Часть 5. Исламские террористы: от аятоллы Хомейни до шейха бен-Ладена 3 страница
С 1986 года У. бен-Ладен создает в Афганистане учебные центры подготовки моджахедов. Он принял участие по крайней мере в пяти крупных сражениях, а также в сотнях мелких вооруженных стычек. Афганская кампания закончилась для Усамы ранением в бою под Джелалабадом летом 1989 года. Однако афганский период стал отправным в его жизни. По его собственному признанию, «один день в Афганистане стоил больше тысячи дней молитв в мечети».
В 1988 году У. бен-Ладен основывает радикальную интернациональную террористическую группировку «Аль-Каида» («Основа»), в которую вошли его сторонники из числа моджахедов и «арабских афганцев». «Аль-Каида» имеет иерархическую структуру, она состоит из небольших ячеек, ее члены знают только людей из своей ячейки и годами могут находиться в «законсервированном» состоянии, не проявляя никакой активности. Первоначальная цель «Аль-Каиды» - оказание помощи афганскому сопротивлению. После вывода советских войск из Афганистана бен-Ладен открыл «второй фронт джихада» - против США. Позднее сам он вспоминал, как афганский опыт привел к антиамериканским взглядам:
«Во времена джихада русские стали наступать в районе Джайи. В авангарде шли танки, авиация тоже начала наносить бомбовые удары. Мне пришлось несколько дней просидеть в окопе. Мы уже ждали, что враг вот-вот окажется рядом. Несмотря на это, однажды я заснул... Когда проснулся, враг уже исчез. Возможно, меня просто не заметили... В другой раз ракета «СКАД» разорвалась очень близко от меня, но меня не ранило. Такие инциденты заставили меня отбросить страх смерти. А вот американцы смерти боятся... Они как мыши. Если можно было сокрушить Россию, то и Соединенные Штаты можно обезглавить...»[280].
Выделим здесь «афганский синдром» - подробный его анализ предстоит дальше. Отметим также одно из важных следствий пребывания на войне - преодоление страха смерти как особый фактор формирования личности будущего террориста.
Психологический узел 3. В Саудовскую Аравию У. бен-Ладен вернулся как герой, но, став фанатиком джихада, уже не мыслил своей жизни вне постоянной борьбы. Вскоре он попал в немилость у правящей династии.
«Он возвращается в Саудовскую Аравию, где соотечественники встречают его, как героя. Он красноречиво отстаивает дело своих товарищей по оружию перед королем, его семьей, его советниками, улемами и высшей знатью королевства, но речи в защиту боевиков не прельщают и не убеждают власти, которые уже приняли решение уйти из Афганистана. Это решение политическое и обжалованию не подлежит. У Усамы бен-Ладена возникает чувство, что он впустую потратил десять лет жизни и что его предали. Он почти сразу встает в оппозицию властям, не в силах примириться с их равнодушием к афганскому делу; в кругу близких он начинает открыто говорить о предательстве. Разочарованный Усама тайно вступает в союз с противниками эрриядского режима в Иране и Сирии. Ваххабитский королевский дом через посредничество всех членов и друзей семьи бен-Ладенов пытается его урезонить, но Усама непоколебим: борьба афганских моджахедов стала его личной борьбой, и с этого пути его не свернуть. Впрочем, бен-Ладена начинают одолевать соображения более глубокого, политического характера: он не верит больше в легитимность королевской семьи и не согласен мириться с тем, что королевство до такой степени порабощено Соединенными Штатами»[281].
Саудовским властям, абсолютно лояльным по отношению к США, явно досаждала непрерывная обличительная критика У. бен-Ладена, его упреки в отходе от истинных норм ислама. Особенно отрицательно он отнесся к размещению на «святой саудовской земле» сил антииракской коалиции в ходе операции «Буря в пустыне». Антиправительственная деятельность диссидента побудила саудовские власти в 1991 году к высылке его из страны. Бен-Ладен отправился в Судан, где занялся строительством и инвестированием денег в местную экономику. Однако это уже не было главной сферой его интересов.
По данным американской разведки, в 1994-96 годах на деньги, вырученные от собственного и семейного бизнеса, он создал на севере Судана несколько лагерей и учебных центров, где проходили обучение боевики из различных исламских стран. Вокруг него собралось несколько сот «арабских афганцев» из Алжира, Туниса, Египта, Сирии, Саудовской Аравии, Палестины, Эфиопии, Эритреи, Уганды, Сомали, Филиппин, Боснии, Чечни. Впоследствии У. бен-Ладен создал лагеря для подготовки боевиков и в Северном Йемене, и в ряде других стран.
В апреле 1994 года саудовское правительство под давлением США лишило У. бен-Ладена подданства и заморозило часть его финансовых активов. Так Усама оказался апатридом - у него не было пути возвращения на родину, которая открыто преследовала его, и не было особого выбора относительно новой страны пребывания. Однако широкая сеть родственных, деловых, дружеских и идейных контактов в исламском мире позволила ему продолжить свое дело. Весной 1994 года члены его группировки действовали более чем в дюжине стран.
Окончание афганской войны и возвращение на родину требовало перестройки личности с военного на мирный лад. Это сложный процесс, который не задался У. бен-Ладену. Отсюда - конфликты с властями, вынужденная оппозиционность и, как следствие, эмиграция. Он не смог адаптироваться к мирной жизни в стремительно модернизировавшейся к тому времени Саудовской Аравии - под влиянием США она становилась мировым центром нефтедобычи, и это резко меняло всю жизнь страны. Погоня за нефтедолларами была непонятной бен-Ладену. И он продолжил свою войну - только нашел новых противников.
Психологический узел 4. В Судане У. бен-Ладен познакомился с человеком, который не мог не оказать значительного влияния на его личность. Это Карлос - Ильич Рамирес Санчес, один из крупнейших террористов XX века. Однако знакомство не привело к возникновению симпатии между ними - скорее, наоборот. Психологически с этого момента У. бен-Ладен становится террористом принципиально иного типа.
«Усама бен-Ладен пять лет живет в Судане в весьма комфортабельном изгнании... У тех, кто знакомится с ним в Хартуме, складывается впечатление о нем как о мирном, приятном в общении деловом человеке, посвятившем себя, главным образом, своим предприятиям и своей семье. Он мало общается с суданцами, не ведет активной светской жизни, в отличие от другого беглеца, примерно в то же время поселившегося неподалеку, по другую сторону летного поля аэропорта, в доме на Африка-роуд, - Карлоса. Беглому венесуэльцу подобная скромность не по душе: он на глазах у всех разгуливает с любовницами, красуется в армянском клубе, где как-то раз, напившись, выпускает в воздух всю обойму своего пистолета. Усама бен-Ладен, напротив, никого не шокирует и не смущает»[282].
Обратим внимание: в итоге, Карлос был схвачен в Судане французскими секретными службами 15 августа 1994 года, У. бен-Ладен не схвачен до сих пор. Разное поведение дает разные результаты. При всей внешней личной незаметности, понятно, что масштабы совершенного У. бен-Ладеном превышают все, что сделал Карлос.
В результате действий У. бен-Ладена Судан был занесен в составляемый госдепартаментом США список стран, поддерживающих международный терроризм. Поэтому в 1996 году суданские власти были вынуждены предложить бен-Ладену покинуть страну, впрочем, сохранив там свои финансовые интересы. Немалое давление на суданские власти было оказано и саудовской королевской семьей, уже рассматривавшей У. бен-Ладена как опаснейшего диссидента. К тому времени появилась информация о лагерях «Аль-Каиды», расположенных на границе между Йеменом и Саудовской Аравией. Это становилось совсем опасным для Эр-Рияда.
«Вне всякого сомнения, Усама бен-Ладен - действительно наиглавнейший враг американцев, однако не только это... Считать его исключительно «банкиром джихада» или предводителем исламского легиона означало бы предать забвению тот факт, что он, прежде всего, саудовец, хотя и отрекшийся от своего происхождения, и что, кроме того, он самый непримиримый из врагов короля Фахда. Антиамериканские настроения бен-Ладена представляют собой, по его собственным словам и словам его ближайшего окружения, всего лишь следствие того явления, которое сам Усама называет «проклятым союзом Эр-Рияда с Вашингтоном, заключенным во времена войны в Персидском заливе». Противостояние бен-Ладена Саудовскому режиму служит особо мощным двигателем всего его поведения. Понять эту сторону его личности - значит понять, как и почему этот саудовец объявил антиамериканский «крестовый поход», который он расценивает как вполне законный и обоснованный».
Впрочем, понять это не так сложно. У. бен-Ладен с детства - глубоко верующий ваххабит, для которого безусловно священны Святые места, и для которого недопустимо проникновение неверных на священную землю Саудовской Аравии. Вот почему король Фахд и его проамериканский курс - враги Усамы. В глазах У. бен-Ладена «вторжение в Святую землю» иностранных солдат означает не только уничтожение суверенитета королевства, но и, в первую очередь, безусловное вероотступничество. По мнению экспертов, если У. бен-Ладен, вольно или невольно, был в свое время союзником США, участвуя в джихаде против советской армии, то «потом его настроение переменилось». Это было связано с «ужасом, охватившим его, когда он увидел на первых страницах всех иллюстрированных журналов и на всех телевизионных экранах мира, как американские солдаты оскверняют своим оружием святую землю Саудовской Аравиии». Еще сильнее подействовало на него, что там были не только солдаты, но и «солдатки», вместе составлявшие, по его выражению, «сборище калек, неспособных передвигаться по пустыне без бутылок с минеральной водой». По убеждению У. беи-Ладена, «нет прощения провокации США, совершившейся из-за исторического предательства короля Фахда». Вывод прост: король должен отречься от власти.
«Оппозиционность по отношению к королю Фахду прекрасно сочетается с бунтарскими тезисами Усамы бен-Ладеиа. Изгнанный из родной страны, лишенный затем подданства, выдворенный из Судана, где укрывался, постоянно подвергавшийся опасности в горах Афганистана, где он затем окопался, мятежный саудовец научился разжигать пламя из любой искры. Ему нравится сеять смятение и запутывать следы. Он достигает этого благодаря умелому сочетанию проводимых им сражений. Объявляя войну Соединенным Штатам и провозглашая антиамериканский «крестовый поход», он с виду выступает как активист «третьего мира», убежденный антикапиталист и исламист, однако в действительности его оружие направлено против короля Фахда. Поддерживая алжирских исламистов, он предстает как саудовский диссидент, однако угрожает в первую очередь американцам, которые беспокоятся о своих собственных союзниках в Персидском заливе, и в довершение сеет панику. Транснациональным нефтяным компаниям снятся кошмарные сны, в которых нефтеперерабатывающие заводы объяты пламенем, а нефтепроводы взорваны...»[283].
В результате афганской войны сформировался особый, дезадаптивно-бунтарский тип личности. Бен-Ладен хотел жить и действовать по-своему, но внешний мир был против. И тогда он восстал против внешнего мира и вернулся в тот, афганский этап жизни, в котором ему было хорошо.
Психологический узел 5. Вслед за У. бен-Ладеном из Судана в Афганистан отправилась большая группа «арабских афганцев», также получившая убежище у молодого исламского движения Талибан. Несмотря на требования США о выдаче У. бен-Ладена, он нашел в Афганистане вполне надежное убежище. Несмотря на обстрелы крылатыми ракетами лагерей подготовки боевиков, введение санкций и другие меры, мулла Омар тогда заявил: «Даже если половина Афганистана будет уничтожена, мы не отдадим бен-Ладена». 20 ноября 1998 года глашатай талибов Абдель хан-Мутмаэн объявил, что Усама бен-Ладен «по всем обвинениям в терроризме, предъявляемым ему Соединенными Штатами, признан невиновным и, следовательно, может чувствовать себя в Афганистане как дома».
Связывая причины своих гонений с действиями властей США и Саудовской Аравии, в этот период У. бен-Ладен вступает на путь открытой борьбы. 23 августа 1996 года мусульманский мир обошла речь, подписанная бен-Ладеном, которую американцы расценили как объявление войны. Ее оглашали наиболее воинствующие имамы, она появилась в средствах массовой информации арабских государств, в Интернете. Этот призыв объемом около двадцати страниц, озаглавленный «Против американцев, оккупировавших святые места, - изгнать неверных с Аравийского полуострова», был направлен в равной мере против саудовского режима и правительства США.
«Нельзя больше скрывать, что народ ислама страдает от агрессии, беззакония и несправедливости со стороны альянса сионистов и крещеных, а также их приспешников; кровь мусульман льется зря, в то время как их имущество становится добычей врага. Этой кровью залита Палестина и Ирак. Страшные картины бойни в Кане Ливанской еще свежи в нашей памяти, так же как массовые убийства в Таджикистане, Бирме, Кашмире, Ассаме, на Филиппинах, в сомалийском Огадене, в Эритрее, Чечне, Боснии и Герцоговине. Эти убийства леденят кровь в жилах и взывают к нашей совести...
Мы, я и моя группа, также страдали от несправедливости. Нам не давали обращаться к мусульманам. Нас преследовали в Пакистане, в Судане и в Афганистане, где я так давно не был. Милостью Аллаха, сейчас у нас есть надежная база высоко в горах Гиндукуша, в Харасане, где - милостью Аллаха - была сокрушена самая большая в мире армия неверных. Миф о сверхдержаве развеялся, когда моджахеды грянули «Аллах акбар». Сегодня, в тех же горах, мы работаем над тем, чтобы устранить несправедливость, которую чинит мусульманскому сообществу альянс христиан и сионистов, особенно после оккупации благословенной земли Иерусалима, дороги, по которой шел Пророк (благослови и спаси его Аллах), обоих Святых мест. Мы просим Аллаха, всемилостивейшего и всемогущего, даровать нам победу».
Затем У. бен-Ладен делает недвусмысленное заключение: «В этих условиях преследовать врага за пределами страны - наш первейший долг». Проиллюстрировав сказанное ссылками на историю мусульманского мира и многочисленных героев, проливших кровь в борьбе против неверных, У. бен-Ладен прямо обратился к американцам:
«Молодые люди, которых вы называете трусами, соревнуются друг с другом за право сражаться с вами и убивать вас. Послушайте, что говорит один из них: «Армия христиан обратилась в прах, когда мы вместе с отважной исламской молодежью, не страшащейся опасности, взорвали Аль-Хобар»... Эти молодые люди в Афганистане более десяти лет носили оружие за плечами; они дали обет Аллаху, пока живы, не выпускать оружие из рук до тех пор, пока вы - по воле Аллаха - не будете изгнаны, сокрушены и унижены».
И наконец, абсолютно прямо: «Стены угнетения и притеснения могут быть разрушены только дождем из пуль».
Обратим внимание: вплоть до событий 11 сентября 2001 года США проявляли умеренную активность в попытках поймать У. бен-Ладена. Это связано с рядом причин. В 1980-е годы, участвуя в афганском сопротивлении советским войскам, бен-Ладен пользовался особой благосклонностью ЦРУ США (по некоторым данным, даже был завербован), которое с его помощью переправляло оружие моджахедам. В конце 1990-х годов, уже объявив бен-Ладена в розыск, спецслужбы США не перекрыли каналы его финансовых поступлений - со многих счетов деньги шли террористам в Чечню и другие страны, что было выгодно для ЦРУ. По признаниям американцев, даже обстрел «Томагавками» лагеря У. бен-Ладена в Афганистане под Хостом 20 августа 1998 года имел целью не убить Усаму, а лишь нанести материальный ущерб террористам.
Между тем У. бен-Ладену явно понравилась та роль, которую он стал играть отчасти благодаря своим усилиям, отчасти благодаря внешнему миру, который навязывал ему свой имидж. В 1999 году он встречается с журналистами:
«После традиционного обмена любезностями Усама бен-Ладен, с «Калашниковым» на коленях, быстро переходит к сути вопроса, воздавая хвалу Аллаху перед каждой фразой: «Если факт призыва к священной войне против евреев и американцев с целью освобождения мечети Аль-Акса и святыни Кааба квалифицируется как преступление, что же, предоставим Истории труд называть преступником и меня»«,..
Никакой двусмысленности в словах... Удалившийся в изгнание, извергающий проклятья пророк Усама бен-Ладен пальцем указывает на врага. Делая это, он пачкает руки лишь наполовину, так как не отдает никаких приказов. Ничто в его речи не напоминает военной директивы или призыва к оружию. Он создает для себя образ мыслителя, который вдохновляет, не принуждая. В этом его сила»[284].
Все получилось так, как обещал мулла Омар. В результате американских бомбардировок Афганистана половина страны была разрушена. Режим Талибана пал, но так и не выдал У. бен-Ладена. Что с ним стало, пока никому не известно. Но даже если он мертв, мир не может чувствовать себя спокойно до тех пор, пока не будут предъявлены весомые доказательства этого.
Психологический узел 6. Достаточно очевидно, что смерть У. бен-Ладена не станет избавлением человечества от кошмаров терроризма. Более того, сама эта смерть может обернуться новым кошмаром. Со слов 45-летней Сабихи, матери четырех из 42 детей У. бен-Ладена, с которой он недавно развелся после того, как взял в жены 17-летнюю девушку, после начала американских бомбардировок Афганистана осенью 2001 года У. бен-Ладен начал готовить свое самоубийство. Еще в октябре 2001 года Сабиха находилась в Афганистане вместе с теперь уже бывшим мужем и хорошо знала о его намерениях.
В конце 2001 года, в период активных бомбардировок американцами Афганистана, У. бен-Ладен оказался в мышеловке. Тогда он вроде бы решил «хлопнуть дверью», или, точнее, крышкой гроба. Чтобы не попасть в плен, он задумал самоубийство, но не простое, а перед телекамерами. Видеозапись должна была осуществить катарская телекомпания «Аль-Джазира», которую смотрит весь арабский мир. Был разработан сложный сценарий самоубийства. Сначала бен-Ладен должен произнести «цветистую» речь, в которой заклеймит США как «Великого Сатану» и призовет весь мусульманский мир к борьбе против американцев. Затем сын У. бен-Ладена 18-летний Абдулла должен прикончить отца выстрелом в голову. «Ассистировать» Абдулле должен был другой сын бен-Ладена, малолетний Мохаммед. Смысл жуткой драмы в том, чтобы превратить У. бен-Ладена в мученика, в знамя исламского фундаментализма, а его детей - в законных наследников отца. Смерть У. бен-Ладена должна была послужить сигналом для серии новых террористических актов в Америке и Европе. Мишенями должны были стать Капитолий в Вашингтоне, Биг-Бен в Лондоне и Эй-фелева башня в Париже.
Если верить рассказам бывшей жены, то планы «террориста номер один» являются не только плодом его фанатизма, но и результатом множества болезней, подтачивающих его психику. По словам Сабихи, «Усама уже не тот человек, за которого я вышла замуж много лет назад. Он спит по 2-3 часа в сутки. Ест чрезвычайно мало, ибо от еды его бросает в сон. У него развилась мания преследования. Он не носит часы на батарейках, опасаясь, что их могут засечь американские спутники-шпионы. Его жизнь стала кошмаром, который он сам навлек на себя»[285].
Рискнем не согласиться с бывшей женой: вплоть до окончания американской антитеррористической операции в Афганистане У. бен-Ладен не производил впечатления сумасшедшего человека. Более того, во всех его заявлениях и действиях постоянное присутствовал смысл. Другое дело, что этот смысл был мало понятен мышлению западного типа. Как известно, «Восток - дело тонкое».
Пока нет сообщений о его самоубийстве, мир затаился. Мир ждет: не проявится ли вновь где-нибудь «шейх моджахедов»? Не случится ли очередной страшный террористический акт? Не появятся ли наследники У. бен-Ладена? «При этом мало кто сомневается в том, что разгром талибов и уничтожение бен-Ладена ничуть не остудит горячие головы террористов, базирующихся в Алжире, Египте или Курдистане, а «угнетенные исламские массы» долго будут слагать и петь про погибших песни - примерно как русский народ до сих пор поет песни про террориста Стеньку Разина. А прошло, между прочим, четыреста с лишним лет»[286].
Пока тянется это всеобщее ожидание, самое время попытаться понять, что же представляет собой «феномен бен-Ладена» в психологическом плане.
Недовоевавшие: «афганский синдром». Самое главное в психологии У. бен-Ладена лежит на поверхности. Это «главное» удивительно просто. Странно лишь то, что эта простота никем еще не замечена. Просто он - «афганец», и этим все сказано. А уж какой «афганец» - советский или арабский - оказалось не принципиально. Он такой же «афганец», как и советские солдаты, прошедшие через афганскую войну. С теми же самыми психологическими плюсами (психология культа «афганского братства») и минусами (частая, неодолимая тяга к деструкции). Время показало: «афганский синдром» оказался единым - независимо от того, по какую сторону баррикад находились воевавшие там. В свое время мне доводилось писать об этом[287].
Для всех, кто принимает участие в боевых действиях, это влечет за собой определенные психические изменения. Ситуация реальной угрозы для жизни, постоянное наличие «фактора смерти» в сознании постепенно начинают восприниматься ими как привычные, и даже начинают нравиться. Больше того, со временем они воспринимаются как единственно «настоящие». Внешне они вроде бы исчезают - человек не будет часто об этом говорить и даже думать - сознание вытесняет такие мысли, защищая себя, но за внешней «обычностью» стоят значительно более глубокие внутренние изменения. Именно для этих людей в наибольшей степени характерно развитие особого, «афганского варианта» смысловой структуры личности. Как преступников, «афганцев» внутренне постоянно тянет на «место совершения преступления». Просто не все, как У. бен-Ладен, имеют такую возможность.
Первой фазой формирования «афганского синдрома» было внутреннее «сбрасывание шелухи» прежней, довоенной жизни. В бою, в конечном счете, решается вопрос твоей индивидуальной жизни или смерти. В психологическом плане ты остаешься один на один со смертью. Тут неизбежно просыпается то, что скрыто у многих - индивидуальное чувство собственного «Я». Такой человек воспринимает себя обнаженнее, острее, болезненнее и незащищеннее, чем другие. Одновременно он уверен в себе, ибо боевой опыт научил его верить только в себя. У него обострены все чувства, включая интуицию, и он в нее свято верит: ведь только такая обостренность всех чувств позволяет «угадать», какой камень может внезапно выстрелить, на какой камень нельзя наступить. Отсюда особая реактивность такого человека, реагирующего, например, на любой шорох в сумерки в кустах всей имеющейся огневой мощью - разряжая «в никуда» рожок своего «Калашникова».
В боевых ситуациях человек получает возможность проявить свою индивидуальность «в чистом виде», забывая о многочисленных условностях повседневной, излишне формализованной, обюрокраченной и социально урегулированной жизни, избавиться от различных масок - социальных ролей, которые его с детства приучили носить, и стать самим собой. Он исходит не из того, что и как надо делать «по правилам», а из того, что и как действительно необходимо делать для того, чтобы выжить и сохранить себя. Отсюда, например, пресловутые кроссовки и «партизанский вид» подразделений советского спецназа, вызывавшие постоянные конфликты между боевыми частями и «проверяющими» из Москвы. «Проверяющие» исходили из того, как должно быть по форме, но не могли понять, как же действительно необходимо.
Если в обычной, мирной ситуации человек во многом лишен выбора (выбор ограничен многочисленными инструкциями и правилами), то в экстремальной ситуации он от этого освобождается. Он получает возможность решать многие вопросы, связанные с самым главным выбором: выжить или умереть. Все остальное как бы исчезает, уходит на задний план. Он встает перед проблемой «беспредела»: ради того, чтобы выжить, можно идти на все. Поведение высвобождается, ограничители исчезают. Как пелось в одной из солдатских песен, родившихся в Афганистане, «война становится привычкой». Тут и возникает особый «афганский вариант» смысловой структуры личности - иная система смыслов, которая многое воспринимает по-другому, не так, как в «мирном» варианте. Здесь доминируют свои, особые оценки. Для него - и это естественно - убийство противника не есть убийство, а жестокость не есть жестокость. Он - другой, но понять это для «мирного варианта» практически невозможно. Да и сам он себя не всегда понимает. Ему легче понять другого такого же и лишь через него - самого себя. В этом, в частности, и находятся истоки «афганского братства»: «афганец» нужен «афганцу» потому, что он в нем видит себя, осмысливает и переживает свои проблемы. Почему У. бен-Ладен носился со своими «арабскими афганцами» более десяти лет по всему свету? Да потому, что после 1990-го года они стали не нужны никому, кроме него.
Для «афганского варианта» психики одним из важнейших является вопрос внутреннего выбора. Боевая ситуация освобождает от выбора: надо подчиняться закону выживания, жизни и смерти. Это освобождает от очень многого, оставляя лишь то, чем человек не может пожертвовать. Например, своей жизнью, своим товарищем, своими нравственными представлениями (при всей их особенности).
Оказавшись в чужом мире, солдаты - хоть советские, хоть арабские - были обречены на то, чтобы «пройти через это». Не все выдерживали такой выбор и оставались чистыми в нравственном отношении - отсюда значительный «негатив», который принес Афганистан, отсюда искореженный «человеческий материал», который вернулся с той войны. И это понятно: оказавшись в ином обществе, ином мире, старая система ценностей, старые личностные структуры (даже если они были сформированы) рушатся - экстремальная ситуация как бы освобождает от старого и создает новую систему, иные ценности. И тут человек либо плывет по течению, становится марионеткой в чьих-то руках, либо мается, страдая оттого, что и подчиняться не хочет, и собственный выбор сделать не может, либо становится действительно самостоятельной личностью - этим «особым вариантом» - и обучается на всю жизнь делать в любой ситуации свой, личный выбор и верить только ему, руководствоваться им. Научиться так жить очень тяжело. Настолько, что потом уже не можешь и не хочешь жить по-другому, заново переучиваться.
Афганистан освобождал от многих прежних иллюзий. Одновременно он создавал новые. Уникальная ситуация участия в войне для многих становилась обычной и нормальной. Привыкая к ней, люди как бы готовились всегда жить именно так. Отсюда - синдром «недовоевавших афганцев».
«Особый вариант» смысловой структуры личности заряжен главным - иллюзией собственной исключительности. В ситуации той войны, когда многое было «не по правилам», не только возрастало ощущение ценности своего «Я». На базе этого появлялись многочисленные подтверждения понимания своей важности и необходимости. Возрастала ценность каждого отдельного человека - хотя одновременно резко падала ценность человеческой жизни вообще. Каждый знал, что от него зависит очень многое, и ощущение собственной необходимости придавало особый смысл жизни. В боевой обстановке не до чинов - любой командир здесь на равных (если не сказать больше) с бывалым десантником или опытным моджахедом. И каждый солдат стремительно вырастал в собственных глазах. И воспринималась война как что-то очень важное и ценное, - потому что не война сама по себе, а человек в военной ситуации приобретал совершенно особую цену. Такую, какой у него, молодого человека, до этого не было и быть не могло в мирной жизни.
Личность, перестроенная по военным меркам, по афганским, а не по советским или саудовским стандартам, с иной системой ценностей и принципиально новыми качествами - вот кто возвращался на родину из Афганистана. И тут наступал второй акт социально-психологической драмы. Никаких эмоций: данный вариант структуры личности действительно никому не был нужен на родине. Тому несколько причин.
Вначале об общих причинах. В мирное время никакому обществу не нужны люди с боевым опытом или просто опытом жизни на войне. В стабильном обществе, в котором человеческое поведение регламентировано, не нужны люди, привыкшие исходить из собственного, индивидуального выбора. В ситуации, когда все живут одинаковой жизнью, не нужны люди, привыкшие жить жизнью особенной. Наконец, когда общество радуется, что война кончилась, не нужны люди, которые ею гордятся и требуют какой-то (пусть даже символической) благодарности в связи со своим участием в этой войне. Такова жестокая истина.
Сформировавшийся на войне особый тип личности нуждается в реадаптации, то есть в обратной личностной перестройке, по своей глубине сравнимой с той, которая произошла в ходе пребывания на войне. В данном случае дело осложняется тем, что тогда новые личностные качества формировались во многом из «сырого» материала (несформировавшиеся личности молодых людей), теперь же речь шла о сложившемся, достаточно жестком и бескомпромиссном, особом варианте личностно-смысловой структуры.
Первое, с чем сталкивались солдаты-»афганцы», возвратившись на родину, - тот факт, что их не принимали или принимали совсем не так, как им хотелось, как они ожидали. Речь идет не о факте встречи, не о внимании родных или, напротив, невнимании официальных лиц. Имеется в виду психологическое, внутреннее, глубинное непонимание тех, кто вернулся, со стороны тех, кто «там» никогда не был. Это естественно, и ждать настоящего, глубинного человеческого понимания просто наивно. Для солдата на войне за короткое время, в силу близости к смерти, неоднократно пролетала вся жизнь. Для тех, кто жил дома - в Союзе или Саудовской Аравии, прошли всего лишь «какие-то» несколько месяцев. Для них эта война была совсем не той, какой она была для ее участников...
В рамках складывавшегося в Афганистане особого варианта смысловой структуры личности, осознавшей свою особенность и гордящейся ею, приходилось смирять себя и становиться «как все». Причем происходило это в специфической ситуации: пока солдаты воевали, отношение к этой войне изменилось, общество озаботилось собственными проблемами и многочисленными внутренними трудностями. Да и вообще жизнь стала более сложной, напряженной и динамичной - на фоне той, которой жил замерший Афганистан. В той же Саудовской Аравии бурно начались процессы модернизации - естественно, под американским влиянием. У. бен-Ладен оказался не готов к этому так же, как я - к горбачевской перестройке.