Учение о динамике границ контакта Ф. Перлза

Теория поля К. Левина послужила одним из импульсов для возникновения прагматически ориентированной гештальттерапии,

40

появление которой связывают с именем Фредерика (Фрица) Перлза [133]. Гештальттерапия более других теорий личности подчеркивала необходимость существования прочных личностных границ для благополучия человека, который при неотчетливости или нарушении этих границ развивается в сторону невротических или психотических искажений. Перлз был талантливым, харизматическим психотерапевтом, однако понятийный аппарат определял не всегда строго, поэтому постараемся обобщить его теоретические воззрения.

Ф. Перлз подчеркивал, что дуалистическое разведение и противопоставление души и тела, а также субъекта и среды — это особенность европейского аналитического мировоззрения; в действительности противопоставлять их не стоит. Он не проводил четкой границы между «самостью» (интегрирующей телесные, ментальные и поведенческие проявления человека инстанцией) и внешним миром, полагая, что они постоянно взаимодействуют друг с другом, продолжая идеологию теории поля К. Левина. Основным предметом психологии при этом он считал динамику границ контакта, а сам контакт понимал как сознавание, соприкосновение или совершение действий с действительностью (взаимодействие). Граница контакта — это граница между организмом и окружающей средой, где и развиваются психологические события. Все мысли, чувства и действия человека имеют место только на границе контакта. Самость — это «архитектор» жизни, это система контактов, имеющих место на границе в любой момент времени. Самость, таким образом, состоит из идентификаций и отчуждений (эта идея разделялась психоанализом и теорией интериоризации Л. С. Выготского).

Жизнь, согласно Ф. Перлзу, — это ряд незаконченных гештальтов (ситуаций), которые сменяют друг друга. Способность личности как системы, единой с организмом к гомеостазису, позволяет человеку поддерживать себя в различных обстоятельствах, переходя от одной ситуации к другой. Ситуация — одно из важнейших понятий Ф. Перлза, которое он использовал вслед за К. Левином и определял следующим образом. «Ситуация не сводится ни к полному пониманию функций организма, ни к самым совершенным познаниям о среде... Психологическая ситуация создается только взаимодействием организма и среды...» [133, с. 10]. Однако не любой опыт может механически присвоиться

41

человеком. Чтобы ситуация реализовывалась как естественная, а не результат принуждения или насилия, необходим внутренний контроль над происходящим, внутреннее долженствование (я хочу, а не я должен): для эффективного использования нового опыта необходимо его ассимилировать. Поэтому следует вырабатывать к нему агрессивное (деструктивное) отношение, что также возможно только при наличии контакта с ним. Прерывание контакта и подавление эмоций смещают равновесие организм – среда.

Невротические личности позволяют посягать на себя обществу слишком интенсивно. Они неспособны к автономии, не могут воспринимать свои собственные потребности и рассматривают общество как нечто важное, а себя — как нечто незначительное. Невротик не способен выделить доминирующую потребность и поэтому не может ни осуществлять хороший контакт, ни полноценное изъятие бесполезного опыта. При психозе нередко развиваются фантазии как компенсация отсутствия реалистичного контакта.

Нарушения на границе контакта представляют собой четыре механизма развития невроза.

В случае интроекции материал извне не перерабатывается посредством нормальной ассимиляции, при которой ценные элементы опыта присваиваются, а ненужные отвергаются, а «проглатывается» некритически. В качестве себя самого рассматривается то, что в действительности представляет собой часть окружающей среды. При анализе личности невротика очень часто обнаруживаются «интроекты» — ригидные предписания, полученные от значимых или просто сильных людей в ситуациях прошлого.

Проекция — это другая форма нарушения контакта, оборотная сторона интроекции, тенденция рассматривать как элемент окружающего мира то, что фактически является частью «Я». При проекции человеку проще объяснять свои собственные желания и качества как вызванные внешними обстоятельствами.

Слияние — третья форма искажения контакта, при которой человек вообще не разграничивает свое «я» и окружающий мир или не ощущает границы между собой и миром. При слиянии люди требуют сходства с собой и проявляют нетерпимость к различиям.

И наконец, ретрофлексия — это четвертая форма нарушения границ контакта, когда границы между собой и другими нет, причем неосуществленные действия, направленные на других,

42

обращаются на себя. В ретрофлексии люди замещают собой и окружающую среду, и объекты этой среды. Вариантом ретрофлексии могут быть случаи аутоагрессии, в клиническом материале также нередко примеры автомобильных аварий обнаруживают смысл приходящего извне наказания за сознательно не принимаемые или отвергаемые поступки.

Контакт и его границы — явления развивающиеся. Взрослея, человек учится получать поддержку не от других, а от самого себя, мобилизуя собственные психологические ресурсы. Для того чтобы это происходило эффективно, человеку необходимы фрустрации как источник опыта. Если фрустраций недостаточно, человек начинает играть фиктивные роли, отчуждать самого себя и отдаляться от состояния полноценности, автономии и самодостаточности.

Цели гештальттерапии, как они формулировались Ф. Перлзом, — помочь человеку не нуждаться в поддержке окружающей среды и перейти к независимости. Таким образом, вариант гештальтпсихологической теории личности, предложенной Ф. Перлзом, акцентирует внимание на понятии границ и их целостности, обращает внимание на динамику состояния границ, которые возникают не навсегда, а в рамках определенных ограниченных во времени психологических ситуаций (принцип современности К. Левина в интерпретации Ф. Перлза получил известность как принцип «здесь-и-теперь»). Ф. Перлз обозначил также и типичные варианты нарушения границ контакта. Поскольку совокупность контактов представляет собой самость, очевидно, что она формируется в процессе прохождения через различные ситуации.

Символизация среды в аналитической психологии
К. Г. Юнга

Связь и взаимопревращения ментального и материального, внешнего и внутреннего в человеческой жизнедеятельности признавались психологами различных направлений. Основатель аналитической психологии К. Г. Юнг рассматривал эти процессы в связи с понятием коллективного бессознательного, а также с проблемой синхронистичности и прорицания [196, 197, 198,199, 200, 201], Он глубоко исследовал природу интимной связи внутренней жизни человека с объектами непсихическими, существующими вовне. Поскольку сознание представляет собой поздно возникшее явление,

43

лишь верхушку айсберга психической жизни человека, то информация должна достигнуть некоторого порога, чтобы оказаться осознанной. А оставаясь досознательной, реальность проявляет себя материально, физически, в том числе и через средовые объекты.

К. Г. Юнг справедливо полагал, что европейский способ каузального мышления, отграничивающий психические явления от физических, не может быть рассмотрен как наиболее мощный способ познания бытия. Существуют культуры (например, древнекитайская), в которых время рассматривалось не как однонаправленное, а как циклическое, в силу чего основное значение придавалось не последовательности физических и психических событий, а их одновременному появлению в поле времени (или, позже, — смысловом поле). Китайская культура поощряла сензитивность к такого рода одновременности, особенно при совершении значимых событий, которые должны были очень подробно протоколироваться. Примечательно, что качественное толкование событий не имело ничего общего со статистически подтвержденной достоверностью — целесообразность герменевтического, а не объяснительного принципа в понимании значимых событий обусловлена еще и тем, что, как справедливо отмечала М.-Л. фон Франц, значимые события в жизни человека всегда единичны [176].

Во многих случаях физические обстоятельства (место, предметы, атрибуты) происходящего сакрализовывались, символизируя ресурс значимости возможного события. Сакрализация места, использование тотемов очевидным образом выходят за рамки эксплуатации исключительно физических свойств места или предмета, превращая объекты в символы, которые могут бессознательно, иррационально привлекать или отвергаться на основании информации о его причастности к архетипическому событию, сохраненной в личном или коллективном бессознательном (и таким образом, используя терминологию К. Левина, включаются в жизненное пространство человека).

Отмечая контекстуальность человеческого бытия, К. Г. Юнг особое внимание уделял приватности жилища. Он подчеркивал, что даже в беднейших индийских хижинах всегда существовало отделенное занавеской укромное место уединения, где человек мог посвящать себя медитациям. Уподобление человека его обиталищу мы можем проследить не только в теоретических работах, но и в

44

практике собственной жизни К. Г. Юнга, который на протяжении более чем 30 лет строил свой дом с башней, архитектура которого следовала логике переживаемых им кризисов и озарений.

«С самого начала Башня была для меня местом зрелости, материнским лоном, где я мог стать тем, чем я был, есть и буду. ...Она очень помогала мне, она как бы утверждала меня в самом себе. Я строил дом по частям, следуя всего лишь нуждам момента и не задумываясь о внутренней взаимозависимости того, что строится. Можно сказать, что я строил дом как бы во сне. Лишь после, увидев то, что получилось, я обнаружил некий образ, полный смысла: символ душевной цельности» [196, с. 223]. Таким образом, человек может быть понят только в контексте условий своей жизни: среда, в которую человек попадает, которую он принимает или создает, метафорически и опосредствованно, а иногда и напрямую, также отражает его психические свойства и потребности.