Как подружиться с розой и лисом 4 страница

Женщина (30 лет), замужем, мать двоих сыновей (Даня семи лет и Алеша пя­ти лет) обратилась с жалобами на трудности в поведении старшего сына, драч­ливость, агрессивность его по отношению к младшему брату и родителям. Со слов матери, мальчик упрям, непослушен. В первом классе школы адаптиру­ется трудно, задания делает неохотно. Особенно трудно дается счет. Периоди­чески возникают заикание, мигательный тик и навязчивое покашливание с вол­нообразным течением. Родился в асфиксии, оценка по шкале Апгар 6/8 баллов. Вес при рождении 4.050. К груди приложен на 7 день. В возрасте трех недель был оставлен медицинской сестрой под УФ-лампой без контроля и получил ожог 2-й степени в области ягодиц. Выписаны домой на 27 день со следами ожога. Грудное кормление до года.

На первом году энцефалопатия, беспокойный сон, частые простудные забо­левания, в 10 мес. перенес отит. Из детских инфекций перенес ветряную оспу, скарлатину.

Со слов матери, с раннего возраста был избыточно подвижным и «труд­ным». В 2 года на улице мальчик мог далеко уйти от нее и не оглядывался. Ес­ли мать догоняла его и брала на руки, возникали аффективные вспышки с кри­ком и плачем.

Когда родился младший брат, Даниле было 2 года и 7 месяцев, он казался испуганным, затем демонстрировал выраженные реакции ревности. Детские уч­реждения начал посещать с 2,5 лет. Привыкал с трудом, плакал, играл один, плохо ел, стал чаще болеть ОРВИ. Негативно относился ко всему новому. Аф­фекты всегда сопровождались вербальной и моторной агрессией вовне. В воз­расте от 3 до 6 лет появились страхи. Боялся оставаться дома один, боялся тем­ноты и «большого кота». Интеллектуальное развитие - по возрасту.

Мать по характеру вспыльчивая, демонстративная. В детские годы жила у ба­бушки с дедушкой, Свою мать видела редко, очень страдала от ее отсутствия, ждала с нетерпением каждой встречи, а при встрече пугалась, потому что та ка­залась ей «вечно занятой и суматошной». Отца практически не знала, в те редкие случаи, когда он приходил в дом, относился к девочке «либо равнодушно, либо брезгливо». Вспоминает, что, когда была маленькой, видела рядом с матерью других мужчин, к которым испытывала сильную ревность. Дед вспоминается, как строгий и вспыльчивый, а бабушка «тихо и спокойно добивалась своего». В под­ростковом возрасте оказалась в семье матери и отчима. Отчим «часто ворчал». По любому незначительному поводу девочку упрекали в неумелости, некрасиво­сти, отсутствии способностей. Замуж вышла в 18 лет. Как потом считала, «чтобы уйти из этого дома и доказать им, что не такая уж я никудышная».

Женщина отмечает, что отношения со старшим сыном трудные, «временами она его ненавидит». При этом к младшему сыну относится с большой нежнос­тью, до такой степени, что сама боится, что он вырастет «женоподобным». От­ношения между братьями конфликтные.

Отец много помогает жене по хозяйству, однако между супругами часто воз­никают конфликты и ссоры.

Большое участие в жизни семьи принимает бабушка со стороны матери. Она активно вмешивается в воспитание детей, пытается «воспитывать» родите­лей и стремится поддерживать зависимое положение дочери.

Мальчик жалоб не предъявляет, но напряжен, насторожен. Фон настроения снижен. В контакт вступает неохотно, на вопросы отвечает односложно. Прояв­ляет вербальную агрессию по отношению к матери. В моменты, когда внимание взрослых направлено на него, часто возникают непроизвольные подергивания мышц лица вокруг рта и мигательный тик.

Психотерапевтическая работа с матерью была направлена на воспоминание вытесненных переживаний детства. В результате были выявлены причины, лежа­щие в основе эмоционального отвержения сына, а также механизмы, запускающие страхи за ребенка и неосознаваемое чувство вины. Мать открыла для себя, что не чувствует, не понимает своих сыновей - их реакции, обиды и стремление защи­щаться от агрессивного окружения. Именно это определило потребность иначе «взглянуть» на собственное детство, которое первоначально воспринималось да­леким, забытым и неважным. Женщина пришла к выводу, что отвергала пережи­вания своих детей так же, как ее мать отвергала ее переживания. Вспомнились со­бытия из раннего детства, касающиеся отношений с отцом, который не замечал в девочке будущую женщину. Кроме того, вспомнился до этого вытесненный эпи­зод сексуального домогательства взрослого мужчины, когда ей было три с поло­виной года, а также первый страх смерти, связанный с давно забытым впечатле­нием от самоубийства соседки, выбросившейся из окна.

Далее появилась возможность соприкоснуться с проблемой своей полоролевой идентичности. Были подробно проанализированы проблемы взаимоотно­шений с сыновьями, супругом и другими мужчинами. Психотерапия матери длилась 19 месяцев, встречи (сессии) проводились по часу один раз в неделю.

В результате у матери повысилась самооценка, появилось положительное эмоциональное принятие образа Я. Исчезли периодически возникающие де­прессивные настроения и суицидные мысли. Женщина сменила работу. Отноше­ния в семье, с ее слов, «перестали быть болезненными». Старший сын стал ме­нее агрессивным, улучшилась его успеваемость в школе, прекратились заикание, тикоидные движения и навязчивости. Что касается младшего сына, то маль­чик получал игровую терапию в группе нашего детского сада и его развитие шло без дальнейших осложнений.

Через три года после обращения мать успешно реализует свои разносто­ронние интересы. Сыновья развиваются в соответствии с возрастными особен­ностями. Кроме того, женщине удалось перестроить отношения со своей мате­рью и «блокировать» активное влияние бабушки на «атмосферу» семьи.

Этот сон повторялся в детстве много раз. Мне даже кажется, что я чувствовал, когда увижу его снова. Становилось жутко и в то же время очень интересно. Хотелось видеть его опять. Как перед захватывающим аттракционом. Снилась комната. Та са­мая, в которой я спая, играл, жил все эти годы. Комната, в кото­рой моя мать меня родила, зелёная железная кровать, на которой я спал всё детство. Во сне я тоже будто на кровати. Светло. Вдруг начинает темнеть. Какая-то сила выталкивает меня вверх... чув­ствую, вижу, как комната стремительно удаляется... остаётся далеко внизу, превращается в маленькую светлую точку... Дыхание перехватывает как при падении... Падаю... вверх!.. Пространство вокруг становится синим, похожим на ночное звёздное небо... по­том оно чернеет... а я всё лечу и лечу... всё дальше и дальше... в темноту и одиночество... Много позже, уже лет в двенадцать, под впечатлением романа «Полёт на Луну» Жюля Верна и запуска первого спутника, видя этот сон, я знал, что улетаю один... в кос­мос... в вечность... И просыпаюсь в ужасе...

В последние два десятилетия в нашей стране вырос интерес к различным формам групповой психотерапии, основанной на ис­пользовании всей совокупности взаимоотношений и взаимодей­ствий внутри группы. Здесь ведущим групповым феноменом стала групповая индукция, тогда как ранее в основном использовались гипноз, аутогенная тренировка и поведенческие методы[28].

Мировая практика показывает, что психотерапия в группе позво­ляет достаточно глубоко погрузиться в переживания, прежде всего — вытесненные, и проиграть их в ситуации «здесь и теперь». При этом наиболее эффективным оказывается взаимодействие с ранними реакциями, которые относятся к возрасту, когда только формируются механизмы эмоционального реагирования и паттер­ны поведения. Кроме того, исследования К. И. Платонова (1957) доказали, что ранние реакции ребенка на события, на близкое и зна­чимое окружение являются наиболее сильными относительно лю­бых подобных впоследствии.

Мы исходили из того, что первичные реакции ребенка — это сиг­нал вовне о неблагополучии, о неудовлетворении жизненно важных потребностей (в тепле, в пище, в защите и т. д.), и из того, что этот механизм закрепляется раньше, чем ребенок научается осознавать свои переживания и давать им словесное выражение.

Этот «неприятный» опыт есть, как правило, следствие различных нарушений в системе отношений маленького ребенка с близким ок­ружением. Вытесненный в область неосознаваемого, этот опыт про­должает работать в теле, а в системе неосознаваемых телесных реак­ций он влияет на формирование всей личности человека.

Предлагаемая техника реконструкции механизмов эмоциональ­ного реагирования у взрослого предоставляет родителю возмож­ность физически (телесно) проиграть в группе и при помощи груп­пы ситуацию из раннего детства так, как если бы это был «актерский этюд». Здесь, как и в актерском этюде, при повторном проигрыва­нии происходит все большее углубление в ситуацию, и, как следст­вие, всплывают переживания раннего детства и телесные (мышеч­ные) реакции, которые были или могли быть на самом деле, но ока­зались вытесненными из сознания.

Еще одна, много лет подробно мной разрабатываемая, ориги­нальная игровая техника представляет собой проективно-реконструктивную групповую игру под условным названием «Полянка»-.

«Полянка»

В своей основе игра сравнима со спонтанным рисованием, толь­ко здесь рисование производится собственным телом в группе и при помощи группы. И там, и здесь есть спонтанное выражение своих представлений. И в том, и в другом случае есть поле, пространство, в котором и на котором происходит действие. Это поле, в прямом и переносном смысле, есть не только фон (среда, предла­гаемые обстоятельства), а объективная реальность, которая опреде­ляет качество межличностных контактов или общения с объектом. Лист бумаги, на который наносится рисунок, есть одновременно и лист бумаги, и пространство, в котором возникает сюжет. В спон­танной игре есть реальное пространство, комната, где проходит об­щение в группе, и есть предлагаемые игрой символические обстоя­тельства, в которых развивается игра. Как рисунок позволяет ана­лизировать и интерпретировать тематику и манеру изображения, его расположение на листе, так и игра позволяет исследовать рас­положение тела и качество проявления себя в реальном и символи­ческом пространствах. Если в рисовании границы определяются размерами листа бумаги, отведенным временем, статичностью раз­ворачиваемого сюжета, то в спонтанной игре границы определяют­ся временем, условиями комнаты и ситуацией в группе.

- Представьте себе, что перед вами зеленая полянка в лесу. Трава. Лето. Светит солнце. Тепло. Вокруг зеленый лес. На этой полянке вы, сидящий в кру­ге, - кто или что? Давайте попробуем выбрать, в кого или во что каждый из нас (включая терапевта), мог бы поиграть, исходя из ситуации «здесь и теперь».

Варианты предполагаемой роли могут быть самыми разными: самого себя в любом возрасте (от раннего детства до глубокой ста­рости), зверя, цветка, ручья, дерева, гриба и т. д. до фантастичес­ких, вроде динозавра, трансформера, шаровой молнии, привиде­ния, землетрясения и т. д.

Каждый участник в круге по очереди заявляет, в кого или во что он будет «превращаться». Каждый следующий слышит, что про себя придумали соседи и с учетом этого имеет возможность «предлагать» себя в той или иной роли. Не только ведущий, а лю­бой участник в круге вправе задать любые вопросы, которые мо­гут максимально конкретизировать выбранную роль. Например:

- Я буду камнем.

- Большой или маленький? Посередине поляны или с краю? Заросший мхом или чистый? На земле или зарыт? Гладкий или с острыми гранями?.. - И т. д.

Конкретизация своей роли (или себя в роли) определяет глуби­ну погружения в обстоятельства игры. Использование этой техни­ки подтверждает выводы К. С. Станиславского о том, что чем по­дробней, чем глубже процесс проникновения в предлагаемые обстоя­тельства, тем легче отзывается тело на проявление переживаний.

После того как все участники «придумали» себе роль, тот, до кого снова дошла очередь, вправе остаться в выбранной роли или изменить первоначальные намерения и превратиться во что угод­но другое в связи с изменяющимися условиями.

- Я буду маленькой девочкой, которая собирает в лесу ягоды и грибы.

- А я буду голодным волком, - говорит следующий участник. И когда оче­редь снова доходит до участницы (или участника), которая решила быть ма­ленькой девочкой, она может остаться в этой роли, но может и изменить усло­вия своего пребывания на поляне («сижу в автомобиле и надеюсь, что волк мне не опасен» и т. д.), либо превратиться во что-нибудь иное.

Так длится до тех пор, пока все участники не удовлетворятся своей выбранной ролью. Ни в коем случае не следует ни торопить­ся, ни навязывать вариант предполагаемой роли. Если кто-нибудь заявляет, что не знает, во что «превратиться», у него есть право про­пустить круг и выбрать свой «жизненный путь», когда очередь опять до него дойдет.

Иногда участники за два-три круга утверждаются в придуман­ной роли, иногда это происходит после многократных «превраще­ний». Это связано с конкретной ситуацией в группе и со складыва­ющейся системой отношений. Как правило, в этом «выборе» ро­лей участники заново проходят все стадии групповой динамики. Часто бывает, что все уже договорились, а двое, трое продолжают «превращения», а потом, на очередном витке, все снова начинают менять свои роли. В конце концов, наступает момент, когда роли устраивают всех, и наступает второй этап игры. Игра проходит со­вершенно спонтанно, и каждый участник самостоятельно выбира­ет линию поведения и меру своего участия. Одним из немногих не­пременных условий является верность выбранной роли и непри­менение физического насилия по отношению к партнерам, если оно выходит за рамки игровой (символической) условности. Длительность игры зависит от настроения в группе, от темперамента и фантазии участников, от групповой динамики. И момент окон­чания игры может не быть строго определенным. По договоренно­сти он может быть обусловлен, к примеру, неким внешним сигна­лом: боем часов, звуком будильника или так же заранее оговорен­ным правом любого участника тем или иным способом остановить игру. Так проходит любая детская сюжетно-ролевая игра. И то, что для одних может быть «окончанием», для других может быть толь­ко разгаром событий. Что ж? Всегда остается возможность обсу­дить, что осталось недоигранным, недореализованным, недореагированным... И/или продолжить в другой раз.

Обсуждение после игры предполагает вопросы участникам:

- Вам было интересно? Так ли вы представляли себя в игре? Вы довольны выбранной вами и «прожитой» в игре ролью? Насколько неожиданным по отно­шению к вам было поведение остальных членов группы? Удалось ли вам повли­ять на происходящие события? Или они остались в стороне от вас? Какие пере­живания вы испытывали?.. - И т. д.

При этом ни в коем случае не следует давать участникам игры никаких оценок.

В другом сеансе вместо «Полянки* может быть предложен ва­риант игры, который условно называется «Пустыня». Здесь, в от­личие от зеленой полянки в лесу, стартовая ситуация предстает неуютной и опасной. Вязкий и подвижный (агрессивный) песок и небо. Ветер и бесконечное пространство. И так же, по очереди, каждый сидящий в круге придумывает свою модель существова­ния в этих условиях.

Еще один вариант называется «Море». Изначальная ситуация еще более неуютна. Могут быть другие. Например, космос, малень­кий необитаемый остров в океане, микромир, грязный подвал, клад­бище ночью или что-нибудь еще более неожиданное, предложенное и оговоренное участниками группы по законам спонтанной сюжетно-ролевой игры.

Многолетний опыт использования этой игры в разных городах и странах, а также в различных по возрасту (от пяти до пятидесяти пяти лет) н по составу группах позволяет говорить о ее высокой эффективности. На различных этапах развития группы происхо­дит разное восприятие игры. В первой фазе групповой динамики (фаза ориентации) это возможность глубже узнать друг друга и со­прикоснуться со своей проблемой, а также получить в игровой си­туации обратную связь. В фазе агрессии и напряжения это возмож­ность отреагировать межличностные и внутриличностные кон­фликты. В фазе структурирования социальных ролей (третья фаза групповой динамики) это обыгрывание способов и моделей конст­руктивного (или неконструктивного) взаимодействия. И на любой стадии это техника, позволяющая использовать живое тело, теле­сное взаимодействие как инструмент психодрамы, психодиагнос­тики и психотерапии.

Мне было два с половиной месяца, когда не стало отца. Его об­раз для меня существует только на фотографиях и в представле­нии по рассказам матери и родных. Это всегда было больно, но в этом не было «потери» как таковой. Его для меня уже не бы­ло. А в семь лет я узнал, что такое потеря матери. Нет, это бы­ла не моя мать. Дело в том, что я в этом возрасте часто спал с ба­бушкой. Я любил спать с бабушкой или с мамой. Чувствовать за­щищённость, тепло, дыхание и близость родного тела. Любил положить сверху свои ноги и спать в обнимку. Бабушка была уже старенькая, я слышал разговоры о близком уходе, но, конечно, не по­нимал, куда. В ночь на третье сентября 1953 года я тоже спал с ба­бушкой. Крепко спал. Число очень хорошо запомнилось, потому что это был день рождения моего старшего брата, который по этому случаю был отпущен в увольнение из военно-морского училища. Я не слышал, что произошло ночью, как меня, спящего, перенесли и уло­жили на кровать в другой комнате. А проснулся я рано утром от крика. Мне он показался и страшным, и родным. Это рыдала моя мать. Кричала навзрыд моя мама, волевая и сильная женщина. А мы, её дети и все, кто был дома, терпеливо ждали. Хотелось пой­ти в туалет, хотелось есть, хотелось, чтобы мама вышла, приго­товила завтрак и чтобы всё пошло по-прежнему. В конце концов так и произошло. Мы позавтракали, взрослые стали заниматься взрослыми заботами, а я взял свой деревянный грузовик и стал иг­рать с кошкой. Наша серая Пушка, которая очень любила бабушку, смотрела мне в глаза, будто спрашивала, что случилось, и по­корно ложилась в кузов автомобиля. Это было поразительно, по­тому что я много раз до этого пытался покатать её на этой игру­шечной машине, но у меня ничего не получалась: гордая кошка кате­горически отказывалась играть со мной в эту игру и отчаянно царапалась и кусалась. А в это утро она с жалобным мурлыканьем подошла, сама забралась в кузов, где ей, конечно, было тесно, и, свернувшись в клубок, терпеливо лежала, пока я вёз её по кварти­ре. Я был ей очень благодарен за это. Так мы делили с ней наше об­щее горе. Я катал кошку и только начинал чувствовать, как изме­нилась жизнь. Я понимал, что взрослым сейчас совсем не до меня. До меня было только кошке, с которой мы не расставались целый день. И спал в следующую ночь я с кошкой... И всю жизнь помню ма­ску горя на лице моей матери, потерявшей в ту ночь ту, которая дала жизнь ей самой.

Здесь описана модель психологической помощи детям на ран­нем этапе развития личности в условиях дошкольного учебно-воспитательного учреждения, где ребенок не отрывается от среды обитания и от значимого окружения.

В этой связи в условиях детского дошкольного учреждения были разработаны и опробованы:

1. Оригинальные методы игрового взаимодействия с группа­ми детей, которые включали в себя:

• спонтанные игры;

• игры-упражнения;

• различные рисовальные техники.

2. Различные оригинальные техники и методы индивидуальной и групповой работы с родителями и близким окружением ребенка.

Глава III