Сновные и дополнительные признаки преступного типа. 7 страница

Наклонность к насилию особенно рельефно выделяется среди свойств бандита, когда она проявляется при таких отношениях к потерпевшему, при которых естественно было бы ожидать осо­бенной мягкости со стороны преступника, например, когда потер­певший был хорошим знакомым или другом преступника, — как, например, Гребнев по отношению к В., — или находился с преступ­ником, в момент преступления или непосредственно перед этим, в близких отношениях и т. п. А между тем, — даже оставляя отме­ченные уже психопатологическими чертами случаи садизма в сто­роне, — и при таких отношениях мы встречаем иногда в психо­логии бандита особенно резко выступающую способность к наси­лию, удивительно спокойное и рассчитанное применение к дру­гому человеку физической силы для достижения намеченной корыст­ной цели. Это не так удивительно еще, когда мы имеем перед собой бандита-профессионала, долго подвизавшегося на бандитском поприще и выработавшего в себе полное равнодушие к чужим стра­даниям. Но когда перед вами юноша, впервые вступивший на пре­ступный путь, эта черта невольно останавливает на себе особенное внимание. Что же будет, спрашивается, с таким человеком далее, если уже в начале своей преступной карьеры он обнаруживает такую смесь равнодушия и жестокости. Вот один из случаев этого рода, действующими лицами в котором выступают двое юношей,— Петр К. и Константин Г., первый из них ученик кавалерийских курсов. Им обоим было в то время по 18 лет. В ноябре 1921 года они учинили два следующих тяжких преступления. 6-го ноября, вечером, вместе еще с одним юношей — П., служившим некоторое время помощником комиссара одного из участков милиции г. Москвы, — они наняли извозчика и поехали. В районе Чухинского переулка они остановили извозчика и, угрожая револьвером, заставили его сойти с козел и отдать им 180.000 рублей. А в ночь на 28 ноября К. и Г. вдвоем, по предварительному между собою уговору, убили жившую в Кудринском переулке гражданку С., к которой пришли в гости в качестве знакомых. Они предва­рительно довольно долго с ней флиртовали, имели с ней ряд половых сношений, ласкали ее, а затем, в несколько приемов, убили ее, похитили ряд драгоценных вещей, принадлежавших ей и ее квартирохозяевам, и скрылись. О способе убийства и о времени начала нападения убийцы сговаривались посредством записки, которую передавали друг другу, а затем мелко изорванную оставили в пепельнице. Эта записка, по восстановлении, и послужила перво­начальным материалом для раскрытия преступления. На ней были две подписи: Петя и Костя. К переписке убийцы прибегли, очевидно, Для того, чтобы избежать каких-либо знаков, жестов или слов, которые могли бы возбудить подозрение потерпевшей. С. была ими задушена в два приема, причем в самом начале они разыграли нечто в роде сцены ревности. После первой попытки заду­рить С. они вышли в коридор и совещались, что делать далее. Услышав угрозы С. сообщить обо всем милиции, они верну­лись, решили покончить с нею и задушили ее. Во время заду­шения, по предложению Г., на С. было наброшено полотенце, так как убийцы опасались, что в ее глазах могут сохра­ниться изображения их лиц и по этим изображениям их впослед­ствии могут найти. С целью отвести от себя подозрение и внушить мысль, что С. была убита вторгшимися в квартиру бандитами, в ее вещах и квартире был произведен соответствующий бес­порядок, и ей, уже мертвой, было нанесено несколько ударов колу­ном. Словом, убийцы обнаружили большую заботливость и предусмотрительность в деле сокрытия своего преступления. Да и в самом плане последнего видна продуманность. Во время пред­шествующих своих посещений С, — с которой оба были в связи, — они заметили, что у нее есть драгоценные вещи, и задумали похитить последние, но выжидали удобного момента, пока не дождались, что С. была в квартире одна. С С. они познако­мились незадолго до убийства. Первый познакомился с ней Петр К. и познакомил с ней своего товарища. Знакомство про­изошло случайно на Тверской улице. С. была женщина легко­мысленная и легко сходилась с мужчинами. Вскоре оба они стали ее любовниками, и каждый провел у нее по нескольку ночей. В это время они и заметили, что у покойной, которая, очевидно, их не остерегалась, много драгоценных вещей. Каждый из них утвер­ждает, что мысль об ограблении и убийстве пришла первому не ему, а товарищу; более вероятно, что инициатива принадлежала Петру К. Оба юноши принадлежат к типу кутил, у которых склонность к кутежам и прожиганию жизни вместе со способностью открыто напасть на другого человека и, не теряясь, применить к нему физи­ческую силу, сплелись в один центральный признак, в склонность насилием добывать средства для своих кутежей. Как скоро насилие представляется им достаточно удобным средством добыть нужные для кутежа деньги, антиципация чувственных удовольствий, кото­рые можно будет таким образом приобрести, порождает у них решимость совершить данный насильственный поступок. Пьянство­вать, нюхать кокаин и кутить с женщинами — вот все, что их инте­ресует, кроме военной службы, которою оба охотно занимались. Несмотря на юный возраст оба они — чувственно эгоцентричны и с явными признаками морального вырождения. Оба — кокаини­сты, К. еще не пристрастился к кокаину, а только несколько раз его нюхал, Г. — нюхал кокаин уже 1/2 года, очень к нему пристра­стился, так как от него «получается приятный подъем». Перед пре­ступлением он несколько дней нюхал кокаин, от 3 до 6 граммов в день. Г. не пьет и в карты не играет. Петр К. пьет и во хмелю буен, склонен к дракам, раз даже бросился на Г. с шашкой. К. начал половые сношения с женщинами с 14 лет, Г. — несколько позднее, между 15 и 16 годами. Оба отличаются значительной половой возбудимостью. К. физически сильнее Г. В умственном отношении оба стоят приблизительно на одном уровне. Умствен­ных интересов ни у того ни у другого нет никаких. У К. яснее признаки умственной отсталости. Кое-что они из литературы читали, но, в общем, мало чем интересуются, кроме чувственных раз­влечений и удовольствий. К. более вспыльчив и впечатлителен, сравнительно сдержаннее, уравновешеннее и представляет собою юношу со спокойным, холодным и решительным лицом, с серыми глазами, небольшого роста и не особенно крепкого сложения. Блондин. Одет с претензией на некоторое франтовство. Отец его умер в 1917 году. С матерью он 2 года не живет, хотя формально не в ссоре. У родителей он жил до 14 лет. Учился в гимназии, про­шел 4 класса; революция прервала его учение, изменив материаль­ное положение семьи. В 1918 году поступил на военную службу и в армии исполнял разные обязанности. Раз пять бывал в боях, сначала испытывал сильный страх, но потом скоро привык. В 19/0 году работал по политическому розыску в Петровском порту и некоторых' других местах. Холост. В жизни никого не любил; убитой женщиной, как женщиной, не увлекался, провел у нее ночи 2. Материальной нужды не знал. Производит впечатле­ние решительного, черствого и жестокого человека, вместе с тем довольно пустого и легкомысленного. Деньги ему нужны были на кутежи, на женщин, на кокаин и чтобы принарядиться. Утвер­ждает, что подробностей убийства не помнит, так как «был заню­хан», а занюханный может сделать, что угодно, и за себя не отве­чает. Всю вину сваливает на К., утверждая, что он был инициато­ром этого преступления.

Петр К. — приблизительно того же возраста как Г. Он — москвич по рождению, незаконнорожденный сын одного московского оперного артиста. Жил все время с матерью, которая года два тому назад вышла замуж за его крестного отца. Учился в реальном училище, прошел 4 класса. Выйдя из школы, служил одно время статистом в театрах Корша и Незлобина. Театр он очень любит, с охотой и сам играл бы роли фатов и простаков. Кое-что читал и говорит, что читал с интересом Пушкина, Гоголя и некоторых других классиков, но производит впечатление малоразвитого, пустого и поверхностного юноши. Вспыльчив? jчень самолюбив, бывали случаи, когда под влиянием нанесенной ему обиды с ним происходило что-то в роде истерического припадка. Любит военную службу, особенно кавалерийскую, потому что она «подвижная». Склонен к путешествиям. С 1920 года попал на военную службу уехал добровольцем в Тургайскую область, откуда перебрался сначала в Оренбург, а потом — в Москву. Хотел было поступить на пехотные курсы, но не был принят из-за политической неграмотности. Попал на кавалерийские курсы, которых не кончил. Пьет сильно. Перед преступлением дома немного выпил. После преступления, придя домой, также выпил, заснул и спал как Убитый. Впоследствии он не раз видал убитую во сне. На вид, это — молодой человек высокого роста, крепкого сложения, с крупными чертами лица, с серыми на выкате глазами, из которых правый косит. Он франтовато одет в новый френч, в брюки-галифе и в военную фуражку.

Оба молодые человека ранее не судились.

II.

Из дополнительных признаков типа важно отмечать в характе­ристиках:

Степень умственной одаренности и развития преступника, в частности, степень его образования, степень усвоения им знаний, наличность или отсутствие у него умственных интересов, любовь или нелюбовь к чтению, преобладание у него интереса к книгам определенного содержания.

Наличность или отсутствие у преступника профессиональ­ной подготовки и интереса к какому-либо виду труда, перерывы в его трудовой жизни, занятие во время совершения преступления и в непосредственно предшествующий период, общий склад его характера, преобладание в характере известных наклонностей.

Отношение преступника к наркотикам, в частности, к кокаину и алкоголю, с указанием на отношение к этим ядам родителей и вообще предков преступника. Алкогольную наслед­ственность приходится встречать у громадного большинства пре­ступников. Я не могу здесь подробно останавливаться на очень важном участии наркотиков в происхождении многих преступле­ний, — особенно насильственных, — надеясь посвятить этому спе­циальную работу, отмечу только вкратце главные формы этого уча­стия: подавление критики и задерживающих импульсов у нарко­мана, приведение его в состояние возбуждения, в состояние особой податливости внушению и взрывчатых, аффективных волевых реше­ний, передачу потомству черт интеллектуальной, нервной и волевой слабости, особенной аффективное и предрасположенности к нерв­ным и психическим заболеваниям; физическую и психическую дегенерацию.

Если преступник страдает определенным нервным расстрой­ством, последнее необходимо отметить, а также нервное и психи­ческое расстройство предков преступника.

Признаки и степень дегенерации, т.е. вырождения преступ­ника, если таковое имеется. На выяснении понятия вырождения необходимо ненадолго остановиться.

В 50-х годах XIX столетия французский психиатр Мор ель первый развил учение о вырождении. Этому понятию он придавал очень широкое значение, разумея под ним болезненное отклонение т первоначального нормального типа, обусловленное в большинстве случаев неблагоприятными наследственными влияниями. При таком широком понимании всякое душевное заболевание подходило под это понятие и, действительно, включалось Морелем в область вырождения, причем он различал вырождение наследственное и приобретенное.

Понятие «вырождение» быстро завоевало себе право граждан в научной литературе и заняло видное место, между прочим, исследованиях, посвященных преступности и преступникам, — частности, в учениях антропологической школы Ломброзо. Исследование внешних признаков, которые указывались как признаки дегенерации, быстро возрастало и стало громадно. «Понятие «признак дегенерации» так расширилось, — писал проф. 3оммер еще в 1901 году, — оно включает в себя такие разнообразные состояния, что в настоящее время, наверное, не существует ни одного человека, который, на основании этого понятия, не был бы назван дегенератом». «Как вся литература, так и вся наука навод­нены этим понятием». При этом, «во всей психиатрии,— говорит д-р Шоломович, — нельзя найти отдела, в котором субъектив­ные впечатления играли бы большую роль, чем в отделе физиче­ских признаков вырождения»...

Не останавливаясь на перечне признаков вырождения, в число которых заносят чуть не все неправильности различных частей нашего тела, в частности, неправильности черепа, головы, лица, частей туловища, конечностей, половых органов и т. д., замечу только, то все эти внешние признаки вырождения, — и порознь, и груп­пами, — нередко встречаются и у преступников, и у людей, не совершавших никаких преступлений, и душевнобольных, и у здо­ровых. Доктор Шоломович, например, нашел, что лишь 7% исследованных им здоровых людей не было физических признаков дегенерации, а у 93% — они были в числе от одного до пяти. Нахождение таких признаков у преступника само по себе нечего еще не говорит о нем как о носителе известного крими­нального типа. Ни за одним из этих признаков и ни за одной комбинацией их нельзя признать значения специфических черт преступников. Попытка антропологической школы видеть в этих признаках характерные черты прирожденных преступников потер­пела решительную неудачу. Для криминалиста-психолога налич­ность у преступника подобных признаков имеет одно значе­ние: оно является для него сигналом, заставляющим быть особенно настороже и с особым вниманием и тщательностью отнестись к разным сторонам психической жизни данного субъекта, чтобы выяснить, не вырисовываются ли у него черты известного крими­нального типа на общем фоне психической дегенерации. Внешние дегенеративные признаки важны для него, лишь, поскольку у носи­теля их наблюдается и психическая дегенерация, но этого может и не быть; при наличности признаков физической дегенерации человек может быть нормален в психическом отношении. «Суще­ствует, — говорит проф. 3оммер, — целый ряд людей, органы которых обнаруживают высшую степень дегенерации, а мозговая жизнь нормальна, и наоборот: существуют морфологически совершенно нормальные люди, обнаруживающие эндогенные психозы».

Вырождение или дегенерация вообще есть состояние прогресси­рующего упадка, такого отклонения организации от нормального типа, при котором отправление той или иной функции, свойствен­ной нормальному индивидууму, понижается, становится все более затруднительным или даже совсем невозможным. Признаки этого состояния регресса очень многочисленны и разнообразны. Иногда оно поражает всего индивидуума в его целом и находит себе то или иное выражение во всех сферах его психической и физической организации; иногда же распространение его ограничивается каким-либо одним или несколькими органами, одной или немногими сторонами жизни индивидуума. В последнем случае индивидуум является носителем отдельных, рассеянных по разным сферам его организации признаков дегенерации, нередко выраженных довольно бледно и не влияющих сколько-нибудь значительно на его психическую деятельность. Субъекта, у которого физические признаки вырождения накопились в таком числе, что у него пони­жено, затруднено или прекратилось совсем отправление известных функций организма, без резко выраженных отклонений психиче­ской конституции от нормы, можно назвать физическим дегенера­том. При наличности у субъекта разрозненных признаков физиче­ской дегенерации или при отсутствии таковых, но при более или менее значительной пониженное, затрудненности или прекра­щении у него свойственных людям психических функций мы имеем перед собой в более или менее ярком ее выражении психическую дегенерацию. Если субъект является носителем дегенеративной физической и психической конституции, мы можем считать его полным дегенератом.

В психической жизни человека дегенерация находит себе выра­жение в трех главных состояниях: 1) в таком недоразвитии, при котором психическая жизнь, так сказать, едва брезжит, как это мы наблюдаем у идиотов; 2) в некоторых формах болезненного душевного расстройства и 3) в особых аномалиях характера, при которых нравственные комплексы, задерживающие и регу­лирующие проявление чувственных влечений, вполне или частью исчезают из характера. Нередки случаи, когда признаки указан­ных форм психического вырождения у одного и того же индиви­дуума разнообразно переплетаются друг с другом, когда с чер­тами более или менее глубокого умственного недоразвития или расстройства соединяются и признаки нравственного вырождения. Но бывают и случаи, когда моральная дегенерация выступает как отдельное, самостоятельное явление, не связанное с болезненным поражением мышления. Таким образом, можно говорить о последней как об особой форме психической дегенерации, кото­рая может быть связана с умственным недоразвитием или с душев­ной болезнью, но может и не быть связана с ними. Носители ее в то же время могут иметь или не иметь заметные признаки физи­ческой дегенерации, причем последние могут быть у них в боль­шем или меньшем числе. Сущность моральной дегенерации состоит в распаде, в полном или частичном отсутствии или исчез­новении общих членам данного общества нравственных компле­ксов, с которыми связаны задерживающие нравственные импульсы. Под влиянием жизненного опыта и постоянного общения с дру­гими людьми у индивида вырабатываются более или менее прочные и постоянные сочетания общих представлений известного рода поступков с определенными чувствами и с импульсами к совер­шению этих поступков или к воздержанию от них. Эти комплексы играют чрезвычайно важную роль в психической жизни; они при­надлежат к числу тех сил, которые руководят оценкой окружаю­щего и выработкой решений, воплощающихся во внешнем пове­дении человека. Как скоро у человека возникает представление или восприятие того, что подводится под содержащиеся в этих комплексах общие представления, ассимилируется с ними, так на данное представление или восприятие переносятся связанные с этими общими представлениями в один комплекс чувства и вле­чения. У нас есть, например, общие представления о справедливости и о поступках, ее нарушающих, общие представления известных видов честного и бесчестного поведения, разных форм благожела­тельных, любовных или, наоборот, насильственных действий и т. д. С одним из этих представлений прочно ассоциированы чувства истины, одобрения, долга, а с другими —- чувства отвраще­ния, негодования, гнева и соответствующие этим чувствам поло­жительные или отрицательные импульсы, т.е. импульсы к совер­шению чего-либо или к воздержанию от известного поведения.

Моральные комплексы, о которых идет речь, слагаются у чело­века незаметно для него самого, без сознательных усилий с его стороны, без особого обсуждения и размышления и образуют тот нравственный остов, который мы особенно ценим в человеке. Образование, чтение и размышление углубляют и расширяют обыкновенно эти нравственные устои, подкрепляют их сознатель­ными, более или менее продуманными взглядами, опираясь на кото­рые, индивид с большей или меньшей диалектической ловкостью может защищать их от разных возражений и сомнений. Но и у человека необразованного или малообразованного, без всяких сознательных усилий с его стороны, под влиянием общения его с другими людьми, заставляющего звучать в нем то те, то иные чувства, эти комплексы накапливаются обыкновенно в числе, достаточном для того, чтобы этот человек в своем поведении не выходил за пределы того, что считается дозволенным в данном обществе, по крайней мере, стремился не нарушать этих пределов. В своем поведении люди не так часто следуют обдуманным выво­дам, как, так называемым, «инстинктивным влечениям», тем импульсам, которые возникают у них непосредственно под впе­чатлением тех или иных обстоятельств; рассуждение, с взвешива­нием разных «за» и «против», часто приходит уже после, чтобы проверить, подкрепить, или задержать «инстинктивное влечение» к поступку. Эти «инстинктивные влечения» в значительной своей части имеют своим источником те нравственные комплексы, о которых шла речь выше. Нравственное вырождение состоит в распаде, оскудении, полном или частичном исчезновении этих комплексов. Выражением его служит нравственная нечувстви­тельность, распространяющаяся на всю моральную сферу или на известные ее области. При таком состоянии у человека нет того, что называют чувством справедливости, чувством долга, нравствен­ным, социальным чувством, чувством сострадания и благожела­тельности и т. д. Те психические комплексы, благодаря которым мы стремимся помогать другим людям, ограничиваем себя ради них, сочувствуем им и, до известной степени, переживаем их несчастья как свои собственные и т. д., — как бы выпали из пси­хической конституции людей, отмеченных печатью нравственного вырождения. Эти люди — нравственно нечувствительны, без­участны ко всему в мире, кроме требований своей животной при­роды. Они — не просто эгоисты или малоразвитые в нравствен­ном отношении люди, а носители исключительного морального оскудения, болезненно одностороннего, патологического, с мораль­ной стороны, характера. Лишь иногда и у некоторых из них можно подметить следы зародышевых альтруистических чувств, и то лишь в отношении людей, к которым они стоят в особо близ­ких отношениях, — к родителям, детям, сожителям и сожитель­ницам и т. п.

Отсутствие или необычайная слабость нравственных эмоций сопровождается у моральных дегенератов обыкновенно чувствен­ным эгоцентризмом, т.е. таким состоянием личности, при кото­ром выше всего для нее становится удовлетворение потребностей ее тела и внутри самой личности не остается никакого сдерживаю­щего чувственные влечения начала, кроме боязни физических страданий, нередко связанных с необузданным удовлетворением чувственных потребностей. На почве такого склада психики иногда развиваются разные извращенные стремления и наклонности, как в виде извращения полового чувства, так и в виде ненор­мального влечения к причинению зла ради самого зла. В своей книге «Вырождение» Макс Нордау приводит один яркий пример такого извращенного влечения ко злу. Осенью 1884 года в одной швейцарской тюрьме умерла некая Мария Жанре, совершившая массу убийств. «Получив хорошее воспитание, она посвятила себя уходу за больными; но ее влекла к этому не любовь к ближним, а стремление удовлетворять безумную жажду гнусных желаний». «Крики, страдания, стоны и судороги больных доставляли ей невы­разимое наслаждение». «На коленях, со слезами на глазах, умо­ляла она врачей разрешить ей присутствовать при самых тяже­лых операциях». «Предсмертная агония вызывала в ней чувство восторга». «Под предлогом болезни глаз, она приходила за сове­тами к докторам и похищала у них разные яды». «Первою жертвою была ее подруга; за нею последовали другие, и врачи даже не догадывались в чем дело, так как она постоянно меняла приюты и пользовалась хорошей репутацией как опытная сиделка». «Неудачное покушение в Вене раскрыло следы злодея­ния; она отравила, как оказалось, не менее 9 человек и не испы­тывала при этом ни чувства раскаяния, ни стыда». «В тюрьме она страстно желала только одного — тяжело заболеть, чтобы видеть собственные судороги в зеркале и наслаждаться ими». Конечно, такие, явно патологические, случаи составляют редкое исключение, но не в такой сильной и редкой форме удовольствие от при­чинения страданий нередко испытывается моральными дегенера­тами. Если лицу с печатью моральной дегенерации присуще легковозбудимое злобное чувство, то этот элемент активной, ищущей Удовлетворения злобы может легко послужить сильным предрас­положением к тяжким насильственным формам преступности и источником своеобразного наслаждения от выполняемых над другими людьми насилий. Часто эти черты психики бывают свя­заны с душевной или нервной болезнью, особенно с эпилепсией, но могут сложиться и самостоятельно у человека, не страдаю­щего этими болезнями. Если на фоне моральной дегенерации сложится наклонность к хищническому, нетрудовому приобрете­нию имущества, то носитель подобной психики окажется сильно предрасположенным к тем или иным формам воровства и очень легко и быстро может попасть в ряды профессиональных воров. Сочетание, на почве нравственного вырождения, наклонностей к насильственной преступности и к хищническому приобретению имущества легко может поставить человека в ряды наиболее жестоких и опасных бандитов.

Нередко моральных дегенератов называют «нравственно поме­шанными», но этот термин представляет, то неудобство, что слишком сближает их с душевнобольными и всех их вводит в бесконечную массу больных людей. Но от «помешан­ных» лица, отмеченные одним моральным вырождением, отли­чаются тем, что у них не наблюдается болезненного нарушения логических процессов суждения и умозаключения: «нередко, гово­рит проф. Корсаков, такие индивидуумы, несмотря на нравствен­ное убожество, бывают довольно смышлены». Некоторые из них отличаются довольно значительной образованностью и диалек­тической ловкостью, благодаря которой иногда выдумывают довольно интересные объяснения и мотивировки своих безобраз­ных и жестоких поступков: они ссылаются, например, на наслед­ственность, на борьбу за существование, на Дарвина, на Ницше и Достоевского и т. п. Конечно, в кривой логике их рассуждений нельзя не заметить серьезных дефектов, но не такого рода, чтобы их можно было назвать помешанными. Чаще, однако, мы нахо­дим у моральных дегенератов почти полное отсутствие образо­вания, недалекость и умственную туповатость, но в этом отно­шении они ничем существенно не отличаются от бестолковых и недалеких людей, не отмеченных печатью моральной дегене­рации.

Иногда моральных дегенератов называют «моральными идио­тами». Для такого названия есть известное основание. Однако моральными идиотами могут быть названы не все моральные дегенераты, а лишь некоторые, именно те, у которых это состоя­ние выражено особенно ярко и полно. Моральные идиоты, это — люди с полной атрофией нравственных эмоций (уважения к лич­ности, чувства человеческого достоинства и т. д.) и связанных с ними нравственных склонностей, совершенно отупевшие нрав­ственно.

Можно отметить три степени нравственного вырождения: полное нравственное отупение, с которым часто связывается и умственная тупость; его можно было бы назвать моральным идиотизмом, если не бояться смешения его с идиотизмом в смысле медицинском; это — полная нравственная огрубелость с резко выраженным .чувственно - эгоцентрическим складом характера;

состояние моральной имбецильности, характеризующееся силь­ным сужением поля нравственного сознания и чувства, при кото­ром некоторые нравственные эмоции распространяются лишь на немногих близких лиц — членов семьи, сожителя и сожитель­ницу и т. п., вне же этого тесного круга лиц наблюдается нравственная бесчувственность и равнодушие; 3) состояние, так сказать, моральной хаотичности, при котором в нравствен­ном сознании существуют, как бы широкие зоны нравствен­ной нечувствительности и нравственное сознание как бы разорвано, существует как бы в виде нескольких к различным сферам относящихся отрывков, причем некоторая нравственная чувстви­тельность в одних сферах отношений соединяется с нечувстви­тельностью в других. При первой форме дегенерации мы имеем перед собою человека-зверя, сохранившего иногда большую дозу хитрости, способность прикрывать свою нравственную слепоту теми или иными фразами, недурно учитывать выгодность или невыгодность для него известных поступков и поступать соответственно эгоцентрическим расчетам. Во втором случае перед нами оказывается если и человек-зверь, то все же с при­месью человеческих чувств и отношений к известному, ограничен­ному кругу лиц, или личность с нравственным сознанием, лишь слишком суженным в отношении круга лиц, на которых распро­страняется его голос. У такого человека нет нравственных ком­плексов общего характера, в которых с общими идеями связаны чувства долга, справедливости, честности и т. д., а есть комплексы, в которых с представлениями определенных лиц соединяются те или иные альтруистические чувства, удерживающие от соверше­ния недопустимых поступков в отношении этих именно лиц. Такие люди чувствуют, например, что нельзя совершать насильствен­ных поступков в отношении матери или отца, что нельзя обворо­вывать близких родственников, насиловать сестер и т. п., потому что они любят этих лиц, жалеют их и т. д., но на более широкий круг лиц их нравственные комплексы не распространяются. У носителей третьей формы нравственного вырождения отсут­ствуют нравственные комплексы, которые могли бы регулировать известную сторону их жизни или определенные сферы отношений, например, половую жизнь или область их имущественных отно­шений, а для остальных областей их жизни у них есть нравствен­ные комплексы более или менее общего характера. От просто малоразвитых в нравственном отношении лиц моральные дегене­раты отличаются выпадением из их психической жизни известных групп нравственных комплексов, обычно развивающихся у лиц дан­ного общества, и вследствие этого известная область их поведения или все их поведение в целом оказывается лишенным нравствен­ной регуляции. Вместо более или менее живых нравственных комплексов у них встречаются иногда относящиеся к данной области представления морального характера, но не ассоцииро­ванные с известными чувствами, не превратившиеся в атмосфере общения с другими людьми в нравственные комплексы, из кото­рых рождались бы соответствующие задерживающие нравствен­ные импульсы. У малоразвитых в нравственном отношении людей нравственная регуляция поведения существует, но лишь сравнительно слабая вообще или в известной сфере своих про­явлений.

Нравственное вырождение — явление довольно частое в пре­ступном мире. Из 260 обследованных мною бандитов, в той или иной степени оно было явственно выражено у 104.

Вырождение есть состояние прогрессирующего упадка. Как скоро оно появилось у того или иного индивида в своей началь­ной форме, оно будет прогрессировать в направлении все боль­шего приближения к моральному идиотизму, если не вмешаются какие-либо особые, задерживающие его рост влияния; с одних сфер жизни или отношений оно будет распространяться на дру­гие, все полнее захватывая личность, хотя не у каждого индивида оно достигает предела своего развития. Вначале морально нечувствительный лишь в известном круге отношений имуще­ственного характера, человек с течением времени утрачивает моральную чувствительность вообще, во всей области своих иму­щественных отношений, а часто и в сфере тех или иных личных отношений. Вначале несколько жалостливый в отношении сожи­тельницы или близких родственников, он становится все грубее и в своих отношениях к ним, не колеблется убить прискучившую ему сожительницу, и т. д. Тот, у кого наблюдается моральное вырождение в форме моральной хаотичности или имбецильности, в силу уже этого попадает часто в такие объективные условия, которые ведут его все далее по линии нравственного оскудения. Прогрессируя у индивида в течение его жизни, нравственное вырождение тяжело отзывается на потомстве. Известно, что дети наследуют черты характера своих родителей, их вспыльчи­вость, раздражительность, злобность, доброту и т. д. Если известных задерживающих, нравственных склонностей нет у роди­телей, задатков их не оказывается и у детей, а унаследованные антиальтруистические чувства получают полную свободу разви­тия и проявления. Особенно значительно наследственное отяго­щение в тех случаях, когда вырождение констатируется и у отца, и у матери. Существуют роды, которые все более и более дают бродяг, проституток, преступников. Таков, например, был род Маркусов, в котором было много бродяг, алкоголиков, плутов, проституток, 20% слабоумных, или род в Америке, про­слеженный на протяжении семи поколений: среди 540 брачных и 169 внебрачных потомков этого рода было 76 преступников, 142 бродяги, 181 проститутка, 64 нищих, 18 содержательниц публичных домов, 131 калек, идиотов и сифилитиков, 46 бесплод­ных. Вряд ли можно сомневаться, что нравственное вырожде­ние нередко вырастает на почве наследственного отягощения.