Прикладные аспекты социальной психологии

Социальная психология призвана более широко, чем другие отрасли психологии, применять накопленные ею знания к решению социальных проблем. Многие социальные психологи, так же как и люди других профессий, считают, что задача социальной психологии состоит не в изучении проблем с чисто научными целями, а в их решении. И действительно, социальная психология зарождалась в основном как прикладная дисциплина. В тридцатые и сороковые годы, когда социальная психология стала самостоятельной областью науки, стимулом для исследований служили текущие социальные проблемы (например, борьба с предрассудками или понимание динамики роста влияния фашизма) или планировалось прямое использование полученных результатов во время Второй мировой войны (например, разработка методов убеждения и пропаганды). После войны социальные психологи попытались улучшить репутацию своей дисциплины, отказавшись от прикладных исследований и обратившись к чистой науке.

Однако в наше время маятник, по-видимому, опять качнулся в сторону прикладных исследований. Хотя эта тенденция еще не стала массовой, но все больше социальных психологов взвешивают доводы за и против проведения прикладных исследований. Появляется все больше работ по таким предметам, как психология и закон, психология здоровья, экологическая психология и политическая психология. В этих областях создаются новые журналы и профессиональные организации, а некоторые аспирантуры проводят специальную подготовку по прикладным исследованиям.

Некоторые ученые рассматривают эту усиливающуюся тенденцию как возврат кистокам социальной психологии. Курт Левин, «отец» социальной психологи и, со всей очевидностью демонстрировал свою приверженность к практическим исследованиям и к применению социально-психологической теории для решения социальных проблем, и, по-видимому, нынешнее поколение ученых следует его примеру. Некоторые утверждают, что сдвиг в направлении прикладных исследований произошел лишь недавно и является реакцией на социальные беспорядки шестидесятых годов и ответом на призыв Джорджа Миллера, президента Амери-канской психологической ассоциации, «поделиться с обществом плодами психологической науки. Тем не менее при любой интерпретации причин совершенно очевидно, что прикладные исследования социальных проблем являются процветающей и

быстро развивающейся областью современной социальной психологии.

СОЦИАЛЬНОЕ ПОЗНАНИЕ И ЗДОРОВЬЕ

Шелли Э. Тейлор

Shelley E. Taylor. Social Cognition and Health. — Personality and Social Psychology Bulletin, Vol. 8, No.3 (September 1982). P. 549-62.

Примечание-редактора.Социальные психологи, которые работают над важными социальными проблемами,обычно склонны применять теории и знания к решению актуальных проблем. Например, как могут законы восприятия людьми друг друга помочь понять динамику свидетельских показаний? Могут ли исследования процессов в малых группах объяснить, как происходит обсуждение дела в жюри присяжных? Может ли теория атрибуции пролить свет на то, как люди справляются с внезапной болезнью? Применение социально-психологической теории в подобных целях может быть чрезвычайно полезным для более глубокого понимания поставленных вопросов и для разработки предложений по их наиболее эффективному решению. В своей статье Шелли Тэйлор приводит ряд иллюстраций практического применения теории в области психологии здоровья. Однако она демонстрирует, что между теорией и социальными проблемами также может существовать и обратная связь. При исследовании проблемы могут быть получены результаты, имеющие важное теоретическое значение

— такие как проверка теоретических предположений, определение границ применимости теории, предложения по модификации и расширению теории и так далее. Другими словами, исследование социальных проблем может быть полезным как для развития теории, так и в практических целях.

В течение первых восьми лет своей работы в качестве социального психолога я занималась лабораторными экспериментами по исследованию социального познания, в основном в области теории атрибуции. Изучение социального познания является чрезвычайно увлекательным занятием, напоминающим решение китайской головоломки, поскольку после разработки хитроумного эксперимента или решения трудной проблемы возникает чувство глубокого интеллектуального удовлетворения. Однако через некоторое время, когда начинаешь размышлять о том, кому нужны эти результаты, кроме разве что 50-60 других специалистов по социальному познанию, это чувство удовлетворения несколько тускнеет.

Несколько лет назад я стала интересоваться психологией здоровья и одновременно задумываться над тем, можно ли как-нибудь применить разработанные в лабораториях теории социального познания в реальной жизни. В результате я попыталась использовать некоторые из этих теорий, чтобы ответить на вопрос о том, что люди думают о своем здоровье и его сохранении. Одним из первых результатов этой попытки стало широкомасштабное исследование выживших больных раком, которое я и мои сотрудники, Розмари Лихтман и Джоанн Вуд (Rosemary Lichtman,

Joanne Wood), проводим в течение последних полутора лет. Мне хотелось бы поделиться с вами некоторыми предварительными результатами этой работы.

Это исследование включает в себя интенсивные интервью с 78 женщинами, у которых был рак молочной железы, и их ответы на анкету. Кроме того, обычно нам удается проинтервьюировать значимого другого (N = 61), чаще всего мужа женщины. Мы выбрали для исследования именно больных раком молочной железы по нескольким причинам. Во-первых, это одна из главных причин смертности среди американских женщин, вследствие чего эта болезнь является серьезной медицинской проблемой. Во-вторых, это один из наиболее часто встречающихся видов рака, поэтому можно обследовать большое число больных. В-третьих, это вид рака с хорошим прогнозом, поэтому есть много выживших пациентов. Нашим исследованием охвачены женщины в возрасте от 27 до 82 лет; их средний возраст составляет 53 года. Это обычный возрастной диапазон для больных раком молочной железы, хотя в нашу выборку вошло достаточно большое число молодых женщин, что отражает тот факт, что сейчас рак молочной железы возникает в более раннем возрасте, чем всего десять лет назад. Около половины наших женщин лечились от рака молочной железы и перенесли мастэктомию, то есть ампутацию груди, а иногда и прилегающих лимфатических узлов; у остальных была удалена только сама опухоль, после чего обычно назначается радиационное лечение и/или химиотерапия. Большинство этих женщин перенесли операцию по поводу рака молочной железы в течение четырех лет, предшествовавших исследованию.

Все наши пациентки лечатся у трех врачей из района Сан-Фернандо Вэлли в Лос-Анджелесе. По сравнению с обычной популяцией в нашу выборку вошло несколько больше женщин из среднего и высшего класса общества и несколько больше евреек. Однако заслуживает внимания тот факт, что популяция больных раком молочной железы также смещена в аналогичном направлении, хотя и не в такой степени, как наша выборка. Мы хотели исследовать выживших больных раком молочной железы и поэтому сначала собирались интервьюировать только тех женщин, у которых были небольшие опухоли без метастазов (рак I стадии) и на момент исследования уже не было симптомов болезни. Конечно, течение рака не поддается надежному прогнозированию, вследствие чего у нас все-таки есть пациентки

с метастазами, то есть пациентки, у которых болезнь распространяется. Тем не менее для большинства больных прогноз хороший. Проявляя повышенный интерес к исследованию выживших больных, мы установили, что с момента начала исследования в нашей выборке не было смертей, а у двух женщин даже родились дети.

Что касается процедуры исследования, то мы обращались к этим женщинам и членам их семей через их врачей, а затем посещали их на дому. Наше интервью занимает примерно полтора часа и включает в себя сбор следующей информации: биографические данные; предположения женщин о причинах возникновения у них рака; их эмоциональная адаптация к раку; их мнение о том, контролируют ли они свою болезнь; их отношения с друзьями, мужем и членами семьи; жизненные изменения, и в том числе согласие выполнять предписания врача. Кроме того, мы оставляем им анкеты (на заполнение которых требуется один час), содержащие стандартизированные оценки адаптации. Интервью со значимым другим несколько короче и продолжается примерно 45 минут, но оно охватывает большинство упомянутых тем и также сопровождается анкетой, аналогичной анкете для женщин.

Далее в этой статье я кратко изложу наши результаты, имеющие отношение к следующим четырем социально-психологическим теориям и концепциям из области социального познания. Во-первых, это теория атрибуции — мы спрашиваем, делают ли пациенты атрибуции, какие атрибуции они делают икакие атрибуции приводят к лучшей адаптации. Во-вторых, это психологический контроль. Мы спрашиваем, считают ли больные раком, что они имеют контроль над своей болезнью и ее лечением, и если да, то помогает ли им это адаптироваться? В-третьих, мы используем социальное сравнение. Сравнивают ли пациентки свою способность справиться с болезнью с аналогичной способностью других женщин, и если да, то с какими женщинами они себя сравнивают и какие чувства вызывают у них эти сравнения? В-четвертых, нас интересует виктимизация. Отвергают ли члены семьи и друзья этих женщин и попадают ли они в изоляцию из-за угрозы рака?

ТЕОРИЯ АТРИБУЦИИ

Теория атрибуции занимается исследованием того, почему и как люди формируют каузальные объяснения случившихся с ними событий. Два принципиальных положения этой теории говорят о том, что люди занимаются атрибуционным поиском тогда, когда они переживают внезапное изменение жизненной среды, и что сделанные ими в результате атрибуции оказывают важное влияние на их эмоциональное состояние и функционирование. Рассмотрим тяжелое положение заболевшей раком женщины, которая в большинстве случаев прежде имела относительно хорошее здоровье и ничем не провинилась, а теперь должна понять, почему у нее возникла самая страшная из болезней. Трудно пред-

ставить себе более разрушительное изменение в жизни. Поэтому атрибуции были среди главных вопросов наших интервью с женщинами, больными раком.

Мы задавали им три вопроса: «Делают ли больные раком атрибуции, касающиеся их болезни?», «Какие атрибуции они делают?», «Какие атрибуции наиболее функциональны с психологической точки зрения?» В ответ на первый вопрос большинство пациенток (фактически 95%) приводят какое-либо каузальное объяснение своего заболевания. Чтобы иметь группу сравнения для оценки этого показателя, мы также спрашивали значимых других, есть ли у них каузальное объяснение того, почему их жены или подруги заболели раком. Как и следовало ожидать, большинство из них приводили такое объяснение, поскольку значимые другие так же, как и больные женщины, переживали внезапное крушение в своей жизни. Тем не менее среди них доля людей, нашедших каузальное объяснение, несколько ниже и составляет около 70%.

Что касается вопроса «Какие атрибуции они делают?», то необходим раздельный анализ ответов осведомленных и неосведомленных пациенток. Большинство наших раковых пациенток были довольно хорошо осведомлены о причинах возникновения рака: некоторые — потому что их мужья работали в области медицины, несколько женщин сами имели отношение к медицине, работая медицинскими сестрами или секретарями врачей, а другие самостоятельно прочли много книг, иногда включавших в себя и медицинскую литературу. В группе осведомленных пациенток в качестве причины рака чаще всего (примерно в одной трети наших случаев) называли стресс — обычно какое-нибудь конкретное вызвавшее его событие, такое как смерть члена семьи. Второе место по частоте занимали специфические канцерогены. Среди них были самые разнообразные факторы, в том числе принятие внутрь таких веществ, как примарин (препарат, восполняющий недостаток эстрогена и используемый при лечении климактерических расстройств), DES или оральные противозачаточные средства. В других случаях женщины упоминали загрязнение окружающей среды, например проживание вблизи свалки химических отходов, ядерного полигона или медного рудника. Такие объяснения приводились чуть менее чем в одной трети наших случаев.

Третьим объяснением, возникавшим примерно в одной четверти случаев, была наследственность. В связи с этим объяснением иногда возникают семейные проблемы, о которых я снова упомяну далее. И наконец, примерно в 10% случаев женщины считают причиной рака рацион питания, особенно избыток белков и жиров и недостаток овощей.

При сравнении причин рака, приведенных этими пациентками, с объяснениями женщин из других выборок становится понятно, почему важно помнить, что в данную группу входили сравнительно хорошо осведомленные женщины. Например, Бет Мейеровиц, проводившая пилотажное исследование женщин во Фреско, обнаружила, что значительная часть женщин считает, что они заболели раком потому, что такова была Божья воля, или потому, что Бог хотел их испытать. В нашей группе подобные атрибуции встречались сравнительно редко. Мейеровиц обследовала популяцию, где было много женщин-католичек, принадлежавших к рабочему классу, в то время как в нашей популяции больше евреек, принадлежащих к среднему классу. Таким образом, различие в частоте такого объяснения несомненно отражает эти культурные факторы.

Каузальные объяснения менее информированных пациенток намного интереснее с психологической точки зрения. Меня очень удивляет тот факт, что в наших научных теориях каузальной атрибуции выдвигаются довольно сложные предположения о процессах, которые происходят, когда люди пытаются судить о причинах и следствиях. Поэтому, анализируя атрибуции пациенток со сравнительно небольшими знаниями о раке, стоит обратить внимание на то, насколько просты их объяснения причин рака и как эти объяснения иллюстрируют сравнительно простые законы каузальности.

Основным свойством наивных каузальных объяснений является то, что причины всегда предшествуют следствиям. Это, по-видимому, наиболее фундаментальный принцип как научных, так и наивных концепций причинности, и он не нарушается практически никогда, даже в самых простых каузальных объяснениях. Второй неявный принцип каузальности говорит о том, что предшествующие следствиям причины отделены от них сравнительно небольшим промежутком времени. Для формирования представления об отсроченных следствиях может потребоваться несколько больше знаний о конкретных типах причин. Люди, которые плохо проинформированы о том, что раковые опухоли могут расти 15- 20 лет до того, как можно их диагностировать, часто предполагают, что их опухоль вызвана каким-то недавним событием. Например, одна из проинтервьюированных нами женщин считала, что рак груди появился у нее из-за автомобильной катастрофы, в которую она попала за несколько дней до того, как обнаружила у себя опухоль. Она даже консультировалась у юриста, собираясь подать в суд на второго участника столкновения и обвинить его в своей болезни, и отказалась от этой идеи лишь после того, как ее вывели из заблуждения.

Еще одно наивное представление о каузальности заключается в том, что следствия возникают в пространственной близости от причин. Больные раком молочной железы часто выделяют одну причину, связанную с травмой именно той области груди, где возникла злокачественная опухоль. Например, одна из наших женщин несколько лет работала на производстве ракет для фейерверков. Она была небольшого роста, и при упаковке ракет в патроны ей было неудобно пользоваться рычагами. Поэтому она заталкивала ракету в патрон, надавив на нее верхней частью грудной клетки. В конце концов, у нее появилось поражение на нижней части груди именно с той стороны, и она считала, что причиной этого было постоянное давление на грудь.

Причины и следствия имеют одинаковые масштабы. Например, люди обычно предполагают, что к серьезным следствиям приводят серьезные причины, а мелкие следствия вызваны мелкими причинами. Рак, конечно же, является серьезным следствием, и человек склонен ожидать, что он объясняется серьезной причиной. Мы находим иллюстрацию этого принципа даже в объяснениях наших осведомленных пациенток. Например, из тех пациенток, которые думали, что заболели раком из-за стресса, немногие считали причиной кумулятивное воздействие мелких ежедневных неприятностей. Вместо этого они чаще упоминали одно значительное событие, вызвавшее стресс, — чаще всего смерть одного из родителей или ребенка или особенно неприятный развод.

Часто люди объясняют следствия репрезентативными причинами. Пытаясь найти объяснение ситуации, люди рассматривают аналогичные следствия и считают, что данное следствие имеет такую же причину, как те предыдущие следствия. Например, женщины, которые мало знают о причинах рака, часто считают, что к злокачественной опухоли привел какой-нибудь удар в грудь, поскольку опухоли обычно возникают от ударов. Одна женщина верила, что рак начался после того, как в бассейне мальчик бросил «летающую тарелку», которая попала ей в грудь. Другая женщина, работавшая продавщицей в магазине женской одежды, думала, что злокачественная опухоль возникла из-за того, что, когда она пе-реносила платья, перебросив их через руку, вешалки постоянно ударялись об ее грудь.

Частота или постоянство результатов могут влиять на восприятие каузальности таким образом, что частые совпадения двух событий могут рассматриваться как существование между ними причинно-следственной связи. Одна женщина,

например, пришла к выводу, что в ее гольф-клубе действуют какие-то канцерогенные факторы, поскольку у четырех ее знакомых из этого клуба тоже обнаружили рак молочной железы. Наконец, при многих обстоятельствах люди, по- видимому, ищут единственную причину события, а не целый ряд причин, сочетание которых могло привести к событию. После того как врач или подруга отвергают одну причину, пациентка начинает искать другую единственную причину, вместо того чтобы рассмотреть множество факторов, таких как стресс, вирус, наследственная предрасположенность и внешний канцероген. Множественная каузальность более характерна для объяснений наших наиболее осведомленных пациенток.

Короче говоря, наиболее богатую информацию о процессах каузальной атрибуции может дать обследование самых наивных больных раком. Меня поражает, насколько изящен и прост их каузальный анализ по сравнению с относительно сложными рассуждениями, которые мы в своих теориях процессов атрибуции часто приписываем людям, воспринимающим социальную реальность. Это не означает, что такие простые принципы не привлекают внимания исследователей. Однако они отражены в основном в литературе, посвященной детским атрибуциям. Считается, что атрибуционное мышление взрослых выходит за рамки этих очень простых принципов и включает в себя понимание отдаленной или отсроченной каузальности, множественной каузальности и других более сложных каузальных законов. Не вызывает сомнений, что взрослые обладают такой способностью, по крайней мере в некоторых областях причинности. Однако распространяется ли эта способность почти на все области и всегда ли взрослые ей пользуются — это уже другой вопрос. Поэтому возврат на уровень наивных объяснений мог бы принести немалую пользу нашим теоретическим изысканиям.

Самым важным из вопросов, касающихся атрибуции, конечно, является вопрос о том, существуют ли определенные модели атрибуции, которые позволяют успешнее справляться с болезнью. Именно этот вопрос я собираюсь рассмотреть далее, но сначала обратимся к литературе о психологическом контроле.

Наши рекомендации