Москва Июль 2009 — февраль 2010 9 страница
Мутант вне классификации, крупный, агрессивный — ну и повезло же нам.
— Коракс! — Крик Лёвки донесся сквозь остаточный гул в ушах. — Стреляйте!
Гост прицелился в уязвимую шею медлительной тварюги, но Дрой его опередил.
— Лови свинца слегонца, долбоносик! — задорно провозгласил он и высадил три заряда дроби подряд, чуть не зацепив нас.
Гост выругался, но огнем поддержал: выстрелил и вгляделся в муть от пороховых газов. Мои уставшие до предела руки тоже зачесались: хотелось бросить надоевшее зеркало, сорвать с плеча автомат и накормить врага свинцовыми пилюлями. Привычка, что поделать.
И тут птичка-интуиция тревожно застучала в затылке. Что-то пошло не так. Монстр не заклекотал, не полетели перья, не брызнула кровь.
Вместо плоти дробь съела воздух и превратила в рваный дуршлаг изгиб трубы. И рисунок боя резко поменялся.
Коракс, как назвал мутанта Лёвка, лишь казался медлительным. Обманчивое впечатление, какое твари умеют произвести на добычу, часто приводит к трагическим последствиям — мы это прекрасно знали и были готовы к контратаке. Но никак не ожидали настолько безумной прыти от крылатого существа.
Уродливый хищник ушел в сторону с линии атаки и упал вниз, пропав из виду на секунду. Пока Гост двигал дробовик вслед за кораксом, тот нырнул под трубу и, шумно взмахивая крыльями, поднялся с другой стороны и без лишних прелюдий начал свой танец смерти. Он обрушился на нас смазанной черной молнией. То ли он был не таким тяжелым, каким казался, то ли мутировавшие перья и мышцы позволяли творить воздушные чудеса, не подвластные обыкновенным птицам, но гад показал класс.
Я еле успел убрать зеркало, сместившись вместе с напарником на метр правее. Коракс пронесся мимо, словно сумасшедший птеродактиль, и ушел на разворот. Дрой дважды выстрелил на упреждение, но вожак изломал траекторию полета так хитро, что дробь опять ушла в пустоту.
Свита коракса меж тем тоже не дремала. Псевдовороны принялись с громким ором нападать сверху, падая на наши головы практически отвесно, из зенита. Суетливая парочка особой опасности не представляла, но отвлекала от главного противника. К тому же на их разудалой клич прибыли еще несколько таких же переростков, и стали подтягиваться обычные вороны со всей улицы Миражей. Видимо, стая решила всерьез заняться путниками, посмевшими забраться на их территорию. С их точки зрения, обед сам пришел в гости.
Лёвка поставил свое зеркало в трещину между трубой и опорой, изловчился и срезал автоматной очередью одного из псевдоворонов. Перья полетели в разные стороны, птицу отбросило энергией пуль по пологой дуге и приложило о стенку подстанции. Черные собратья моментально набросились на обидчика и дали нам шанс расправиться с заходящим на очередной удар кораксом.
— Валите с двух стволов! — прорычал Лёвка, отбиваясь от наседающих мутантов. — Так ему сложней увернуться!
— Без сопливых солнце светит, — проворчал Дрой, и они с Гостом синхронно долбанули по вожаку стаи.
Коракса крутануло в воздухе. Над округой разнесся ужасающий вопль. На мгновение мне показалось, что тварь потеряла ориентацию, и я крикнул:
— Добейте!
Гост высадил в беснующуюся сволочь боезапас и принялся вщелкивать патроны в приемник. Дрой поддался искушению и тоже выпустил остатки дроби в перьевое облако.
Поспешность сталкеров и разжиживший кровь адреналин едва не обернулись трагедией для всей группы.
В общем — хрен мы угадали с тактикой.
Коракс был не просто хитер, как большинство высших мутантов, он был умен. Неизвестно, что породило на свет такую бестию, но вожак явно не страдал недостатком мозгов. Мы слишком поздно поняли, что он вовсе не тупой воробей гигантских размеров, а расчетливый и крайне опасный адепт смертоносного водоворота Зоны.
Когда отзвук последнего выстрела стих, коракс мигом выровнял полет, в несколько взмахов оказался слева и упал на нашу связку с моей стороны. Целился он не в плоть. Он бил в зеркало. Этот убийца прекрасно понимал, что гораздо проще разбить щит и дать жертвам благополучно покончить с собой, чем тратить силы и лишний раз подставляться под выстрелы.
В горячке боя мы упустили из виду основную угрозу: «миражи».
А коракс — не позабыл о коварных аномалиях…
Звон бьющегося стекла заставил меня вздрогнуть и машинально зажмуриться. Сердце пропустило удар, по ребрам растекся мороз страха. Жесткие края маховых перьев чиркнули по шее, царапая кожу, толчок в плечо сдвинул в сторону и вынудил сделать роковой шаг в бездну.
Глаза резко открылись.
Время замедлило бег. Зеркало треснуло. Больший кусок подхватил Гост, а меньший осколок так и остался в моей ладони — длинная, острая, блестящая и совершенно никчемная стекляшка. Я падал.
Горизонт накренился — медленно, как доска детских качелей. Заросли карагача опрокинулись и превратились в мешанину серых штрихов, надвинулась ближняя стена подстанции, прогнулись свинцовые линзы облаков.
В сознании намертво запечатлелся вытравленный небрежными мазками пейзаж с застывшими на фоне тумана силуэтами воронов.
Инстинктивно захотелось уплотнить воздух под лишившейся опоры подошвой, но мозг услужливо подсказал: чудес не бывает. Поздно.
Когда я уже летел вниз, свободная рука автоматически вцепилась в ботинок Госта и сдернула ногу с трубы. Сталкер тут же потерял равновесие, и я почувствовал, как тяну его за собой. Хорошо, зеркало не расколотил окончательно. Может, хоть ему повезет не попасть в…
Небо рухнуло. Тучи вдруг разродились сизым снегом, хлопья которого быстро заволокли свет солнечного пятна. Пепельная мгла окутала все вокруг, стирая цвета и растушевывая контуры. Холод сковал мышцы и впустил в голову страшные потоки чужих мыслей… — Воздух! — заорал Лёвка. — Выдыхай!
Его голос остановился где-то далеко, на грани слышимости. Слова я различил, но их смысл никак не отразился в центрах восприятия. Пустой, хрустально прозрачный звук.
И жуткие несвязные мысли, которые сознание должно скорей вытеснить прочь, но не в силах совладать с чужеродной силой… Вот, значит, какая ты в действительности, улица Миражей. Тихая, сумрачная, отстраненная от внешнего мира аномальным пси-полем и пробирающим до костей морозом.
В кончиках пальцев появилось покалывание, из внешнего фильтра выдавилось облачко пара, медленно раздулось и растворилось.
Над захламленным асфальтом аллеи висели три призрачные сферы, преломляющие неверный свет, но беспрепятственно пропускающие сквозь себя темные хлопья. Их чары успокаивали, давали передышку, освобождали от непонятных мыслей и тревожных переживаний. Страх уступал место другому чувству, малознакомому, напоминающему легкость сна, сумевшую просочиться в явь.
Над поселением разнесся стонущий звук. Сферы стали сближаться.
«Миражи». Загадочные аномалии, встречи с которыми избегают даже самые отважные ходоки. Несущие смерть, как говорят, из самой глубины человеческой сути. Легенды, домыслы, байки… И что получается на самом деле? Ни тебе гравитационных возмущений, ни электрических всплесков, ни термических излишеств. Разве что эта пронзающая стужа да легкие наведенные галлюцинации пепельного снега. Отчего же мы вас так боимся, а, «миражи»?
Призрачные сферы соприкоснулись краями, и во все стороны разошлась едва заметная волна. Как секундный обман зрения. Казалось, что само пространство на мгновение всколыхнулось, словно незримая ткань.
Когда-то я уже наблюдал нечто подобное, но теперь не смог припомнить.
Сферы двигались к центру общего радиуса до тех пор, пока не слились в единое целое.
Шарообразное пятно, вскипающее мелкой рябью, зависло над тротуаром и налилось лиловым свечением.
В ушах раскатился громоподобный удар сердца, и я внезапно осознал, что он первый после моего падения. Надо же.
Я все так же держался за ботинок Госта. Миллиметр за миллиметром мы съезжали с трубы вниз.
Кровь тугим потоком устремилась из сократившейся мышцы и надавила на стенки аорты. Человек в обычных условиях не способен почувствовать такое, но в зоне действия аномалий, видимо, раздвигались сенситивные пороги. Зашелестели перья.
Мельчайший осколок зеркала с хрустом столкнулся с другим осколком.
Ноздри втянули пропущенный через фильтры воздух. В нем, несмотря на очистку, было много вредных примесей.
Полчаса назад упавшая ресница с противным шорохом съехала со щеки.
Магнитные линии земной поверхности вспыхнули невидимыми лучами, и я на короткий миг узрел пронзающие все вокруг поля различной напряженности.
Время не замедлилось, не ускорилось. Оно будто сдвинулось в сторону от основной нити, по которой меня тащило всю жизнь. Здесь процессы и явления происходили немного по-другому, имели иные причины и обрастали измененными последствиями.
Пятно, родившееся из сфер, сжалось в точку, но после этого стало расти в диаметре настолько стремительно, что вмиг поглотило и меня, и всю улицу Миражей. Пейзаж изменился: вокруг больше не было запустения, трещины в асфальте затянулись, словно шрамы, ветви карагача отяжелели от листьев, ветер коснулся моего лица, с которого исчезла маска.
Только холод никуда не делся, продолжая сжимать душу. Из окон барака валил дым. Возле центрального входа лежало истерзанное пулями тело, из-за угла раздавались крики, грохотал станковый пулемет. Воздушный пресс сминал цветы — это ударная волна от разорвавшейся гранаты скользила по клумбам.
Никаких светошумовых игрушек, которые, по инструкции, должны применяться при подавлении бунтов. Все по-взрослому. Боевая РГД-5. Спецназ всерьез осерчал, обиделся на осужденных за оказанное сопротивление. Головорезам было плевать, что среди мятежников нет ни одного мужика — лишь доведенные до отчаяния женщины и дети.
Холод замораживал кровь, поднимался по капиллярам к более крупным сосудам, сковывал вены, артерии и приближался к сердцу.
Я попробовал подтянуться, но лишь стащил Госта еще ниже. Мне не было видно его лица за зеркалом, в котором отражались языки пламени, рвущиеся из дверного прохода. Часть мозга все еще оставалась работоспособной, и я понимал, что «миражи» сместили мое восприятие окружающего мира, заставляя сочувствовать людям, гибнущим от свинцового ливня, огненного шквала и угарного газа. «Не смотреть!» — приказал я себе.
Закрыть глаза не получилось: веки отказались опускаться. Ледяное веяние уже остановило их.
Лёвка говорил, что воздействие «миражей» можно как-то замедлить. Нужно было срочно что-то сделать, но… Я напрочь забыл, что именно. Досадно.
Военных, бунтовщиц, стрекотни пулемета — больше не было. Пламя слизнуло барак, как при ускоренной перемотке кинопленки, и от строения остались только стены, покрытые жирным слоем копоти. Пыль и грязь замели следы бойни. Всё?
Сердце во второй раз сократилось, отгоняя от себя подступающий по жилам иней. В ушах загудело. В этом мире осталось нечто совсем другое, никак не связанное с трагедией поселенцев. Я чувствовал, как оно надвигается. Неторопливо скользит по площади от постамента в мою сторону. Я не видел объект, но ощущал приближение настолько явственно, что мог в каждый момент времени точно указать его местоположение. Вот, чуть поменяло траекторию и миновало плац.
Страх, отступивший с появлением чарующих аномалий, навалился с новой силой. Теперь это была уже не просто боязнь за собственную шкуру, а первобытный ужас, лишающий остатков разума и заставляющий бежать без оглядки.
Тело не слушалось. Кажется, единственно возможным действием было разжать пальцы и отпустить ногу Госта. Упасть…
Глаза расширились, легкие замерли на вдохе, холод с треском ворвался в аорту, осколок зеркала, который я так и не выпустил, хрустнул в перчатке.
Оно приближалось. Свернуло с аллеи, осторожно пересекло по разбросанным бордюрным камням грязную лужу и остановилось за углом.
Предчувствие стало невыносимым. Ожидание неминуемой катастрофы парализовало организм. Каждая клеточка протестовала против бездействия, но невидимая сила блокировала нервные сигналы. Я раскорячился, словно комар в капле янтаря, которому по некой невообразимой случайности природа подарила всего две способности: видеть и бояться.
Голосовые связки не откликнулись на просьбу о крике.
Помощи ждать было неоткуда — сталкеры не станут губить себя, пытаясь спасти товарища, ставшего обузой. Дружба дружбой, а грядки врозь. К тому же у них хватает проблем и без меня. Коракс вот-вот развернется и собьет Дроя, если Зеленый не выпустит болт из своего арбалета…
Откуда взялись эти бесполезные прогнозы?..
Мороз коснулся сердечной мышцы.
Спазм.
Прерванное сокращение.
И миг прозрения, ради которого стоило сорваться в пропасть грез.
Ил и не стоило?..
Создание медленно вышло из-за угла.
Серые джинсы, футболка, расстегнутая олимпийка, бежевые ботиночки, тонкая золотая цепочка на шее. Немного сутулая, но не от природы, а от мальчишеской привычки держать руки в карманах, с вызывающим, но в глубине умным и добрым взглядом да взлохмаченной русой шапочкой волос.
Светлячок посмотрела на меня исподлобья и закусила губу, будто соображая, с чего начать.
Я нахмурился, отмечая мимоходом, что одета она не по погоде. Да и без защиты по этим местам шляться — небезопасно. Нельзя отпускать девятилетнего ребенка на улицу в таком виде.
Мысли растеклись в кисель.
— Па, — наконец промолвила Светлячок, — я тебе хочу что-то показать.
— Покажи, дочь, — машинально ответил я, пытаясь привести в порядок логические цепочки, которые рвались на отдельные звенья и клеились как попало.
— Там. — Она вынула из кармана олимпийки руку и ткнула пальчиком мне за спину. — Около будки.
Я понял, что она имеет в виду подстанцию, но объект был вне моего радиуса обзора. Попытка извернуться и увидеть то, на что указывала дочь, успехом не увенчалась. Я все так же мог совершить единственное действие: разжать пальцы и упасть вниз.
— Не вижу, — признался я.
Светлячок нахмурила лобик и снова убрала кулачок в карман. Блеснули слезы обиды.
— Ты никогда не оборачиваешься, — с досадой произнесла она.
— Что там?
— Будка и деревья. А за ветками они стоят.
Холод не отпускал сердце, сосуды покрывались белесой корочкой. Нужно было принимать решение: продолжать висеть, сохраняя надежду на спасение, или отпустить берц Госта, чтобы рухнуть наземь и попытаться помочь дочери. Хотя она не казалась напуганной, что-то подсказывало мне: «они» могут причинить Светлане вред. Нельзя было пускать ее гулять одну.
В прошлые выходные девчонки из параллельного класса расцарапали ей лоб и серьезно подрали шмотки, норовя проучить за говорливость. Светлячок вообще не шибко ладила с контингентом престижной школы, предпочитая гонять в футбол с пацанами из простых семей. Холеные ровесники сторонились острой на язык гордячки, иногда дело доходило до потасовки. У нее с самого детства было что-то мое в характере.
Но теперь в глазах Светлячка не осталось и тени спеси или протеста. Она внимательно следила за теми, кто находился у подстанции.
— Бестолочь, — сорвалось с моих обескровленных губ.
— Я? — удивилась она.
Что же здесь такое творится? Я ведь хотел сказать совсем не то! Пришлось напрячься изо всех сил, сконцентрироваться.
— Бес… Бе… Беги.
— Я не могу, пока не посмотришь. Как ты не понимаешь! Ведь они не отстанут.
Светлячок открыла рот, но так и не нашла нужных слов. Казалось, она обескуражена тем фактом, что я не улавливаю сути простых вещей. Ритм тяжелых шагов разбил монотонную тишину. Они решили больше не ждать. Маслянистая, черная, как угольная пыль, рука едва не ухватила девочку за рукав, когти рассекли воздух.
Истошный визг дочери полоснул по мозгам, как скальпель.
— Беги-и-и! — заорал я, разжимая пальцы и срываясь вниз.
Янтарь застывшего времени треснул и разлетелся в невесомую крошку. События стали разворачиваться быстро, сам я начал двигаться с нормальной скоростью, но с непривычки казалось, будто летаю молнией. Движения получались резкими, дерганными.
Еще в падении я выгнулся и коснулся поверхности, будучи вполоборота к неведомому противнику. Скомпенсировав удар согнутыми в коленях ногами, я удержал равновесие и умудрился не завалиться с ходу наземь. Взмах и удар наискось. Фыыхщ!
Осколком зеркала, который так и не выпустил из левой руки, я со свистом рассек пустоту. Надвигающаяся фигура успела обернуться бесплотной тенью, прежде чем стекло вспороло чернильную гладь шеи. Я отпрыгнул от пронесшегося мимо силуэта.
Доставать автомат было некогда, поэтому мне пришлось и дальше использовать лепесток зеркала в качестве оружия — благо, во время первого удара он съел воздух и не переломился.
— Па, смотри на них! — Светлячок заломила ручки. — Смотри! Тогда они становятся настоящими! Ты же сам меня учил! Смотри! Смотри! Смотри!
Я собрал волю в кулак и попробовал зафиксировать в поле зрения скользящую по дуге тень. Тщетно. Размытый овал стремительно сместился влево, нырнул между балками стойки, оставил в сухой траве примятый след и скрылся за грудой мусора.
В легкие ворвался резкий аромат озона, как после разрядки «электры».
За спиной послышался шелест. Реакция у старины Минора все еще была на уровне, поэтому уже через полсекунды я стоял к нападающему лицом, выставив вперед осколок. Но сумрачное пятно успело погасить инерцию, изменить траекторию движения и вновь уйти из сектора обзора.
Поймать взглядом противников я пока не успевал, но перемещения отслеживал четко, представляя, где находятся в каждый момент времени оба атакующих существа.
Мы обменялись еще парой выпадов. Я применил обманный финт, но стеклянный клинок опять не принес никому вреда.
Смущал вроде бы хаотичный стиль ведения боя. То один приблизится, то второй, одновременно не нападают, внятного тактического рисунка, с первого взгляда, вообще нет. Увы — только с первого взгляда.
Мне хватило опыта и расчетливости прикинуть вероятностные векторы дальнейших передвижек, и открывшаяся картина совершенно не порадовала.
Спираль сходилась в одной точке: предполагаемым центром был угол барака, где продолжала стоять Светлячок.
— Беги же! — снова крикнул я, следя за тенями. Почему она не бежит? Что-то держит ее? Что, что, что не так?
— Это будет очень больно, па… — пробормотала она, не двигаясь с места. — Тебе надо было обернуться раньше…
Я хотел было успокоить ее, но понял: дочь права. И жуткое ощущение катастрофы прострелило вдоль позвоночника, парализуя, приковывая ноги к земле, отдаваясь ломотой в суставах и болью в зубах.
Блеклые силуэты метнулись в разные стороны, и пока я разворачивался, один из них успел подобраться к Светлячку сзади. Истошный визг повторно разнесся по округе. Отсек все лишнее.
Я замер и наконец смог сосредоточиться на переливчатом облачке сумрака, нависшем над моей дочерью. Я наконец увидел то, чего подсознательно боялся больше всего на свете. Наверное, стоило дать разуму поверить в это, а не тешить себя иллюзиями и надеяться на благополучный исход.
То, что отразилось искаженными линиями на брит-ие зеркала, оказалось намного страшнее надуманных монстров.
Рядом с побледневшей девочкой стоял не угольник. Это было бы слишком просто. Настоящий ужас приходит совсем не оттуда, откуда мы ждем. Он оттого и пробирает до костного мозга, что неведом до поры до времени.
Даже самый отчаянный и искушенный воин бессилен, когда перед ним нет противника. Не с кем драться. Вся ярость становится бесполезна. Расчетливость и хладнокровие превращаются в никчемные придатки пустоты, тихо вползающей в тебя через тонкую нить восприятия. Словно яд течет по трубочке к самой душе, неуловимый, как суть ночного кошмара.
Моя дочь таяла. Не тьма, воплощением которой были стремительные тени, убивала ее. Нет. Ее вообще никто не убивал. Светлячка просто никогда не было.
И рука, крепко сжимающая плечо под сморщенной олимпийкой, всего лишь не давала девочке упасть. Рука поддерживала.
Меня просто-напросто бесстрастно ознакомили с не случившимся будущим. Это было не чувство потери — как можно потерять то, чего никогда не существовало? — это было гораздо глубже и неизбежнее. Холод, остановивший сердце, не давал шанса на откат. Путь завершен. Тупое мельтешение задних конечностей по холмам Зоны и рысканье в поисках хабара — это уже не путь. Все давным-давно закончилось. Нельзя спасти сразу всех…
В грудь внезапно ударило что-то тяжелое, вышибив дух. Мир подернулся, перед глазами поплыли ртутно-серые пятна. В горле запершило. Неприятный хруст пробрал до костей, на зубах осталась мельчайшая крошка.
Я изо всех сил оттолкнулся и прыгнул к исчезающему лицу Светлячка. В ее глазах застыло недетское сожаление и легкий укор, говорящий о понимании происходящего. С хрипом я пролетел сквозь пустоту и врезался в стену барака. Та от несильного в общем-то толчка рассыпалась в труху. Тут же просела крыша, разъехался хлипкий фундамент. А затем раздался громкий треск, и тяжелая балка упала мне на грудь торцевой частью.
Зверский удар окончательно лишил меня возможности дышать. На языке почувствовался вкус крови.
— Ствол в зубы суй, чтоб пасть не закрыл… — издалека долетело до сознания. — Осколок! Глянь! Минор, тело ты фонящее, не глотай…
Похоже на болтовню Дроя. Значит, они сумели отбиться от воронья. Это хорошо.
Следующий тычок под дых был уже лишним. Морок отступал, пелена перед глазами рассеивалась, предметы обретали более-менее знакомые очертания, к тканям и органам возвращалась чувствительность.
Шарах! И нервы взорвались веером импульсов, несущих боль.
Потревоженная рана на плече! Потянутая связка в районе запястья! Отбитый бок! Кусок зеркала в глотке… Я резко открыл глаза и сел, рефлекторно пытаясь вытолкнуть из горла чужеродный предмет. Ствол «Потрошителя», который сталкеры втиснули мне между зубами, отскочил в сторону. Хорошо, что удалось сдержаться и не сглотнуть — иначе тонкая полоска стекла рассекла бы слизистую к чертовой матери.
— Замри. И не вздумай сплевывать или глотать, — прошипел Гост в самое ухо. — У тебя в горле осколок размером с карандаш.
Хотелось немедленно отхаркнуть острую гадость и заорать: «Сам знаю, пижон ты сраный!» — но я стерпел, понимая, что любое неосторожное движение или произнесенное слово могут привести к нелепой и крайне мучительной смерти.
Зрение еще не вернулось в фокус, но контуры трубы и силуэт Зеленого, прикрывающего меня уцелевшим зеркалом, уже четко проступали на фоне серого пейзажа. «Неужто обошлось?»
Радостная мысль обрушилась на меня, будто ведро воды на иссыхающего в пустыне путника. Но следом внутренний взор заполнило свежее воспоминание о дочери, и на душе потемнело.
В деснах затрепетала боль. Ощущение сочащейся плоти вызвало приток адреналина. В глотке неприятно заклокотало. Голова наклонилась, болтающаяся на шее дыхательная маска уперлась углом в подбородок, на фильтр закапала кровь, скользнувшая струйкой из уголка рта.
— Хлеборезку растопырь! — рявкнул Дрой, наклоняясь ко мне.
Я вскинул голову и постарался отвалить нижнюю челюсть на максимально возможное расстояние. Почувствовал, как стекло впивается в нёбо. От чудовищной вспышки боли перед глазами вновь помутнело.
Дрой стянул перчатку и сунул мне в рот два пальца, остро пахнущие гарью и потом. От тошнотворного позыва у меня глаза на лоб полезли, я автоматически схватился за его локоть, не давая действовать.
— Грабли убери! — прорычал Дрой, пытаясь ухватить скользкий кончик осколка. — Кому сказал, культи прочь, если жить хочешь!
Жить я хотел. Вне всякого сомнения. Но пальцы продолжали сжимать его руку, несмотря на понимание ситуации. Видимо, какой-то древний инстинкт боязни острия был настолько силен, что нутром игнорировался даже здравый смысл. Бывают случаи, когда потроха не сразу слушаются мозга.
Наконец я заставил себя успокоиться. Медленно разжал пальцы, отпустил локоть Дроя и закрыл глаза. Красная муть тут же поплыла во все стороны, а режущая боль с новой силой ударила по нервам.
— Не шевелись, — сказал Дрой, сосредоточенно сопя рядом. — Почти ухватил.
Когда рвотные спазмы больше невозможно было сдерживать и мысленно я попрощался со скотским миром, так нелепо убивающим своего верного подданного, рывок веснушчатого сталкера прервал мои мучения. В хорошем — слава всем Демонам Зоны! — смысле слова.
Полоска зеркала вышла из моего горла, и боль стихла.
Зато кровотечение усилилось. Рот стал быстро наполняться теплым и соленым. Я сплюнул багряные сгустки венозной крови, и меня таки вырвало аккурат на берц стоящего рядом Госта.
— Сначала пятку чуть не поломал, теперь на ботинок наблевал, — вздохнул он, брезгливо стряхивая желчь с подошвы. — Чем тебе моя нога так не угодила, родной?
Я хотел съязвить в ответ, но язык ворочался плохо, и получилось лишь невнятное мычание.
— Держи. — Зеленый протер платком «светляк» и протянул его мне. — Клади в рот — остановит кровотечение. У меня ожоги почти зажили, тебе сейчас нужней.
Небольшой ртутно-зеленый шарик был теплым. Я прижал его языком к располосованному нёбу и жестом попросил «выверт», чтобы радиации не нахвататься. Приложил к щеке, облегченно вздохнул. Уже через минуту раны стали затягиваться, хотя до полного заживления было еще далеко.
Лёвка, прикрываясь зеркалом, подошел к нам и пристально осмотрел меня. Удовлетворенно покачал головой.
— Шево башкой мотаешь? — прошепелявил я, поднимаясь. Он показал глазами на свой искалеченный сустав. — Теперь ты тоже знаком с «миражами».
— Да уж…
Меня передернуло. Образ девочки в серых джинсах стремительно стирался из ложной памяти, но я понимал, что до конца он не исчезнет. В каком-то уголке сердца теперь навсегда останутся укоризна, истлевшая в детских глазах, и ее последние слова: «Это будет очень больно, па… Тебе надо было обернуться раньше…» Бр-р-р.
— Коварные штуковины, — понимающе кивнул Лёвка, внимательно следя за моим лицом. — Что видел?
Я промолчал.
— Сильно ребра болят?
— Терпимо. — Только теперь я обратил внимание на остаточную пульсацию в районе солнечного сплетения.
— Мне пришлось в грудак тебе лупить, чтоб воздух из легких вышибить, — объяснил он. — Иначе бы «мираж» тебя наглушняк извел.
— Дал ты жару, брат, — сердито проговорил Дрой, переламывая пресловутый осколок. — Помнишь хоть что-то?
— Не-а.
— Сорвался ты, но Гост быстро сориентировался и втащил твою тушку обратно. Сначала вроде казалось, будто эта мерзость и не подействовала, ты даже показал Зеленому на пернатого переростка, да так грамотно, словно предугадал следующее движение. Тот вовремя и пальнул из стрелоплюва — больше не из чего было, я ж не успевал перезарядиться. Но через полминуты проняло тебя по полной. Упер осколок в трубу и стал на него насаживаться — неторопливо так, со знанием дела. Давненько я ничего жутче не видел… Еле успел тебя, дурака, под челюсть схватить. И то вон какой осколочек зажевал.
Дрой подмигнул и широко осклабился. Меня слегка отпустило при виде его дебильной ухмылки. Сердце забилось ровнее. Тиски всепроникающего холода наконец разжались.
— Так ты что же, — обратился я к Зеленому, — умудрился из арбалета вожака подстрелить?
— Ага, — гордо выпятил тот нижнюю губу. — Правда, не насмерть, только крыло продырявил. Но он ретировался, а за ним и прихвостни сдристнули.
— Новый вид меж тем, — хмыкнул Гост. Взглянул на Лёвку. — Встречал раньше этого красавца?
— Коракса? Да, видел, — не стал отрицать проводник. — Как раз когда руку сам себе вывихнул.
— Пойдемте уже отсюда, — сказал Зеленый, напуская на себя привычную меланхолию. — Поганое место.
Мы выстроились цепочкой, прикрываясь уцелевшими зеркалами, и осторожно двинулись дальше по трубе. В самом центре изгиба, который не зря показался нам подозрительным, и впрямь было гнездо. Проходя мимо сложенного из веток «тазика», Дрой не выдержал и пнул его ногой, превратив подобие порядка в хаос.
В чем-то я был с ним солидарен, хотя и не разделял привычку выпускать пар при первом желании. Когда мы минули опасную зону, слезли с трубы и припрятали зеркала в щели между плитами возле одной из опорных стоек, Гост остановился передо мной и посмотрел в упор. В его проницательном взгляде, в гумяющих на скулах желваках, в знакомом прищуре таился не озвученный вопрос. — Я видел дочь.
Тихо произнесенные слова прозвучали неоправданно громко в повисшей над поляной тишине. Ветерок снес облачко пара, вылетевшее из фильтра.
Кажется, мне все-таки удалось его удивить, хотя сталкер наверняка готовился к неожиданному ответу. Что ж, здесь не угадаешь. Как там было написано на стенке? Приходи без судьбы? Очень верно подмечено. Выцарапавший эти слова оказался чертовски прав: нечего в Зону со своими потрошками соваться. Сюда нужно приходить пустым.
— У тебя есть дочь? — спросил Гост, прекрасно понимая, что я не стану распространяться на личную тему. Как-то растерянно спросил, риторически.
Я улыбнулся под маской самыми краешками губ. Медленно опустил веки, так же медленно поднял их. И ответил, хотя никто не требовал.
— Нет, — прошептал я еле слышно. — Это был мираж. У меня никого нет.
Глава седьмая
«Федерация»
Беседа не клеилась. После инцидента на улице Миражей решено было сделать привал, чтобы перекусить, перемотать портки и зализать раны. Мы выбрали удобную для временного лагеря площадку рядом с размытой котловиной. С одной стороны местность великолепно простреливалась на добрый километр, а с другой колыхалась глинистая жижа, по которой атаковать решился бы разве что полный кретин. Нас тоже было видно издалека, но места возле Тихой Гавани были непопулярные, поэтому опасаться стоило лишь шальных мутантов или дерзких ходоков-одиночек, но никак не клановых сталкеров или военных патрулей. Даже если за нами и продолжалась погоня, то ребята из подразделения «Пыль» изрядно отстали, и, совершив лихой рейд через колонию «миражей», мы заимели фору часа в два, не меньше. Теперь взять нас нахрапом не удастся. «Пылевики», конечно, могут воспользоваться вертолетами, но вряд ли рискнут ходить здесь на малых высотах: это крайне опасно и, прямо скажем, накладно — можно тоннами керосин жечь, кружа в поисках крохотной группы сталкеров, знающих толк в маскировке.