Отделка интерьера как научный метод
Последний вопрос из той же области: как обнаружили поведение А-типа? Все мы знаем, как ученые делают свои открытия. Одни — в ванной (Архимед с его вылившейся через край водой), другие во сне (Кекуле с его бензольным кольцом), третьи на симфоническом концерте (одного нашего ученого, слишком много работавшего, жена затащила на концерт, решив развлечь; когда негромко заиграли деревянные духовые, его вдруг осенило, он нацарапал уравнение на программке и, пробормотав: «Дорогая, мне сию же минуту нужно в лабораторию», — выскочил вон. Но время от времени кто-то еще делает открытие и приходит и сообщает об этом ученым. А кто этот кто-то еще? Очень часто — тот, чью роль в процессе можно подытожить пословицей, которую, пожалуй, никогда не вышьют на кухонной рукавичке: «Если вы хотите знать, болит ли живот у слона в зоопарке, не спрашивайте ветеринара, спросите уборщика клеток». Люди, разгребающие чужой мусор, приспосабливаются к обстоятельствам, когда количество этого мусора меняется. Тогда, в 1950-х, парень, обнаруживший тот интересный факт, изменивший ход истории медицины, упустил возможность оставить в ней свое имя.
Я имел удовольствие слышать всю историю из первых уст, от доктора Мейера Фридмана. Это случилось в середине 1950-х годов, у Фридмана и Розенмана была своя успешная кардиологическая практика, и неожиданно возникла проблема. Им приходилось постоянно менять обивку на стульях в приемной, на что уходило целое состояние. Это не тот вопрос, который требует внимания кардиолога. Тем не менее, казалось, не будет конца стульям, которые требовалось перетягивать. Однажды очередной обивщик, зайдя оценить фронт работ, бросил взгляд на стулья и обнаружил связь сердечно-сосудистого заболевания с A-типом: «Что, черт возьми, происходит с вашими пациентами? Нормальные люди так не вытирают стулья». Первые несколько сантиметров мягких сидений и подлокотников оказались разорванными в клочья, словно каждую ночь их грызли и драли когтями низкорослые бобры. А все было очень просто: пациенты, в нетерпеливом ожидании сидевшие на самом краешке, беспокойно ерзали по сидениям и царапали подлокотники.
Все остальное уже принадлежит истории: восторг и воображаемые фанфары, когда обивщика схватили за руки и воскликнули: «Боже мой, парень, ты хоть понимаешь, что ты сейчас сказал?» Поспешные совещания с обивщиком других кардиологов. Бешеные бессонные ночи, когда идеалистически настроенные молодые обивщики целыми командами скакали во все концы земли, неся весть о своем открытии в кардиологические клиники: «Нет же, вы не понимаете, что стулья в приемной урологов, неврологов, онкологов или педиатров вытерты совершенно по-другому, так происходит только у кардиологов. Там что-то другое с людьми, связанное именно с болезнью сердца», — и рождается область терапии А-типа.
Рис. 56. Вот так все начиналось... ну, или почти так
Увы, ничего этого не случилось. Доктор Фридман вздыхает и признается: «Я не обратил на слова этого человека никакого внимания. Слишком занят был; в одно ухо влетело, в другое вылетело». Только лет через пять, после того как доктор Фридман обследовал своих пациентов, что-то стало вырисовываться, и лишь тут молнией вспыхнуло: «О, бог мой, помните, тот парень, обивщик, что-то ведь говорил, как у нас неправильно протираются стулья?» И по сей день никто не помнит его имени (рис. 56) Ч
Было еще множество исследований, касающихся личности, темперамента и обусловленной стрессом физиологии. Одни ученые сообщали, что у оптимистов и пессимистов в момент стресса по-разному работает иммунитет. Другие демонстрировали, что чем недоверчивее человек к своему социальному окружению, тем выше у него уровень глюкокортикоидов. Третьи рассматривали невроз как фактор. Но давайте обсудим еще одну тему, особенно интересную тем, что она касается именно тех людей, которых вы в последнюю очередь сочли бы подверженными стрессам.