Как ребенок реагирует на поведение родителей? 6 страница
Изменения в образе Кэри становились все более очевидными по мере того, как теряло управление Я. Изменился его образ собственного лица, образы людей вокруг него, его места в обществе, даже образ мяса в магазине. Мясо перестало быть предметом его работы и стало чем-то вроде личности, пугающей его до тошноты. Во время борьбы между Оно и проверяющим действительность Я образы эти настолько смешались, что он не мог уже отличить новые образы от старых, образы грез от образов, основанных на опыте. В итоге он уже не знал, видел ли раньше те или иные вещи; у него было ощущение, будто события происходят вторично, хотя они происходили впервые; и в доброй половине случаев он не знал, грезит или нет.
В то же время все его напряжения, до того получавшие лишь воображаемое удовлетворение в грезах, внезапно вырвались во внешний мир, но совершенно нереалистическим и нелепым способом. Вместо того чтобы выражать их здоровой любовью и ненавистью к другим людям, он вложил свои собственные желания в головы других и чувствовал, будто эти желания направлены на него. Он некоторым образом спроецировал свои чувства на экран и смотрел на них в качестве зрителя, как будто они были чувствами кого-то другого. Он превратил их, так сказать, в кинофильм "Любовь и ненависть" с Кэри Фейтоном в роли главного героя и смотрел этот фильм. В конечном счете он всю жизнь делал то же в своих грезах, состоявших из фильмов о любви и ненависти с самим собою в роли героя, которые проходили перед его внутренним взором; в этих фильмах он обладал прекрасными женщинами и убивал своих подлых соперников. Все различие состояло лишь в том, что теперь он проецировал свои фильмы на внешний мир.
Поскольку он был болен, он не узнавал в этих фильмах свои собственные чувства. Он полагал, что они принадлежат другим лицам, не сознавая, что сам является автором сценария. Так как он не узнавал в этих странных фильмах свое собственное творение, они пугали его мощными и драматическими стремлениями либидо и мортидо, как испугали бы любого другого человека, если бы тот мог увидеть все это с такой же отчетливостью. Но никто другой этого видеть не мог, и потому никто другой не мог понять его возбуждения. Если бы дежурный сержант мог видеть мир таким, каким его видел Кэри до прихода в полицейский участок, то, может быть, и он попросил бы о защите.
Итак, на этой стадии болезнь Кэри состояла в том, что, видя свои чувства, он не мог распознать их как свои собственные, а воображал, будто это чувства других людей, направленные на него. Психиатры называют это "проекцией", как и в примере с кинофильмом. Можно было бы назвать это "отражением". Его либидо и мортидо, вместо того чтобы направляться нормальным образом на других людей, проецировались на других, а затем отражались на него самого. Чтобы скрыть тот факт, что он хотел убивать других, он воображал, что другие хотят убить его; чтобы оправдать свою незаконную любовь к женщине, он воображал, будто она любит его. В обоих случаях он избегал таким образом вины, которую испытывал бы в качестве агрессора. Дело дошло до того, что инстинкты Оно должны были как-то выразиться внешним образом, но, не получив сперва "разрешения" своего Сверх-Я, он не мог выразить их прямо. Он получил такое разрешение в ложном убеждении, будто другие сделали первый шаг. Проецировать свою любовь и ненависть, а затем отвечать взаимностью на эти воображаемые чувства, это и в самом деле интересный способ избежать вины; какую цену, однако, приходится платить за такой окольный способ выражения своей любви и ненависти! Кончилось это тем, что он провел в больнице почти год, пока не сумел с помощью доктора Триса поставить на место инстинкты своего Оно и восстановить власть своего Я. И дальше, придерживаясь того же курса с необходимой время от времени помощью врача, Кэри смог жить нормальной жизнью.
Как уже было сказано, невроз представляет собой беспокойный, но успешный способ облегчать в замаскированной форме напряжения Оно. Когда же все способы их контролируемого выражения рушатся, Оно одерживает верх над Я; такое состояние называется психозом. В случае Кэри первым защитным механизмом был общий паралич всех внешних выражений инстинктов Оно, так что им дозволено было получать облегчение лишь в грезах. Мы уже упомянули в первой главе этот тип "подавленной" личности, со слабым барьером между подсознательной и сознательной психикой и внешним действием; мы отметили, что люди такого рода желают, чтобы мир изменился в соответствии с их образами, но ничего не делают для осуществления такой перемены. Из истории Кэри ясно, почему у таких индивидов барьер между грезами и действием описывается как "хрупкий". Когда он ломается, то это происходит не постепенно, а внезапно, и рушится полностью, так что Оно обильно и беспрепятственно изливается наружу.
До тех пор, пока подсознание Кэри прорывалось лишь в его грезах, это никому не причиняло вреда, кроме него самого, поскольку он терял время и энергию в этом бесполезном занятии, не укреплявшем его дух и не делавшем его полезнее для самого себя и для общества. Но когда барьер между фантазией и действием сломался, он стал опасен для себя и для других, и его пришлось держать под присмотром, чтобы он не причинил себе и другим социального или физического вреда. Общество должно было защищать его от бесстыдных желаний его Оно, пока он не стал опять достаточно сильным, чтобы от них защититься.
Как было сказано, болезнь Кэри прошла четыре стадии:
1. Большую часть своей жизни он страдал от "простой" неспособности к человеческим контактам как в виде либидо, так и мортидо. Он не любил и не сражался. Его напряжения были замкнуты в нем самом. Он никогда не мог справиться ни с одной из своих задач. Он никогда не мог полюбить какое-нибудь место в жизни или какого-нибудь человека. Он попросту плыл по течению через разные занятия, мимо разных людей, не выказывая никаких внешних чувств к этим людям. Такое восприятие мира называется "простой шизофренией". Можно сказать, что он вел себя так, будто его либидо и мортидо не хватало ни на что внешнее, а все уходило на его грезы. Казалось, что он страдал от недостатка психической энергии точно так же, как анемичный человек, по-видимому, страдает от недостатка физической энергии. Это впечатление было, однако, ложным, поскольку, как мы знаем, чувства незаметно накапливались в нем. То, что казалось "простой" недостаточностью, было в действительности сложной неспособностью нормально выражать свои чувства.
2. Когда после ряда предшествовавших странных ощущений у него произошел резкий срыв, то либидо и мортидо начали в большом количестве проецироваться на внешний мир. Он увидел свои собственные чувства отраженными от других, и точно так же, как отражение в зеркале может показаться спутанному восприятию происходящим от самого зеркала, так и он воображал, что его любят или ненавидят люди, едва его знавшие или не знавшие вовсе. Он слышал голоса и имел видения, подтверждавшие его спроецированные чувства.
Наряду с этими заблуждениями или ложными верованиями, важную роль в его болезни играла тенденция неправильно приписывать "значение". Он склонен был придавать малейшему беззаботному движению другого человека величайшее личное значение для себя, связывая его со строем собственных чувств. Мясо в магазине выглядело теперь более значительным, чем обычно, настолько значительным, что вызывало у него тошноту. Если кто-нибудь в ресторане зажигал сигарету или облизывал губы, ему казалось, что это делается с целью передать ему важное личное сообщение или пригрозить ему. И все эти новые значения приводили его в замешательство.
Такое состояние психики, для которого характерны проецирование и отражение чувств, а также преувеличенная оценка значительности, называется "паранойяльным"; в особенности применим этот термин к лицам, чувствующим, будто всеми поступками людей руководит мортидо, то есть все они предупреждают его, угрожают ему, стремятся оскорбить его или причинить ему вред. Параноидный шизофреник чувствует себя преследуемым и обычно слышит, подобно Кэри, голоса, подтверждающие его чувства. Голоса эти, разумеется, представляют лишь иной вид проекции и отражения: это его собственные мысли, высказываемые ему самому. При этом он некоторым образом смутно чувствует, что сценарий написан им самим; это проявляется в его ощущениях, будто его мысли читаются, будто другие люди могут их видеть и так далее. Заметим, что в этой стадии действовали и либидо, и мортидо. Одна женщина любила его, другие люди ненавидели.
3. На третьей стадии он долго лежал, почти как мертвый. В этом состоянии у пациентов часто бывают внезапные, непредсказуемые приступы крайней ярости. Они кажутся совершенно безразличными к окружающему и вдруг бросаются на кого-нибудь, стоящего поблизости, пытаясь убить его. В этом состоянии практически отсутствуют какие-либо внешние признаки деятельности либидо; все, что удается наблюдать, происходит, по-видимому, от мортидо, направленного внутрь или наружу. Меняется и так называемый мышечный тонус: конечности можно привести в любое положение, в котором они остаются сколь угодно долго без утомления, как будто человеку дали укрепляющее средство, сделавшее его сильнее обычного. В то же время у больного, по-видимому, исчезает всякий интерес к происходящему с ним самим или вокруг него. Эта эмоциональная катастрофа и особый мышечный тонус являются признаками так называемого кататонического состояния при шизофрении.
4. На четвертой стадии больше не было проявлений мортидо. Кэри производил впечатление приятного и обходительного человека. По его словам, все было превосходно. Теперь он был величайшим человеком на свете, отцом всех детей и источником всей половой энергии. Он оценивал себя по достоинству, как милостивый владыка и великий любовник, осчастлививший всех мужчин и всех женщин. Время от времени он передавал другим пациентам и членам персонала клочки бумаги, свидетельства его великодушия; в других случаях он отказывал в этих дарах, вообразив какую-нибудь обиду. Изредка он дарил в качестве знака особой милости кусочки своих испражнений, завернутые в бумагу. Он любил весь мир, и в особенности самого себя. Его либидо изливалось в полную силу, но теперь оно не проецировалось наружу, а обратилось главным образом внутрь. На этой стадии его поведение очевидным образом напоминало младенца, царственно "восседающего на своем троне и дарующего или отказывающего в своих дарах, то есть испражнениях.
В течение этой стадии Кэри мог желать ежеминутно самых противоположных вещей, не замечая, по-видимому, противоречий в своем поведении, как будто одна часть его психики не знала или пренебрегала намерениями другой. Он вел себя так, будто личность его раскололась на отдельные куски, действующие независимо друг от друга22. Такое поведение, с некоторой сексуальной окраской, часто наблюдается у подростков ("гебе" и означает по-гречески "молодость"), а пациенты этого рода кажутся одержимыми ("френия"). Отсюда происходит название описанного состояния – гебефрения.
Наряду с распадением личности на отдельные, независимо действующие части, у Кэри было и расщепление другого рода. Все, что видели его глаза и слышали его уши, отделилось от его чувств, поэтому действительность не вызывала у него нормальных эмоциональных реакций. Слезы матери не пробуждали в нем больше симпатии, а заботливость сестер не встречала благодарности. Чувства его, казалось, не были связаны с происходившим вокруг. Его психика была расколота в двух направлениях; наглядно можно описать это, как будто один раскол произошел по вертикали, а другой по горизонтали. Расколы эти напоминают великий церковный раскол Средних веков ("схизма") и способ раскалываться под давлением, свойственный сланцу (по-гречески "схист"). Поскольку раскол происходит в уме "одержимого" человека (френия), становится понятным термин шизофрения, которым называют эту болезнь.
Шизофрения часто сопровождается чем-то, напоминающим частичный или полный раскол между всем, что происходит с пациентом и его чувствами по этому поводу; насколько можно видеть, его чувства мало связаны или вовсе не связаны с событиями. Так обстояло дело с Кэри, когда он улыбнулся своей рыдающей матери, вместо того чтобы с нею оплакивать свою участь. Прежде чем наступает подлинный раскол, часто можно заметить, что происшествия затрагивают будущего пациента меньше, чем его нормальных товарищей. Чувства его, в некотором смысле, находятся не в остром, а в притупленном контакте с действительностью. Мы говорим в таких случаях, что некоторые явления вызывают у пациента притупленную реакцию, или неадекватный аффект. Такие индивиды больше заинтересованы в своих грезах, чем в происходящем вокруг, и, поскольку их эмоции зависят больше от внутренних процессов их психики, чем от внешних событий, нормальному человеку в их обществе становится не по себе. Шизофрения есть лишь преувеличенное проявление принципа, согласно которому люди чувствуют и действуют в соответствии со своими внутренними образами, а не с действительностью.
Мы можем теперь подвести итог тому, что узнали о шизофрениках. Вначале они проявляют притупленные или неадекватные аффекты, в которых чувства отщеплены от происшествий; впоследствии их психика раскалывается на куски, действующие как будто независимо друг от друга.
Далее, больных шизофренией можно разделить на четыре основных класса. У того или иного пациента все эти четыре типа поведения могут быть перемешаны или же могут проявляться последовательно, как в случае Кэри; наконец, он может проявить лишь один вид шизофренического поведения в течение всей болезни.
Первый тип шизофреника – простой тип, для которого характерна неспособность выработать эмоциональную привязанность ни к какой обстановке и ни к какому человеку; индивид блуждает с места на место, от человека к человеку. Простыми шизофрениками являются многие бродяги и многие проститутки, любительницы и профессионалки; они все время меняют местопребывание и партнеров, потому что им безразлично, где и с кем находиться. Это не значит, что всякий человек, меняющий занятия или товарищей, должен подозреваться в шизофрении. Лишь квалифицированный наблюдатель может правильно судить, имеется ли в таком случае настоящий или развивающийся психоз.
Второй тип – это параноидный шизофреник, для которого характерны проецирование и отражение желаний Оно, отражение собственных мыслей в виде голосов и видений, а также ощущение повышенной значимости.
Третий тип – кататоник, с задержкой почти всех мышечных движений, со странными изменениями в работе мышц и внезапными приступами ярости.
Четвертый тип, гебефренический, отличается странными поступками и разговорами; больной высказывает ряд фантастических идей с явно сексуальной, а нередко и религиозной окраской.
В старину шизофрению называли "dementia praecox"23, потому что больной, как предполагалось, должен был в конечном счете впасть в полное безумие, а с точки зрения психиатров того времени, такое состояние было преждевременным, поскольку они считали безумие естественным признаком старости.
Теперь мы знаем, что эти пациенты не становятся безумными, хотя после длительной болезни многие из них и могут показаться безумными неискушенному наблюдателю. Значительная часть их излечивается современными методами лечения или даже без них. Далее, болезнь не всегда начинается "преждевременно": во многих случаях параноидная шизофрения – болезнь пожилого возраста. Поэтому термин dementia praecox, устаревший и обескураживающий, лучше совсем изъять из употребления. Заболевания этого рода следует всегда называть шизофренией, имея в виду "расколотую психику", которую мы часто рассчитываем сделать снова цельной; и никогда не следует называть их dementia praecox, что для многих означает безнадежное состояние помешательства.
Кэри сошел с ума. Это значит, (1) что он во многих вопросах не отличал больше правильное от неправильного, и если бы даже различал, то был бы неспособен правильно поступать; (2) что он был опасен для себя и для других и мог вызвать публичный скандал; и (3) что он не отвечал за беззаконные поступки, которые могли произойти от его психической болезни. Поэтому необходимо было поместить его в больницу под наблюдение опытных врачей, сестер и сиделок, чтобы защитить от него общество и его самого. Сумасшествие, однако, есть лишь юридический термин, не имеющий никакого медицинского значения, хотя многие по-прежнему употребляют его в медицинском смысле. Даже юридические органы не могут прийти к согласию по поводу определения сумасшествия; приведенные выше признаки (1), (2), (3) представляют собой юридические определения, меняющиеся в зависимости от штата и от вида суда.
Правильный способ описать Кэри – это сказать, что он был психотик. Для врача, пытавшегося его вылечить, да и для самого Кэри после помещения в больницу было не так уж важно, может ли он отличать правильное от неправильного. Есть немало психотиков, нуждающихся в психиатрическом лечении, хотя они и отличают правильное от неправильного, а к некоторым людям, не отличающим правильное от неправильного, должны применяться иные средства, чем психиатрия. Как только обеспечена защита общества и пациента, первая забота врача состоит вовсе не в том, отличают ли его пациенты правильное от неправильного. С точки зрения медицины это не имеет значения. Для медицины проблема состоит в том, насколько Оно одержало верх или угрожает одержать верх над Я; с точки зрения терапии вопрос о социальной приемлемости желаний, которые могут захватить власть, представляется побочным.
Психотик – это человек, у которого Я почти полностью утратило контроль над его Оно.
Лечение психоза состоит в усилении Я или уменьшении количества энергии, накопившейся в Оно; если достигается надлежащее равновесие, больному становится лучше. Тогда врач может ему помочь закрепить выздоровление. Все, что серьезно ослабляет Я, например, продолжительная высокая температура или чрезмерное потребление алкоголя, может облегчить возникновение психоза у предрасположенного индивида. К счастью, в некоторых случаях, как это было в случае Кэри, выздоровление происходит самопроизвольно, возможно, по той причине, что свободное выражение напряжений Оно во время болезни восстанавливает прежнее равновесие энергии.
"Психоз" – это медицинский термин, означающий потерю контроля над Оно; "сумасшествие" же – юридический термин, означающий неспособность пациента соблюдать закон. Есть еще устаревший термин "lunatic"24, которым не следует пользоваться вовсе. Старое представление связывало безумие с действием Луны. Однако в психиатрических больницах на большом числе пациентов не замечено какого-либо влияния Луны (хотя на них, по-видимому, влияют некоторые особенности погоды). Психотики – несчастные люди; у них довольно забот и без того, чтобы их называли бессмысленными или устаревшими кличками.
2. Различные виды психозов
Есть три большие группы психозов: шизофреническая, органическая и маниакально-депрессивная. Случай Кэри Фейтона хорошо иллюстрирует различные типы шизофрении. Более разнообразную группу образуют органические психозы.
Все, что вызывает изменения в структуре мозга, может быть причиной путаницы в работе Я. Если некоторые клетки мозга повреждаются или перегорают, то нервные цепи перестают правильно работать, и проверка реальности начинает отказывать. Сверх того, напряжения Оно начинают прорываться через контроль Я, вызывая еще большую путаницу. В результате получается органический психоз. Среди причин, могущих вызвать такие изменения, можно указать инфекции мозга, происходящие от таких болезней, как сифилис, менингит и туберкулез, а также инфекции в других частях тела, если они очень ядовиты или сопровождаются высокой температурой, такие, как заражение крови, пневмония и малярия. Каждому мальчику или девочке, читавшим приключенческие рассказы, знаком образ бредящего (психотического) исследователя, лежащего распростертым в приступе лихорадки среди джунглей. Алкоголь и химические вещества могут временно или постоянно отравлять мозг, вызывая психозы, например, белую горячку или мефедический синдром. На функции Я могут также серьезно повлиять раны и опухоли мозга, отвердение артерий, старость, а также серьезная продолжительная витаминная недостаточность, какая бывает в тюрьмах и концентрационных лагерях.
В наиболее тяжелых случаях органический психоз может принять форму бреда, в котором индивид видит страшных животных, людей или насекомых, испытывая ощущения ужаса и предчувствия. Органические психозы в большинстве случаев излечимы, если можно устранить болезнь, повреждающую мозг.
Займемся теперь маниакально-депрессивной группой. Джейнес25 Ленд был младший из пяти детей Элфреда Ленда, олимпийского агента по продаже недвижимости и страхованию. Джен обычно был куда веселее и спокойнее других членов семьи, но по временам становился вялым и раздражительным. В таких случаях он переставал встречаться со своими многочисленными друзьями и в свободное время читал мрачные философские книги.
Джен не без колебаний поступил в юридическую школу, чтобы удовлетворить связанные с ним честолюбивые замыслы отца. Сам он предпочел бы стать торговцем, но родители понемногу убедили его, что он может заняться чем-то более внушительным, чем оптовая торговля готовым платьем. Он всерьез принялся учиться и хорошо сдал экзамены за семестр.
После экзаменов он отпраздновал это событие со своими друзьями. На следующий день все они явились на занятия, кроме Джена. Объяснялось это тем, что отец Джена должен был проехать по своим делам через Аркадию, и Джен собирался встретить его в гостинице. Но как раз в тот момент, когда он вышел из комнаты, он получил телеграмму, из которой видно было, что планы отца переменились и что он не приедет. Тогда Джен, все еще чувствуя себя счастливым после вчерашнего вечера, решил продолжить свой праздник. Слегка выпив, он отправился в город и заказал себе новый костюм. После ленча ему показалось, что ему пора обзавестись и другими вещами, поэтому он купил себе три пары ботинок, четыре шляпы и дюжину рубашек. Ему приглянулась девушка, обслуживавшая его в магазине готового платья, и он провел остаток этого дня у прилавка с рубашками, рассказывая ей громким голосом смешные истории; это привело ее в некоторое смущение, хотя некоторые из историй показались ей и в самом деле забавными, а его милые манеры ей нравились. У него не хватило денег уплатить за все купленное, но отца его хорошо знали в Аркадии, лежавшей всего в двадцати милях от Олимпии, и ему был предоставлен достаточный кредит.
Вечером он обошел с продавщицей ночные клубы, где они все проделали с широким размахом. Пили они одно шампанское, и в каждом месте, куда они являлись, Джен угощал всех присутствовавших, расписываясь на чеках именем своего отца. Затем он вместе с продавщицей отправился в мотель, где они провели ночь.
На следующий день Джен снова не пошел в школу. Вместо этого он обошел все клубы, где был накануне вечером, требуя, чтобы ему показали подписанные им чеки. И везде он жаловался, что с него взяли лишнее. Он пошел, наконец, со своими жалобами к юристу, который посоветовал ему лучше над всем этим поразмыслить. Джен пошел к другому юристу; тот сказал, что должен посмотреть чеки, и тогда выяснится, что можно сделать. Джен стремился, однако, к немедленным действиям; он обратился в полицию и потребовал, чтобы полицейский пошел с ним ознакомиться с делом. В полицейском участке он вел себя так развязно и шумно, что его едва не арестовали за пьянство; но он предложил им понюхать его дыхание, и они должны были признать, что алкоголем от него не пахло. Он похлопал сержанта по плечу и, позабыв, зачем пришел, вышел из участка, громко распевая песню. Он шатался по Мейн-стрит, подмигивая всем встречным девушкам, и наконец зашел в галантерейный магазин Гарри. Обойдя магазин, он заявил, что покупает все имеющиеся в нем перчатки. У хозяина возникли подозрения, но он выдал Джену шесть дюжин мужских перчаток, после того как тот подписал бумагу, по которой отец его обязан был оплатить покупку до первого числа.
Взяв пригоршню перчаток, Джен взобрался в кузов стоявшего рядом маленького грузовика и начал рекламное выступление. Он расхваливал чудесные качества перчаток; собралась толпа, но никто их не покупал. Это обозлило его, и вскоре он стал делать саркастические замечания о скрягах, населяющих Аркадию.
На соседнем дереве запела птичка, и Джен, прервав свою речь, стал прислушиваться к ее пению. Затем он начал громко свистеть, подражая птичке. Через несколько минут прошла миловидная девушка. Не обращая внимания на толпу, Джен спрыгнул с грузовика и устремился за нею, швырнув в нее несколько перчаток. Как раз в этот момент подъехала полицейская машина. Джен увидел направляющихся к нему полицейских и от души рассмеялся. Затем, со всей возможной скоростью, он выхватил из коробок перчатки и забросал ими толпу.
В участке подтвердилось, что он не пьян; вызвали его отца и рассказали ему всю историю. Мистер Ленд отвез его в Олимпию, где он был помещен в больницу.
Его возбужденное состояние скоро прошло, но доктор Трис сказал отцу, что он нуждается в длительном отдыхе. Однако Джен, стыдясь своего поведения, решил искупить его, вернувшись в колледж, и приняться за работу еще усерднее прежнего. Этот замысел поддержал его отец, непременно желавший иметь в семье юриста; тем более что Джен казался ему вполне здоровым. Вопреки совету доктора Триса, Джен снова отправился в Аркадию. Друзья отнеслись к нему по-разному, но он старался избегать столкновений и, казалось, не особенно волновался из-за сплетен на его счет, ходивших по общежитию. Он жил спокойно и усердно учился, избегая ночных клубов и магазина готового платья, где встретился с девушкой.
Поскольку Джен пропустил в этом семестре почти два месяца, ему пришлось изрядно переволноваться во время экзаменов. Он не был уверен в результате и знал, что отец вряд ли простит ему неудачу. В день окончания экзаменов, вместо того чтобы собираться домой, как другие студенты, он сидел с мрачным видом в своей комнате. Теперь, когда все кончилось, его беспокойство час от часу возрастало. Последние полтора месяца он испытывал переутомление. Вечером ему было трудно уснуть, и он просыпался до рассвета, чувствуя себя еще более усталым, чем перед сном. Ему не хотелось есть, у него пропало половое влечение и пропал интерес к людям, которые теперь только раздражали его. Ход его мыслей замедлился, и ему было трудно сосредоточиться на занятиях. Происходящее вокруг не вызывало у него, казалось, обычного интереса; он начинал плакать без особой причины, подпрыгивал от каждого шума. Глаза его быстро уставали, он страдал запором, отрыжкой и изжогой. Он принялся размышлять о своем поведении после прошлого семестра, а также о различных своих поступках в более раннем возрасте, которых он стыдился; у него было ощущение, что все о них знают и разглядывают его на улице.
В эту ночь Джен попытался повеситься на своем галстуке. К счастью, галстук оборвался, и Джен свалился на пол.
Он не поехал домой и на следующий день, а вечером попытался отравиться газом; заделав все щели в двери и окнах, он повернул рукоятку. Ему опять повезло: часть газа просочилась наружу, и хозяйка вовремя его нашла. Его снова отвезли в Олимпию, положили в больницу, и на этот раз семья его соглашалась со всем, что говорил доктор Трис. Джен пробыл в больнице шесть месяцев, а потом в течение года часто бывал у врача. Хотя он и сдал экзамены, он не вернулся в колледж, а уехал в город на севере штата и стал помощником заведующего магазином мужской одежды. В течение ряда лет он большей частью здоров, но раз в месяц по-прежнему посещает психиатра, и, когда он ощущает возбуждение или депрессию, врач прописывает ему соответствующее лекарство, так что он может жить и работать в более или менее уравновешенном состоянии.
Может показаться удивительным, что две болезни со столь различными проявлениями случаются у одного и того же человека; составляя части одного и того же психоза; но если подумать об этих двух эпизодах, то можно усмотреть их важнейшую общую черту: оба они произошли от внезапного высвобождения больших неудовлетворенных напряжений Оно. Во время первой болезни Джен был чрезмерно общителен, чрезмерно великодушен, сексуально возбужден до безрассудства, а временами также раздражителен, критичен и воинствен. Эти действия произошли от взрыва угнетенного либидо с небольшим количеством направленного наружу мортидо; взрыв этот был столь мощным, что одержал верх над его здравым смыслом и чувством реальности.
Во время второй болезни у него произошел еще один взрыв энергии Оно, но с двумя отличиями от предыдущего: во-первых, взрыв этот состоял главным образом из мортидо; во-вторых, он был направлен не наружу, а внутрь. У индивидов, подверженных таким взрывам, мы обнаруживаем всевозможные комбинации конструктивной и деструктивной энергии. Обычно либидо направляется наружу, что приводит к так называемому маниакальному эпизоду, а мортидо направляется внутрь, вызывая депрессивный, или меланхолический эпизод. Поскольку оба состояния часто встречаются у одного и того же индивида, этот вид болезни называется маниакально-депрессивным психозом. У некоторых людей бывает длительная депрессия без заметной маниакальной фазы или длительная мания без заметной депрессии. У других маниакальные и депрессивные эпизоды перемежаются без какого-либо правильного промежутка между ними. В случае Джена между двумя фазами был период превосходного здоровья. Встречаются и смешанные типы, когда взрывы либидо и мортидо происходят не один за другим, а в одно и то же время.