ГЛАВА 7 Осознание настоящего 9 страница

1987).

Филипп Арьес, один из пионеров танатологии, разрабаты­вающий проблему смерти как проблему исторической антропо­логии, выявил связь между установками в отношении к смерти, доминирующими в обществе на определенном историческом этапе, и самосознанием личности, типичной для этого общест­ва. С его точки зрения, в изменении восприятия смерти находят свое выражение сдвиги в трактовке человеком самого себя. Иными словами, обнаружение трансформаций, которые пре­терпевает смерть в коллективном бессознательном, проливает свет на структуру человеческой индивидуальности и на ее перестройку, происходившую на протяжении веков'.

Ф. Арьес намечает пять главных этапов в эволюции устано­вок по отношению к смерти.

Первый этап, который, собственно говоря, представляет собой не этап эволюции, а, скорее, состояние, остающееся, стабильным в широких слоях народа, начиная с архаических времен и вплоть до XIX века, если не до наших дней, он обозначает выражением «все умрем». Это состояние «приручен­ной смерти» (la mort apprivoisee). Такая ее квалификация вовсе, однако, не означает, что до того смерть была «дикой»². Арьес хочет лишь подчеркнуть, что люди раннего средневековья от­носились к смерти как к обыденному явлению, которое не внушало им особых страхов. Поскольку человек органично включен в природу и между мертвыми и живыми существует гармония, «прирученную смерть» принимали в качестве естест-

Арьсс ссылается на четыре «параметра», определяющих, по его мнению, ^отношение к смерти. Это: 1) индивидуальное самосознание (какое значение Придается индивиду и группе?); 2) защитные механизмы против неконтроли­руемых сил природы, постоянно угрожающих социальному порядку (наиболее

^)ПасНые силы — секс и смерть); 3) вера в загробное существование; 4) вера в ^теснУю связь между злом и грехом, страданием и смертью, образующая базис мифа о «падении» человека. Эти «переменные» вступают между собой в

озличные сочетания, сложно меняющиеся в ходе истории, но их постоянная •игра», развертывающаяся в коллективном бессознательном, ничем не обуслов­лена.

Эта смерть выражает, по Арьесу, «нормальное» отношение к Ней, тогда как Нынешнее отношение и есть «дикое».

венной неизбежности. Например, так фаталистично относились к смерти и рыцарь Роланд, и крестьянин из повести Льва

Толстого.

В прежние времена смерть не осознавали в качестве личной драмы и вообще не воспринимали как индивидуальный по преимуществу акт; в ритуалах, окружавших и сопровождавших кончину индивида, выражалась солидарность с семьей и обще­ством. Эти ритуалы были составной частью общей стратегии человека в отношении к природе. Человек обычно заранее чувствовал приближение конца и готовился к нему. Умираю­щий — главное лицо в церемониале, который сопровождал и оформлял его уход из мира живых. При этом и сам этот уход не воспринимался как полный и бесповоротный разрыв, посколь­ку между миром живых и миром мертвых не ощущалось непро­ходимой пропасти. Внешним выражением этой ситуации может служить, по мнению Арьеса, то, что в противоположность погребениям античности, которые совершались за пределами городской стены, на протяжении всего средневековья захоро­нения располагались на территории городов и деревень: с точки зрения людей той эпохи, было важно поместить покойника поближе к усыпальнице святого в храме Божьем. Мало того, кладбище оставалось «форумом» общественной жизни; на нем собирался народ, здесь и печалились, и веселились, торговали и предавались любви, обменивались новостями. Такая близость живых и мертвых («постоянное, повседневное присутствие жи­вых среди мертвых») никого не тревожила.

Отсутствие страха перед смертью у людей раннего средневе­ковья он объясняет тем, что, по их представлениям, умерших не ожидали суд и возмездие за прожитую жизнь и они погру­жались в своего рода сон, который будет длиться «до конца времен», до второго пришествия Христа, после чего все, кроме наиболее тяжких грешников, пробудятся и войдут в царствие небесное.

Идея Страшного суда, выработанная, как пишет Арьес, ин­теллектуальной элитой и утвердившаяся в период между XI и XIII столетиями, ознаменовала второй этап эволюции отношения к смерти, который Арьес назвал «Смерть своя» (la mort de soi). Начиная с XII века, сцены загробного суда изображаются на западных порталах соборов, а затем, примерно с XV века, пред­ставление о суде над родом .человеческим сменяется новым пред­ставлением — о суде индивидуальном, который происходит в момент кончины человека. Одновременно заупокойная месса становится важным средством спасения души умершего. Более важное значение придается погребальным обрядам.

Все эти новшества, и в особенности переход от концепции коллективного суда «в конце времен» к концепции суда инди-

видуального, непосредственно на одре смерти человека, можно объяснить ростом индивидуального сознания, испытывающего потребность связать воедино все фрагменты человеческого су-шествования, до того разъединенные состоянием летаргии не­определенной длительности, которая отделяет время земной жизни индивида от времени завершения его биографии в мо­мент грядущего Страшного суда.

В своей смерти, пишет Арьес, человек открывает собствен­ную индивидуальность. Происходит «открытие индивида, осо­знание в час смерти или в мысли о смерти своей собственной идентичности, личной истории, как в этом мире, так и в мире ином». Характерная для средневековья анонимность погребе­ний постепенно изживается, и вновь, как и в античности, возникают эпитафии и надгробные изображения умерших.

В XVII веке создаются новые кладбища, расположенные вне городской черты; близость живых и мертвых, ранее не внушав­шая сомнений, отныне оказывается нестерпимой, равно как и вид трупа, скелета, который был существенным компонентом искусства в период расцвета жанра «пляски смерти» в конце средневековья. Не случайно именно в этот период появляется завещание (которое Арьес рассматривает прежде всего как факт истории культуры) — средство «колонизации» и освоения по­тустороннего мира, манипулирования им. Завещание дало че­ловеку возможность обеспечивать собственное благополучие на том свете и примирить любовь к земным богатствам с заботой о спасении души. Кроме того, как раз во второй период средне­вековья возникает представление о чистилище, отсеке загроб­ного мира, который занимает промежуточное положение между адом и раем.

Третий этап эволюции восприятия смерти — «Смерть дале­кая и близкая» (la mort longue et proche) — характеризуется крахом механизмов защиты от природы. И к сексу, и к смерти возвращается их дикая, неукрощенная сущность¹.

Четвертый этап многовековой эволюции в переживании смерти — «Смерть твоя» (la mort de toi). Комплекс трагиче­ских эмоций, вызываемых уходом из жизни любимого челове­ка, супруга или супруги, ребенка, родителей, родственников, на взгляд Арьеса, новое явление, связанное с укреплением эмоциональных уз внутри нуклеарной семьи. С ослаблением веры в загробные кары меняется отношение к смерти; ее ждут как момента воссоединения с любимым существом, ранее ушед­шим из жизни. Кончина близкого человека представляется более тягостной утратой, нежели собственная смерть. Роман-

¹ Почитайте маркиза де Сада, и вы увидите слияние оргазма и агонии ^в едином ощущении.

тизм способствует превращению страха смерти в чувство пре­красного.

Наконец, в XX веке развивается страх перед смертью и самим ее упоминанием. «Смерть перевернутая» (la mort inversee) — так обозначил Арьес пятую стадию развития восприятия и пережи­вания смерти европейцами и североамериканцами. Подобно тому как несколько поколений назад в викторианском обществе считалось неприличным говорить о сексе, так после снятия с половой сферы всех табу¹ эти запреты и заговор молчания перенесены на смерть. Тенденция к вытеснению ее из коллек­тивного сознания, постепенно нарастая, достигает апогея в наше время, когда, по утверждению Ф. Арьеса и Р. Мея, общество ведет себя так, как будто вообще никто не умирает и смерть индивида не пробивает никакой бреши в структуре общества. В наиболее индустриализованных странах кончина человека обставлена так, что она становится делом одних только врачей и предпринимателей, занятых похоронным бизнесом. Похороны проходят проще и короче, кремация сделалась нор­мой, а траур и оплакивание покойника воспринимаются как своего рода душевное заболевание: американизированному «стрем­лению к счастью» смерть угрожает как несчастье и препятствие, и потому она не только удалена от взоров общества, но и ее скрывают от самого умирающего, дабы не делать его несчаст­ным. Покойника бальзамируют, наряжают и румянят, с тем чтобы он выглядел более юным, красивым и счастливым, чем был при жизни.

Мы еще чуть позже вернемся к теме посмертной (эсхатоло­гической) мифологии, но сейчас нам хотелось бы отметить следующее. Подобная «перевернутость» смерти в наши дни формирует неспособность чувствовать, апатию, отчуждение, боязнь любви и «миф о власти» — словом, все то, что можно описать как «шизоидность». Помимо прочих следствий, это формирует основной «бич XX века» — одержимость сексом. Секс — это самый легкий способ доказать нашу жизненную силу (потенцию), продемонстрировать, что мы все еще «моло­ды», привлекательны и сильны, то есть показать, что мы еще живы. В этом отношении на секс возложена задача доказать всю полноту нашей власти над природой, так репродукция есть единственный способ продлить наше Имя (себя в генах) в потомках, которые будут-жить после смерти². Но современная

¹ Табу — полинезийское слово, обозначающее предметы или живые суще­ства, к которым нельзя прикасаться.

² Насилие над природой, ярким примером которого является радиация, ввергает пас в конфликт с символической матерью (мы говорим о матери-при­роде; таким образом расщепление атома можно интерпретировать как обрете­ние власти над «женским началом»).

погоня за сексом» выходит даже далеко за пределы этого мол огичес кого факта, который всегда был известен человеку.

Все чаще и чаще психологические исследования показыва­ют что мотивом сексуального акта выступают не чувственное наслаждение или страсть, а искусственный мотив самоутверж­дения и безопасности; таким образом секс все больше сводит­ся к копинг-механизму снятия беспокойства. При этом, зани­маясь сексом без любви, мы подменяем ее, по сути дела, фиктивным, иллюзорным самоудовлетворением, превращая в нечто банальное и манипулятивное. Средства массовой комму­никации начинают эксплуатировать наши чувства, которые как бы обретают надындивидуальный характер. Они перехватывают и «обобщают» (то есть обезличивают) различные эмоциональ­ные состояния — страстную любовь, глубочайшую тоску, ис­ступленную ярость, безумную одержимость, отчаянную панику, радостное жизнелюбие и мертвящее оцепенение, — трансфор­мируя все это в эмоциональные трафареты. А отсюда уже недалеко до формирования того, что Э. Фромм называл некро-филической ориентацией.

У эрудированных обывателей слово «некрофилия» ассоции­руется только с одним значением: сексуальное влечение к трупу. Однако у Фромма это понятие гораздо богаче и, можно сказать, вообще строится не на сексуальной основе¹. Фромм пытается осмыслить человеческую ориентацию на разрушение и смерть, сталкивая многовековую традицию гуманизма с открытой пси­хоанализом драмой между Эросом и Танатасом (влечением к жизни и устремлением к смерти)². Для него в психике каждого

¹ Вообще слою «некрофилия» в психологическом значении впервые упот­ребил испанский философ Мигель де Унамуно В 1936 году по поводу нацио­налистической речи генерала Миллана Астрая в знаменитом университете Са-ламанки, где Унамуно был ректором в тот момент, когда началась гражданская война в Испании. «Только что я услышал бессмысленный иекро^шьский возглас: *Да здравствует смерть!*. И я — человек, посвятивший свою жизнь формули­рованию парадоксов, которые нередко вызывали гнев непонимания, — я могу сказать вам как специалист, что этот парадокс мне претит. Генерал Миллан Астрай — калека, инвалид. Я говорю это без всякого оценочного подтекста. Он получил увечье на войне. Сервантес тоже был калекой. К сожалению, сейчас в Испании много инвалидов, а скоро будет еще больше, если только Бог не Придет нам на помощь. Мне больно думать, что генерал Миллан Астрай будет Диктовать нам свою волю и навязывать всем психологию толпы. Калека, лишенный духовного величия Сервантеса, обычно ищет утешения в том, чтобы Увечить и калечить все вокруг себя» (цит. по Э. Фромму, 1994).

² В последней фрейдовской теории влечений выделяется фундаментальное «лечение, противоположное влечению к жизни и нацеленное на полное устра­нение напряжения, то есть на приведение живого существа в неорганическое ^стояние. Прежде всего оно направлено внутрь, на саморазрушение, и лишь вторично проявляется в форме влечения к внешней агрессии и разрушению. Два врожденных влечения человека постоянно противоборствуют, пока логика Коллизии не приводит к торжеству инстинкта смерти.

человека заложены обе тенденции: любовь к жизни и любовь к смерти, и конкретный человек в течение жизни в каждой ситуации оказывается ближе к той или иной ориентации, про­являя себя биофилом или некрофилом.

Так живая природа дарит нам естественный ход событий вечное круговращение, в котором вновь и вновь заявляют о себе «младая кровь» и увядание, жизнестойкость бытия и его закатные формы, где плодоношение замещает первоначальное цветение, а закат венчает процесс от рассвета до гулких сумерек. Это жизнен­ное многообразие некрофил пытается подменить искусственной пульсацией, безжизненным шевелением, устремленным к окон­чательной остановке, не имеющей ничего общего с восточной нирваной, где блаженство рождено воссоединением с духом. Здесь высшая цель — всевластие распада, самодержавие смерти... «Бы­тие развертывает себя в механических конвульсиях, предваряю­щих финальное распыление. Жизнь предстает как торжествующая травестия смерти» (П. С. Гуревич, 1994). И аналог этому ищут в феномене техники'.

Некрофила влекут к себе тьма и бездна, его внимание приковано к пещерам, пучинам океана, подземельям, жутким тайнам и образам слепых людей. Самое интимное побуждение некрофила — вернуться к ночи мироздания, или к праистори-ческому состоянию. Он, в сущности, ориентирован напрошлое, а не на будущее, которое ненавистно ему и пугает его. Отсюда вытекает его общая позиция: жизнь никогда не является пред­определенной, ее невозможно с точностью предсказать и про­контролировать, поэтому, чтобы сделать живое управляемым, подконтрольным, его надо умертвить². В самом бытии некро­фила заложено мучительное противоречие: он живет, но тяго­тится жизнью; развивается, как все биологическое, но тоскует по разрушению; ощущает богатство жизни, ее творческое нача­ло, но глухо враждебен всякому творению. Его жизненный девиз: «Страсть к разрушению есть тоже творческая страсть» (М. А. Бакунин). Его внутренний мир полон жутких картин насилия, гибели и омертвения; во внешнем мире ему тоже преж­де всего интересны картины смерти, траура, истязаний.

¹ Описывая нечто подобное в своих стихах, Максимилиан Волошин заме­тил, что точно так осознала бы мир сама себя постигшая машина.

² В этом отношении интересна судьба Эрнеста Хемингуэя — кумира мно­гих «потерянных» поколений. Романтический герой, воин, дон-жуан, пьяшша, азартный охотник, он утверждал полную власть человека над собой и над окружающим миром. Но неотвязно тревожные думы о смерти, часа прихода которой никто не знает, начали оказывать на него столь страшное давление, что он стал импотентом и к шестидесяти пяти годам совершил свое самое по­следнее деяние, с помощью которого можно утвердить свою власть, — совер­шил самоубийство.

Людей с некрофелической ориентацией неудержимо тянет

о всему, что не растет, не меняется, ко всему механическому.

И их поведение мотивирует не только тяга к омертвелому, но и

емление р_азрущить зеленеющее, жизнеспособное. Поэтому • жизненные процессы, чувства, побуждения он хотел бы эпредметить, превратить в вещи. Жизнь с ее отсутствием встро­енного механического устройства пугает и даже страшит некро­фила, который скорее расстанется с жизнью, нежели с вещами, поскольку последние обладают для него наивысшей ценностью.

Некрофильство — потенциальная опора диктатур (недаром в качестве клинических случаев некрофилии Э. Фромм приво­дит примеры А. Гитлера и И. Сталина). Без мобилизации некрофильских тенденций немыслимо ни одно насилие или жестокость¹. При этом современное индустриальное общество (так или иначе машинизировавшее и умертвившее почти все сферы человеческой жизнедеятельности) располагает особой техникой инспирирования массовых некрофильских страстей, порождая миллионные массы отчужденных людей, каждый из которых «одномерно» воспринимает себя и свое тело как отвле­ченные средства достижения собственных успехов. Из таких людей потом успешно вербуются наемники, палачи, террори­сты, надзиратели и т. п.

Согласно этой концепции (основанной, между прочим, на многолетней клинической практике) сегодня в психике каждого человека можно легко обнаружить конфликт этих двух начал, хотя сам человек может далеко и не иметь представления о накале и течении этой борьбы. Поэтому ныне психологическая работа с представлениями о смерти приобретает не только частное психотерапевтическое звучание, но и общечеловече­ский масштаб, напрямую связанный с проблемами выживания человечества на Земле как биологического вида.

Предлагаем вам еще одно, может быть, самое важное из всех упражнение о смерти.

Упражнение «Смерть» (2)

Сядьте прямо, прикройте глаза. Сделайте несколько глубоких вдохов. Войдите в особое состояние сознания. Представьте перед собой стену, на которой большими циф­рами написан ваш возраст.

Не случайно современная техника проявила свою эффективность не лько в сфере жизненных интересов людей, сколько в области массового Человекоубийства.

Щелчок! Число увеличилось на единицу. Щелчок! Еще на единицу!

Щелчок! Еще на единицу. (И так далее, до тех пор, пока вы достигнете возраста, в котором, как вам кажется, вы умрете.)

Вообразите, что вы просыпаетесь утром последнего дня вашей жизни. Где вы? Как вы себя чувствуете? Что вы ощущаете в своем теле?

Вы больны или смерть придет в результате какого-то не­счастного случая? Если вы больны, то знаете ли вы, что уми­раете?

Проследите в своем воображении все события этого послед­него дня. Есть ли какие-нибудь люди вместе с вами? Какие они испытывают чувства к вам? Что вы испытываете к ним?

Если вы понимаете, что наступает смерть, хотели бы вы написать реквием? Или, может быть, поделиться с кем-нибудь своими мыслями или чувствами? Вообразите сам момент смер­ти. Что вы испытываете?

Представьте несколько мгновений сразу после смерти. Что вы испытываете?

Когда вы завершите это упражнение, сделайте подробное описание всего, что вы воображали и что чувствовали. Напо­мните самому себе, что это всего лишь произвольная фантазия, которую вы сами создали, и вы совершенно не обязаны следо­вать ей как какой-то программе.

Ваша жизнь не должна прийти к своему концу именно таким способом и именно в том возрасте, который вы только что представляли.

Это очень важное упражнение, потому что оно помогает обнаружить бессознательные фантазии о том, как и когда вы умрете. Бывает, что человек ждет, что он умрет от сердечного приступа так же, как его родители или Значимые Другие.

А как вы представляете свою собственную смерть? Быть может, у вас нет особого времени, чтобы разработать эту фан­тазию? Но нам кажется, что у любого человека есть какая-то фантазия на эту тему.

Существует много разных страхов смерти. Как сказал Эпик-тет: «Вовсе не смерть — источник всех зол, но, скорее, страх смерти». Одни боятся, что станут умирать от долгой и мучитель­ной болезни или что в старости они будут оставлены всеми й придется умирать в одиночестве. Другие боятся, что умрут, не успев достичь целей, которые они поставили перед собой-Некоторых буквально бесит, что им не подвластны сроки ИХ жизни и смерти (и кое-кто из них пытается отнять у судьбы эту властии совершает самоубийство). Но, кажется, самый распро­страненный страх — это страх потерять чувство самотождест-

венности, утратить собственную личность {«все будет, а меня е будет»). Когда вы выполняли завершающую часть этого упражнения, воображали ли вы какую-то жизнь после смерти* и продолжение вашего сознания в той или иной форме или вам представлялось, что смерть — это абсолютный конец: гаснет свет, наступает полная темнота? Понятно, что те, кто так думает, больше всех боятся смерти¹.

Страх смерти настолько силен, что многие люди всячески стремятся избегать цифры 13, хотя и не могут обяснить, чем их страшит это число. Между тем известно, что цифры у ряда народов обозначались буквами, и у древних евреев число 13 и слово «смерть» писались одним знаком. В Японии по той же причине избегают цифры 4: при чтении иероглифа 4 («си») он звучит, как другой иероглиф, означающий «смерть». Поэтому в японских больницах вы не встретите палаты с номером 4, а если здание многоэтажное, то и в указателе лифта вы не найдете четвертого этажа.

С другой стороны, существует и страх жить вечно², и эта неразрешимая экзистенциальная проблема «смерть-бессмер­тие» накладывает на все человеческое бытие чувство «супер­страха».

Но некоторое люди вроде как не боятся смерти. При этом, однако, у них, как правило, присутствует другой страх — страх боли и страх умереть в мучениях. С. Левин, один из самых выдающихся танатологов, отмечает, что, с одной стороны, действительно, в случае ряда заболеваний (особенно онкологи­ческих), связанных с сильными физическими страданиями, смерть может рассматриваться как избавление от них, как некий выход из непереносимой ситуации, но, с другой стороны, такое представление «обесценивает» состояние смерти, лишая чело­века тех потенциальных возможностей самопознания и про­светления, которые она несет. Для такой категории людей будет полезно выполнить следующие упражнения.

Великий государь Московский и всея Руси, самодержец парь Мнхвил.^ЗДорович Романов (1596—1645), от непрестанных раздумий о смерти «впал ^в неподвижность» и умер «от... кручины».

Если обратиться к мифологии,'то одной из причин той вялости и скуки, У⁰ Царили в любовных делах обитателей Олимпа, было именно бессмертие

тов. Любовные отношения Зевса и Геры протекали совершенно неинтересно, ока в них не вмешивался смертный. Ход истории менялся только тогда, когда

вс спускался к Леде или Ио и влюблялся в смертную женщину, жаждавшую '-за своей смертности иметь ребенка. Как пишет Р. Мей: «Наше ощущение ыертности не только обогащает любовь, но ипорождает ее*. Любовь есть

рекрестное опыление смертности ибессмертия, вот почему демон Эрос

исывается как нечто среднее между богом и человеком и его природе Рисущиотличительные черты того и другого.

Упражнение «Медитации на боли»

(каждый из приведенных ниже текстов

можно повторять про себя или слушать,

как его медленно читают вслух)

ПЕРВЫЙ ЭТАП: ОТКРЫТИЕ БОЛИ

Расположитесь сидя или лежа, так, чтобы вам было удобно. Позвольте себе занять это положение так, чтобы все тело чувствовало себя полностью присутствующим там, где оно находится.

Войдите любым удобным для вас способом в особое состо­яние сознания.

Направьте свое внимание в ту область, где вы чувствуете неприятные ощущения.

Пусть ваше внимание полностью сосредоточится на этой области. Позвольте осознанию постоянно присутствовать и переживать все ощущения, которые возникают там.

Позвольте себе почувствовать неудобство вашего положения.

Сжимается ли ваше тело от боли? Почувствуйте, как оно желает зажать ее в кулак, изгнать ее из себя. Позвольте телу открыться этому ощущению.

Почувствуйте напряжение и сопротивление, которое нака­тывается, чтобы исключить это ощущение.

Не выталкивайте из себя боль. Позвольте ей просто быть. Чувствуйте, как тело пытается отмежеваться от нее. Как оно закрывается от нее. Вообразите себе этот кулак. Чувствуйте, как тело сжимается от сопротивления. Почувствуйте, как тело дер­жится за каждое новое ощущение.

Начните постепенно открываться замкнутости вокруг ошу-щений. Боль может причинять самое незначительное сопротив­ление... Откройтесь... Расслабьтесь... Будьте вместе со своим ощущением,.. Позвольте кулаку медленно разжаться, открыть­ся... Дайте ощущению пространство. Отпустите боль... Зачем держаться за нее в это мгновение?

Чем сильнее рука сжимает раскаленный уголек, тем больше он жжет ее... Откройтесь... Расслабьтесь в области ощущения... Пусть кулак постепенно разжимается... открывается.

Ладонь сжатой руки расслабляется... Пальцы начинают ос­лаблять свою хватку... открываться для ощущений.

Кулак расслабляется... Постепенно открывается... Мгнове­ние за мгновением отпускайте боль... Освободите страх, кото­рый окружает ее.

Заметьте страх, который сосредоточился вокруг боли. По­звольте страху растаять... Пусть напряжение растворится, и тогда ощущения смогут легко возникать, когда они пожелают... Не пытайтесь охватить боль. Позвольте ей свободно парить. Больше не держите ее в захвате сопротивления... Расслабьтесь... Откройтесь этому ощущению.

Кулак разжимается. Пальцы, один за другим, ослабляют свою хватку.

Ощущения больше не охвачены сопротивлением...Раскрытие... Пусть боль смягчится. Пусть боль просто будет. Позвольте уйти сопротивлению, которое пытается подавить это переживание. Позвольте каждому ощущению стать полностью осознанным... Никакой привязанности... Никакого отталкивания... Боль начи­нает свободно парить в теле.

Все привязанности отступают, остаются только осознание и ощущение открытости от мгновения к мгновению... Расслаб­ленное тело легко принимает его.

Кулак разжимается и становится мягкой, широкой ладонью. Никакого напряжения... никакой привязанности.

Пусть тело будет мягким и открытым. Пусть ощущения плывут свободно... Легко... Мягко...

Смягчение, полное открытие боли.

Просто ощущение... Свободно парящее в мягком, открытом теле.

ВТОРОЙ ЭТАП:

ГЛУБОКОЕ РАССЛАБЛЕНИЕ,

ЗАПОЛНЕНИЕ ТЕЛА БЕЗМОЛВИЕМ

Сделайте несколько глубоких вдохов и займите удобное положение.

Просто и легко войдите в особое состояние сознания.

Сосредоточьте внимание на макушке головы. Позвольте Уму спокойно получать разнообразные ощущения, возникаю­щие там.

Что вы чувствуете: покалывание? тепло? наполненность? за­твердение? Что бы ни возникало, позвольте ему полностью войти в осознание. Позвольте ему войти в мягкий, открытый ум.

Когда ощущения становятся заметными, наблюдайте за чув­ством мягкого присутствия везде, где задерживается ваше осо­знание. Начните медленно направлять осознание вниз по телу.

Почувствуйте мышцы и ткани лица. Позвольте своему осозна­нию и теплу смягчить каждую часть тела, в которую они входят.

Распределите свое внимание, это чувство присутствия, по всему лицу. Пусть расслабится напряжение в области ушей.

Расслабьте мышцы вокруг глаз. Пусть ваши привязанности растают. Заметьте, как вы обычно пытаетесь видеть и быть расслабленными.

В области челюстей... Позвольте напряжению уйти прочь... Пусть лицо станет полностью мягким и расслабленным.

Пусть внимание продолжит опускаться к шее и горлу. Чув­ствуйте мышцы и ткани тела. От мгновения к мгновению ощущения возникают в мягкой открытости.

Когда приходит какое-то ощущение, соответствующая об­ласть тела расслабляется. Каждое ощущение смягчается. Эта часть тела расслабляется...

Плечи...Кости и связки:.. Мышцы и ткани тела... Смягчение.

Не за что цепляться. Нечего поддерживать. Просто позвольте плечам быть мягкими и легкими... Полностью расслабленными... Отпустите напряжение и привязанность к чему бы то ни было.

Пусть напряжение движется медленно вниз по руке... Чув­ствуйте поток в каждой руке, изливающийся из каждого пальца, освобождающий любое напряжение в плечах, руках, запястьях, пальцах.

Чувствуйте живот и грудь... Туловище... Переживайте свои ощущения изнутри... Смягчайте каждый орган, когда осознание входит в него...

Расслабляется живот... Легкие... Дыхание свободное и лег­кое... Оно происходит само по себе... Отпустите любую привя­занность в туловище... в груди.

Просто позвольте дыханию происходить самостоятельно... в открытом, теплом осознании. Не к чему привязываться. Нечего отталкивать. Есть только осознание, принятие ощущений... От мгновения к мгновению... В теплой тишине.

Почувствуйте спину. Позвольте своему вниманию двигаться медленно вниз по спине. Расслабляйте позвонок за позвонком... Любое напряжение, любая привязанность смягчаются, тают... Это просто ощущения. Мгновение за мгновением в них стано­вится все меньше напряжения, сопротивления, привязанности к мышцам и тканям тела... Расслабление.

Позвольте осознанию медленно двигаться по телу...

Поясница... Ягодицы... Полное расслабление.

Пусть осознание приблизится к заднему проходу. Если там есть какое-то напряжение, расслабьте его... Отпустите затвер­дение... Полностью расслабьте таз.

Почувствуйте свои бедра... Есть ли в них привязанность?.. Позвольте тканям и мышцам стать одним целым. Каждо^е мгновение ощущения высвобождает еще одно небольшое на­пряжение... Смягчение... Погружение.