Глава 1 эмоциональный шантаж

Кэти Гласс Будь моей мамой. Искалеченное детство

1.0 – Scan: Like Indigo; OCR, conv., SpellCheck: час

«Будь моей мамой. Искалеченное детство»:

РИПОЛ Классик; Москва; 2011; ISBN 978-5-386-03175-6

Перевод: Е. А. Шульга

Аннотация

Кэти Гласс работает с трудными детьми из неполноценных семей. Сложные случаи в ее практике – это скорее норма, чем исключение. Но Кэти даже не могла себе представить, какой сюрприз приготовила ей судьба на этот раз…

Восьмилетняя Джоди оказалась далеко не легким ребенком. За четыре месяца от девочки отказались пятеро опекунов. И это неудивительно. Девочка с первого дня своего пребывания в новой семье показала себя настоящим тираном. Она откровенно издевалась над приемной мамой и сводными братом и сестричками. И все же Кэти считает, что должна помочь этому несчастному ребенку, больше похожему на запуганного зверька.

И только когда возникают робкие ростки доверия между Кэти и малышкой, ей открывается вся страшная правда о родной семье Джоди…

Кэти Гласс БУДЬ МОЕЙ МАМОЙ Искалеченное детство

В Британии на сегодняшний день более 75 000 детей, находящихся на попечении местных властей. Этим детям повезло. Но есть огромное количество детей, не попавших в это число. Брошенные родителями и с ранних лет вынужденные терпеть издевательства взрослых, они пока остаются лишенными помощи социальных служб.

Эта книга рассказывает правдивую историю моего знакомства с одним из таких детей, восьмилетней девочкой по имени Джоди. Я была ее патронажной воспитательницей, и это был наиболее тяжелый случай из всех, которыми я занималась.

Моей семье за вашу любовь,

терпение и понимание

ГЛАВА 1 Эмоциональный шантаж

Раздался телефонный звонок. Это была Джилл из агентства по патронату, с которой мы всегда работали вместе.

– Кэти, попечители менялись не дважды, а целых пять раз, – сообщила она. – Пять! А на патронат ее отдали всего четыре месяца назад.

– Боже правый! – Я была поражена. – И ей только восемь? С этим нужно что-то делать. А что с ней не так?

– Пока точно не знаю. Но социальная служба хочет устроить предварительное совещание, чтобы не привозить ее лишний раз. Ты все еще заинтересована?

– Не вижу причин, чтобы передумать. А когда?

– Завтра в десять.

– Отлично, тогда увидимся завтра. Как ее зовут?

– Джоди. Спасибо, Кэти. Если не справишься ты, то уже никто не справится.

Я была тронута. Приятно на протяжении стольких лет чувствовать, что тебя ценят. Мы уже четыре года работали с Джилл, и отношения у нас установились самые теплые. Она была сотрудницей патронатного агентства «Дорога домой», работала с конкретными делами и была связующим звеном между фостерскими семьями^[1] и социальными работниками. Объясняя попечителям требования социальных служб, в случае необходимости она предлагала свою помощь и поддержку. Неопытному попечителю иногда нужна какая-то дополнительная информация или разъяснение принципа работы патронатной системы, и тогда ему помогает агент. Четыре года совместной работы – это долгий срок, но до того я уже была опытным опекуном, так что мы с Джилл легко сошлись и даже привыкли друг к другу. Если она говорила, что я справлюсь, можно было не сомневаться – это сказано не ради красного словца.

Но предварительное совещание… Должно быть, дело плохо. Обычно детей сразу приводят в дом и знакомят с новой семьей, забрав от прежнего попечителя или прямо из родного дома, – тогда ребенок стоит на вашем пороге с пустыми руками. И то, и другое на моей практике случалось не раз, но предварительных встреч мне не устраивали никогда. Обычно все участники соглашения встречались уже после того, как ребенок пришел в новый дом, но чтобы заранее…

Тогда и родилось мое первое подозрение: это дело будет особенным.

Следующее утро началось как обычно: все проснулись, оделись, позавтракали. Потом дети отправились в школу. Эдриану семнадцать лет, Поле – тринадцать, они мои дети, а Люси, которой было пятнадцать, вошла в наш дом два года назад (по программе патроната). Теперь она полноправный член нашей семьи, моя приемная дочь и сестра Эдриана и Полы. В истории Люси счастливый конец: она пришла ко мне отверженная и озлобленная, но постепенно научилась верить людям и сумела вернуться к нормальному существованию, и если в ней иногда просыпалась злость, то это было вызвано переходным возрастом, а не тем кошмаром, который ей пришлось пережить в детстве. Я гордилась ею, она была доказательством моей правоты, я верила, что любовь, доброта, внимание и дисциплина – это главные факторы, необходимые для развития ребенка.

Я смотрела, как дети собирались в школу, и туг меня охватило дурное предчувствие. Девочка, о которой пойдет речь на сегодняшнем совещании, несомненно, нуждается в любви и повышенном внимании, но мне придется на некоторое время распрощаться со своим относительно спокойным, размеренным существованием, пока она не начнет доверять мне, пока не освоится здесь, как освоилась Люси. Но в том-то и смысл попечительства – это никогда не бывает просто, зато награда за труды невообразимо велика. Кроме того, вот уже двадцать с лишним лет под моей опекой практически постоянно находятся дети, и я просто не помню, какой была моя жизнь прежде.

Когда дети ушли, я поднялась наверх, стянула домашнюю одежду, переоделась в элегантные темно-синие брюки и джемпер и направилась в офис социальной службы. Уже много лет я хожу по знакомому маршруту, как к себе домой, привыкнув к интерьеру, выдержанному в серых тонах, флуоресцентным лампам, а также к атмосфере вечной занятости с хаосом неотложных дел.

– Кэти, здравствуй.

Как только я вошла в приемную, Джилл с приветливой улыбкой подошла поздороваться. Она ждала моего прихода.

– Привет, Джилл. Как ты?

– Нормально, спасибо. Хорошо выглядишь.

– Да, у нас пока все неплохо. Дети в порядке, они с головой погрузились в свои дела и учебу. Полагаю, у меня настало время для нового испытания. – Я улыбнулась.

– Пора. Думаю, все уже готовы.

Джилл провела меня по коридору в конференц-зал, где за огромным столом красного дерева сидели человек десять – двенадцать. Что все это значит? Было очевидно только одно: дело непростое. Сообщение Джилл говорило о нерядовой для патроната ситуации – немногие дети умудряются сменить пятерых попечителей за четыре месяца. Хотя ни одного ребенка нельзя назвать рядовым – все они уникальны, и проблемы каждого сугубо индивидуальны. Лишиться родителей – такое событие не проходит без последствий, это всегда травма, всегда эмоции и, естественно, проблемы.

Но что-то подсказывало мне: на этот раз все сложнее, чем когда-либо. Вернулась тревога, совсем как вчера в разговоре с Джилл. И в то же время мне было любопытно: что же это за ребенок такой, случай которого требует вмешательства стольких людей?

Мы с Джилл уселись на свободные стулья в глубине зала, и я ощутила на себе оценивающие взгляды присутствующих: годится ли она?

Председатель, Дэйв Мамби, руководитель группы социальных служб, представился первым. Слева от него сидела Салли, судебный представитель, ее прислали защищать интересы Джоди. Дама слева от нее представилась как Никола, домашний педагог Джоди.

Домашний педагог? Почему девочка не ходит в школу, интересно мне знать.

За Николой сидел Гэри, нынешний социальный работник Джоди. Он сообщил о решении отказаться от этого дела и передать девочку Эйлин, которая сидела рядом с ним и заслуживала моего пристального внимания. Ведь если я возьмусь за Джоди, нам с Эйлин придется работать бок о бок. На первый взгляд это была невыразительная женщина за сорок, умеющая создавать атмосферу спокойствия и невозмутимости, что уже неплохо.

Смена социального работника не вызвала у меня удивления. Это случается постоянно – такая уж работа, всем нужно двигаться дальше. Только вот детям и семьям каждый раз приходится знакомиться с новыми людьми, учиться доверять им и заново строить отношения. И хотя я понимала, что этот нескончаемый поток новичков – часть системы со всеми ее недостатками, я не могла не посочувствовать Джоди. Смена социального работника только усилит надлом, и я спрашивала себя: скольких она уже успела сменить?

Следующей представилась Дейрдре. Она работала в агентстве, которое предоставило Джоди нынешних попечителей. Потом подошла моя очередь, и взгляды всех собравшихся за столом обратились ко мне. Я не осталась в долгу и тоже окинула взглядом их всех.

– Меня зовут Кэти Гласс, – произнесла я так четко и твердо, как только смогла. – Я патронатный воспитатель из агентства «Дорога домой».

На этом этапе вряд ли можно было добавить что-то еще, ведь я даже не представляла сути происходящего, и я передала слово Джилл.

После нее выступил представитель от бухгалтерии, затем – член местной комиссии по распределению. Они говорили, а я посматривала на Гэри, который до сих пор работал с Джоди. Он молод, должно быть, не старше двадцати пяти. Удалось ли ему наладить взаимоотношения с Джоди? Интересно. Может, Эйлин как женщине удастся найти общий язык с маленькой девочкой, и тогда перемена социального работника пойдет только на пользу? Хорошо бы так.

Когда все представились, Дэйв поблагодарил нас за то, что мы собрались здесь, и вкратце изложил положение дел, или, если придерживаться точной терминологии, пересказал личное дело Джоди. Я сразу прониклась к Дэйву симпатией. Он говорил мягко, но решительно и все это время смотрел прямо на меня. Я отметила для себя основные моменты. С самого рождения Джоди числилась в группе риска – это означало, что все восемь лет жизни девочки ее семья стояла на учете у социальных служб. И хотя родители были под подозрением по поводу плохого обращения с детьми, никто не предпринял никаких мер, чтобы защитить Джоди или ее младших брата Бена и сестру Челси. А четыре месяца назад по вине Джоди произошел пожар – она подожгла свою собаку (я просто содрогнулась от такой жестокости). И вот тогда все зашевелились, и социальные службы взяли детей под свой контроль. Бен и Челси жили в фостерских семьях, у них все было хорошо, но у Джоди оказался «крайне непростой характер». Услышав это выражение из уст Дэйва, я вздернула брови. Все прекрасно понимали его истинное значение, а именно: «совершенно неконтролируемое поведение».

– Думаю, вам будет полезно послушать ее социального работника, – обратился ко мне Дэйв. – Гэри работает с ней уже два года. Не стесняйтесь, задавайте любые вопросы.

Несмотря на свой юный возраст, Гэри держался уверенно и методично излагал данные о Джоди и ее семье.

– Увы, общая картина не самая благоприятная, как вы можете заметить. В семье есть несколько проблем. Мать Джоди употребляет наркотики внутривенно, ее отец – алкоголик. За последнее время, которое Джоди провела дома, она получила несколько травм, в том числе ожоги, порезы, синяки и перелом пальца. В больнице все это зафиксировали, но, несмотря на предположения, что эти травмы не относятся к разряду несчастных случаев, доказать чью-либо вину оказалось невозможно.

Гэри продолжал свой рассказ о несчастной брошенной девочке, а я сосредоточилась на фактах. Ужасная история. Мне не раз приходилось слышать подобное, и все же это не умаляло моего изумления и ужаса: как люди могут быть так жестоки и безразличны к собственным детям?! Меня захлестнула жалость к бедняжке. Как ребенок может расти и нормально развиваться в такой обстановке, да еще с такими родителями в качестве примера для подражания?

Гэри продолжал:

– Из-за недавних событий Джоди больше не ходит в школу, ей назначили домашнего преподавателя. У нее расстройство психики с потерей способности к обучению. К девочке нужен особый подход.

Довольно прямолинейно. Мне не впервой присматривать за детьми, отстающими в развитии и в учебе. И все же я подозревала, что история Джоди в версии Гэри была неполной. Столько лет занимаюсь опекой, но никогда не слышала, чтобы ребенок за четыре месяца пять раз сменил опекунов. Когда Гэри сделал паузу и посмотрел на меня, я сразу этим воспользовалась.

– Мне бы помогло, если бы вы вкратце описали предыдущие семьи, в которых жила Джоди, – попросила я, надеясь получить ответ на вопрос: почему Джоди сменила их столько и в такой короткий срок? – Сколько у них было детей, были они старше или младше? Был ли у попечителей опыт работы с такими детьми?

Гэри прокашлялся. Казалось, он колеблется.

– Раньше ее определяли в семью совершенно произвольно. Одна пара впервые брала ребенка на патронат, и мы, конечно, не должны были отдавать им Джоди. Это была наша ошибка, и то, что ничего не вышло, вполне закономерно.

Справедливое замечание, но я не поверила своим ушам, когда Гэри продолжил рассказ: другая пара родителей имела опыт в таких делах… а следующая пара выдержала Джоди только три дня. Объяснение, что «во всем виноваты обстоятельства», было дано лишь для того, чтобы представить девочку с лучшей стороны, так что не стоило принимать его всерьез.

Дейрдре, агент, представляющая нынешних попечителей Джоди, не могла не выступить в их защиту. В конце концов, если бы девочка была так безобидна, как уверял Гэри, у них бы не возникло таких проблем.

– У Джоди наблюдается задержка в развитии, – сказала она. – Прошу прощения, но она ведет себя как трех- или четырехлетний ребенок, а не как восьмилетний. У нее случаются сильные вспышки гнева, она очень раздражительна и необщительна, склонна к жестокости, насилию и разрушению. И хотя она провела у Хилари и Дэйва совсем немного времени, но успела сломать немало вещей, даже тяжелую деревянную дверь…

Я была поражена: неплохо для восьмилетней девочки.

Но Дейрдре еще не закончила. Она продолжала перечислять проступки и недостатки Джоди. Супруги характеризовали свою подопечную как «холодную, расчетливую, очень грубую, неприятную, склонную к манипуляции» – сильные слова для характеристики маленькой девочки.

Я не сомневалась: в любой ситуации можно найти что-то хорошее, чтобы сказать это о ребенке, например, возможно, Джоди нравилась их кухня. Дети в приемных семьях часто жадно поглощают пищу, ведь у них в сознании укоренилось сомнение: когда еще выпадет случай так поесть? Но нет, ни единого доброго слова, хотя бы «ей нравилось, как Хилари готовила какао». Выходило так, будто у Джоди нет ни одной привлекательной черты, зато имелся подробный перечень ее провинностей, с примечанием, что воспитатели находили ее физически пугающей: Джоди была крупной девочкой и выглядела угрожающе.

Мы с Джилл переглянулись. Угрожающе? Для них? Да ей же всего восемь! Чем она может быть опасна? Я поймала себя на мысли, что сейчас нахожусь на стороне Джоди. Каково это, когда все вокруг так яростно выражают нелюбовь к тебе? Неудивительно, что девочка нигде надолго не задерживалась.

Салли в своем выступлении защищала права Джоди. Она вкратце изложила официальную версию: социальная служба отправила дело в органы опеки и попечительства, то есть, вопреки воле родителей, ребенка забрали из дома и поместили под временную опеку местных властей. Теперь начинались судебные процессы, которые должны будут определить судьбу Джоди. Если суд, закрыв глаза на все опасения, решит, что ребенку лучше проживать дома, тогда родителям вернут право опеки. Если же суд согласится, что дома Джоди грозит опасность, ее отдадут под постоянную опеку государства, и ребенка навсегда заберут у родителей, найдут ему постоянных опекунов, то есть приемных родителей, или (наименее желательный вариант) отдадут в детский дом. Процесс этот долгий и тягостный, и при всех попытках его ускорить он все равно длится порядка года, если не больше, пока суд не придет к окончательному решению.

После Салли слово взяла учительница Джоди, Никола. Она месяц занималась с подопечной на дому, используя материал, разработанный для дошкольников. Из своего опыта я знала, что это со всем не редкость. У меня и раньше были воспитанники, которые учились читать и писать намного позже своих сверстников. Из неблагоприятной среды и из проблемных семей часто выходят дети, которые не в состоянии усваивать материал так же быстро, как дети из нормальных семей.

Финансовый представитель со своей стороны подтвердил, что средства для домашнего обучения Джоди будут поступать до тех пор, пока ей не подыщут подходящую школу. Я посмотрела на настенные часы: прошел почти час. Все уже высказались, и Дэйв с надеждой в глазах смотрел на Джилл.

– Если Кэти не возьмет Джоди, нам останется только одно – поместить ее в детский дом, – сказал он.

Это уже смахивало на эмоциональный шантаж. Джилл встала:

– Нам нужно обдумать услышанное. Мы с Кэти все обсудим и завтра сообщим о своем решении.

– Ответ нужен сегодня, – отрезала Дейрдре. – Ее нужно перевезти сегодня до полудня – они настаивают.

За столом повисло молчание. Все, казалось, думали об одном и том же: действительно ли попечители были настолько не профессиональны или это Джоди довела их до такой степени отчаяния?

– В любом случае, нам нужно время, – твердо ответила Джилл. – Я не услышала ничего такого, из-за чего стоило бы отговаривать Кэти. Она очень опытна в вопросах опекунства, так что решение целиком и полностью за ней.

Джилл искоса посмотрела на меня, и я почувствовала на себе взгляды всех остальных – они отчаянно надеются услышать, что я возьму эту девочку на воспитание. Пока что я слышала версию Гэри о том, что она – несчастная жертва обстоятельств и череда сменяемых попечителей вовсе не ее вина, и версию Дейрдре о том, что это сущий дьявол во плоти, когда габариты, сила и невежество совершенно не соответствуют возрасту. Истина, как я полагала, находится где-то посередине. Но, даже воспринимая ситуацию спокойно и без паники, я осознавала: Джоди станет сущим наказанием, чтобы не сказать больше.

Меня терзали сомнения. Была ли я готова взять к себе ребенка с поведенческими проблемами такой степени? Могла ли я (и что еще более важно, моя семья) взвалить на себя проблемы, связанные с этим? Меня слегка пугала мысль о грозящем мне испытании, каким, несомненно, стала бы эта девочка. Но с другой стороны, моя формула, сочетающая в себе любовь, доброту, внимание и в то же время строгость, еще никогда не подводила меня. А Джоди, что бы там ни говорили, была всего лишь ребенком – девочкой, жизнь которой началась так чудовищно.

И она имела право на шанс начать все заново, получить немного счастья – на это имеет право каждый ребенок. Смогу ли я поступить с ней иначе? Теперь, узнав ее историю, просто отойти в сторону? Я уже понимала, что не смогу. Я должна была дать ей этот шанс. Едва войдя в конференц-зал, я в глубине души приняла решение взять Джоди. Я не могла повернуться к ней спиной.

– Она слишком мала для детского дома, – сказала я, отвечая на взгляд Дэйва. – Я возьму ее и сделаю все, что в моих силах.

– Уверена? – с тревогой в голосе спросила Джилл.

Я кивнула и услышала вздохи облегчения. Особенно довольна была бухгалтерша. Содержать ребенка в детском доме стоило порядка 3000 фунтов в неделю, а выдавать мне на его содержание по 250 фунтов – это действительно было неплохой сделкой.

– Кэти, замечательно, – просиял Дэйв. – Спасибо. Мы все очень высокого мнения о вас, вы это знаете, и мы очень рады, что вы согласились.

Пронесся шепот одобрения, и возникло ощущение, будто все разом сняли ношу с плеч. Встреча была окончена. На данном этапе вопрос с Джоди был решен. Они поднялись и стали собирать вещи, чтобы вернуться к своей работе, к другим делам, другим проблемам, требующим решений. Но эти несколько слов и скоропалительное решение в корне изменили мою дальнейшую жизнь.

ГЛАВА 2 Дорога к Джоди

Я начала заниматься опекой двадцать лет назад, еще до того, как у самой появились дети. Однажды я просматривала газету и наткнулась на одно объявление (вы и сами, наверное, такое видели). Гам была нечеткая черно-белая фотография мальчика, и вдоль всего снимка – вопрос: «Можете ли вы дать Бобби крышу над головой?» Что-то зацепило меня, никак не получалось выбросить этого мальчика из головы. Не могу назвать себя сентиментальной, но я только и думала, что об этой фотографии. Мы поговорили с мужем. В любом случае, мы планировали иметь собственных детей в будущем, но я знала, что уже сейчас могу дать дом ребенку, который в нем нуждается. Я всегда хорошо ладила с детьми, и в свое время хотела заниматься преподаванием.

– У нас есть место, – сказала я, – и мне нравится работать с детьми. Почему бы нам хотя бы не разузнать обо всем подробнее?

Я взяла телефон, позвонила по объявлению, и вскоре мы оказались на вводных курсах в мир патроната. Потом, когда выяснилось, что мы отвечаем всем необходимым требованиям, после прохождения обязательной подготовки мы взяли на воспитание нашего первого ребенка, проблемного подростка, которому на некоторое время нужен был нормальный дом. И все. Меня затянуло.

Как оказалось, патронат – занятие не из легких. Если родители рассчитывают заполучить сиротку Энни, или Энн из Зеленых крыш, то их ждет большое разочарование. Растрепанных милашек, которым немного не повезло в жизни и которых нужно только пригреть и приласкать, помочь «расцвести пышным цветом», чтобы они стали излучать счастье, объемля весь мир, попросту не существует. Чаще всего они замкнуты в результате того, что с ними случилось, озлоблены и неприступны, что само по себе неудивительно. Хуже, если они грубы или даже агрессивны и жестоки. Единственной неизменной истиной является то, что все дети разные, но всем им нужны внимание и доброта, чтобы преодолеть любые беды. Этот путь никогда не бывает прост.

Первый год моего попечительства был невероятно тяжелым (хотя, если подумать, ни один из последующих тоже легким не назовешь), но уже к концу первого года я твердо знала, что хочу заниматься именно этим. Воспитателю всегда практически сразу становится ясно, хочет он продолжить работу или нет, а уж по прошествии целого года и подавно. Я нашла то, к чему у меня было призвание, и награда за успех окупала все. Я не передумала заниматься патронатом даже потом, когда у меня появились свои дети. Различия между родными детьми и детьми, пришедшими в наш дом, пусть и самые незначительные, все же оставались. Я не считала себя святой или величайшей после матери Терезы альтруисткой, любые поступки мы все равно совершаем, преследуя собственные цели, и моей целью была радость от того, что я могу оказать помощь детям.

Пока мои дети были маленькими, я принимала подростков (рекомендуется работать с детьми, которые не являются ровесниками вашим). Эдриан и Пола выросли, и я стала принимать детей помладше. Может быть, поэтому мне не пришлось иметь дело с наркотиками (что слишком распространено теперь среди молодежи), за что я особенно благодарна судьбе. Мои дети с самого рождения жили под одной крышей с моими воспитанниками, так что с этим они смирились абсолютно. Конечно, они нередко расстраивались из-за того, что им приходилось делить меня с другими детьми. Патронатным воспитанникам по определению требуется уделять больше внимания, и моим родным детям иногда казалось, что на них у меня не остается ни времени, ни внимания. Целый день я проводила с вверенными мне детьми, занималась какими-то делами, а в конце дня приходилось садиться за бумажную работу – и это отнимало последние часы или минуты, которые можно было отдать семье. Но, несмотря на это, мои дети никогда не вымещали своих чувств на приемных. Это чудо, что они сумели понять: их «братья» и «сестры» пришли сюда из неблагополучных семей и им пришлось нелегко в жизни. Мои дети сочувствовали им по-своему и по мере сил пытались облегчить их существование, каким бы проблемным ни оказывался ребенок, живший с нами. Это я замечала не только в своих детях – дети вообще зачастую проявляют куда больше понимания, чем можно ожидать.

За эти годы Эдриану и Поле тоже пришлось пройти через многое (особенно после того, как мы с мужем развелись), но они никогда не жаловались на проблемную детвору, периодически прибывавшую в наш дом. За эти годы мы перезнакомились со всеми возможными типами детей, и для большинства из них было характерно «вызывающее поведение». Практически всеми детьми, которые поступали ко мне, так или иначе пренебрегали родители, и как ни странно, понять именно это «вызывающее поведение» мне было проще всего. Если родители пристрастились к наркотикам или алкоголю или же страдали от какого-нибудь умственного недуга, они, естественно, не в состоянии были нормально воспитывать своих детей и заботиться о них так, как смогли бы, если бы только нашли силы справиться с собственными проблемами. Такие родители жестоки, но не намеренно, не так, как жестоко буквальное физическое и сексуальное насилие. Это скорее побочный эффект совсем другой проблемы. В лучшем случае ребенка вернут в родной дом, если удастся устранить причины (например, алкоголизм или наркоманию), повлекшие за собой такое безответственное отношение к собственным детям.

Ребенок, которому не уделяют внимания, переживает нелегкие времена и уже в крайне плачевном состоянии прибывает в мой дом. Он может бравировать, но оставаться при этом очень уязвимым. Бравада – это только маскировка полного отсутствия чувства собственного достоинства. Сорвиголова – это результат отсутствия дисциплины и родительского присмотра или просто желание привлечь к себе внимание. Злость и обида такого ребенка иногда являются последствиями ненормального образа жизни дома, где не было места определенности: не будет ли мама слишком пьяна сегодня? будет ли папа без сознания? не побьет ли меня? Часто границы между взрослыми и детьми стираются: кто о ком заботится на самом деле? Такие дети могут ломать вещи, воровать или манипулировать другими, просто стараясь самоутвердиться. Но можно ли винить их в этом, зная, в каких условиях они росли?

Обычно я находила общий язык с детьми с таким прошлым довольно просто: я обеспечивала им стабильность и благожелательное окружение, где хорошее поведение не оставалось без вознаграждения. Большинство детей искали одобрения, хотели нравиться и были способны забыть негативные модели поведения и принять новые, как только понимали: насколько, оказывается, проще и лучше жизнь с новыми порядками. Для многих будничная рутина становилась истинным избавлением от хаоса и непредсказуемости их прошлой жизни дома, и они быстро реагировали на спокойную обстановку в новой семье, ведь теперь они могли быть уверены в том, что будет происходить и в какой момент. Совсем простые вещи (например, где будет обед) могут стать спасительной соломинкой для проблемного ребенка, который знал в жизни только сомнения и разочарования. Стабильность безопасна. Стабильность дает возможность все делать правильно – а делать что-то правильно даже приятно, если тебя за это похвалят, оценят или наградят.

Конечно, наделе редко бывает так просто и гладко, как это звучит на словах. Иногда ко мне попадали дети, которым оправиться от прошлых кошмаров могли помочь только специалисты. Многие из детей имели ограниченные возможности, задержки в развитии. Некоторых забирали из родительского дома слишком поздно, в переходном возрасте, когда дети прошли через такой опыт, который не даст им возможность оправиться уже никогда. Они были не в состоянии реагировать на благоприятную среду так, как может реагировать маленький ребенок, и потому их будущее выглядело куда более мрачно.

Тем не менее в моей фостерской практике бывали и удачи – дети возвращались в родной дом, за время их отсутствия ставший значительно лучше того, который они когда-то покинули.

Когда я приехала домой после встречи с работниками социальной службы, которая согласилась принять Джоди, я уже понимала, что с этой девочкой справиться будет сложнее, чем с кем бы то ни было. Я думала о том, как преподнести своим детям известие о нашем очередном пополнении. Вряд ли они обрадуются. У нас и раньше жили дети с «крайне непростым характером», и все мы хорошо представляли подобную ситуацию. Я подумала о Люси: она прожила с нами около двух лег и наконец полностью оправилась от своей драмы. Надеюсь, нервные вспышки Джоди не разбередят в ней старую рану. Эдриан в свои семнадцать лет умел сдерживаться, если только ситуация совсем не выходила из-под контроля, например когда с утра он не мог найти свою рубашку. А вот Пола меня действительно беспокоила. Она была чувствительной, уязвимой девочкой, и Джоди, хотя была на пять лет младше ее, вполне могла попросту запугать Полу. Эмоционально надломленный ребенок может привнести хаос даже в самую слаженную семью. Мои дети всегда прекрасно относились к чужим, которые делили с нами крышу, даже тогда, когда из-за них над этой крышей сгущались тучи, и у меня, в общем-то, не было оснований полагать, что в этот раз будет по-другому.

Вряд ли эта новость удивит моих чад. С тех пор как нас покинул последний подопечный, прошло уже несколько недель, и настало время новых свершений. Обычно между отъездом одного и приездом другого ребенка я брала перерыв недели на две, для физической и психологической разгрузки, чтобы у всех нас была возможность перестроиться. Помимо этого мне хотелось отойти от грустных воспоминаний и попрощаться с человеком, который успел стать для меня близким. Даже если дети покидают меня в приподнятом расположении духа и я вижу их прогресс и знаю, что их отправляют домой, к родителям, которые теперь уже точно будут проявлять любовь и заботу, – даже тогда какое-то время я сожалею, что они ушли. Это мои маленькие личные утраты, и я к ним не привыкну никогда. Но через неделю или две я уже могу встряхнуться и снова ринуться в бой.

Я решила поставить детей в известность о том, что нас ожидает, за ужином, именно в эти часы мы обычно вели важные разговоры. Я считаю себя весьма современной матерью, но уверена, что по вечерам и выходным семья должна собираться вместе за столом, ведь это единственное время, когда все находятся дома.

На ужин в тот вечер была картофельная запеканка с мясом, которую так любят дети. Когда они набросились на еду, я спокойно произнесла:

– Помните, я вам говорила, что иду на предварительное собеседование? – Я решила напомнить им об этом, ведь они наверняка меня почти не слушали, когда я говорила это. – Там мне рассказали о девочке, которой нужен дом. Ну и я согласилась взять ее. Ее зовут Джоди, ей восемь лет.

Я посмотрела на детей через стол в ожидании реакции, но она практически отсутствовала. Дети были поглощены ужином. Тем не менее я знала, что они слушают.

– Боюсь, она очень неуравновешенна, ведь ей пришлось нелегко в жизни. В родной семье ей жилось просто ужасно, а сейчас она сменила уже нескольких опекунов. Если никто не возьмет ее к себе, ее могут отправить в приют, так что можете себе представить, что ее ожидает. Детдом… – подчеркнула я.

Люси и Пола посмотрели на меня, и я смело улыбнулась.

– Она как я, – беспечно заметила Люси. Ей пришлось изрядно поколесить по семьям, прежде чем она обосновалась у нас, так что тяготы переездов были знакомы ей не понаслышке.

– Нет. Ты переезжала, потому что твои родные не могли заботиться о тебе. Это не было связано с твоим характером. – Я умолкла, дав детям время попять намек.

– А что она натворила? – пробасил Эдриан; его голос недавно начал ломаться.

– Ну, она закатывала истерики, крушила все кругом, когда была рассержена. Но она еще маленькая, и я уверена, если мы все вместе постараемся, то сможем помочь ей.

– Она видится со своей мамой? – широко распахнув глаза, спросила Пола, вообразив самое худшее, что могло случиться в ее представлении: ребенок, который не видит свою мать.

– Да, и с папой тоже. Они видятся дважды в неделю в соцслужбе, под присмотром социального работника.

– Когда она приедет? – спросила Люси.

– Завтра утром.

Все посмотрели на меня, а потом переглянулись между собой. Завтра появится новый член семьи, к тому же не самый простой. Конечно, это любого выбьет из колеи.

– Не переживайте, – успокоила я. – Уверена, с ней все будет в порядке. – Теперь дети закончили ужинать и уже были готовы разбежаться по своим комнатам, так что мне нужно было поторопиться, и я перешла сразу к главному: напомнила им правила поведения, что делала всегда, когда приезжал очередной воспитанник. – Так что запомните, пока что мы о ней ничего не знаем, и, ради бога, будьте осмотрительнее. Если будете вместе играть, то играйте здесь, внизу, а не на лестнице. А ты, Эдриан, не заходи в ее комнату, даже если она попросит тебя открыть окно. Если произойдет что-то подобное, зови меня или девочек. И вот еще: никаких игр с физическим контактом, никаких салочек, пока все не прояснится. И разумеется, не пускайте ее в свои комнаты, понятно?

– Да, мам, – покорно проворчал сын. Конечно, он все это слышал уже не раз. Есть стандартные нормы поведения, которые приняты в домах всех фостерских семей, и мои дети прекрасно знали, как себя вести. Но Эдриан иногда бывал так наивен.

– И разумеется, вы все расскажете мне, если она доверит вам хоть что-то о своем прошлом, что вызовет ваше беспокойство. Возможно, с вами она наладит отношения раньше, чем со мной, – сказала я, обращаясь ко всем троим.

Они закивали. Сказано было уже достаточно. Общую ситуацию они уловили и в целом были отлично подготовлены. Дети в фостерских семьях очень быстро взрослеют (это следствие тех трагедий, свидетелями которых они являются), хотя и не так быстро, как сами подопечные, чье детство проходило в нечеловеческих условиях и ежедневной жестокой борьбе за выживание.

После ужина, как и следовало ожидать, дети рассредоточились по комнатам, и на дом снизошла тишина безмятежного вечера. Все прошло нормально, на это я и рассчитывала. Меня порадовали взрослые рассуждения моих детей, их понимание ситуации. «Пока все идет неплохо», – подумала я про себя, загружая посуду в посудомоечную машину. Потом уселась смотреть телевизор, не имея ни малейшего понятия, когда мне еще представится такая возможность.

ГЛАВА 3 Прибытие

Было промозглое апрельское утро. Дождь колотил в стекла, а я готовилась к приезду Джоди. Назначено было на полдень, но я была уверена, что ее привезут раньше. Я стояла в комнате, в которой будет жить Джоди, и пыталась увидеть все глазами ребенка. Была ли комната привлекательной и располагающей? На стены я прикрепила яркие картинки с изображениями животных, постелила новое покрывало с большим нарисованным плюшевым мишкой. Еще я расставила на кровати мягкие игрушки, хотя, скорее всего, после жизни в нескольких фостерских семьях у Джоди уже должны были накопиться свои. Комната выглядела яркой и уютной (такая должна нравиться восьмилетней девочке) и ждала своего постояльца.

Напоследок я еще раз осмотрелась, вышла и закрыла за собой дверь, удостоверившись в том, что все необходимое сделано.

Я закрыла двери во все комнаты на этаже. Когда придет время показать Джоди дом, важно, чтобы она усвоила понятие приватности: будет проще, если наметить основные правила поведения уже в первые минуты.

Спустившись, я поставила чайник и принялась возиться в кухне. День будет беспокойный. Даже после стольких лет опекунства я продолжала нервничать. Прибытие нового ребенка – большое событие для фостерской семьи, пожалуй, не меньшее, чем для самого ребенка. Я рассчитывала, что Джоди приедет пораньше, чтобы мы с ней могли спокойно поговорить вдвоем и я могла бы как-то поддержать ее еще до того, как начнется бумажная волокита.

Было около половины двенадцатого, когда раздался звонок. Я открыла дверь и увидела Гэри. Он весь промок по дороге от станции. Я предложила полотенце и кофе и оставила его обсыхать в гостиной, а сама вернулась в кухню. Чайник еще не успел закипеть, когда в дверь снова позвонили. Я направилась к входу, надеясь увидеть на пороге Джилл. Не повезло. Это была Дейрдре, а с ней – другая женщина, которая приветливо улыбалась.

– Это Энн, моя коллега, – представила ее Дейрдре, пользуясь заученными протокольными фразами, – а это Джоди.

Я посмотрела вниз: Джоди пряталась за спиной! Энн, и мне были видны лишь пухлые ножки в ярко-красных штанах.

– Здравствуй, Джоди, – радушно произнесла я. – Меня зовут Кэти. Очень рада нашей встрече. Проходи.

Должно быть, она не хотела двигаться с места и вцепилась в пальто Энн, так как та неожиданно дернулась назад, чуть не потеряв равновесие.

– Ну хватит, – сказала Дейрдре и выхватила девочку из-за спины своей коллеги. Джоди была шустрее и, надо полагать, сильнее, потому что Энн еще раз пошатнулась, на этот раз в сторону. Слава богу, очень кстати решила выйти на сцену наша старая кошка, лениво прошествовав по коридору. Я не упустила этой возможности.

– Посмотри, кто пришел поздороваться, Джоди! – воскликнула я, чрезмерно восторгаясь видом нашей толстой и апатичной кисы. – Это Тоша! Она говорит «привет!».

Сработало – Джоди сдалась и выглянула из-за спины Энн посмотреть на кошку. У нее были серо-голубые глаза и широкий лоб. Соломенные волосы Джоди завязаны в хвостики, и уже по одному только ее наряду было видно, что предыдущие попечители не особенно хорошо заботились о ней. На Джоди были надеты ядовито-зеленого цвета футболка, куртка, красные штаны и резиновые сапожки. Никакой взрослый в здравом уме так не оденет ребенка. Ясно, что Джоди привыкла сама заботиться о себе.

Заинтересовавшись, она решила подойти и взглянуть на кошку ближе и в очередной раз толкнула Энн, вынуждая ту провести ее через порог, в коридор. Дейрдре прошла следом, а кошка предусмотрительно ускользнула. Я поспешила захлопнуть дверь.

– Убежала! – раздраженно крикнула Джоди.

– Не переживай, сейчас вернется. Давай снимем с тебя куртку, ты вся промокла… – И, не давая ей разразиться истерикой из-за того, что кошка убежала, я расстегнула молнию и постаралась отвлечь ее внимание. – Гэри ждет тебя в гостиной.

Она посмотрела на меня так, словно готова была ударить, но упоминание о Гэри привело ее в чувство – все же знакомое имя в незнакомом окружении. Джоди вытащила руки из рукавов куртки и тяжело зашагала но коридору по направлению к гостиной.

– Я хочу эту кису, – заявила она Гэри.

Женщины обменялись взглядами, которые должны были означать: «Господи, спаси эту женщину… Скорей бы уйти!»

Я предложила им кофе и пригласила пройти в комнату. Джоди нашла там коробку с конструктором «Лего» и теперь сидела скрестив ноги в центре комнаты и изо всех сил пыталась соединить две детали.

Вернувшись в кухню, я взяла четыре кружки и положила в них растворимый кофе. До меня донеслись тяжелые шаги – это Джоди появилась в дверях. Девочка выглядела нелепо, во всяком случае, мгновенно очаровать она была неспособна – должно быть, из-за вызывающей манеры держаться, а также из-за выражения лица – такого, словно она была постоянно настороже.

– Что там? – деловито спросила она, потянув за ручки кухонного шкафчика.

– Столовые приборы. Разные вилки, ложки, ножи. Мы возьмем их позже, когда будем ужинать. Расскажешь мне, что ты любишь есть?

Оставив в покое этот шкаф, она двинулась к следующему… и к следующему, намереваясь открыть их все. Я дала ей осмотреться. Меня не беспокоило ее любопытство – это как раз было естественно, – беспокоила нервозность в движениях, которая как будто «выпячивалась». Никогда прежде такого не видела.

Все шкафы были открыты, чайник закипел, я достала тарелку и упаковку печенья.

– Хочу печенье, – потребовала Джоди, рванувшись к пачке.

Я осторожно остановила ее:

– Минутку. Сначала давай мы вместе с тобой закроем все шкафы – мы же не хотим наткнуться на них, правда?

Она посмотрела на меня испытующе и с вызовом. Неужели никто раньше не запрещал ей что-то делать или так она проверяла меня? Повисла мертвая тишина, и в течение нескольких секунд Джоди взвешивала мое предложение. Я заметила, что она была слишком полной. Видимо, она вела себя тише, когда ела, – и ей давали еду, чтобы успокоить.

– Давай, – подтолкнула я ее и сама начала закрывать шкафы.

Она наблюдала за мной, потом со всей силы обеими руками захлопнула ближайший к ней шкаф.

– Осторожнее, вот так, – показала я, но Джоди не стала продолжать, а я не стала настаивать. Она только что приехала – хорошо, что она согласилась закрыть хотя бы один.

– Теперь печенье… – Я разложила угощение на тарелке. – Не могла бы ты мне помочь? Уверена, ты прекрасно справишься, я права?

И снова она посмотрела на меня испытующе, почти издевательски, но все же почувствовала какой-то интерес к тому поручению, что я ей дала.

– Джоди, отнеси это, пожалуйста, в гостиную и предложи всем печенье, потом можешь взять себе одно, годится?

Я сунула тарелку прямо в ее пухлые вытянутые ручки и задумалась: велики ли шансы на то, что печенье попадет по назначению нетронутым? Горка печенья покачнулась, когда Джоди повернулась. И тогда она взяла тарелку в правую руку, а левой накрыла печенье, что было хоть и не слишком гигиенично, но, по крайней мере, безопасно.

Я шла сзади и несла поднос с напитками, довольная тем, что она выполняет мою просьбу. Только я раздала чашки с кофе, как в дверь позвонили. Это был последний гость на сегодня. Джоди вскочила с места и ринулась в коридор. Я поспешила за ней.

– Негоже ребенку открывать дверь, даже если дома ждут гостей, – объяснила я Джоди, и мы открыли дверь вместе.

На пороге стояла Джилл. Она посмотрела вниз и мужественной улыбкой ответила на вызывающий взгляд пухлолицей девочки, глядящей на нее снизу вверх.

– Привет, – весело сказала она. – Ты, должно быть, Джоди.

– Я хотела сама, – закапризничала Джоди и ушла обратно в комнату.

Джилл вошла и поинтересовалась, все ли в порядке.

– Пока вроде неплохо. По крайней мере, без глобальных катастроф.

Я взяла у Джилл пальто, и она пошла в гостиную. Я сделала еще чашку кофе, и мы приступили к оформлению бумаг. Когда ребенка определяют в новую фостерскую семью, нужно заполнять многочисленные формы и пить много кофе. Гэри писал с каким-то остервенением.

– Только что закончил одно дело, – сказал он мягко, – не говоря уже о предыдущем, три дня назад. Кэти через «Э»?

Я подтвердила, потом сообщила ему индекс, имя и адрес своего врача. Джоди не впервые пришлось быть свидетельницей такой процедуры, по вполне понятным причинам. Она успокоилась, сидя рядом с Гэри, какое-то время наблюдала за происходящим и наконец решила, что пора опять проявить себя, – вскочила с места и убежала в кухню. Я не могла позволить ей оставаться там в одиночестве, даже если не брать в расчет риск, что она начнет шарить по шкафам, а ведь там находится множество предметов, способных, попав в ее неумелые руки, причинить серьезный вред. Я позвала ее, но она не ответила. Я пошла в кухню и обнаружила, что она дергает за ручку шкафчик под раковиной, где хранились чистящие средства, а потому защищенный детским замком.

– Ну хватит, Джоди, оставь это. Пойдем в комнату. Я потом тебе все здесь покажу. У нас с тобой будет еще столько времени, когда все уйдут.

– Хочу пить, – заявила она, дергая дверцу еще сильнее.

– Пожалуйста, но там ты ничего не найдешь.

Я открыла шкаф, где стояли напитки. Она уставилась на выстроенные в ряд разноцветные бутылки.

– Апельсин, лимон, смородина?

– Хочу колу.

– Мне жаль, но колы у нас нет. Она очень вредна для зубов. – «Не говоря уже о гиперактивности…» – подумала я про себя. – Может, яблочный? Пола, моя младшая дочь, любит яблочный. Скоро ты с ней познакомишься.

– Вот этот хочу. – Она попыталась забраться на стол, чтобы дотянуться до бутылки.

Я достала бутылку черносмородинного напитка, налила в стакан и вернулась в гостиную, где поставила напиток на столик. Потом поднесла Джоди плетеный стул детского размера, обычно он нравится маленьким.

– Как раз твой размер. Твое личное место.

Джоди меня проигнорировала, схватила стакан и плюхнулась на мое место, на диван рядом с Джилл. Я села около Гэри, а Джилл пыталась утихомирить Джоди и показывала ей игру в мобильном телефоне. Я немного понаблюдала за ней. Так вот, стало быть, этот ребенок будет с нами жить. Пока что рано было делать какие-то выводы. В первые дни в новом доме большинство детей показывают свой характер. И все же было в ней что-то особенное, что я не вполне могла определить: да, была ярость, было упрямство, но было что-то еще, с чем прежде мне не приходилось сталкиваться. Время покажет, говорила я себе. Я наблюдала за несогласованными движениями Джоди, за тем, как она облизывает верхнюю губу – почти виновато. Сейчас я заметила, что все это придает ее рассеянному лицу выражение какой-то бессмысленности, и мне пришлось напомнить себе, что у нее только «легкая», а не «сильная» задержка в развитии.

Четверть часа спустя все необходимые бумаги были заполнены. Я расписалась, и Гэри отдал мне мои экземпляры. Дейрдре и Энн немедленно поднялись, готовые уйти.

– Мы достанем вещи из машины, – сказала Энн. – Там довольно много.

Оставляя Джоди с Гэри и Джилл, я быстро натянула пальто и туфли. Пока мы несколько раз ходили к машине и обратно, мы успели промокнуть. «Довольно много» – это мягко сказано. Никогда мне еще не доводилось видеть столько сумок и мешков у ребенка на патронате. Они были расставлены по всему коридору, и, когда мы покончили со всем, женщины торопливо распрощались с Джоди. Она не обратила на это внимания, и это понятно – чувствовала, что от нее отказываются. Гэри посидел еще десять минут, рассказал Джоди обо мне и моей семье, потом тоже поднялся.

– Я хочу уйти, – нахмурилась она, подавшись к нему. – Возьми меня с собой. Я хочу в твою машину.

– У меня нет машины, – мягко ответил Гэри, – а ты останешься с Кэти. Вспомни, мы это уже обсуждали. Теперь здесь твой дом. – Он взял свой дипломат и почти дошел до двери, когда Джоди широко раскрыла рот и завопила. От этого вопля просто лопались барабанные перепонки. Я бросилась к ней, обхватила и дала Гэри знак идти. Он выскользнул, а я держала ее так, пока звук не утих. Не было ни капли слез, но щеки ее, прежде бледные, теперь налились краской.

Последней ушла Джилл. Она вышла в коридор и взяла свое пальто.

– Кэти, ты справишься? – спросила она, перед тем как шагнуть под проливной дождь. – Около пяти я позвоню.

Джилл знала: чем скорее мы с Джоди останемся вдвоем, тем скорее девочка освоится.

– У нас все будет в порядке, правда, Джоди? – ответила я. – Я покажу тебе дом, а потом разберем вещи.

Я уже приготовилась к очередному воплю, но она только уставилась на меня рассеянным, непонимающим взглядом. Мне стало ее жалко. Какой же потерянной она должна себя чувствовать в этом доме, шестом по счету за четыре месяца. Я взяла ее за руку, и мы проводили Джилл.

И вот мы вдвоем. Сколько раз я уже оказывалась в такой ситуации, оставляя у себя сбитого с толку, травмированного маленького человечка, терпеливо выжидая, пока он не освоится в незнакомой обстановке, но в этот раз я чувствовала нечто иное. В глазах этой девочки было что-то такое, от чего холодок пробегал по коже. Прежде – ни у детей, ни у взрослых – я не встречала ничего подобного. Я мысленно встряхнулась. Ну же, обманывала я себя, она маленькая девочка, а у тебя двадцать лет опыта по воспитанию детей, ничего такого сложного не может быть.

Мы вернулись обратно в гостиную, и как раз вовремя – объявилась Тоша. Я указала на нее Джоди, думая, что она поймает кошку, но девочке это было уже неинтересно.

– Я хочу есть. Хочу печенья. – Она рванула в кухню.

Я пошла за ней, вот-вот собираясь пуститься в объяснения, что много сладостей – это плохо, как вдруг я почувствовала едкий запах.

– Джоди, ты хочешь в туалет? – спросила я как ни в чем не бывало.

Она отрицательно покачала головой.

– Не хочешь какать?

– Нет! – Она оскалилась, и не успела я опомниться, как она сунула руку в штаны и размазала фекалии по лицу.

– Джоди! – Я в ужасе схватила ее за руку.

Она моментально зажалась, защищая лицо:

– Ты меня побьешь?

– Нет, Джоди, разумеется, нет. Я никогда так не делаю. Сейчас ты вымоешься, а в следующий раз, когда захочешь в туалет, скажи мне. Ты уже большая девочка.

Потихоньку я отвела «свое новое задание» наверх. Она шла за мной неуклюже грохоча, а по ее лицу были размазаны испражнения.

На что же я замахнулась?