Часа 16 минут. Температура 31 градус
Мак следовал за хвостовыми огнями машины Куинси, увозящей их от шумного хаоса «Больших полян» в чернильную темноту петляющей дороги, освещенной только луной и звездами.
Кимберли заговорила не сразу. Мак тоже. Она снова была усталой, но уже по-другому. Это было физическое изнеможение после долгой, изнурительной ходьбы и недосыпа. Такая усталость ей нравилась больше. Была привычной. Почти утешительной. Кимберли всегда подвергала тело большим нагрузкам, но оно быстро восстанавливалось. А вот израненная душа-Мак взял ее за руку. Она стиснула его пальцы.
— Я бы сейчас выпил кофе. Галлона эдак четыре.
— Я бы устроила отдых. Дней на сорок.
— А как насчет приятного прохладного душа?
— А как насчет кондиционера?
— Свежая одежда.
— Мягкая постель.
— Громадное блюдо бисквитов с сиропом.
— Кувшин ледяной воды с ломтиками лимона.
Кимберли вздохнула. Мак тоже.
— В ближайшее время нам не удается поспать, верно? — спросила она.
— Похоже на то.
— Что случилось?
— Непонятно. Появился твой отец, сказал, что прибыла Специальная опергруппа ФБР и нас в игру не берут. Чертовы федералы.
— Папу и Рейни отстранили от дела? — Кимберли в это не верилось.
— Пока нет. Возможно, помогло то, что они выключили сотовые телефоны. Но, судя по всему, федералы хотят заново изобрести колесо, и твой отец это понимает. Мы работали с Кэти Левайн, определяли, что именно на теле жертвы может оказаться путеводными нитями, потом забрали половину улик. И теперь, полагаю, официально мы находимся в самовольной отлучке. Кимберли, ты очень хочешь быть агентом ФБР? Ведь после этого…
— К черту ФБР. Теперь изложи мне план.
— Мы работаем с твоим отцом и Рейни. Постараемся найти двух оставшихся девушек. Потом выследим сукина сына, который это устроил, и прижмем его к стене.
— Это лучшее, что я слышала за всю ночь.
— Стараюсь, — скромно отозвался Мак.
Вскоре машина Куинси свернула в одну из живописных просек. Мак последовал за ним. В этот час других машин поблизости не было, и они находились довольно далеко от Скайлайн-драйв, так что их не могли оттуда увидеть. Все вышли и собрались у капота взятой напрокат машины Мака.
Ночь все еще была гнетуще жаркой. Стрекотали сверчки, квакали лягушки, но даже эти звуки казались приглушенными, словно все притихло и ждало. Сейчас бы шумную июльскую грозу, несущую освежающий дождь и прохладу. Но вместо этого их томила жара, окутывающая мир Удушливой влажностью, заставляющая молчать половину ночных существ.
Куинси снял куртку, ослабил узел галстука и закатал рукава.
— Итак, у нас три возможные путеводные нити, — начал он — Склянка жидкости, рис и какая-то пыль с головы жертвы. Есть соображения?
— Рис? — удивилась Кимберли.
— Невареный, белый, длинные зерна, — сообщил Мак, — Во всяком случае, Левайн не смогла сказать ничего больше.
Кимберли покачала головой.
— Это бессмысленно.
— Он любит усложнять, — сказал Мак. — Принимай правила игры.
— Как далеко, по-вашему, две другие жертвы? — спросила Рейни. — Раз он похитил несколько девушек, может, указания на теле первой относились ко всем троим. В конце концов, он всего лишь человек и время у него ограничено.
Мак пожал плечами.
— Само собой, об этом новом сценарии я не могу судить. В Джорджии он покрывал большие расстояния. Мы начали с парка штата, знаменитого гранитным ущельем потом перебрались на хлопковое поле, затем на берега реки Саванны и, наконец, на соляные болота у побережья. Четыре совершенно разных района штата. Здесь, однако, вы правы — у него были кой-какие практические проблемы с размещением тел по всему штату, тем более за двадцать четыре часа или меньше.
— Перевозка нескольких тел — дело сложное, — заметил Куинси.
— Очевидно, для перевозки использовался грузовой фургон. Там есть где разместить похищенных девушек, ввести им в кровь наркотик, а потом увезти. В данном случае ему явно требовалось много места, потому что жертв четыре.
— Как ему удалось похитить сразу четверых? — удивилась Кимберли. — Могла же хоть одна из них оказать сопротивление?
— Сомневаюсь, что у них была такая возможность. Он избрал особый метод внезапного нападения — стреляет дротиками. Он подъезжает к машине, поражает девушек быстродействующим кетамином, и они теряют сознание, не успев ничего предпринять. Если кто-нибудь проезжает мимо, он может притвориться водителем, которому поручили развезти четверых мертвецки пьяных пассажирок. Когда поблизости никого нет, он перегружает девушек в свой фургон, добавля им еще кетамина, чтобы они оставались без сознания столь времени, сколько ему нужно, и приступает к выполнением основной части своего хитроумного плана. Он не вспыльчивый убийца, дело свое знает хорошо.
Все мрачно кивнули. Да, этот человек определенно знал свое дело.
— Рейни говорит, вы снова получили звонок, — обратился Куинси к Маку.
— На месте обнаружения трупа. Однако звонящий клянется, что он не убийца. Он разозлился, когда я обвинил его в этих преступлениях, стал убеждать меня, что только старается помочь, и сказал, что сожалеет о смерти еще нескольких девушек. Заметьте, он не называет ни имени убийцы, ни своего, но клянется, что к убийствам непричастен.
— Звонящий лжет, — уверенно сказал Куинси.
— Думаете?
— Обратите внимание на время двух последних звонков. Первый поступает ночью накануне обнаружения первой жертвы — кстати, примерно в это время убийца должен был планировать засаду, если еще не захватил всех четырех девушек. Второй поступает сегодня ночью, когда вы находитесь на месте обнаружения второй жертвы. Видимо, особый агент Кэплан счел бы это поразительным совпадением.
— Думаете, Экокиллер близко? — спросил Мак.
— Убийцы любят наблюдать. Почему этот «несуб» должен быть другим? Он, как Мальчик-с-пальчик, оставил нам дорожку из хлебных крошек. Может, ему и приятно видеть наши успехи. — Куинси вздохнул, потом стиснул пальцами переносицу. — Вы говорили раньше, что БРД несколько раз пыталось найти Экокиллера. Вы старались установить, какими наркотиками он пользуется. Составили стандартные психологические портреты жертв, обращали внимание на ветеринаров, экскурсантов, туристов, орнитологов — всех проводящих много времени на открытом воздухе.
— Да.
— И создали психологический портрет убийцы. Это белый мужчина, имеющий уровень умственного развития выше среднего, возможно, занимается умственной работой. Он часто разъезжает, навыки общения у него ограниченны, склонен к приступам ярости при неудачах.
— К такому выводу пришел эксперт.
— У меня есть два соображения, — сказал Куинси. — во-первых, я думаю, убийца даже умнее, чем вы считаете по замыслу, его игра заставляет вас обращать первоочередное внимание и бросать все силы на поиски второй жертвы — вместо того чтобы искать его.
— Да, вначале, само собой…
— След простывает. Мак. Это знает любой детектив. Чем больше проходит времени, тем труднее найти подозреваемого.
Мак нехотя кивнул.
— Верно.
— Во-вторых, теперь мы знаем кое-что любопытное, чего вы не знали раньше.
— То есть?
— Убийца имеет доступ на базу морской пехоты в Квонтико. Это сужает круг подозреваемых до сравнительно небольшой группы людей в штате Виргиния. И данной версией нельзя пренебрегать.
— Думаете, это совершил морской пехотинец или агент ФБР? — нахмурился Мак.
— Пока не знаю. Но упор на Квонтико, звонки вам… Тут есть нечто знаменательное. Только мне пока не ясно, что именно. Можете вы записать сегодняшний разговор? Слово в слово, все высказывания звонившего? Доктор Эннунцио захочет увидеть эту запись.
— Думаешь, он все равно будет помогать нам? — спросила Кимберли.
— Ты полагаешь, Эннунцио знает, что мы отстранены от дела? — Куинси пожал плечами. — Он кабинетный ученый; агенты-оперативники не вводят таких в курс дела. Они живут в своем мире, отдел поведенческих наук-в своем. К тому же без него нам не обойтись. Пока наша непосредственная связь с Экокиллером — только те письма и телефонные звонки. Что очень важно. Если мы хотим уничтожить эту систему, необходимо опознать убийцу. Иначе будем бороться только с симптомами, а не с болезнью.
— Неужели вы собираетесь отказаться от поисков других девушек? — резко спросил Мак.
— Я откажусь, а вы — нет.
— Разделяйся и побеждай? — усмехнулась Рейни.
— Именно так. Мак и Кимберли ищут девушек. Мы с Рейни продолжаем поиски убийцы.
— Это опасно, — заметил Мак.
Куинси улыбнулся.
— Вот потому я и беру с собой Рейни. Пусть только посмеет связаться с ней.
— Аминь, — произнесла Рейни.
— Можно попытаться еще раз обратиться в Геологическое управление, — вставила Кимберли. — Показать образцы которые у нас есть. Не знаю, что делать с рисом, но жидкость нужно первым делом показать гидрологу.
Мак кивнул.
— Они могут знать что-то о рисе. Возможно, тут есть какая-то связь с Гавайскими островами. Для дилетанта рис ничего не означает, но для специалиста…
— Где находится это управление? — спросил Куинси.
— В Ричмонде.
— Когда там начинают работать?
— В восемь.
Куинси взглянул на часы.
— Хочу всех обрадовать. Мы все-таки можем поспать несколько часов.
Они выехали из парка, нашли мотель в одном из близлежащих городков и сняли три комнаты. Куинси и Рейни скрылись в своей. Мак и Кимберли разошлись по своим.
Кимберли увидела скудную и обшарпанную обстановку, кровать, застеленную выцветшим синим одеялом, протертым посередине многочисленными постояльцами. Воздух был мотельным — затхлым, пропахшим табачным дымом и чем-то еще...
Но это была комната. Это была кровать. Она могла лечь и уснуть...
Кимберли включила кондиционер, сняла пропитанную потом одежду, вошла в душевую и начала отмывать свое хлебчувшее лиха тело. Несколько раз намыливала голову, стараясь забыть камни, змей, мучительную смерть несчастной девушки. Мылась, мылась и мылась. И наконец поняла, что ей все будет мало.
Кимберли снова вспоминала Мэнди, мать, неопознаную девушку в Квонтико. И Вивьен Бенсон. Но все жертвы в сознании перепутались. То у тела в лесу возле дорожки появ лялось лицо Мэнди, то девушка на камнях оказывалась сама Кимберли, то ее мать бежала по лесу, пытаясь спастись Экокиллера, хотя ее убил сумасшедший шесть лет назад. Детектив должен быть объективным. Бесстрастным. Наконец Кимберли вышла из душевой, надела свежую майку, протерла застиранным полотенцем запотевшее зеркало и начала разглядывать свое отражение. Бледное лицо в синяках. Впалые щеки. Бескровные губы. Огромные голубые глаза.
Господи! Она выглядела слишком испуганной, непохожей на себя.
Кимберли чуть было вновь не утратила ясность сознания.
Руки ее крепко стиснули раковину. Она закусила нижнюю губу, стараясь сохранить хоть какое-то здравомыслие.
Она всю жизнь отличалась целеустремленностью. Училась стрелять, читала учебные пособия по расследованию убийств. Интересовалась преступлениями, мысленно распутывала их как дочь своего отца. Все дела представляли собой головоломки, требующие решения. Ей хотелось находить ключ к этим сложным задачам. Хотелось носить значок. Спасать мир. Всегда быть хозяйкой положения.
Крепкая, хладнокровная Кимберли. Сейчас она сознавала, что смертна, уязвима и не так уж крепка.
Ей двадцать шесть лет, все иллюзии наконец исчезли. И что же она представляет собой? Молодая, ошеломленная женщина, неспособная есть, спать, страшащаяся змей. Спасать мир? Она не могла бы спасти даже себя.
Нужно выйти из игры, пусть отец, Рейни и Мак действуют дальше сами. Из академии ее уже исключили. Разве будет иметь значение, если она теперь просто скроется? Она может просидеть всю жизнь в чулане, обхватив руками колени. Кто обвинит ее? Она уже лишилась половины семьи, дважды едва не погибла. Если у кого-то есть право на нервное расстройство, так это у нее.
Но тут Кимберли снова вспомнила о двух исчезнувших девушках. Карен Кларенс. Тина Крэн. Студентки, хотевши только развеяться с подругами в жаркий вечер вторника.
И Кимберли поняла, что не выйдет из игры. Она пугливая плаксивая, не такая крепкая, как ей казалось. У нее возникло ощущение, будто днем она перевалила через некий психологический рубеж и осторожно спускается вниз. Ее нервные окончания обнажены, кожа словно не защищает тело, и все же…
Карен Кларенс. Тина Крэн. Кто-то должен их отыскать. Должен что-то сделать. И пожалуй, она все-таки дочь своего отца, потому что не способна просто так взять и уйти. Она может бросить академию, но не может бросить это дело.
Услышав стук в дверь, Кимберли подняла взгляд. Она знала, кто там, за дверью. «Не обращай внимания, и он уйдет».
Кимберли открыла дверь. Прошедшие полчаса Мак явно принимал душ и брился.
— Привет, — сказал он и вошел в ее комнату.
— Мак, я очень устала…
— Знаю. Я тоже.
Он взял Кимберли за руку и повел к кровати. Она неохотно последовала за ним. Лицо у нее слишком бледное, глаза слишком красные. Может, ей и нравился запах его мыла, но уж очень хотелось побыть одной.
— Говорил я тебе, что плохо сплю в непривычных комнатах мотелей? — спросил он.
— Нет.
— Говорил, что, по-моему, ты замечательно выглядишь в одной майке?
— Нет.
— Говорил, как хорошо я выгляжу безо всякой одежды?
— Нет.
— Жаль, потому что все это правда. Но ты устала, и я устал, так что будем только говорить.
Мак сел на кровать и хотел усадить ее рядом, но Кимберли уперлась.
— Не могу, — прошептала она.
Мак не настаивал. Поднял большую руку и приложил к ее щеке. Голубые глаза его не смеялись. Он пристально рассматривал Кимберли, взгляд его был мрачным, лицо — угрюмым. От этого взгляда у нее перехватило дыхание.
— Ты напугала меня — там, на камнях, в окружении змей.
— Я и сама напугалась.
— Кимберли, думаешь, я играю с тобой?
— Не знаю.
— Тебя беспокоит, что я флиртую, улыбаюсь?
— Иногда.
— Серьезная Кимберли. — Мак провел большим пальцем по ее щеке. — Право, ты самая красивая женщина из всех кого я встречал. Не знаю, как тебе это сказать, чтобы ты не сочла мои слова лестью. Она закрыла глаза.
— Не надо.
— Хочешь ударить меня? — Спросил Мак. — Хочешь завопить на весь мир или, может, метнуть в меня нож? Я не против этого, милочка, когда ты не в настроении. Все, что угодно, лучше, чем видеть тебя печальной.
Это подействовало на Кимберли. Она села на кровать рядом с Маком, чувствуя, как грудь у нее болезненно сжимается. Что это, слабость или податливость, она не знала. Впрочем, какая разница. Внезапно ей захотелось прижаться к его широкой груди. Кимберли обвила руками его талию, желая, чтобы ее окутало тепло Мака, чтобы он стиснул ее в объятиях, чтобы поверх ее тела оказалось его тело, требующее, берущее, покоряющее. Кимберли жаждала чего-то неистового, раскованного, позволяющего не думать, не переживать, а только сознавать, что ты есть.
Утром она обвинит во всем его.
Кимберли подняла голову, коснулась губ Мака, ощутила его щекочущее дыхание и испытала удовлетворение, когда он задрожал. Она поцеловала его гладкий, крепкий подбородок, скользнула губами к шее, туда, где пульсировала артерия. Руки Мака неподвижно лежали на ее талии. Но Кимберли чувствовала, как он напряжен и пытается сдержаться.
Она вновь уловила аромат его мыла и легкий запах мяты в его дыхании, пряное благоухание лосьона на свежевыбритой щеке. И снова ослабела. Все это Мак делал ради нее, но не получал бурного бездумного секса.
Кимберли опять хотелось заплакать. О Господи, как она ненавидела этот твердый ком в груди! Ну почему, почему она так слаба? Она должна быть холодной, рассудительной Кимберли. Это гораздо лучше, чем плакать и ощущать такую острую боль.
Мак коснулся ее волос, нежно погладил их. Его пальцы переместились от ее висков к напряженной шее.
— Ш-ш, — прошептал он. — Ш-ш, — хотя Кимберли не сознавала, что издала какой-то звук.
— Мне непонятно, кто я.
— Тебе нужно поспать, милочка. Утром будет лучше. Утром все лучше.
Мак уложил ее. Кимберли легла не сопротивляясь. Она видела, как он возбужден. «Сейчас сделает что-нибудь», — додумала она. Но Мак ничего не сделал. Только прижался горячей грудью к ее спине, и сильные руки обвили ее талию как стальные обручи.
— Я тоже не люблю непривычных комнат в мотелях, — вдруг сказала она и явственно представила себе его усмешку. Через минуту она поняла, что Мак заснул.
Кимберли закрыла глаза и обхватила пальцами его руку. Так хорошо ей не спалось уже много лет.
Глава З2