Неправильные» болгары болграда

Итак, на планете идут три процесса:

– психологическое расслаивание бытовое и внутригосударственное;

– пространственная поляризация некрофилов и биофилов;

– изменение соотношения «внешников» и «внутренников» на планете как целом.

«Внешники» постепенно истребляются, преимущественно своими же собственными руками, а «внутренники» и неугодники тяготеют к разным территориям (в 41– м были и такие сербы, которые смеялись в лицо тем, кто взял против захватчиков оружие, и уезжали к себе подобным в Америку – им, как и предателям из других народов, там хорошо); «болото» заполняет все.

О, видимо, «странном» итальянце, который вопреки выгоде предпочел остаться в разоренной послевоенной России, и о закономерно прекрасной судьбе его сына упомянуто в главе «Тайна человека, внесшего крест на Голгофу».

Один из классических, но индивидуальных случаев.

А теперь другой, более массовый и не столь персонифицированный.

Место: самый юг Российской империи, угол, составляемый западным побережьем Черного моря и Дунаем, – юг Бессарабии, Буджакские степи (ныне – юго‑запад Одесской области близ ее границы с Молдавией и Румынией).

Несмотря на теплый климат и великолепное по красоте, громадное по размерам, вытянутое на несколько десятков километров пресное озеро Ялпуг, Буджакские степи много веков были местом как бы проклятым. Ровная непересеченная местность от Черного моря вглубь материка, отсутствие географических препятствий на востоке и севере обращали эти плодородные места если не в перекресток Европы, то, во всяком случае, в одну из удобных для передвижения больших воинских соединений дорог. Естественно, многие завоеватели и следовавшие за ними толпы волнами перекатывались через Буджакские степи, разрушая и уничтожая все на своем пути. Оставшиеся в живых местные жители разбегались, – и богатейшие земли вокруг красивейшего озера пустовали. На протяжении всей истории человечества только вхождение подобных земель в крупные империи обеспечивало процветание для решившихся на них поселиться. Так и с Буджакскими степями: во второй половине XVIII века Екатерина Великая объявила, что эти земли, отошедшие к Российской империи, теперь уже навсегда переходят во владение династии Романовых и что все, кто желает переселиться в этот край, будут освобождены от налогов в течение 40 лет. Также гарантировалось, что и рекрутов в армию набирать из этого края не будут.

Слова Екатерины Великой возымели действие, и в Буджакские степи хлынули переселенцы из различных европейских стран. Каждый народ селился отдельно, поэтому и появились селения албанские, немецкие, молдавские, гагаузские и даже французские. Были и русские – из староверов, бежавших от безбожных издевательств «новых православных». Здесь старообрядцев называли «липованами» – происходит это странное название, как полагают, от названия лесов, в которых они селились подальше от гонителей.

Процветание переселенцев началось незамедлительно: богаты были не только вскоре распаханные степные земли, но и воды озера; даже овраги вокруг озера в те времена были прекрасным местом для охоты.

Были волны переселения и болгар – но происходили они не по коммерческим соображениям, как то делали остальные переселившиеся сюда народы, но по иным мотивам.

Последняя из «неугоднических» переселенческих волн пришлась на начало XIX века, в эпоху царствования Александра I. Начавшуюся в 1806 году русско‑турецкую войну, победоносную для русских, царь, подозревая приближение войны с Бонапартом, стремился поскорее завершить и заключить мир. И мир был заключен – за день до вторжения Наполеона в Россию. При такой поспешности в заключении мира и при том, что и турки не находились в неведеньи о происходящем в Европе и прекрасно понимали причину, по которой Александр I торопится высвободить 60‑тысячную Молдавскую армию под командованием адмирала Чичагова, условия мира выгодными для России быть не могли. В частности, русские войска были обязаны оставить уже освобожденные от турок территории Болгарии[5].

Болгары за столетия турецкой оккупации хорошо прочувствовали на себе, что такое носители истинной веры испытывавшего трудности с женщинами Магомета: болгар безнаказанно резали, грабили, насиловали. Для турок одним из любимых развлечений было, например, запрячь несколько болгарских юношей в повозку и, хлеща их бичом, разгонять повозку так, чтобы ветер свистел в ушах. Словом, издевались в полное свое удовольствие.

Люди таковы, что одним такое с собой обращение нравится, хотя слова могут произносить самые жалостливые, а другим – нет.

Болгары, оставшиеся в Болгарии, не воспользовавшись предоставленной им возможностью перейти под защиту России, выбрали власть турок, разумеется, не из христианского смирения. Истинная причина та, что оставшимся быть объектами унижения подсознательно нравилось – обыкновенный садомазохизм, одно из проявлений стадного мышления.

Те, кому издевательства не нравились по‑настоящему, получив возможность уйти, присоединялись к уходящим русским войскам – неугодникам.

Действительно, российская армия, освобождавшая оккупированную турками Болгарию, состояла, в сущности, из двух несмешивающихся категорий людей:

– немецкого генералитета, чуть разбавленного русскими типа предателя адмирала Чичагова, – некрофилическое начало (включая пьянствующее «русское» офицерье);

– рекрутских солдат, в те времена набиравшихся преимущественно из этнических русских, не угодивших помещику или старосте, а также нескольких офицеров типа Кутузова или графа Толстого – пусть разбавленное, но биофильное начало.

Болгары‑переселенцы к знати не принадлежали и, в силу уже одного только своего социального положения, общались, естественно, не с «внешническим» генералитетом, а с русскими рекрутскими солдатами. Таким образом, населению приходилось выбирать между турками‑некрофилами и рекрутами‑биофилами. Да, выбор был именно такой:уходить не в Россию, не к Романовым‑немцам, не к русским вообще, но к неугодникам.

Жить, наслаждаясь переживаниями под хлыстами турок, или уйти с рекрутскими солдатами, уйти на Родину?

«Подобное – к подобному», – естественно, вместе с российской армией ушли преимущественно те болгары, которые были склонны к независимости мышления, чуждые немецкой неодушевленной регламентированности. Соответственно, те болгары, которые остались в Болгарии, напротив, были преимущественно противоположной подсознательной ориентированности.

Картина исхода была впечатляющая: семьи болгар – тысячи и десятки тысяч людей – бросали свои хозяйства, и, если были лошади или волы и собственная повозка, то грузили, что можно было увезти, и повозки длинными вереницами присоединялись к обозам войска из русских рекрутов.

Те, кто обнаружил в себе желание уйти, перешли Дунай и в основном осели на берегах большого, в десятки километров длиной озера Ялпуг, а частью ушли дальше, к Азовскому морю, вглубь тогдашней Российской империи, подальше от турок.

На берегу озера Ялпуг был в 1821 году основан город Болград, который и стал своеобразной столицей всего болгарского народа – во всяком случае, центром интеллектуальной и культурной его жизни. И это понятно: ведь турки не успели понять, что оставшимся в Болгарии доверять самовыражение уже вполне можно – оно будет закономерно «внешническим».

Период процветания для болгар Болграда закончился вместе с падением царизма – в 1917 году. В 18‑м здесь уже были румыны, которые прославились в Европе тем, что сердце у них расположено не к работе, а к грабежу. Преданность румын Гитлеру не случайна, а столь же психологически закономерна, как и преданность фюреру хорватов.

После почти двадцатилетнего пребывания в Белграде румын территория в 1940 году оказалась под властью Сталина. Энкавэдэшники убивали активнее, чем румыны, и, может быть, отчасти и поэтому тоже, когда союзные с Гитлером румыны (вместе с немцами и хорватами) в 41‑м пришли на берега Ялпуга вновь, никакого партизанского движения не было. (Правда, возможны и некоторые другие объяснения. Во‑первых, современные бессарабские болгары психологически уже не те, что их переселившиеся предки: были достаточно массовые переселения неугодных «внешническим» правителям России – в Сибирь; шел этот процесс и добровольно. Сибирь в восприятии современном, а уж тем более человека XIX века – это место хотя и сытое, но небогатое: богатство начинается там, где есть торговля[6], грандиозность же сибирских пространств ассоциируется со свободой благодаря неограниченности, независимости от начальства. И тот, и другой механизм переселений в Сибирь выцеживал из бессарабских болгар сущность этого народа, определившую его в свое время исход из‑под власти турок. Еще одно объяснение отсутствия партизанского движения то, что здесь проходил самый благополучный участок советско‑германского фронта – очевидно, не случайно: была проведена мобилизация, а неугодники из немобилизованных, предвидя трудности с сопротивлением в степи, эвакуировались.)

Причина того, почему именно здесь, в Бессарабии, проходил самый благополучный участок границы (удерживали больше недели), да и фронта тоже, – разумеется, психологическая, точнее, психоэнергетическая. Вообще сопротивление в 41‑м было тогда успешным, когда низовые военные «посылали» высших командиров. В Бессарабии в этом смысле многое было сделано еще до начала вторжения: в частности, как пишет маршал Крылов в своих, увы, вполне маршальских воспоминаниях, именно по настояниюнижестоящих были прерваны санкционированные верхушкой иерархии сборы, расчеты вернулись к орудиям, а авиация буквально за день была рассредоточена по полевым аэродромам – как следствие, в первые дни войны было потеряно от бомбежек всего 3 самолета (на остальных участках потери превышали 80% от числа самолетов). Способность войск к обороне усиливается от присутствия неугодников – в том числе среди местного населения. Когда анализируешь тип народов, располагавшихся вдоль границ тогдашнего Союза, то натыкаешься то на «внутреннических» поляков с их знаменитым некогда десятипроцентным присутствием евреев, то на малохольных белорусов, то на «внешников» Западной Украины и Прибалтики. Неугодническое же население можно предположить всего на двух участках государственной границы – на Крайнем Севере, где крепостное право не удалось навязать и куда из крепостнических зон бежали соответствующей психологии люди, и в Бессарабии за счет полумиллиона болгар – оба этих участка и были наиболее благополучными в июне 1941‑го.

Так что болгары в войне участвовали – как минимум, одним своим существованием. Кроме того, с высокой степенью вероятности можно предположить, что отличились бессарабские болгары в Великой Отечественной и теми из них, кто ушел в Сибирь, и кому там понравилось…

В 44‑м в Бессарабию вновь пришли сталинцы, и с тех пор болгары жили в этих местах не в пример спокойней и благополучней, чем в других уголках Союза – до времени его распада.

Город Болград неоднороден и состоит из двух частей: собственно Болграда, утопающего в зелени, и обширного военного городка, основанного Чапаевской дивизией. Позже военный городок разросся: здесь квартировались офицеры элитной десантной дивизии вместе со своими семьями. После развала Союза и перевода русской части десантников в Россию, городок населяют преимущественно украинцы. В гарнизонном Доме офицеров есть библиотека с роскошным – иначе не скажешь – книжным фондом. Библиотека некогда пользовалась популярностью, но с развалом Союза и уходом русских военных не посещается из нынешнего гарнизона почти никем.

Есть в городе знаменитый парк им. А. С. Пушкина, заложенный еще в XIX веке. В парке – дом с башней, по виду напоминающий старый замок, в котором при Советской власти располагалась библиотека им. А. С. Пушкина. С приходом к власти демократов «старый замок» переоборудовали в кабак «под Запад», который по причине обнищания населения был вскоре закрыт, загаженное здание по ночам разбирают на стройматериалы – эволюция предельно символическая.

Приезжим показывают самое стоящее и добротное, и оба этих учреждения построены при царизме – грандиозных размеров и удачных пропорций православный храм и гимназию с завидно высокими потолками – символы болгарского возрождения XIX века…

После развала Союза и прихода к власти демократов насильственная украинизация проводится всесторонне, и, естественно, среди прочего проявляется в изменении школьных программ. Однако на этот раз болгары достаточно активно этому сопротивлялись, отстаивая русский язык! Так же отстаивают и русскую классическую литературу, в которой предостаточно, разумеется, несуразностей, но аналоги Мазепы‑предателя из русофобского украинского пантеона хотя бы не выставляются как образец для подражания при формировании нравственной основы детских душ…

Эстетические предпочтения – путь к постижению направленности подсознания человека; состояние его подсознания – наиважнейшая характеристика.Казалось бы, этнос в Болгарии и Болграде один – болгары, но болгары в Болграде, несмотря на трудности, отстаивают право изучать русский язык и русскую литературу; а вот в Болгарии, после развала коммунистической системы, свирепствует русофобия, и любые прорусские высказывания попросту небезопасны.

Ничего случайного в этой противоположности эстетических предпочтений, разумеется, нет. Можно утверждать, что эта противоположность есть продолжение процессов, приведших к расслоению и поляризации этнических болгар по психологическому признаку во времена переселений рубежа XVIII – XIX веков.

Эта противоположность психологии и проявилась в последующих событиях истории Болгарии.

Оставшиеся в Болгарии болгары стали всеевропейским символом рабской психологии. Когда в самом начале Восточной войны 1853‑1856 годов российские войска стали вытеснять турок из Дунайских княжеств и встал вопрос о поддержке антитурецких восстаний в остальных оккупированных мусульманами христианских странах, то возможными эти восстания казались где угодно: в Сербии, в Греции или еще где, но только не в Болгарии.Про тамошних болгар говорили, выражаясь языком генерал‑фельдмаршала Паскевича, что они, «как негры, привыкли к рабству».

Болгария, как сообщается в учебниках, все‑таки была освобождена от турок‑«внешников», но повсюду стыдливо замалчивается, что силами не балканских болгар, а боевых дружин, которые добровольно формировались в Болграде из болгар Бессарабии.

Балканские болгары, конечно, воевали. Но с кем?

С Сербией!..

И с Россией. И в Первую мировую и во Вторую.

Это не решение одних только правительств, чем некоторые, стыдясь поведения болгар Болгарии, пытаются оправдаться. Правительство само собой, но и рядовые балканские болгары во Вторую мировую войну если и участвовали в антигитлеровском партизанском движении, то не на первом этапе войны.Но и даже на втором, как злорадствуют болгарские русофобы, видя в отсутствии заметного партизанского антигитлеровского движения основание гордиться своими предками, этих партизан можно насчитать лишь около семи с половиной сотен, да и то с натяжкой. Более того, русофобы находят возможность гордиться, что 56 политэмигрантов, бежавших от авторитарного режима Болгарии еще в двадцатых годах в Советский Союз, и которых в 41‑м десантировали на парашютах в горы Болгарии для организации антигитлеровской борьбы, были выданы «своими», самим населением, и частью перебиты в бою, частью казнены гестаповцами после пыток…

Антирусизм конца XX века и торгово‑накопительское прозападничество вплоть до вступления Болгарии в НАТО – поступки для потомков выбравших турецкие плети закономерные.

Несовпадение, если не сказать противоположность болгар Болгарии и болгар Бессарабии проявляется и в быту – в частности, в отношении к авторитарным сектам (любого толка).

Если рассматривать национальный состав такой откровенной секты, как известные своим комсомольским задором «Свидетели Иеговы», на «богослужениях» которых под видом духовной музыки играют бравурные марши и организация которых расцвела в Болграде махровым цветом вместе с демократией, то адептов «обращают» преимущественно из неболгарского военного городка (именно там расцветают и другие формы того же самого – скажем, та же наркомания), – то есть, в основном, из украинцев, а в самом Болграде – из гагаузов. («Гагауз» в переводе с турецкого означает «предатель»; существует несколько объяснений причины присвоения этого «титула»[7].) А вот болгар, которых в городе более 60%, среди «Свидетелей» практически нет. Но если белградских болгар в «Свидетелях» отнюдь не 60%, то в Болгарии все это ну просто «благоухает».

Аналогичная картина наблюдается и в несколько менее откровенной форме – в официальном адвентизме. Болгар в Белградской общине адвентистов седьмого дня тоже далеко не 60%, а многократно меньше. Если в самой Болгарии один правоверный адвентист приходится на полтысячи человек, то в Болграде и окрестностях – аж на десять и более тысяч!

Отношение бессарабских болгар к сектам напоминает отношение населения центральной и северной России, в которой адептами авторитарных сект становятся преимущественно приезжие украинцы. Русские же представлены лишь наиболее гипнабельными категориями населения – стариками, женщинами, молодежью из определенного рода семей. Наибольшая популярность, скажем, «Свидетелей Иеговы» наблюдается в таком от основания откровенно пронемецком городе, как Санкт– Петербург; на Украине же их центр, как легко догадаться, – Львов.

Итак, исходя из одного только отношения к авторитарным сообществам, можно говорить, что белградские болгары – русские (в том смысле, в котором и русских можно назвать белградскими болгарами), но не потому, что эти два народа долго жили рядом (кстати, они и не жили), а потому, что в Буджакские степи изначально переселялись люди с психологическими особенностями такими же, как у русских, – неугодники.

Итак, при любом подходе, историческом или психологическом, мы получаем один и тот же результат: при переселениях на рубеже XVIII‑XIX веков произошло расслоение болгарского этноса по подсознательно‑психологическому принципу – склонные к самостоятельному (истинно‑божественному) мышлению ушли жить в страну русских рекрутов, а носители стадного мышления остались в Болгарии жить под турками.

Естественно, можно говорить только о переселении преимущественном, вернее о повышенном содержании того или другого психологического типа среди переселенцев и среди оставшихся – ведь переселялись и оставались целыми семьями, а они сплошь и рядом неоднородны. И среди болгар Белграда предостаточно тех, кого тянет. И вообще привычная картина следующая: он – пьет, она – болеет…

Таким образом, традиционное отнесение людей к этносу вовсе не фундаментальная характеристика человека. Каждый этнос (отличающийся от других народов общностью быта, обычаев и суеверий) представляет собой на самом деле как бы взаимопроникновение трех –не сливающихся! – народов. Народов, которые при определенных условиях могут расслоиться –подобно евреям Иудеи I в. н. э., испанцам XIV‑XV веков, немцам времен Второй мировой войны и т. п. И если у болгар это расслоение произошло на рубеже XVIII‑XIX веков, то у других народов это случилось раньше, а у третьих происходит в настоящее время или еще только предстоит…

Следствие теории стаи:

от распространения теории стаи больше всего выиграют Россия и Сербия.

А судя по составу читателей «Катарсиса», Армения и Словения тоже. Ну и отдельные люди почти по всему миру, конечно.

Глава двадцать третья из третьего тома «Катарсиса» – «Понтий Пилат: психоанализ не того убийства»