. Так что время у нас ещё есть.
Литература
1. Первомайский В. Б. Судебно-психиатрическая экспертиза: десять основных принципов. — Киев: Ассоциация психиатров Украины, 1998. — 18 с.
2. Келина С. Г., Кудрявцев В. Н. Принципы советского уголовного права. — М.: Наука, 1988. — С. 71, 76.
3. Первомайський В. Зауваження до чинної редакції ст.13 КК УРСР // Радянське право. — 1989. — № 11. — С. 49–53.
4. Сегай М. Я., Первомайський В. Б. Питання судової експертизи при визнанні неосудності та призначенні примусових заходів медичного характеру у проектах КПК та КК України // Вісник Академії правових наук України. — 1995. — № 4. — С. 84–93.
5. Сегай М. Я., Первомайський В. Б. Усунення законодавчих протиріч у регламентації призначення судово-психіатричної експертизи та застосування примусових заходів медичного характеру // Колізії у законодавстві України: проблеми теорії i практики: Матеріали мiжнародної конференції. — Київ: Генеза, 1996. — С. 82–85.
6. Протченко Б. А. К понятию невменяемости // Советская юстиция. — 1987. — № 17. — С. 20–22.
7. Богомяков Ю. С. Уголовно-правовая невменяемость // Советское государство и право. — 1989. — № 4. — С. 103–108.
8. Первомайский В. Б. Критерии невменяемости и пределы компетенции психиатра-эксперта // Советское государство и право. — 1991. — № 5. — С. 68–76.
9. Энциклопедический словарь медицинских терминов. — М., 1984. — Т. 3. — С. 134.
10. Законодательство Российской Федерации в области психиатрии: Комментарий / Под общ. ред. Т. Б. Дмитриевой. — М.: Спарк, 1997. — 364 с.
11. Фуко М. О. Концепции «социально опасного субъекта» в судебной психиатрии XIX столетия // Философская и социологическая мысль. — 1991. — № 7. — С. 84–110.
12. Науково-практичний коментар Кримінального кодексу України. — Київ, 1994. — 800 с.
13. Гегель Г. В. Ф. Философия права / Пер с нем. — М.: Мысль, 1990. — С. 68.
14. Ильенков Э. В. Диалектическая логика: очерки истории и теории. — М., 1984. — С. 28–32.
15. Леонтьев А. Н. Деятельность, сознание, личность. — М., 1973. — С. 57.
16. Тюхтин В. С. Понятие отражения и его значение для психологии // Категории материалистической диалектики в психологии. — М., 1988. — С. 154–186.
17. Сеченов И. М. Избранные произведения. — М., 1962. — Т. 1. — С. 9.
18. Jonas C. La reforme de l’irresponsibilite dans le nouveau code penal: faut-il s’en rejouir? // Medecine & Droit. — 1993. — № 1. — P. 13–14.
24.02.2005Проблема невменяемости в уголовном праве (статья помощника прокурора г. Шахты Пестовской Е.В.)
Проблема невменяемости является основной проблемой не только уголовного права, но и судебной психиатрии. Развитие учения о невменяемости возможно лишь в тесной связи философских, правовых и психологических положений с клиническими психиатрическими воззрениями на психические заболевания.
Важнейшим условием правильного решения проблемы невменяемости, как в теоретическом, так и в практическом плане, является научно-материалистическое понимание психической деятельности и, прежде всего, той ее стороны, которая выражается в произвольных поступках и действиях (волевые проявления).
Не менее важно и соответствие уголовно-правовых норм невменяемости естественнонаучным данным о процессах нормальной и патологической психической деятельности. Вменяемость является предпосылкой вины. В соответствии с основными положениями уголовного законодательства уголовную ответственность за совершенное деяние могут нести только физические лица, являющиеся вменяемыми. Только сознательный характер поступков и действий лица делает его ответственным за то, что он совершает, а закон вправе потребовать от него совершения тех или иных действий или, наоборот, воздержания от них.
Детерминированность поведения человека условиями внешнего мира, как и его внутренними побуждениями, не предопределяет фатально его действий ввиду активной роли сознания и способности человека регулировать свое поведение. «Волевое действие человека всегда опосредовано более или менее сложной работой его сознания.»(1). Интеллектуальный процесс, включаясь в волевой акт, превращает его в действие, опосредованное мыслью. Отсюда вытекает сознательный характер волевых действий, т. е. осознание последствий своего поступка.
Условия вменяемости и невменяемости, связанные с состоянием психического здоровья человека, получают свое естественнонаучное обоснование в данных физиологии высшей нервной деятельности. Положения трудов И.П. Павлова о произвольных действиях человека и роли второй сигнальной системы как высшего регулятора человеческого поведения особенно важны для рассмотрения данной проблемы. При дальнейших исследованиях П.К. Анохина, Н.А. Бернштейна, И.С. Бериташвили и др. в области нейрофизиологии были получены данные, конкретизирующие наши представления о материальном субстрате произвольной деятельности, о физиологической основе психической деятельности, психической активности и способности человека прогнозировать свои поступки при взаимодействии с окружающей средой. С точки зрения естественнонаучного обоснования способности к вменению большое значение имеют исследования физиологических механизмов системной деятельности головного мозга, участвующих в осуществлении активных действий, их коррекции в процессе выполнения и в предвидении еще не совершенного действия. Это – афферентный синтез, обратная афферентация и акцептор действия, обеспечивающие сложные акты выбора поведения, его оценки и предвидения его последствий. Тем самым раскрываются естественнонаучные основания способности человека отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими в зависимости от предъявляемых к нему требований. Способность нормального человека нести ответственность за содеянное, быть вменяемым соответствует положению, высказанному И.П. Павловым: «Во мне остается возможность держать себя на высоте моих средств. Разве общественные и государственные обязанности и требования – не условия, которые предъявляются к моей системе и должны в ней производить соответствующие реакции в интересах целостности и усовершенствования системы? »(2).
Такая трактовка условий, определяющих индивидуальную ответственность, полностью соответствует не только правовым, но и социально-этическим нормам общества.
При возникновении психического заболевания болезненные расстройства психики, выражающиеся в определенной совокупности симптомов и синдромов, могут приводить к нарушению сложных форм поведения и социальных взаимоотношений человека.
При психозах нарушается отражательная деятельность головного мозга, и болезненно искаженное отражение объективных отношений реальной действительности лишает человека возможности сознательно относиться к своим действиям, регулировать свое поведение. Выраженные болезненные расстройства психики могут приводить к таким нарушениям социальных взаимоотношений больного, к таким действиям, которые, будучи общественно опасными, в то же время исключают личную юридическую ответственность больного за совершенное.
Только потому, что болезненные нарушения психической деятельности могут исключить ответственность лица за общественно опасные действия, и существует проблема невменяемости. Понятие невменяемости является негативным по отношению к вменяемости и определяет совокупность условий, исключающих уголовную ответственность лица вследствие нарушений его психической деятельности, вызванных болезнью. Вменяемость и невменяемость, будучи юридическими понятиями, обобщают объективно существующие явления и основываются на оценке психической деятельности человека. При научно- материалистической трактовке проблемы невменяемости раскрывается единство естественнонаучного обоснования условий и критериев невменяемости в уголовном законодательстве. Взгляды, исходящие из биологизации антисоциального поведения, смывают границы между психической болезнью и не болезненными проявлениями, а также между мерами наказания и принудительным лечением. Как справедливо указывает В.Н. Кудрявцев, биологические факторы, а к ним относятся и патологические аномалии психики, могут рассматриваться не более как условия преступного поведения. Если эти биологические факторы начинают приобретать несвойственную им роль причин противоправных действий, то вопрос должен быть перенесен из социально-правовой в медицинскую область: в таких случаях речь идет не о преступлении, а об общественно опасных действиях душевнобольного (3). Эти понятия ясно различаются в действующем законодательстве.
Современное законодательство содержит определение невменяемости в так называемой формуле невменяемости, в которой даны ее критерии. Эксперты - психиатры выносят заключения, складывающиеся из распознавания психического заболевания и его оценки применительно к этим критериям. Формула невменяемости представлена в ст. 21 УК РФ.
Альтернативность понятий вменяемости и невменяемости вытекает из того, что деяние, совершенное в невменяемом состоянии, не является преступлением, а представляет собой общественно опасное деяние психически больного. По отношению к такому лицу можно применить лишь меры медицинского характера. В связи с этим возникает вопрос о патологических аномалиях, не исключающих вменяемости. Степень вины и ответственность лица при совершении одного и того же преступления может быть различной в зависимости от конкретного содержания, умысла или неосторожности, его способностей и развития.
Вменяемость лица говорит о том, что при совершении преступления ему было доступно понимание общественной опасности своих действий и оно могло по состоянию своего психического здоровья воздержаться от преступного поведения. Даже при патологических явлениях ведущими в поведении вменяемого человека, в его психической деятельности остаются социально-психологические, т. е. нормальные психологические, детерминанты. Другое дело, что объем понимания и оценки своего поступка, как и уровень руководства своими действиями, могут быть различными в зависимости от ряда причин, в том числе и от некоторой интеллектуальной недостаточности или эмоционально-волевых аномалий (психопатические и психопатоподобные расстройства).
Часто возражения против ограниченной вменяемости возникают с судебно-психиатрической точки зрения. Границы понятия ограниченной вменяемости чрезвычайно расплывчаты и неопределенны, с этим вынуждены согласиться и ее противники. К ограниченно вменяемым предлагается относить тех субъектов, у которых имеются достаточно выраженные психические аномалии, не исключающие, однако, вменяемости, – это одна точка зрения. Фактически это такие случаи, когда трудно решить, вменяемо или невменяемо данное лицо, как это всегда бывает при выраженных аномалиях, не достигающих степени психоза.
Вместо стремления определить как можно точнее вменяемость или невменяемость, их предлагают относить к группе ограниченно вменяемых. Как указывал В.П. Сербский (и авторы подобной точки зрения с ним полностью соглашаются), признание ограниченной вменяемости свидетельствует о том, что эксперты не дали себе труда вникнуть в психическое состояние обвиняемого, в характер и глубину психических нарушений. Признание ограниченной вменяемости в этом случае может означать, что не только устраняется стремление к четкой и точной оценке психического состояния обвиняемого, но и прекращаются дальнейшая научная разработка и совершенствование судебно-психиатрической оценки отдельных клинических форм. Существует и множество других точек зрения, которые мы изложим ниже, т. к. данная проблема тесно соприкасается с проблемой невменяемости.
Необходимым признаком субъекта преступления является вменяемость, т. е. наличие достаточного психического здоровья, при котором лицо способно понимать характер своих действий и их последствия и руководить своим поведением.
Согласно ч. 1 ст. 21 УК, не подлежит уголовной ответственности лицо, которое во время совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии невменяемости, т. е. не могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия либо иного болезненного состояния психики. Необходимым условием уголовной ответственности является наличие вины у лица, совершившего общественно опасное деяние (ст. 5 УК).
Лица, страдающие психическими расстройствами и в силу этого не способные осознавать характер совершаемых ими действий или оценивать их социальное значение, а также не способные руководить своими действиями из-за поражения волевой сферы психики, не могут действовать умышленно или неосторожно, т. е. проявить вину в уголовно-правовом смысле. Поэтому, рассматривая дела об общественно опасных деяниях, совершенных лицами, не способными нести уголовную ответственность и признанных невменяемыми, суд выносит не приговор (решение о виновности или невиновности), а определение.
Лица, не понимающие фактическую сторону своих действий или их социальное значение, не могут быть субъектами преступления. Такие лица нуждаются не в исправлении путем применения наказания, а в лечении. Поэтому необходимым признаком субъекта преступления, наряду с достижением определенного возраста, является вменяемость.
Определение вменяемости разработано доктриной уголовного права: «Вменяемость есть способность лица сознавать во время совершения преступления фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и руководить ими, обусловливающая возможность лица признаваться виновным и нести уголовную ответственность за содеянное, т. е. юридическая предпосылка вины и уголовной ответственности».
Уголовный кодекс не содержит определения вменяемости и определяет только невменяемость. Из данного в ст. 21 УК определения невменяемости можно сделать вывод, что состояние невменяемости характеризуется двумя критериями.
Один из них определяет психическое состояние лица в сравнении с биологической нормой. Лицо может признаваться невменяемым, только если его психическое состояние характеризуется какой-либо патологией (хроническое психическое расстройство, слабоумие, иное болезненное состояние психики). Этот критерий в науке уголовного права называют биологическим или медицинским.
Другой критерий характеризует состояние психики в момент совершения лицом общественно опасного деяния, т. е. уровень и состояние интеллекта, волевую сторону психики. Этот критерий называют психологическим или юридическим. Интеллектуальный элемент психологического критерия состоит в неспособности лица осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия), а волевой элемент – в невозможности руководить своими действиями.
К числу элементов, составляющих медицинский критерий, относятся:
а) хронические психические расстройства, такие как шизофрения, эпилепсия, маниакально-депрессивный психоз, сифилитические заболевания мозга и др. Эти заболевания характеризуются длительностью протекания и нарастанием болезненных явлений, прогрессированием болезни, хотя в отдельных случаях, например при шизофрении, наблюдаются периоды временного улучшения состояния больного, так называемые ремиссии;
б) временное психическое расстройство, например, реактивное состояние, алкогольные психозы, патологический аффект и др.;
в) слабоумие, например врожденная олигофрения, имеющая три степени: наиболее легкая – дебильность, средняя – имбецильность и самая тяжелая – идиотизм; старческое слабоумие; слабоумие на почве инфекционного поражения мозга. Практика показывает, что слабоумие в стадии имбецильности всегда дает основание признать невменяемость. Дебильность в легкой форме не исключает вменяемости в отношении совершения многих преступлений, например, против личности, против собственности;
г) иное болезненное состояние психики, например, бредовые и галлюцинаторные явления на почве тяжелого инфекционного заболевания.