Чем мельче шрифт — тем важней инфа, блять! 14 страница

— Ясно. Это всё?

— Да. Пока что, да. Ты запомнишь, или тебе рассказать это ещё раз?

— А что, тебе нравится рассказывать это?

— Я уже не возбуждаюсь так, как прежде, однако именно это возбуждало меня, когда я рассказывал эту историю перед молоденькими зеками, которых потом ебал. Другое меня не возбуждало, однако там хочется… Знаешь, как же там хочется… Приходится идти на жертвы и искать то, что тебя возбуждает.

НЕРРИ

Был морозный ясный день. В небольшом замке раздался звонкий голос ребёнка. Стены замка оживились и повсюду возник шум, голоса и веселье, сорванное с улыбок чужих людей. Сколько всего их пришло встретить рождение малыша, который являлся принцем?

Мать уснула почти сразу после родов, зато отец бегал взад и вперёд от радости и восторга, который возник в нём, когда он увидел пол малыша. «Наконец-то в нашем доме появился будущий король!» — кричал громко отец и заражал своим весельем всех собравшихся вокруг малыша. Сотни людей толпились в комнате, чтобы знать, каким криком теперь будет указывать на их дальнейшие действия новый король. Всё это были слуги, которые жаждали служить своему принцу… Эта жажда вырывалась из их глаз и поливала тело принца, его волосы и улыбку, сменяющуюся плачем.

Мать оказалась здорова, хоть врачи и говорили, что она может умереть во время родов; это ещё больше радовало старого короля, который отдался порыву воспитать самого лучшего ребёнка на свете. Что бы он не захотел, что бы не потребовал, всё это появлялось в руках мальчика. Его ждало самое счастливое детство на свете!

Конечно, самые лучшие игрушки радовали юного принца, а лучшее обхождение со стороны слуг вызывали в нём чувство собственной значимости и выражало особую привилегию его персоны, но однажды произошло что-то странное в замке короля и королевы. Королева стояла на крыше, напротив спальни юного принца и напевала колыбельную… Принц проснулся и подошёл к окну, растворил шторы и, обрадованно вскрикнул, потому что увидел свою мать в ночнушке. «Что она хочет показать мне?» — думалось принцу. Она стояла там и пела ту колыбельную, что пела ему каждый вечер. Свет Луны освещал пространство вокруг, и всё было словно день; напротив было окно короля, который лежал на кровати и, похоже, спал. Королева начала петь ещё громче и, кажется, король проснулся… Он посмотрел в сторону малыша и улыбнулся ему, закрыл глаза и снова, кажется, уснул. Зато потом, через секунды две, он резко поднялся и подбежал к окну. Он начал кричать. Потом он выбрался через окно на крышу, где стояла королева и что-то ей говорил; малыш не слышал. Король побежал в сторону королевы, а та посмотрела на Луну и двинулась ногой вперёд, в пустоту. Падает.

Перед малышом она до сих пор падает куда-то вниз.

Как-то раз маленький принц гулял по деревне и увидел маленькую негритянку; она его чем-то привлекла и заинтересовала. Он до сих пор не понимал, жива ли мать… или умерла… Он приходил к ней в комнату, а она часами не могла сказать ни слова. Однажды король сказал своему сыну, что королева ночью просыпалась и звала своего сына, Нерри, маленького принца, будущего короля.

В этот раз Нерри пришёл к матери с этой самой негритянкой. Мать проснулась и, увидев эту девочку, закричала; Нерри не ожидал этого; король прибежал и выгнал девочку из комнаты.

Нерри возмущался долго. А потом отец и вовсе запретил общаться с этой девочкой. Потом девочка исчезла. Нерри подошёл к матери и положил на её голову подушку и надавил.

Вскоре мать умерла.

— Знаешь, Джон! — так звали слугу принца. — Сегодня я хочу испытать что-то новое, чего никогда не испытывал! — говорил семилетний принц своему слуге-мальчишке, которому на вид было лет 15.

— Тогда нам нужно пойти в соседский дом и попросить Ребекку, чтобы она дала нам посидеть со своим ребёнком… — сказал звонко Джон, а потом встал в задумчивости и сказал: — Или пойдём к Элизабет?

— Давай судьба выберет, — сказал принц, и они бросили монету. Монета сказала, что нужно идти к Ребекке. Так они и сделали, однако Ребекки не оказалось дома, и чтобы не терять зря времени, они перешли улицу и оказались под дверью Элизабет, которой было 18 лет. Джон залез под окно и посмотрел в него, сильно заулыбался и подозвал принца к себе. «Что такое?» — зазвучал голос принца; он подошёл ближе и встал под окно, а потом посмотрел в него: сосок Элизабет вонзился в рот ребёночка, который спокойно его посасывал; вторая грудь была открыта так сильно, что принц даже облизнулся.

— Держу пари, ты ни разу такого не видел! — шёпотом произнёс Джон и потрепал принца по голове. — Чувствуешь что-нибудь ниже пояса? — заявил Джон и посмотрел в глаза принцу.

— Что-то чувствую, — сказал тихо принц, но не мог объяснить, что именно он чувствует.

Прошло минут десять и Элизабет закончила кормить малыша. Теперь Джон пустил в ход свою руку и постучал в дверь. Элизабет открыла и обрадовалась мальчишкам. «О, Джон, ты снова хочешь посидеть с моим мальчишкой?» — спросила радостно Элизабет и рассмеялась. Джон кивал в ответ, а Элизабет сказала, что только покормила малыша, поэтому он сейчас спит и следить за ним будет не так тяжело. «А кто это?» — спросила Элизабет Джона.

— Это Нерри! Он принц! — сказал радостно Джон и забежал в дом. Элизабет покраснела, однако быстро собралась и ушла.

Джон подошёл к ребёнку и тыкнул в него пальцем; ребёнок спал крепко, поэтому Джон тыкнул в него ещё раз.

— Сколько ему лет? — спросил Нерри.

— Два или три годика… До скольких лет кормят грудью этих щенков? — спросил грозно Джон.

Чтобы не смущать вас дальше, мне стоит немного рассказать о том, кем был Джон. Вы можете подумать, что этот с виду хороший и добрый мальчик был из бедной семьи, однако поговаривали, что его отец намного богаче самого короля; чем добывал отец его деньги никто не знал, но Джон был ядовитым и с самого детства ненавидел Нерри, но всё-таки лебезил перед ним и обрадовался, когда отец принца попросил служить его ребёнку.

Джон подошёл к Нерри и поцеловал того в щёку, сказав: «Пни этого ублюдка!»

— Что? — удивился Нерри. — Но я не могу!

— Ты всё можешь! Ты же принц! Пни его, этого бедняка! Он будет хуже слуги, когда вырастет! Этих уродов нужно давить ещё в детстве, чтобы они не путались под ногами, когда мы будем обладать властью и деньгами!

Нерри отказался, поэтому Джон подошёл к ребёнку и сам начал пинать его. Поначалу он делал это несильно, потом ребёнок заплакал и орал громче после каждого пинка. Нерри накинулся на Джона, но тот сказал ему, что если он не хочет, чтобы ребёнок погиб прямо сейчас, то Нерри должен тоже пинать его.

— Можешь пинать его слабо, — сказал Джон.

У Нерри не было выбора. Он начал пинать малыша.

Примерно раз в неделю Джон и Нерри посещали малыша, а через год сам Нерри первым начинал пинать ребёнка, который сильно рыдал.

— Знаешь, — произнёс однажды Джон. — Я недавно заходил сюда один и придумал такую штуку, которую можно проделать с этим ребёнком, чтобы доставить неизгладимое удовольствие себе. Знаешь, что ты должен сделать?

Нерри пожал плечами, а Джон что-то произнёс ему в ухо. Ребёнок бегал по комнате и был радостным, потому что в этот день почему-то Джон и Нерри не были в настроении пинать его. Джону было уже 16 лет, а Нерри — 8. Джон однажды признался Нерри, что уже имел связь с одной бедной девушкой, которую ему предоставил отец. «Неужели тебе ещё не присылали наложниц?» — удивился Джон и стал смеяться над Нерри.

— Так знай, — заявил Джон. — Однажды отец пришлёт к тебе девушек, и чтобы не опозориться перед ними, ты должен сделать это сейчас! НЕМЕДЛЕННО!

Нерри внимательно посмотрел на Джона. Потом посмотрел на бегающего по комнате ребёнка и шагнул вперёд. Так он простоял ещё минуту.

— Чего ты ждёшь? — закричал Джон. — Действуй же!

— Ладно, — произнёс тихо Нерри и подошёл к ребёнку. Тот остановился и посмотрел на Нерри; тот долго смотрел на него, но ничего не делал.

— Смотри! — сказал Джон и подошёл близко к ребёнку. После он стащил с себя штаны и начал потягивать свой маленький членчик. — Смотри, малыш, разве это не забавно? — произнёс тихо Джон, подзывая к себе малыша рукою. — Смотри как он надувается! Это будет твоей сегодняшней конфетой! Смотри же малыш, — говорил Джон, а его член медленно наполнялся кровью… Ребёнок медленно подошёл к нему и посмотрел на вставший член. Нерри смотрел на них обоих и дрожал. — Возьми его в рот, как соску, — сказал Джон. — Попробуй и тебе понравится! — сказал медленно Джон. — Нужно быть осторожным, — произнёс шёпотом Джон Нерри; если насильно запихать ему в рот, то он может и откусить.

В этот раз процедура не удалась, однако в следующий раз Джон намазал член сгущённым молоком, поэтому Нерри увидел эту картину целиком. Скажем честно, что Нерри поначалу было не по себе, однако он всё-таки возбудился. А позже Джон сказал ему, что если он не сделает это, то Джон разобьёт малышу лицо камнем. У Нерри не было выбора.

Спустя год Нерри сам пихал свой член в рот малыша и бил по плечу Джона, чтобы тот тоже играл с ними в эту игру. Иногда во рту малыша оказывалось сразу два члена, которые со временем уже не приходилось мазать сгущёнкой.

Однажды это происходило вечером, и ребята зажгли огонь над печкой, рядом с которой они любовались над процессом. Они не заметили, что забыли закрыть окно шторой, через которое Элизабет увидела это, и закричала от испуга и ненависти. Она забежала в дом и отогнала малыша от них, который тут же заревел и с силой вырывался от матери обратно к члену.

— Зачем? — кричала Элизабет. — Зачем вы это делаете? Я на вас донесу!

Джон взял кочергу и ударил Элизабет по голове; она тут же отключилась. Джон взял верёвку и, смеясь, связал её руки и рот, раздел её до гола и полил холодной водой.

— Смотри-ка, — кричал Джон принцу. — Ты наконец-то станешь мужчиной в эту ночь!

Нерри было неловко, но когда Элизабет проснулась, он уже был над нею. Она заворочалась и Нерри отскочил. Тогда Джон подошёл к ней, взял кирпич, который лежал рядом с открытой печкой и сказал:

— Если я услышу или увижу ещё твои брыкания, то этот кирпич сломает зубы твоему недоноску, — он подошёл к малышу и ударил его ногой; тот упал и заплакал. Элизабет замолчала. Джон закрыл глаза Элизабет повязкой и сказал Нерри, чтобы тот продолжал. Нерри продолжил, а Джон взял ребёнка и ударил его кирпичом — тот отключился, и Джон снял с него штаны. Через пару минут мы могли бы наблюдать два тела: из вагины Элизабет вытекала сперма, из анального отверстия малыша вытекала сперма.

— Мы будем приходить к вам пару раз в неделю, — сказал Джон Элизабет; та ничего не ответила, она просто закрыла дверь. — Если ты сбежишь, — крикнул Джон в окно. — Мы найдём тебя и зарежем твоего ребёнка.

В этот день Нерри стал мужчиной.

Через пару лет подобная забава начала надоедать будущему королю, и он предложил Джону поиграть с ним. Джон сопротивлялся, однако Нерри сказал, что если тот не переспит с ним, то он расскажет своему отцу о чём-нибудь таком, и тот обязательно возненавидит Джона и выгонит его с их земли. У Джона не было выбора, поэтому они стали любовниками.

Принц стал совсем взрослым и однажды отец предложил ему выбрать невесту среди девушек, которых тот готов был ему предоставить. Нерри думал постоянно о той маленькой негритянке, да привык уже к обществу мужчин, которые возбуждали его, поэтому выбор предстоял тяжёлый; однако, когда он увидел Мелиссу, у которой была очень широкая спина, маленькая грудь и довольно-таки прямая талия, уходящая в несуразные бёдра, он будто бы влюбился; к тому же она была весьма смуглой. Они поженились, однако через месяц она ему надоела. Он рассказал об этом отцу, но тот был против размолвки. «Что об этом будут говорить в других местах? Это будет позором, Нерри!»

Однажды ночью Нерри сидел и думал, что делать с его нынешней супругой. Он долго смотрел на её спящее лицо, а потом не выдержал и начал избивать — так оно ему надоело! Когда она перестала дышать, он добрался до комнаты Джона и позвал того к себе. В эту ночь в лесу появилась свежая яма, в которой вскоре утонула Мелисса.

— Где твоя жена, Нерри? — беспокойно твердил днями король; он был озабочен судьбой своей невестки, которая превратилась в жену, а теперь она стала трупом — такие необычные метаморфозы произошли с нею, хотя она жила с детства одинокой жизнью: её мать умерла, а отец из сил выбивался, чтобы малышка была умна, изящна и красива. Когда она повзрослела, отец возненавидел биологию и гены за то, что она с виду была похожа на мужика; когда он раньше обладал миленькая маленькой девочкой, а теперь видел этого бугая, он приходил в ярость, злился и избивал мать, считая, что она виновна в этом. Через некоторое время он перестал общаться с девушкой, выкинул её из жизни и нашёл себе игрушку, в виде грязной ханжи, которая помыкала им и сплетничала о его нищете в денежном понимании этого слова и в умственном; через некоторое время он запил и слетел с коня, который нёс его сломя голову по полю; его дочь так и не узнала об этом, потому что в этот же день была убита своим мужем; мать так и не поняла, что случилось с ними обоими, потому что от избиения мужа превратилась в овоща.

Прошло полгода и к Нерри пришёл Джон; он сказал, что уходит от своего принца, потому что встретил женщину своей мечты. Принц не показал злости, а радостно вскликнул, кинулся в объятья к Джону и расплакался. После разговора, он предложил Джону устроить милую встречу, где будет музыка и прислуга. «Приходи со своей будущей женой, Джон!» — с трепетом в голосе сказал Нерри и удалился в свою спальню. Через некоторое время пришёл отец, который узнал о судьбе Джона и предложил принцу найти себе вторую жену; Нерри кинул на пол стакан, который разбился, но потом встал на колени перед отцом, попросил прощения за эту выходку и разрыдался.

Вечером устроили смотрительный этап, который подразумевал выбор невесты. Все девушки были очаровательны, прекрасны и невинны, но одна из них выделялась; Нерри подошёл к ней и потянул её руку, поцеловал и отпустил — рука осталась в воздухе, а девушка зарделась. Через день была свадьба, а через три недели состоялся вечер, в котором оказались музыканты и Джон со своей невестой; Нерри стоял и гордо смотрел на них, когда они подходили ближе — Ласка, так звали нынешнюю жену Нерри, почувствовала сильную боль в своей руке, которую сжимал Нерри, но не подала виду; она терпеливо стояла, только один из её глаз заслезился, раскраснелся и погас на секунду. Скажу прямо, что за эти три недели Нерри и Ласка не обмолвились ни словом и даже не спали друг с другом; Нерри думал о своём Джоне, который ускользал от него и намеревался предложить тому кое-что такое, от чего Джон был бы в восторге; если, конечно, Нерри достаточно его изучил за всё время их знакомства. В этот вечер Нерри оставил супругу и подошёл к Джону, который в данный момент стоял один.

— Так что же, радует тебя твоя пассия? — произнёс вальяжно Нерри и ощутил некую грусть, ведь лицо Джона почти никак отрицательно не восприняло данную фразу: казалось, что Джон счастлив. Так и было — он не расслышал фразу, поэтому Нерри её повторил.

— Мы радуемся вместе, — с некой тайной в голосе заявил Джон.

— Я знаю, что тебе чего-то не хватает, Джон… Ты же мой союзник! — сказал Нерри и обошёл Джона справа, прошёлся сзади и оказался у левого локтя, который он ласково взял ладонями, прошёлся по коже до самых костяшек пальцев. Джон немного отодвинулся, а Нерри схватил его за руку и приказным тоном прозвучало его баритоном:

— Знай, Джон, ты мне не безразличен, и мы найдём вместе когда-нибудь причину того, почему ты повёлся на эту девку!

Рядом привидением ходила Ласка и слышала этот разговор.

— Давай устроим так всё, — продолжил Нерри: — Ты запрёшь свою суку в той комнате, — принц указал на дверь, которая находилась рядом с музыкантами, по левую от них сторону; дверь была еле заметной, ведь её цвет смешался с деревом стены, которая окружала всю комнату, создавая тихое беспокойства, ведь здесь не было ни единого окошка.

— Нерри… — произнёс слабо Джон, однако Нерри схватил его ещё сильнее и продолжил:

— Я позову свою суку, которую мы запрём там же! Мы зайдём в комнату в масках, чтобы они скрывали наши лица, и в широких одеждах, они будут скрывать наши тела. Эти суки испугаются, думая, что мы чуждые им люди, закричат; музыкантам мы скажем, чтобы играли громкую музыку и ни в коем случае не останавливались… В руках… (Нерри захохотал) В руках у нас будут ножи, которые мы спрячем сначала за спиной, а потом покажем нашим принцессам! — Нерри захотел плюнуть, но понял, что плеваться некуда и проглотил слюну; Джон с испугом стоял и молчал. — Мы подойдём к ним и прикажем, чтобы они начали облизывать друг друга; мы будем смотреть на них и мастурбировать, а когда решим кончить, то кончим им в лицо и в рот, и на волосы — пусть этим блядям будет невыносима сама мысль, что на их телах оказалась сперма двух чужих мужчин! Но мы не должны ни слова не говорить, иначе они могут узнать нас… Так вот, — сжал ещё сильнее он руку Джона. — Дальше мы устроим потеху — возьмём один нож и вложим в руку одной из этих проституток, чтобы она могла испугаться ещё сильнее, думая, зачем мы так поступаем. Мы скажем ей: режь своё отражение, которое ты видишь в этой девушке, начни с чего угодно и закончи там, где тебе угодно. Она начнёт резать эту девку и, вероятно, реветь; та падаль тоже будет реветь, но от боли, когда ей надоест резать её, мы отберём нож у той сучки и вручим его другой; тогда она со злостью накинется на свою противницу и изрежет её до смерти; мы сможем кончить ещё раз прямо в труп и начнём издеваться над оставшейся.

Джон не выдержал и врезал пощёчину принцу, ушёл от него в сторону своей возлюбленной, взял её под руку и вышел вон из комнаты; музыка продолжала играть. Нерри стоял один и смотрел в пол: что он сделал не так? может быть, он что-то не то сказал? ведь он не предложил Джону резать его половинку — он дал выбор своему другу… Нерри переживал, что его слова были слишком не такими, какими хотелось слышать их Джону; какими должны был бы быть эти слова, рассуждал Нерри... Внезапно к нему в руку упала слеза; он потёр лицо и понял, что слеза принадлежит ему — он рыдал как младенец, однако тотчас ощутил чью-то тёплую руку у себя в ладони и пошёл глазами по этой руке, дойдя до плеча, он начал догадываться, а когда он оказался на лице, он вознегодовал, и чуть не начал бранить того, кто стоял перед ним — это была его супруга. Она взяла под контроль его внимание и сказала:

— Что мы будем делать с теми, кто не поддерживает будущего короля в его идеях и предложениях?

Нерри задрожал; он не понимал, что спросила его молодая жена, но когда он начал рассуждать, эти слова набросились на него и изорвали его логику в кровь; он покраснел и начал улыбаться.

Через месяц приготовлений Нерри и Ласка нашли наконец-то хорошее место, где можно было убить этих тварей; они позвали их на прощальную вечеринку, ведь иначе Джон мог и не прийти; когда Джон узнал, что это будет последняя вечеринка, — принц сказал ему, что отбывает в Англию навсегда, — Джон обрадовался и долго умолял свою пассию, которая была беременна, пойти вместе с ним; три дня молитв и других упрашивающих слов наконец смогли заставить женщину Джона пойти с ним на эту прощальную вечеринку.

Через три часа они оказались на берегу моря, а через час были связаны в комнате и очнулись, смотря друг другу в глаза.

— Что мне сделать с этой сукой? — спросил Нерри серьёзно; он подошёл близко к Джону и переспросил его ещё раз — тот молчал. Нерри приблизил лицо своё к лицу Джона; тот плюнул в него; Нерри это немного разозлило, но он увидел, что его жена, Ласка, бьёт ногой в живот со всей силы женщину Джона, что звали Мэл; Мэл зарыдала.

— Наверное, тебе больно? — спросила Ласка, и пнула её ещё раз; на полу, под ногами Мэл появились капли крови. — Смотри-ка, Нерри, мой любимый, смотри! — обрадованно заявила Ласка. — Эта сука была с сюрпризом! Оказывается, внутри неё течёт жизнь!

— В ней две жизни, ублюдки! — закричал Джон и начал брыкаться.

— Что ты на него смотришь, Нерри?! Ударь его посильнее… — закричала Ласка своим пронзительно-высоким голосом. — Он говорит какую-то чепуху! Он что, говорит о душе?

— Я не могу… Он был всегда моим другом…

— Сделай это, и я обещаю, что тебе станет намного легче! — она упала на колени перед своим мужем и начала беспощадно кричать.

— Господи, если ты не заткнёшься, тогда я ударю его!

Она замолчала; Нерри со всей силы ударил Джона по лицу кулаком; из рта Джона потекла кровь.

— Мне кажется, ты ударил его не так сильно, как может настоящий мужчина! Ты будешь в моих глазах слабаком и трусливым мальчишкой, если не вырастешь сейчас же! Вырасти, я сказала, вырасти!

Нерри взял в руку молоток и ударил Джона прямо в глаз; теперь молоток торчал из глаза Джона, а ещё из него поливала кровь; некоторые капли долетели до лица Мэл, которая упала в обморок после увиденного.

Через минут десять Джон ослаб, зато проснулась его любимая; рядом стояла Ласка, она держала в руках пилу. Теперь она пытается пилить ногу Мэл, но у неё это слабо получается — Мэл от боли двигает ногой.

— Что с тобой не так!? — пищит злобно Ласка. — Пожалуйста, не тряси ногой, я же не смогу её нормально отпилить! — она берёт пилу и остриями, размахнувшись, вонзает в бедро Мэл. Джон плачет здоровым глазом, а Нерри берёт за рукоятку молоток и тащит на себя; Джон кричит, из его рта вырывается слюна с кровью; Нерри не выдерживает и цепляет плоскогубцами за язык Джона, который начинает резать ножом подоспевшая к этому моменту Ласка; вскоре язык оказывается в руках Ласки, она берёт его и говорит Нерри: «Смотри, я сейчас начну тебе изменять!» Ласка снимает трусы и начинает языком Джона теребить свой клитор, потом она пихает его глубже в вагину, садится на корточки и начинает писать. Язык падает на пол, на мочу, сверху на него льётся моча.

— Так мы сможем его обеззаразить, — говорит Ласка и ставит стакан под себя, в который наливается половина жидкости.

— Так что, придурок, — говорит высокомерный голос Нерри. — Этот стакан наполовину полон или пуст?

Принц берёт стакан в руку и льёт его на глаз и на железную часть молотка; тянет молоток и вырывает его из глаза; Нерри смеётся и целует свою жену — он счастлив. Она берёт язык и кладёт в рот Мэл. «Глотай, сука!»

Они расслаблены и вместе смеются, смотрят по сторонам и продолжают смеяться. Джон уже мало что соображает; он единственным глазом смотрит на Мэл, которая плачет; под её ногами становится всё больше крови.

Если вы посмотрите на Мэл сбоку, то не заметите, что она беременна.

— Стоп! — закричала вдруг Ласка. — Две жизни? Что это значит, ублюдок? — с остервенением кричит Ласка и пинает Джона в колено. — Эта сука беременна? — кричит Ласка и начинает избивать Джона молотком.

— Уже нет! — кричит Мэл. — Уже нет!

Ласка успокаивается и подходит к Нерри; она шепчет что-то ему на ухо, тот улыбается и хохочет.

Ласка: ой, простите, многоуважаемая Мэл; вы знаете, наш сервис просто ужасен…

Нерри: извините нас за то, что мы стали причиной потери вашего ребёнка!

Ласка: о боже, только не заявляйте на нас в полицию; мы и без того не можем решить всех проблем, что обитают в нашей жизни.

Нерри: давайте мы решим эту проблему как-нибудь иначе?

Нерри исчезает за дверью, а Ласка подходит близко к Мэл и начинает резать её от пупка вверх. Течёт много крови, Мэл кричит от боли, а Джон кричит и плачет от того, что ничего не может поделать. Через две минуты входит Нерри и кидает на пол мешок, который двигается, брыкается и визжит как-то очень странно. Ласка раздвигает складки кожи и капается там, но понимает через некоторое время, что ничего не найдёт, так как срок очень ранний, да и в медицинских делах она ничего не понимает. Мэл теряет сознание.

— Когда-нибудь ты станешь настоящим хирургом, — говорит Нерри и достаёт из мешка свинку, очень маленькую, но подвижную. Он ударяет её по голове; ещё раз и ещё. Теперь она спокойна… Ласка отходит и позволяет Нерри делать дела. Тот поднимает свинку и аккуратно помещает её в живот Мэл; потом Ласка зашивает живот и радостно кричит после этого:

— Теперь в тебе снова есть жизнь! Скоро она проснётся!

Через пару часов Джон уже не отвечает на вопросы.

— Разговор с тобой стал скучен, — намекает ему Нерри и бьёт снова по голове молотком.

— Который раз ты уже бьёшь его по голове, — спрашивает Ласка.

— Раз 15-ый. Никак не могу понять, почему он не умирает.

— Может быть, он хочет что-то тебе сказать…

— Не знаю, он становится скучным…

— Отрежь ему ногу…

— Я пытался, — сказал Нерри и зевнул. — Но она так сильно прижата к кости, что я просто не в силах её оторвать.

— Когда-нибудь мы научимся искусству отрывания ног у идиотов! — радостно заявляет Ласка и хватает своего мужа за руку, целует её до локтя и снова спускается к пальчикам. Они развязывают Джона и кладут его на пол, рядом кладут связанную Мэл; становятся на них и начинают целоваться. Вскоре они уже на них лежат и трахаются. Когда Нерри кончает, он успокаивается и засыпает; рядом лежит Ласка, которой лень встать, хоть и лежать не слишком-то удобно. Через полчаса что-то в Мэл начинает шевелиться. Ласка будит принца и предлагает ему развязать Мэл. Так они и делают, а потом удаляются на скамейку, что находится у окна и смотрят, что будет дальше.

Мэл, ощутившая движение в своём животе, начинает просыпаться и беспокоиться; пытается ощупать живот.

— Джон, — говорит спокойно она, щупая одной рукой своего мужа. — Мне приснился ужасный сон…

Она поворачивается к нему, но его голова повёрнута в другую сторону.

— Ты спишь? — произносит тихо Мэл. — Джон, мой ребёнок… он кажется, шевелится…

Очевидно, ей становится неуютно, даже больно, потому что шевеление усиливается. Она начинает кричать что-то бессмысленное, а потом громко заявляет мужу: «Джон, кажется, я сейчас начну рожать!»

Она треплет того за плечо, но он не поворачивается; тогда она берёт его за голову и понимает, что её рука наполняется кровью; в темноте ничего не видно, но она кричит уже не только от боли, но и страха.

Нерри зажигает свет в комнатушке и Мэл видит своего мужа с размозжённым черепом. Нерри громко смеётся и кидает в Мэл ботинком. Та вскакивает и начинает бегать; она видит на столе нож и берёт его… Нерри и Ласка напрягаются, но вскоре успокаиваются, когда видят, что Мэл ножом распарывает плохо-зашитый живот. Из него выпадает свинёнок, а Мэл падает и больше не встаёт.

Подобные занятия вошли в практику супругов, которые несколько раз в месяц забавлялись с чужими им людьми. Так прошло три года.

Однажды король стоял под дверью и подслушивал, что же обсуждают супруги; королю нетерпелось заиметь наследника, поэтому он начал подозревать, что супруги от него что-то скрывают. Король слушал: сначала обсуждались простые события, типа встречи с людьми, их характеры и личные качества; потом начали говорить о таких параметрах, как рост и вес, что немного смутило короля — зачем, мол, знать о людях такие вещи; однако, когда супруги подошли к главному, король ошалел и не мог поверить слуху.

Принцесса говорила:

— Этому парню уже около 60-ти лет, поэтому яйца его свисают до самых колен — мы их отрубим топором и поджарим… — она помолчала, подумала и выдала: — Говорят, что тестикулы свиней бывают объедением, поэтому нам обязательно нужно покушать яиц этого чудака, который считает себя мастером философии. Я мечтаю, — заинтересованно и чуть громче говорила принцесса, — что его пенис мы будем жарить на медленном огне так, чтобы нам понравилось это ощущение, чувствовать запах гари и одновременно немытых гениталий, который меня сильно возбуждает. Можешь кончить мне в рот после того, как я проглочу член этого холостяка; твоя конча будет мне приправой.

Король не мог прийти в себя, но продолжал слушать, еле стоя на ногах.

Ласка продолжала:

— Эту старуху, кошмарную суку, мы разделим поровну — ты будешь резать её грудь, которую мы тоже отведаем на вкус, такого я ещё не пробовала, а я буду вырезать её половые губы. Их мы тоже съедим.

— Но я не хочу, — спокойно заявил Нерри. — Мне надоело резать эти сиськи!

Король облегчённо вздохнул, хотя сам понимал, что его сын, возможно, является убийцей и каннибалом.

— Я хочу хоть раз отрезать чей-нибудь член…

Король очумел и закашлял. Нерри затих и подошёл к двери, распахнул её и увидел отца; тот не выдержал и дал сыну оплеуху.

— ОХРАНА! — закричал король. — Взять обоих!

Прошёл год.

Нерри сидел за решёткой и смотрел через неё на улицу, где не было ни души; не было даже деревьев и воды, что могла бы создавать иллюзию движения своими волнами или отблеском солнечных лучей, что вырываются из-под небес; не было ничего, даже паучка или колышущейся на ветру травинки. Что же там было? Огромная куча камней и песка, который иногда сыпался от ветра прямо в камеру к Нерри. Ногти его были грязными, а на стене красовались рисунки и какие-то схемы; на полу валялась железная посудина, из которой исчезла еда; рядом стояло ведром с летающими над ним мухами — единственная жизнь, которая находилась рядом с Нерри… Да ещё этот охранник, который заходил сюда пару раз в день, чтобы налить в посудину супа; охранник не проронил ни единого слова Нерри; видимо, король приказал ему молчать.

В этот день погода была особенно тихой: ветра не было, а лучи Солнца и вовсе пропали за облаками, которые плотно были натянуты на небо — день превратился в ночь. Откуда-то издалека послышалось рычание дикого зверя, который, вероятно, был голоден, поэтому и вмешался в беззаботную жизнь принца; он сидел, скучал и беседовал сам с собой. Однако, когда Нерри услышал беспокойные звуки, доносящиеся с улицы, он замолк и притворился ухом — все звуки наполняли его структуру и призывали быть качеством и природной глубиной, смешанной с осознанием того, зачем этому происходить нужно сейчас, а не в какое-то другое время — если коротко, то эти звуки просто интересовали Нерри. Если смешать кофе и молоко, получится необъяснимо пепельный цвет и вкус, который отдаёт молоком и горечью; если пытаться смешать звуки того зверя, что рычал и выл под огромным небом, со звуками тишины, которая отдаёт ветру немой гул тоскливой природы, может получится необъяснимое чувство беспокойства и внезапной лихорадки, которая тащит тебя в состояние угрюмости и беззащитности перед холодным потом на лбу и дрожью в коленях, что согнуты и прижаты друг к другу. Нерри вслушивался и пытался изучить эти звуки, но у него ничего не получалось: неизвестно какому зверю принадлежат эти звуки; они просто тревожили изнутри, и принц начал снова задавать эти вопросы: сколько ещё я здесь пробуду? как там моя жена? неужели отец возненавидел меня, ведь он ни разу ещё ко мне не зашёл? будем ли мы с женой снова убивать людей и есть их трупы?