Слушать, понимать, сочувствовать 8 страница

Напомним также, что после выступления в судебных прениях представителей стороны защиты, реплик сторон и (или) произнесения подсудимым последнего слова, но, во всяком случае, до удаления суда в совещательную комнату, государственный обвинитель может изменить обвинение в сторону смягчения способами, указанными в ч. 8 ст. 246 УПК (исключения из юридической квалификации деяния признаков преступления, отягчающих наказание, т.д.).

§ 9. Отказ от поддержания государственного обвинения в судебном производстве
по уголовному делу и проблема
обеспечения прав потерпевшего

Проблема отказа прокурора от поддержания государственного обвинения приобрела актуальность в связи новеллой УПК: «Если в ходе судебного разбирательства государственный обвинитель придет к убеждению, что представленные доказательства не подтверждают предъявленное подсудимому обвинение, то он отказывается от обвинения и излагает суду мотивы отказа …» (ч. 7 ст.246).

Но прежде чем более подробно исследовать данную проблему, нельзя не обратить внимания на одно весьма существенное противоречие УПК.

С одной стороны, государственный обвинитель есть должностное лицо органа прокуратуры, а также дознаватель или следователь по поручению прокурора, поддерживающее от имени государства обвинение по уголовному делу» (п. 6 ст. 5 УПК в ред. Федерального закона от 29 мая 2002г. № 58-ФЗ); с другой, в соответствии с ч. 4 ст. 37 УПК лишь прокурор наделен полномочиями на поддержание государственного обвинения в ходе судебного производства по уголовному делу. Более того: ч. 6 этой же статьи указывает, что все полномочия прокурора, в том числе, следовательно, и на поддержание государственного обвинения, кроме них самих осуществляются и заместителями прокурора. Иными словами, даже помощник прокурора (не говоря уже о должностных лицах органа дознания), как отмечалось ранее, не имеет права на поддержания в суде государственного обвинения. А это – очевидный нонсенс, на что совершенно справедливо обращалось внимание в отечественной литературе.

В этой связи мы присоединяемся к мнению Х. Аликперова о необходимости дополнения ст. 37 УПК частью 7 следующего содержания: Полномочия прокурора, предусмотренные ч. 4 и 5 настоящей статьи, осуществляются также помощниками Генерального прокурора, прокурора субъекта Федерации, прокурора района, города, приравненных к ним прокуроров, а равно начальниками и прокурорами отделов (управлений) прокуратуры[115].

«… Полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения в ходе судебного разбирательства влечет за собой прекращение уголовного дела или уголовного преследования полностью или в соответствующей его части…» (продол. ч. 7 ст. 246 УПК)[116].

Сразу следует напомнить, что и УПК РСФСР 1923г., и УПК РСФСР 1960г., последовательно придерживаясь принципа идеалогизированной роли суда, как органа борьбы с преступностью, эту проблему решали диаметрально противоположно: «Отказ прокурора от обвинения не освобождает суд от обязанности продолжать разбирательство и разрешить на общих основаниях вопрос о виновности или невиновности подсудимого» (ст. 306 и ст. 248 соответственно).

Сейчас же законодатель в ст. 246 УПК, по существу, возвратился к положению, впервые сформулированном в ст. 539 Устава уголовного судопроизводства 1864 г.: если прокурор, участвующий в суде в качестве государственного обвинителя считает необходимым отказаться от его поддержания, «прокурор палаты может исполнение обязанностей обвинителя поручить кому- либо другому из подведомственных ему лиц прокурорского надзора, или же в особенно важных случаях принять обязанности на себя; но он не праве требовать, чтобы местный прокурор поддерживал обвинение вопреки своему убеждению»[117].

И все же нам это положение ст. 246 УПК представляется далеко не безупречным.

На первый взгляд, изложенный в нем подход — демократичен и вполне логичен: государство в лице полномочного на то должностного лица отказывается от обвинения подсудимого, в связи с чем суд и прекращает соответствующее производство.

Но при этом возникают несколько вопросов:

а) может ли на такой судебный вердикт внести представление прокурор, не согласный с позицией участвовавшего в суде сотрудника прокуратуры — государственного обвинителя, в кассационном порядке? Иными словами, насколько обоснованно в целом, а применительно к рассматриваемой проблеме, в особенности, положение ч. 4 ст. 354 УПК о том, что право на внесение представления о кассационном обжаловании судебного решения предоставлено лишь государственному обвинителю, но не прокурору как таковому?

б) как может реализовать свои права потерпевший (лицо, к которому в связи со смертью потерпевшего перешли его права, его законный представитель и представитель, гражданский истец и его представитель), если он не согласен с вердиктом суда, обусловленным отказом государственного обвинителя от обвинения подсудимого, в частности на его обжалование в кассационном и (или) надзорном порядке?

Исходя из текста вышеприведенной статьи, на оба этих вопроса следует дать лишь отрицательный ответ: ни прокурор не может внести представление на данное решение суда, ни потерпевший его обжаловать.

А, несомненно, рассматриваемая здесь позиция государственного обвинителя может обусловливаться как объективными результатами судебного разбирательства (с которой, тем не менее, потерпевший и другие перечисленные выше представители стороны обвинения не согласны), так и просто ошибочной или (будем реалистами) умышленной таковой оценкой им доказательств по тем или иным субъективным личным причинам.

В силу актуальности и повышенной значимости проблемы отказа государственного обвинителя от обвинения и путям ее разрешения посвящен п. 1.10 Приказа Генерального Прокурора РФ № 28 от 03 июня 2002г. «Об организации работы прокуроров в судебных стадиях уголовного судопроизводства». Мы считаем целесообразным его процитировать:

«Учитывая, что ответственность за обоснованность уголовного преследования, направления дела в суд возложена на прокурора, а пересмотр судебного решения в связи с отказом государственного обвинителя от обвинения допускается только при наличии новых или вновь открывшихся обстоятельств, при расхождении позиции государственного обвинителя с содержанием предъявленного обвинения безотлагательно принимать согласованные меры, обеспечивающие в соответствии с ч. 4 ст. 37 УПК законность и обоснованность государственного обвинения.

В случае принципиального несогласия прокурора с позицией государственного обвинителя в соответствии со ст. 246 УПК решать вопрос о замене государственного обвинителя либо поддерживать обвинение лично тому прокурору, который утвердил обвинительное заключение или обвинительный акт».

У нас отношение к этому положению из Приказа Генерального прокурора РФ далеко неоднозначное.

С одной стороны, оно, действительно послужит определенной преградой против необоснованного отказа государственного обвинителя от обвинения (п. 1.11 его рассматривает таковое, как нарушение служебного долга; уже имеют место случаи наложения дисциплинарных взысканий на государственных обвинителей, отказавшихся от обвинения в суде без согласования своей позиции с прокурором).

С другой, не лишает ли оно государственного обвинителя его процессуальной самостоятельности? Не приведет ли оно к тому, что государственный обвинитель, вопреки сложившемуся у него внутреннему убеждению и совести (см. ст.17 УПК), будет слепо следовать тексту и позиции утвержденного прокурором обвинительного заключения, несмотря на изменение доказательственной базы этой позиции в суде (либо, что греха таить, отсутствие или слабости таковой в самих материалах расследованного дела)?

О том, что наши опасения по этому вопросу имеют достаточные основания, убедительно показывают отдельные публикации на данную тему. Так, Государственный советник юстиции 3 класса, доктор юридических наук В.Г. Ульянов недвусмысленно и, по нашему убеждению, все-таки ошибочно пишет: «Очевидно, что отказ прокурора от обвинения противоречит требованию установления истины»[118].

Разве истина пострадает, а не укрепится, если прокурор откажется от противоречащего ей обвинения?

Вот что писал в начале ХХ века по вопросу об отказе прокурора в суде от обвинения А. Ф. Кони: «Обвинительный акт, опирающийся на различные доказательства, между которыми главное место занимают свидетельские показания, может оказаться лишенным всякой силы, когда эти доказательства при разработке их судом на перекрестном допросе, при обозрении их или при экспертизе предстанут совсем в другом свете, чем тот, который они имели в глазах обвинителя, составлявшего акт. Данные обвинительного акта могут остаться и нетронутыми, но то, что будет приведено защитой подсудимого или им самим в свое оправдание, может до такой степени правдиво изменить житейский облик подлежащего суду поступка, установив на него иную точку зрения, что поддержание обвинения во что бы то ни стало являлось бы действием не только бесцельным, но и нравственно недостойным» (выделено нами – авт.)[119].

С удовлетворением отметим, что такой взвешенный подход к поддержанию государственного обвинения встречается и в прокурорской практике настоящего времени.

С. и К., обвинялись в присвоении вверенного им имущества по 72 эпизодам на общую сумму 1 мил.. 600 тыс. рублей.

После окончания судебного следствия государственный обвинитель И. представил прокурору области развернутую докладную, озаглавленную «Справка о позиции государственного обвинителя по делу С. и К.», в которой был приведен обстоятельный анализ доказательств по делу (точнее, их отсутствия). Справка заканчивалась следующим выводом: «С учетом изложенного, считаю возможным поддержать обвинение по 4 эпизодам на общую сумму 49743 руб. 03 коп.».

Решением прокурора области, принятом в порядке ч. 4 ст. 246 УПК, данный государственный обвинитель был заменен. Вступивший в дело в этом качестве другой сотрудник прокуратуры поддержал предъявленное подсудимым обвинение практически в полном объеме (по 68 эпизодам на общую сумму 1 мил.472 тыс. руб.).

Суд же признал С. и К. виновными в совершении хищения всего по 2 эпизодам на общую сумму менее 4 тыс. руб. Кассационное представление государственного обвинителя судебной коллегией по уголовным делам областного суда оставлено без удовлетворения, приговор – без изменений.[120].

И в тоже время, считаем, что существующая редакция рассматриваемой статьи УПК не коим образом и обеспечивает защиту прав потерпевшего в уголовном судопроизводстве. Говоря об этом, уместно обратить внимание, что даже особый порядок принятия решения при согласии обвиняемого с предъявленным им обвинением (без проведения судебного разбирательства) предполагает обязательное согласие на то не только государственного или частного обвинителя, но и потерпевшего (ст. 314 УПК).

Заметим также, что в ряде случаев и сторона защиты может быть несогласна с решением суда о прекращении уголовного дела или уголовного преследования, обусловленном отказом об обвинения государственного обвинителя. Например, защита может быть несогласна с основаниями такой позиции прокурора; скажем, он пришел к выводу, что в деянии подсудимого нет состава преступления, а защита настаивает на отсутствии события преступления. Или, напротив: защита полагает, что должно быть прекращено не уголовное дело как таковое, как то считает прокурор, а лишь уголовное преследование в отношении конкретного подсудимого, и т.д. Думаем, что таких ситуаций в практике будет не так много, но возможность таких коллизий должна быть предусмотрена уголовно-процессуальным законом.

Данная проблема существеннейшим образом усугубляется положением о недопустимости поворота к худшему при пересмотре судебного решения в порядке надзора (ст.405). В принципе оно, по нашему убеждению, весьма позитивно и гуманно, но, опять же: как реализовать свои права потерпевшему, несогласному с прекращением судом уголовного дела, обусловленному отказом государственного обвинителя от обвинения подсудимого полностью или частично? Его по этому поводу жалобы в соответствии с приведенными нормами УПК будут «автоматически» со ссылками на эти статьи отклоняться и кассационной, и надзорной инстанциями. Очевидно, что эти новеллы должны быть скорректированы с целью обеспечения реализации прав не только обвиняемого (подсудимого), но и – потерпевшего, т. е. лица, конкретно которому (а не государству в целом) преступлением причинен физический, материальный и моральный ущерб и вред[121].

Заметим в этой связи, что согласно Рекомендациям Совета Министров Совета Европы «Роль прокуратуры в системе уголовного правосудия» от 06 октября 2000г. «Заинтересованные стороны, имеющие признанный или определяемый статус, частности потерпевшие, должны иметь возможность опротестовать решения государственных обвинителей о прекращении преследования; такие протесты могут быть поданы, с соблюдением иерархичности контроля, в судебные органы» (п.34)[122].

Таким образом на основе анализа данных новаций УПК, предлагаем:

а) Второе предложение ч. 7 ст.246 УПК изложить в следующей редакции: Полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения в ходе судебного разбирательства, при согласии с ним других участвующих в судебном разбирательстве представителей стороны обвинения (потерпевшего, его законного представителя и представителя, гражданского истца и его представителя), а также стороны защиты влечет за собой…(далее по тексту действующей редакции данной статьи – авт.).

б) дополнить ст. 354 УПК частью 6 следующего содержания: Прокурор имеет право на внесение представления, а потерпевший, осужденный и оправданный на принесение кассационной жалобы на постановления суда первой инстанции о прекращении уголовного дела или уголовного преследования, постановленные в порядке ч.7 ст. 246 настоящего Кодекса.

в) завершить ст. 405 УПК следующим положением: … за исключением пересмотра в порядке надзора указанных судебных решений, осуществляемого по жалобе потерпевшего или лица, в отношении которого уголовное дело или уголовное преследование прекращено в порядке ч.7 ст.246 настоящего Кодекса.

В контексте рассматриваемых проблем нельзя, наконец, не обратить внимания на следующее: в соответствии с первоначальной редакцией ч. 4 ст. 354 УПК право на принесение представления о кассационном обжаловании приговора и иного судебного решения из профессиональных представителей стороны обвинения было предоставлено лишь государственному обвинителю.

Безусловно, определенная логика в таком законодательном решении имелась: именно это должностное лицо, как ни кто иной, знает все перипетии судебного процесса, в рамках которого он поддерживал государственное обвинение, более глубоко, чем другие, может оценить правосудность (законность и обоснованность) обжалуемого им решения суда.

Но возникал вопрос, как быть, если после провозглашения судом своего вердикта с ним несогласный государственный обвинитель … не имеет больше возможности принимать участие в дальнейшем судопроизводстве по рассмотренному делу: уволился или был уволен с занимаемой должности, стал жертвой преступления или несчастного случая, в конце концов, скоропостижно скончался? Неужели и в таких ситуациях даже очевидно незаконное или необоснованное решение суда, в принципе опротестовано быть не могло, как то следует из изложенного положения закона? Это очевидный нонсенс, но, тем не менее, другое решение противоречило закону.

Обратив на эту коллизию, мы предлагали дополнить ч. 4 ст. 354 УПК следующим положением: В случае невозможности для должностного лица, участвовавшего по рассмотренному уголовному делу в качестве государственного обвинителя по объективным причинам продолжать участвовать в судопроизводстве по нему, право опротествования судебного решения представляется соответствующему прокурору.

Законодатель же решил данную проблему несколько иначе и, как представляется, более радикально. В редакции Федерального закона от 4 июля 2003 г. ст. 354 УПК предоставляет право на обжалование судебного решения не только государственному обвинителю, но и вышестоящему прокурору.

Абзац исключен.

Литература[123]

Аликперов Х.Д., Зейналов М.А. Компромисс в борьбе с преступностью, М., 1999.

Аликперов Х.О. процессуальной фигуре государственного обвинителя // Рос. Юстиция. 2003. № 3.

Альперт С.А. Законность и обоснованность государственного обвинения в своетском уголовном процессе. Харьков, 1968.

Альперт С.А. Обвинение в советском уголовном процессе. Харьков, 1974.

Ароцкер Л.Е. Использование данных криминалистики в судебном разбирательстве уголовных дел. М., 1964.

Ароцкер Л.Е. Тактика и этика судебного допроса. М., 1969.

Баев М. О. О стадии возбуждения государственного обвинения в уголовном процессе // Воронежские криминалистические чтения. Вып. 1. Воронеж, 2000.

Бозров В.М. Современные проблемы российского правосудия по уголовным делам в деятельности военных судов (Вопросы теории и практики). Екатеринбург, 1999.

Бозров В.М. Судебное следствие. Екатеринбург, 1992.

Бондаренко А. Н. Этика обвинения в суде. Автореф. дисс. канд. юрид. наук. Саратов, 2004.

Веретехин Е.Г. Пробелы предварительного расследования и их восполнение в суде первой инстанции. Казань, 1988.

Вопросы теории и практики прокурорского надзора. Саратов, 1978.

Воробьев Г.А. Планирование судебного следствия. М., 1978.

Воробьев Г.А. Тактика и психологические основы судебных действий. Краснодар, 1986.

Ворончихин М.А. Субъекты уголовного преследования: Автореф. дисс.. канд. юрид. наук. Ижевск, 2002.

Головко Л.В. Альтернативы уголовного преследования в совеременном праве. Спб., 2002.

Давыдов П.М. Обвинение в советском уголовном процессе. Свердловск, 1973.

Даев В.Г., Маршунов М.Н. Основы теории прокурорского надзора. Л., 1990.

Джатиев В.С. О прокуратуре Российской Федерации. Инициативный проект федерального конституционного закона и краткие пояснения к нему. Владикавказ, 2001.

Егоров К.С. Проблемы криминалистического обеспечения судебного следствия: Автореф…дисс. канд. юрид. наук. М,, 1994.

Зеленецкий В.С. Возбуждение государственного обвинения в советском уголовном процессе. Харьков, 1979.

Зеленецкий В.С. Отказ прокурора от государственного обвинения. Харьков, 1979.

Зеленецкий В.С. Функциональная структура прокурорской деятельности. Харьков, 1978.

Зинатуллин З.З. Общие проблемы обвинения и защиты по уголовным делам. Ижевск, 1989.

Зорина М.Г. Криминалистическая стратегия и тактика государственного обвинения в суде. Автореф. дисс… канд. юрид. наук. Минск, 2002.

Иванова Т.Ю. Участие прокурора в доказывании на предварительном следствии: Автореф. дисс… канд. юрид. наук. Самара, 1999.

Кириллова Н.П. Процессуальные и криминалистические особенности поддержания государственного обвинения в суде первой инстанции: дисс. канд. юрид. наук. Спб., 1995.

Кисленко С.Л. Тактика судебного следствия и ее место в системе криминалистики: Дисс… канд. юрид. наук. Саратов, 2002.

Кореневский Ю.В. Криминалистика для судебного следствия. М., 2001.

Корсаков К.А. Криминалистические и процессуальные проблемы подготовки прокурора к судебному разбирательству уголовного дела: Дисс… канд. юр. наук. Спб,, 2002.

Корухов Ю.Г. Предъявление для опознания на предварительном следствии и в суде. М., 1968.

Корчагин А.Ю. Криминалистические проблемы организации судебного следствия: Дисс. канд. юр. наук. Саратов, 2002.

Крылов И.Ф., Бастрыкин А.И. Розыск, дознание, следствие. Л., 1984.

Кухлевская Т.А. Государственное обвинение в условиях судебно – правовой реформы: Автореф. дисс. канд. юрид. наук. М., 1994.

Ларин А.М. Расследование по уголовному делу: процессуальные функции. М., 1986.

Лобанов А.П. Функции уголовного преследования и защиты в российском судопроизводстве. Тверь, 1996.

Лунев В. Организованная преступность в России: осознание, истоки, тенденции // Государство и право. 1996. № 4.

Любарский М.Г. Производство экспертизы в суде первой инстанции: Автореф. дисс… канд. юрид. наук. М., 1966.

Максутов И.Х. Судебный осмотр места происшествия и особенности его проведения. Л., 1972.

Махов В., Пешков А. Сделка о признании вины // Рос. Юстиция. 1998. № 7.

Перлов И.Д. Судебное следствие в советском уголовном процессе. М., 1955.

Перлов И.Д. Судебные прения и последнее слово подсудимого в советском уголовном процессе. М., 1957.

Петрухин И.Л. Сделки о признании вины чужды российскому менталитету // Рос. Юстиция. 2001. № 5.

Петрухин И.Л. Судебная власть и расследование преступлений // Государство и право. 1993. № 7.

Питерцев С.К., Степанов А.А. Тактика допроса на предварительном следствии и в суде. Спб., 2001.

Побегайло Г.Д. Судебные прения в советском уголовном процессе. М., 1982.

Поддержание государственного обвинения / Под ред. М.П. Малярова. М., 1970.

Поддержание государственного обвинения по делам о тяжких преступлениях против жизни и здоровья. М., 1994.

Рахунов Р.Д. Участники уголовно-процессуальной деятельности по советскому праву. М., 1961.

Ривлин А.Л. Общественное обвинение в суде // Сов. государство и право, 1960, № 9.

Россинская Е.Р. Судебная экспертиза ив уголовном, гражданском, арбитражном процессе. М., 1966.

Савицкий В.М. Государственное обвинение в суде. М., 1971.

Савицкий В.М. Очерк теории прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве. М., 1975.

Серова Е.Б. Актуальные теоретические и практические проблемы расследования и поддержания государственного обвинения по делам о вымогательств: Дисс… канд. юрид. наук. Спб., 1998.

Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. М., 1968. Т. 1.

Строгович М.С. Уголовное преследование в советском уголовном процессе. М., 1951.

Ульянов В.Г. Государственное обвинение в российском уголовном судопроизводстве: процессуальные и криминалистические аспекты. М., 2002.

Участие прокурора в исследовании доказательств в судебном разбирательстве. М., 1993.

Фаткуллин Ф.Н. Обвинение и судебный приговор. Казань, 1965.

Фаткуллин Ф.Н., Зинатуллин З.З., Аврах Я.С. Обвинение и защиты по уголовным делам. Казань, 1976.

Чеджемов Т.Б. Судебное следствие. М., 1979.

Шифман М.Л. Прокурор в уголовном процессе. М., 1962.

Шифман М.Л. Речь прокурора по уголовному делу. М., 1986.

Раздел II
Адвокатская тактика

Введение: Криминалистическая
адвокатология

В ряде своих работ, в том числе в первой части настоящего исследования123, мы обосновали свое видение предмета науки криминалистики, в соответствии которым криминалистика есть наука об уголовно-релевантных закономерностях преступной деятельности, возникновения и существования информации в результате совершения преступлений, ее собирания, исследования, использования и оценки и основанных на познании этих закономерностей средствах и методах информационно-познавательной деятельности дознавателя, следователя, специалиста, эксперта, прокурора и адвоката, каждым в соответствии со своей процессуальной функцией и полномочиями.

Такое понимание предмета криминалистики было в принципе поддержано рядом ученых (Г.А. Зорин, В.Н. Карагодин и др.); в тоже время, другие выступили резко против неоправданного, по их мнению, расширению пределов предмета криминалистики (А. А. Эксрахопуло, В. И Комиссаров и др.). Симптоматично, что наиболее остро эта проблема обсуждалась в последнее время на ряде научных конференций, посвященных 80- летию со дня рождения Р.С. Белкина, внесшего неоценимый вклад в развитие современной общей теории криминалистики 124.

Оппоненты нашего подхода к определению предмета криминалистики, в первую очередь, ссылаются на тезис Р.С. Белкина о том, что никакой криминалистики «обвинения», впрочем, как и криминалистики «защиты» нет, а есть « использование положений криминалистики защитником и обвинителем»[124].

Относительно первой части этого положения. Мы с ним всецело согласны: действительно, нет криминалистики обвинения и защиты как самостоятельных научных дисциплин. Наука криминалистика едина, как едины закономерности ее изучаемые. Но состоит она, по нашему разумению, из двух подсистем. Первая из них изучает данные закономерности с целью оптимизации уголовного преследования, как процессуальной деятельности, осуществляемой профессиональными представителями стороны обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления (п.55 ст.5 УПК). Вторая – оптимизации деятельности по профессиональной защите от уголовного преследования.

Тут же скажем, что в данном положении мы не видим какого-либо противоречия с нашим мнением о соотношении криминалистики и теории судебных доказательств, в соответствии с которым обе эти научные дисциплины изучают единые закономерности, но каждая в своих целях. Дело в том, что теории профессиональной защиты по уголовным делам как самостоятельной научной дисциплины в настоящее время не существует. Потому, по нашему убеждению, сейчас ее проблемы могут изучаться лишь в рамках науки криминалистики.

Это, отнюдь, не исключает в дальнейшем возможности ее выделения в отдельную отрасль научных знаний (как то, что мы отмечали выше, возможно произойдет и с судебной экспертологией). Напомним, что это обычный путь возникновения новых наук. «Процесс образования научных дисциплин, - писал известный философ П.В. Копнин, - носит конкретно–исторический характер; длительное время система знаний развивается внутри какой–либо науки, а потом ее связи с другими теоретическими системами, входящими в нее, ослабевают и сама она внутренне разрастается, вырабатывает свой язык и метод и, таким образом, становится самостоятельной областью знания, получает свое имя»[125].

А.А. Эксрахопуло, справедливо отмечая, что в силу нормативно обозначенных функций, цели представителей обвинения и защиты всегда оказываются диаметрально противоположными, формулирует следующий вопрос: «оправдано ли, и, прежде всего, с учетом нравственных принципов, в рамках одной науки разрабатывать рекомендации, одни из которых призваны помочь в изобличении преступника, другие – освободить его от ответственности за содеянное или минимизировать наказание?»[126].

И здесь мы не видим какого–либо теоретического противоречия, тем более, нарушения каких–либо нравственных принципов. Поле этих видов деятельности, объект соответствующих научных изысканий едины, ими является уголовно–процессуальное исследование преступлений. Также обстоит дело и в других науках. В обоснование нашего этого мнения приведем словарные определения всего нескольких наук: «Физика – наука о природе, изучающая простейшие и вместе с тем наиболее общие свойства материального мира… В соответствии с многообразием исследуемых форм материи и ее движения Ф. подразделяется на Ф. элементарных частиц, атомных ядер, атомов, молекул, твердого тела, плазмы и т.д.» [127] (как мы понимаем, твердое тело и плазма –различные состояния материи, также как обвинение и защита различные состояния уголовно–процессуального исследования преступлений – О.Б.). «Химия – наука, изучающая превращения веществ, сопровождающиеся изменением их состава и (или) строения … В современной Химии отдельные ее области – неорганическая химия, органическая химия, физическая химия…» (авторская ремарка та же - О.Б.)129.

Специалисты, изучающие твердое тело или плазму, остаются физиками, изучающие органическую химию или химию неорганическую - химиками. Также и специалисты, как изучающие уголовное преследование, так и изучающие деятельность по защите от него – остаются криминалистами.

Относительно второй части приведенного выше положения Р.С. Белкина. Если есть уголовное преследование, как деятельность по обвинению, и деятельность по профессиональной защиты от него. И если оба этих вида деятельности, как показано выше, основаны на познании одних и тех же закономерностей, то наука, изучающая таковые - едина; научные дисциплины, их изучающие нельзя сводить к использованию ими научных положений других наук.

Кстати сказать, подсистемы, именуемые условно «криминалистикой защиты» и «криминалистикой обвинения», нельзя сводить к «использованию положений криминалистики защитником и обвинителем в суде»- эти виды деятельности активно осуществляются и на досудебных стадиях уголовного процесса.

Изучение обеих этих подсистем, так сказать, в единой связке, безусловно, обогатит арсенал как каждой из них, так и самую науку криминалистику в целом. По нашему мнению, рассмотрение предметной области криминалистики как системы, состоящей из двух на первый взгляд противоположных подсистем (уголовного преследования и защиты от него) — позитивно. Такой подход отражает современную основную тенденцию развития любых наук — системный подход к изучаемому наукой объекту. Напомним, что наиболее принципиальное положение системного подхода (его называют принципом целостности) состоит в требовании рассматривать изучаемое явление не только как самостоятельную систему, но и как подсистему некой большей системы, по отношению к которой это явление нельзя считать системой замкнутой. Уголовное преследование гносеологически и процессуально неотделимо, от защиты от него, они — две стороны одной медали, две стороны одного объекта.