Часов 43 минуты. Температура 34 градуса
Тине была отвратительна эта жижа. Еле текущая, пузыпащаяся, вонючая, покрытая рябью из-за снующих в ней тварей, которых она не видела и не хотела видеть. Вода медленно колыхалась, словно зверь, поджидающий ее конца.
У Тины не было выбора. Она была измождена и обезвожена. Кожу жгло от солнца и укусов. Казалось, все ее тело в огне, однако она начинала дрожать: перегретая кожа покрывалась мелкими пупырышками. Она умирает, это ясно. Люди ведь состоят на восемьдесят процентов из воды. Тина была как пруд, высыхающий от зноя. Свернувшись калачиком на горячем камне, Тина подумала о матери. Пожалуй, стоило сказать ей о беременности. Конечно, мать расстроилась бы, но только потому, что по себе знала, как тяжела жизнь молодой незамужней женщины с ребенком. Справившись с потрясением, она помогла бы дочери, поддержала бы ее.
И это было бы чудесно. Принести в мир новую жизнь, видеть кричащее личико своего младенца, беспорядочно машущие крохотные ручки. Тина представила себя с матерью родильной палате, вообразила, как выбирает красивую детскую одежду и хлопочет кормя в полночь ребенка. Может, у нее родилась бы девочка, еще одна красавица, продолжающая семейную традицию. Три женщины с фамилией Kpэн готовые покорить мир. О, штату Миннесота пришлось бы держаться настороже.
Тина всеми силами постаралась бы стать хорошей матерью. Может, и не преуспела бы в этом, но постаралась бы.
Она подняла голову и посмотрела на небо. Сквозь веки опухших глаз Тина видела голубой полог своей тюрьмы. Небо как будто темнело, солнце наконец опустилось, и его слепящее, жгучее сияние исчезло. Странно, но прохладным при этом не стало. Влажность по-прежнему удушала и терзала не меньше, чем туча комаров и мух, кишащих на полу.
Голова Тины снова опустилась. Она уставилась на руки, полившиеся в нескольких дюймах от лица. Там появились покрытые язвы от расчесывания комариных укусов. На кожу села желтая муха и отложила в открытую рану крохотные блеющие белые яички.
К горлу подступила тошнота. Нет, нельзя допускать рвоты. Так она понапрасну растратит капли сохранившейся в организме воды. Впрочем, ее все равно вывернет. Она еще не мертвая, однако уже стала кормом для личинок. Долго ли она продержится? Несчастный ее ребенок! Несчастная ее мать!
И тут в глубине сознания вновь зазвучал спокойный, деловитый миннесотский голос: «Знаешь что, девочка? Пора стать твердой. Немедленно что-то предприми, или обретешь вечный покой».
Взгляд Тины обратился к мутной черной жиже.
«Давай же, Тина. Будь твердой. Покажи этому мерзавцу, из какого теста ты сделана. Не умирай без борьбы».
Тина села. Все закружилось перед ней, к горлу сразу подступила желчь. Усилием воли она загнала ее обратно. Потом придвинулась к краю камня и снова уставилась на жижу. Похожа на черный пудинг. Пахнет, как…
«Не допускай рвоты!»
— Ничего, — решительно прошептала Тина. — Я сделаю это. Хочется мне этого или нет, была не была.
Она сунула в жижу правую ступню. Тут же что-то задело ее лодыжку и метнулось прочь. Тина закусила губу, чтобы не завопить, и опустила ногу ниже. Казалось, будто внизу гнилые потроха. Теплые, липкие, жирные…
«Не допускай рвоты!»
Тина опустила в жижу левую ногу, увидела четкие очертания ускользающей черной змеи и на сей раз издала вопль. Долгий, хриплый, безнадежный. Она боялась и ненавидела свой страх. Господи, за что этот человек сделал с ней такое? Она никому не причиняла зла. Не заслуживала ямы, где жарится заживо, где мухи откладывают белые яички в глубокие язвы на ее коже.
Теперь Тина жалела о том, что не предохранялась и испортила свою юную жизнь, но таких пыток она все же не заслуживала. И она, и ее ребенок попытались бы устроить себе лучшую жизнь.
Комары кишели. Тина била их снова, снова и снова, стоя почти по колено в грязи и всеми силами сдерживая рвоты. Ощущение, запах. Ощущение, запах.
Ложись, Тина. Это как броситься в прохладный пруд. Стисни зубы и погрузись в жижу. Другого выбора у тебя нет.
И тут…
Там, вдали, Тина услышала снова какой-то звук. Шаги. Нет-нет — голоса. Кто-то появился поблизости.
Тина запрокинула голову к отверстию вверху.
— Эй, — попыталась крикнуть она, — эй, эй!
Крик, вырвавшийся из пересохшего горла, напоминал кваканье лягушки. Голоса удалялись. Люди были так близко, но уходили. Тина не сомневалась в этом.
Она схватила полупустую бутыль с водой и стала пить большими, жадными глотками, думая только о помощи и забыв об экономии. Потом, увлажнив горло, снова запрокинула голову и закричала изо всех сил:
— Эй, эй! Я здесь, внизу! Кто-нибудь, сюда!
* * *
Кимберли бежала. Легкие жгло, в боку кололо, но она неслась вниз по скользкому склону, продираясь сквозь кусты, перескакивая через гнилые стволы, огибая большие камни, и слышала горячее, тяжелое дыхание Мака, бегущего рядом.
Это был самоубийственный бег. Они могли подвернуть лодыжку, споткнуться о камень, налететь на дерево или пострадать от чего-то гораздо худшего.
Солнце быстро заходило, дневной свет сменялся закатными сумерками, окрасившими небо в кроваво-красныи цвет. И протоптанная тропа, ясно видимая всего четверть часа назад, уже скрывалась в полумраке, исчезала у них на глазах.
Теперь Мак несся вперед, а Кимберли старалась не отставать.
Со склона, густо поросшего деревьями, они выбежали на большую поляну. Колючие кусты и деревья сменились высокой, до колен, травой. Земля выровнялась, и бежать стало легче.
Кимберли неслась со всех ног, разглядывая тропу в угасающем свете, пока не увидела беспорядочное нагромождение на валунов слева, а потом, всего в пятнадцати футах на камнях, бросающуюся в глаза красную полосу. Юбка, поняла она. А затем… Человеческое тело. Девушка!
Они нашли ее!
Кимберли устремилась к камням, смутно расслышав приказ Мака остановиться. Он схватил ее за руку. Она вырвалась.
— Это она! — торжествующе крикнула Кимберли и вскочила на камни. — Эй, эй, девушка! Эй!
За ее спиной раздались пронзительные свистки. Международный сигнал бедствия. Кимберли не поняла почему. Они нашли девушку! Она правильно сделала, что ушла из академии. Она наконец добилась успеха.
А потом, когда Кимберли приблизилась к девушке, радость ее улетучилась. Она застыла на месте.
Красная полоса была не куском ярко окрашенной ткани, а белыми шортами в пятнах засохшей крови. Раскинутые руки и ноги были покрыты синяками, раздулись, потеряли форму. В сумрачном свете Кимберли увидела, как одна из рук шевельнулась.
Внезапный звук поразил ее. Непрерывный, нарастающий стук. Громкая вибрация десятков гремучих змей.
— Кимберли, — спокойно произнес Мак за ее спиной, — ради Бога, не двигайся.
Кимберли не могла даже кивнуть. Она стояла застыв, а вокруг нее, в тени камней, развертывались змеиные туловища.
— Девушка мертва, — вымолвила наконец Кимберли хриплым и слабым голосом.
Мак начал осторожно приближаться к камням. При третьем его шаге треск раздался с новой силой посреди камней. Мак тут же остановился.
Звук этот, казалось, доносился отовсюду. Десять, двадцать, тридцать змей. «Господи Боже», — подумал Мак и потянулся к пистолету.
— Должно быть, усталая, ошеломленная, — предположила Кимберли, — она увидела камни и взобралась на них, чтобы осмотреться.
— Верно.
— Господи, по-моему, они искусали каждый дюйм ее тел Я ни разу… ни разу не видела ничего подобного.
— Кимберли, я достал пистолет. Если что-то зашевелится, буду стрелять. Не двигайся.
— Мак, ничего не выйдет. Их слишком много.
— Замолчи, Кимберли!
Она повернулась к Маку и улыбнулась ему:
— Кто из нас теперь озабочен?
— Змеи любят нас не больше, чем мы их. Если будеш стоять спокойно и неподвижно, они опять скроются среди камней. Я дал три свистка. Помощь вскоре прибудет.
— Я однажды чуть не погибла. Не рассказывала тебе? Я думала, что хорошо знаю этого человека, а он использовал меня, чтобы свести счеты с моим отцом. Устроил нам с Рейни ловушку в номере отеля. Приставил пистолет к моей голове. Рейни ничего не могла поделать. До сих пор помню ощущение ствола. Он был не холодным, а теплым, будто живая плоть. Странно чувствовать себя такой беспомощной. Странно ощущать себя в руках другого человека и знать, что он хочет отнять у тебя жизнь.
— Кимберли, ты не мертва.
— Да, отец застал его врасплох и выстрелил ему в грудь. Через полминуты все изменилось. Я осталась живой, с его кровью в волосах. А отец говорил, что все будет хорошо. Лгать было очень порядочно с его стороны.
Мак не знал, что сказать. Свет быстро меркнул, груда камней превращалась в иной мир, слишком уж черный.
— У нее не было ни малейшего шанса, — негромко сказала Кимберли и вновь обратила взгляд на девушку. — Взглянула на шорты и шелковую блузку. Она оделась для отдыха в бар,а не для поисков пути в лесу. Это страшно жестоко.
— Мы найдем его.
— Не раньше, чем погибнет еще одна девушка.
Мак закрыл глаза.
— Кимберли, мир не так плох, как ты думаешь.
— Конечно, Мак. Он хуже.
Мак сглотнул. Он терял ее. Чувствовал, что Кимберли овладевает фатализм — она однажды спаслась от смерти и ее думала, что ей снова так повезет. Ему хотелось крикнуть, чтобы она приободрилась. А потом возникло желание заключить в объятия и пообещать, что все будет хорошо.
Она права: мужчины, когда хотят защитить тех, кого любят неизбежно прибегают ко лжи.
— Видишь змей? — спросил он.
— Мало света. Они сливаются с камнями.
— Я не слышу их.
— Да, они притихли. Видимо, устали. У них был напряженный день.
Мак стал приближаться. Он не знал, можно ли близко подойти к древнему оползню. Шипения больше не слышалось. Мак подкрался на расстояние около пяти футов, достал фонарик и осветил камни, но света не хватало. На одних камнях как будто ничего не было. На других виднелись бугристые очертания; возможно, это змеи.
— Сможешь допрыгнуть до меня ? — спросил он Кимберли.
Она находилась примерно в двадцати футах, в неудобном месте. Может, если перескакивать с камня на камень…
— Я устала, — прошептала Кимберли.
— Знаю, милочка. Я тоже устал. Только нам нужно вызволить тебя с этих камней. Я как-то привык к твоей сияющей улыбке и легкому характеру. Надеюсь, ты не захочешь разочаровать меня.
Никакого ответа.
— Кимберли, — снова заговорил Мак. — Ты сильная, умная. Сосредоточься на том. Как нам поступить.
Кимберли устремила взгляд вдаль, и Мак увидел, как задрожали ее плечи. Интересно, о чем она думает? Наконец Кимберли повернулась к нему.
— Огонь, — шепнула она.
— Огонь?
— Змеи боятся огня, верно? Или я насмотрелась фильмов об Индиане Джонсе? Если сделаю факел, возможно, отпугну их.
Мак быстро отошел. Повадки змей он знал плохо, но это показалось ему неплохим планом. Господи, все, что угодно, лучше, чем ощущение полной беспомощности. Светя фонариком, он нашел обломанную ветку подходящей величины.
— Готова?
— Готова.
Мак осторожно подбросил ветку, услышал, как Кимберли поймала ее. Оба затаили дыхание. Справа внизу послышалось тарахтенье гремушек.
— Не двигайся, — сказал Мак.
Кимберли замерла, и через несколько минут звук прекратился.
— Тебе нужно полезть в рюкзак за другими вещами — проговорил Мак. — Если есть запасная пара шерстяных носков, оберни ими конец ветки. Потом найди в переднем кармане пакетик. Там лежат три пропитанных вазелином тампона. Они легко загорятся. Сунь их в складки носка и поднеси спичку.
Кимберли принялась за дело. Мак светил ей фонариком. Движения ее были медленными, осторожными, она старалась не привлекать к себе внимания.
— Никак не найду носков. Запасная тенниска сойдет?
— Сойдет.
Кимберли нужно было поставить рюкзак. Мак посветил на поверхность камня рядом с ней. Змей там как будто не было. Она осторожно поставила его, и тут же раздалось шипение — змеи ощутили непорядок и выразили недовольство, Кимберли снова замерла. Мак увидел, как блестит испарина у нее на лбу.
— Ты уже почти все сделала, — заметил он.
— Да.
Руки ее дрожали. Кимберли перехватила ветку, едва не уронив ее, и снова раздался близкий, громкий треск. Кимберли зажмурилась. Мак видел, что она пытается овладеть собой.
«Давай, Кимберли, — мысленно внушал он ей. — Возвращайся ко мне».
Кимберли обернула тенниску вокруг конца ветки, вставила в нее тампоны, дрожащей рукой нащупала спички и чиркнула. Спичка вспыхнула, пламя коснулось тампонов, и в ночи загорелся факел.
Пространство вокруг осветилось, выхватив из темноты не одну, а четырех свернувшихся змей.
— Мак, — промолвила Кимберли, — готовься меня подхватить.
И ткнула факелом в змей. Те зашипели, отпрянули от нее, и Кимберли спрыгнула с первого валуна. Она сделала четыре прыжка, а из расселин между камнями пронесся треск и змеи сваливались с камней, спасаясь от пламени. Камни ожили — шипели, извивались, трещали. Кимберли велась через весь этот колышущийся ужас.
— Мак! — выкрикнула она и, прыгнув с последнего камня уперлась в его мощный торс.
— Поймал! — Он обнял Кимберли за плечи и взял факел из ее дрожащей руки.
На миг Кимберли замерла, бледная, потрясенная, ошеломленная. Она расслабленно прижалась к его груди, и Мак обнял ее, слишком уж благодарно и крепко.
— Мэнди, — прошептала Кимберли и расплакалась.
Глава 28