Глава 2 ритуал: сакральный и дьявольский 2 страница

Хорошие моряки во время жизненного «шторма» пользуются своим «Я», чтобы узнать, в каких случаях полезно использовать свою маскулинность, а в каких - свою фемининность. Они закаляют свое Эго, и оно становится вполне сильным, чтобы справляться с порывами ветра и волн. Такое Эго может быть достаточно сильным, если его поддерживает мудрость тела, послания которого имеют прямую связь с инстинктами. В отсутствие такого взаимодействия между телом и духом дух всегда остается закрепощенным. В любой момент, когда у него появляется возможность воспарить, возникает страх и пропадает доверие, ибо оно не может найти опоры в своей инстинктивной основе даже для того, чтобы выжить. В отсутствие основы тело ощущается как враг. Как лодку, лишенную руля, которую постепенно, кругами, затягивает водоворот, моряка может поглотить воронка оцепенения и ужаса. С другой стороны, если дух и тело находятся в гармонии между собой, тогда одно дополняет другое своей особой, специфичной мудростью.

Мы живем в эпоху технократии, которая «убеждена» в полном совершенстве компьютера. Люди стремятся быть похожими на богов, которым они поклоняются, но, к счастью, наша агония не позволяет нам стать совершенными роботами. Как бы упорно мы ни пытались искоренить природу, она все равно на нас воздействует через свою систему ценностей и болезненную цену своего разрушения. Столкнувшись с ядерными силами, с угрозой саморазрушения, мы пытаемся воссоединиться со своими глубинными истоками, с которыми уже давным-давно утратили контакт, в надежде получить подпитку из этих глубин, способную как-то уравновесить стерильность совершенной машины. У большинства из нас нет никакой модели жизни. Хотя мы могли любить свой дом и свою семью, нам следует быть безжалостно честными при оценке своего наследства.

В большинстве случаев матери нас любили и делали все, что могли, пытаясь заложить в нас прочную основу для хорошей жизни. Из поколения в поколение матери делали одно и то же, но существует непреложный факт: большинство современных людей -и мужчин, и женщин - не имеют прочного ядра, которое позволяло бы им продвигаться в жизни. Многие из наших матерей и бабушек были дочерьми сторонниц равноправия, которые уже прокладывали путь к новой социальной роли женщины. Одни из них страстно желали быть мужчинами. Другие вступали в такой тесный контакт со своей внутренней маскулинностью, что создавали у себя дома иерархию маскулинных ценностей, отдавая предпочтение порядку, идеалам, ориентированным на достижение цели и успеха - того самого успеха, которого, по их ощущениям, не удалось достичь им самим. Их дети с молоком матери впитали желчь их разочарования.

Не имея связи со своей фемининностью, их матери не могли передать им свое наслаждение жизнью, свою веру в бытие, свое доверие к такой жизни, которой жили они сами. Приученные к тому, что в жизни нужно всего добиваться и действовать максимально эффективно, они не могли позволить себе просто жить. Они не могли позволить себе спонтанных реакций на неожиданные события. А так как их дети тоже иногда получались «случайно», то малышам приходилось трижды выражать протест, прежде чем их удавалось уложить в колыбель. Этих детей не ждали не только как новых личностей, но и как обладателей иных темпераментов, ибо их мысли и чувства не соответствовали родительским проекциям и ожиданиям того, какие у них должны были быть мысли и чувства. При таком отношении к жизни нет места для установки, что жизнь следует прожить такой, какая она есть, и нет такого места, где каждый из родителей и сам ребенок мог бы расслабиться и по-настоящему ощутить: «Я существую». А это значит, что ребенок живет с развивающимся чувством вины, так как воплощает разочарование матери больше в самой себе, чем в нем. Ребенок растет, пытаясь оправдать собственное существование, которое в психической реальности никогда не получало одобрения.

Там, где мать не получает ощущения комфорта от своего тела, она не может ни наслаждаться отношениями со своим еще не родившимся ребенком, ни ощущать торжество при его появлении на свет, ни проявлять заботу, нежность и ласку в долгие часы кормления грудью. В своей книге «Загадочный ребенок» Хилтон Пирс приводит серьезный аргумент в пользу этой основы, которая на определенной стадии развития существует у каждого из нас. О первооснове, материнском чреве, он говорит так:

«Если материнское тело во время беременности выделяет огромное количество адреналина из-за хронической тревоги, страха или плохого обращения, находящийся в чреве ребенок автоматически впитывает эти продукты стресса; они проникают через плаценту. Этот ребенок подвергается постоянному воздействию тревожности, похожей на постоянное телесное напряжение... Оказавшись в плену у этого напряжения еще в материнской утробе, ребенок не может развиваться интеллектуально или сформировать связь с матерью при подготовке к родам»7 (Joseph Chilton Pearce, Magical Child, p. 22).

Автор продолжает развивать свою мысль:

«Если начальная стадия (первооснова) сформирована не полностью или недостаточно, то сформировать следующую стадию становится вдвойне трудно. Только-только зарождающаяся жизнь все больше и больше подвергается опасности, ибо изменения стадий развития должны проходить автоматически»8 (Ibid).

Пирс критически оценивает технологию акушерской помощи в родильных домах. Согласно его описанию, можно лишь удивляться тому, что дети вообще выживают. Кроме того, следует задуматься, сколько младенцев постоянно получают серьезные травмы, которые скрывает современная медицина. Самый первый переход из одного мира в другой несомненно оставляет неизгладимый след в детской психике. Пирс говорит:

«...Это как бомба с часовым механизмом, за которую ни одна из криминальных группировок не хочет брать на себя ответственность, ибо взрыв происходит при медленном расплавлении взрывателя спустя несколько лет. И этот взрыв создает такой повсеместный и разнообразный хаос, что лишь очень немногие люди обеспокоены тем, чтобы разобраться в причине и узнать, кто поджег фитиль»9 (Ibid., p. 46).

Младенец медленно появляется из материнского тела, но он

«...может выйти полностью и без осложнений лишь в той мере, в которой мать является для него безусловно безопасным местом, к которому он может всегда вернуться и получить поддержку. Только если младенец знает, что заложенная в нем материнская первооснова сохранится, лишь тогда этот младенец станет развиваться в энергичного и здорового ребенка, сохранившего доверие... Родная мать остается первоосновой, даже когда мы от нее отдаляемся, чтобы двигаться к другим стадиям развития, совершенного иного масштаба... Независимо от степени абстракции наших чисто умозрительных исследований и созданной нами реальности, психика берет для них энергию из мозга, который, в свою очередь, получает энергию из тела, питающегося энергией, взятой из земной основы... Таким образом, у нас есть только две основы: физиологическая, развившаяся из утробы матери, земли и физического тела, и абстрактная - основа мышления, развившаяся из разных отношений и способности к взаимодействию»10 (Ibid., pp. 24-25).

Ясно, что согласно системе Пирса, эти самые первоосновы, которые должны дать нам веру в себя и в жизнь, у большинства из нас отсутствуют или присутствуют лишь частично. Крайняя форма, в которой неосознанная фемининность стремится к маскулинным идеалам, чуждым ее природе, может привести к именно тому, что выразил Шекспир в своей трагедии «Макбет».

В первом акте Макбет признает силу своего воображения. Он очень хорошо видит кинжал, который вызовет у него искушение и приведет к гибели. Он тщательно взвешивает моральную выгоду, которая заключается в убийстве своего короля и гибели собственной души, если он пойдет на поводу у своих амбиций. Он принимает решение: «Не будем это дело продолжать»* (Здесь и далее цитируется перевод Сергея Соловьева).

Но леди Макбет думает совершенно иначе. Она одержима стремлением получить королевскую власть. Чтобы достичь этой цели, она предает свою женскую природу («...духи, измените мой женский пол и от главы до пят меня жестокой злобой напоите»), и в одном из самых мрачных монологов из всех, которые написал Шекспир, она отдает свою душу «духам смертельных мыслей». Так, вместо выполнения своей женской роли по отношению к своему мужчине -то есть вместо того чтобы помогать ему сохранять контакт со своими чувственными ценностями, она насмехается над его маскулинным Эго и указывает ему направление, двигаясь в котором, он отдаляется от себя, от нее и, по существу, от всей космической сферы. Замкнувшись на своих идеях и проекциях, они утратили близкую связь, которая позволяла им оставаться людьми.

Изначально генерал Макбет и леди Макбет в общении между собой проявляют ласку и нежность: «Великий Гламис, Достойный Кавдор, больший их обоих! - О, дорогая...» Но по мере того, как у каждого из них начинают преобладать мысли о королевской власти, они теряют друг друга. В ключевой момент принятия решения она бросает вызов его мужеству: «Боишься ты на деле храбрым быть, каким желаешь?» Если бы чувственная функция леди Макбет в тот момент действовала, если бы она находилась в контакте со своей душой и своим сердцем, может быть, она обратилась бы к себе и прошептала: «Чего ты боишься?» И результат был бы совсем иным. Последний известный нам образ леди Макбет - женщина в ночном платье, находясь в состоянии транса, направляется к спальне, которую когда-то делила со своим мужем, шарит рукой в пустоте в поисках руки, которую она когда-то любила, и кричит: «В постель, в постель». Ее глаза открыты, но заперты ее чувства. Огарок свечи мог бы и погаснуть. У нее родился ложный образ. Она могла бы стать великим королем Шотландии, но у нее не хватило воображения, чтобы признать: ее муж не может стать королем. Ее маскулинность выжгла ее фемининность, и в этом заключается фатальная ошибка многих женщин. Ибо если это случается, жизнь неизбежно становится сказкой

В устах глупца, где много всяких фраз, Но смысла нет п (Shakespeare, Macbeth, act 5, scene 5, lines 26-28).

Маскулинность, если она порывает связь с фемининностью и живет собственной автономной жизнью, создает ложное представление о Королевской Власти - о власти ради власти, низводя Королевскую Власть до ужасной пародии на реальность. Таким образом, когда маскулинность леди Макбет подчинила себе ее фемининность, Макбет встречает ее уже не как «мою дорогую», а как трехглавую ведьму, во власти которой он оказался.

Шекспир снова и снова исследует тему разрушения истинной Королевской Власти, всегда изображая женщину, которая отрицает свою истинную сущность, как только начинает манипулировать маскулинными ценностями, интригуя в борьбе за власть, совершенно не свойственную ее женской идентичности.

Хотя очевидно, что среди так называемых эмансипированных женщин все больше встречается таких леди Макбет, появилась и ответная реакция на них. Многие женщины уже отказываются пребывать в роли леди Макбет. Они не желают находиться в плену «устойчивого запаха ада», вступать в борьбу за Королевскую Власть, которая ведет к сумасшествию. Они отказываются толкать своих мужчин в этом направлении и сопротивляются сами, когда их тащат. Сознательно или бессознательно, они знают, что «все ароматы Аравии не перебьют аромата этой маленькой руки», которая убила сама себя.

Совершившееся убийство - это, по существу, убийство Великой Матери, воплощения внутренней жизни психики в мире укрепляющих дух символов. Как отмечал Юнг, мы так заняты разной внешней деятельностью и достижением каких-то внешних целей, что утратили связь со своей внутренней жизнью, которая придает смысл символам, и наоборот - с символами, которые придают смысл жизни. В любую другую эпоху не было такого разрыва между внешней и внутренней реальностью, первоосновой которой является Великая Мать. Никогда раньше мы не были так ото-рваны от природной мудрости и мудрости собственных инстинктов. Литературный мир от Элиота до Беккета жаждет воды и пищи; мир изобразительного искусства дает картину широкого разнообразия изъянов человеческой плоти: от страдающих анорексией скелетов Джиакометти до тучных буржуа Ботеро.

Леди Макбет - это богиня, находящаяся в центре нашей застойной культуры. Но мы не называем ее так. Мы даже не знаем, что она там есть. Как и она, мы ходим в полусне с открытыми глазами и запертыми чувствами. Леди Макбет является такой крайностью среди разных воплощений Великой Матери, которая могла бы «размозжить череп своему младенцу» и пожертвовать любовью во имя власти. Ее не следует путать с Черной Мадонной из христианской мифологии (о ней будет сказано несколько позже), которая живет в нашей темной, жуткой, инстинктивной природе и может облегчить наше отчаяние, если ей представится такой случай. При ее содействии может родиться божественный младенец. Но от леди Макбет не исходит ничего божественного. В ней нет любви и нет никакой возрождающей силы, ибо она оторвала себя от своих женских инстинктов, а потому ее так называемая «любовь» больше разлучает, чем соединяет. Это ее голос скулит: «Как сможешь это сделать для меня?»

Конечно, леди Макбет не ведает, что творит. А потому не ведает и никто из тех, кто ей поклоняется. Некоторые из сладчайших, добрейших и самых угодливых ведьм сосут любовь-жизнь из тех, кого они «любят». Они не в состоянии понять, что их дети не могут есть пищу, которую они так тщательно приготовили. Только узнав ее и назвав ее настоящее имя, мы можем восстановить свою внутреннюю энергию, которая постепенно истощается. Она по-прежнему бродит в полусне среди нас; по-прежнему совершенно бессознательно ложится в постель и в ее снах прорывается агония ее фемининности. Именно ее стремление к власти кастрирует мужчин и убивает женскую близость. Эта богиня находится в центре многих пристрастий и зависимостей. Мы не можем от нее освободиться, не избавившись от шор, которые мешают нам увидеть ее и разглядеть соблазнительное очарование колдуньи.

В своей клинической практике я наблюдала это жестокое сражение между внешней и внутренней реальностью, между маскулинностью и фемининностью, между действием и бытием, между сознанием и бессознательным - в моих пациентках, страдающих ожирением и анорексией- Большинство из них получили образование в колледже. Это были чувственные, деятельные женщины, которые добросовестно учились, чтобы получить хороший диплом. А чувствительность заставляла их воспринимать обычную жизнь как отвратительную, серую и грубую. Зависимость от маскулинности расщепляет их фемининность на белую и черную части. С одной стороны, такая женщина - хорошая мать, ласковая, заботливая, способная проявлять безусловную любовь; с другой -безжалостная, ревнивая, безразличная, похотливая шлюха. Их чувства к собственной матери обычно амбивалентны: в них присутствует и бессознательная идентификация с ее маскулинно-ориентированными идеалами и/или полное их отвержение, и бессознательная идентификация с заботливой матерью и прицепившейся к ней дочерью. И вместе с тем полное отвержение обеих этих ролей. Часто в основе их личности лежит именно такая двойственность и противоречивость чувств: с одной стороны, кажется, что они цепляются за жизнь, с другой - что они систематически себя губят. Начиная осознавать эту двойственность, они тщательно прячут подлинный внутренний конфликт за маской пассивности и молчания.

Таких женщин обвиняют в лицемерии, истеричности и буйном поведении. В какой-то мере эти обвинения обоснованны, но, посмотрев глубже, можно обнаружить их причину. Эти женщины лишены ощущения протянутых к ним рук, готовых поддержать их во время жизненных кризисов; так проявляется отсутствие материнской первоосновы. Отлучение от матери вызывает их агрессивные попытки удержаться за жизнь; на какое-то время им это удается, а затем они снова погружаются в летаргический сон забвения. Для них характерна максимальная осторожность, ибо они не чувствуют повседневную жизнь. Такие девушки ищут себе мужей, которые бы ежедневно их холили и лелеяли, а потому в браке они могут снова скрыться в тот самый материнский паттерн, с которым не хотели иметь ничего общего.

Полные и страдающие анорексией женщины борются за осознание себя через отношение к еде - принимая или отвергая пищу. В нашей культуре пища является катализатором практически всех эмоций - как позитивных (любви, радости, принятия), так и негативных (вины, угодливости, боязни быть отвергнутой). Еде и качеству еды уделяется основное внимание на каждом празднике. Разделить трапезу - значит участвовать в празднике жизни; отвергнуть ее — значит оказаться на ее обочине.

Постепенно я стала видеть в комплексе отношения к еде невроз, который побуждает умную женщину к самоосознанию. Это значит, что исходя из его цели, комплекс отношения к еде следует считать позитивным. Конечно, сознанию может не хватить терпения, но это уже другая проблема. Она начинается с того, что внешне выглядит как проблема веса; если внутренний конфликт не достиг сознания, он принимает психосоматическую форму. Полнота в нашей культуре - это табу, поэтому невроз бьет туда, где он может причинить максимальную боль - в ядро женского сознания. Полная девочка не играет с подругами, она не может есть простую пищу, ее не приглашают на подростковые вечеринки, она не может носить джинсы, она сексуально непривлекательна. Короче говоря, в нашем обществе она - не женщина, и никто не осознает этого так, как осознает она. Уединение толкает ее в свой внутренний мир, в котором фантазии компенсируют ее непрожитую жизнь, и персонажи ее воображения постепенно наполняются нуминозной энергией. Запрещенное становится почитаемым и вместе с тем опасным объектом.

Если не осознается бессознательное влечение к еде, которое включает в себя отношение девочки к своей матери, оно вызывает пагубное отыгрывание. Если же оно достигает осознания, появляется возможность его творческой проработки. Осознание требует признать разницу между видимостью и реальностью, определяющую амбивалентное отношение девочки к матери. С одной стороны, она признает все, что дала ей мать; с другой - ощущает негативное отношение к ней, скрытое за тем, что та ей дала, особенно она отвергает мать как личность.

Женщины, с которыми я работала и о которых рассказала в этой книге, достаточно хорошо осознавали разницу между видимостью и реальностью. Они боролись со своими амбивалентными чувствами в процессе анализа, который продолжался от одного года до трех лет. Их внешняя деятельность была достаточно эффективной; многие из них занимали высокие должности. Они имели некоторое представление о матриархальной психодинамике, скрытой за комплексом отношения к еде. Они стремились обрести ложную матриархальную систему ценностей леди Макбет, в которой на их фемининность воздействовала маскулинная система ценностей. А бессознательное правомерно отказывалось эти ценности принимать, как их тело отказывалось ассимилировать пищу. Чем дольше они были жертвами этой ложной системы ценностей, тем больше осознавали, что при всей очевидности внешних достижении их жизнь постепенно становится «полной звучания и бессмысленной ярости».

Молодые женщины часто приходят на анализ, чтобы избавиться от лишнего веса, а более зрелые женщины признают, что нужно найти скрытые причины и прийти к согласию со своими осознанными ценностями и установками. Эти женщины оказались в плену у своего ложного представления о Королевской Власти, присущего женщинам, одержимым страстью, не соответствующей их природе. Их задача заключается в том, чтобы избавиться от этой пагубной для них страсти. Еда воплощает в себе ложные ценности, которые их тело отказывается ассимилировать, и тогда возникают аллергические реакции, избыточная полнота или даже рвотный рефлекс, исторгающий обратно поглощенный яд. Бессознательное тело и тем более сознающее тело не будет терпеть негативную мать.

Хотелось бы отметить, что эта книга - ни в коем случае не приговор ни матерям, ни отцам. Она написана о том, как узнать врага и как его назвать, чтобы творчески противостоять ему. Разумеется, дети должны распознавать и свои негативные, и свои позитивные чувства по отношению к родителям, но большинство из нас на какой-то стадии анализа осознает, что наши родители были даже в худшем положении по сравнению с нами. Многие из них знали, что оказались в плену, но не смогли найти возможность из него освободиться. Грехи одного поколения передаются следующему; это обычная ситуация, и дети страдают ровно настолько, насколько их родители остаются бессознательными. Задача зрелого человека заключается именно в том, чтобы отличать инфантильные образы от реальных родителей, чтобы отделить все полезное из унаследованного ими от пагубного - и простить.

Творческая цель невроза заключается в том, чтобы привести женщину к конфронтации с негативной матерью, находящейся у нее внутри, которую естественно отвергает ее женское тело. Негативная мать - это чуждый элемент; она не своя. Негативная мать принадлежит ей не больше, чем два фунта шоколада, которые она съела перед сном. Ее тело требует, чтобы она отделила себя от матери и смогла для себя открыть, что она собой представляет как зрелая женщина. Задачу, которую не удалось решить ее матери, приходится решать ей самой. Это и есть новое сознание, громадный скачок, исцеление своей личности, которое она призвана воплотить в жизнь.

Однажды я сидела перед зеркалом,

И вызывала чистый образ

Не радости и удовольствия,

Которые появились там сначала, -

А образ женщины, дикой,

С совсем не женским отчаянием.

Ее волосы были откинуты назад по обе стороны

Лица, лишенного привлекательности.

Теперь уже не существовало зависти, чтобы скрывать

То, во что никто и никогда на земле не мог поверить.

Это был терновый венец

Мучительного незаслуженного несчастья.

Ее губы открыты - но ни звука

Не раздается из двух разделившихся красных извилин.

Какой бы она ни была, эта скрытая рана

Тихо кровоточит.

Ни звука облегчения не слышится из ее безмолвной клятвы,

У нее пропал голос, чтобы выразить вслух свой смертельный страх.

И в ее мерцающих глазах сияло

Умирающее пламя желания жить,

Прошло искусственное сумасшествие, вызванное надеждами,

Сгорев в скачущих вспышках пламени

Ревности, свирепой мести

И силы, не способной ни изменить, ни порвать.

Следы тени в зеркале,

Освободите же кристальную поверхность!

Уйдите - как уходят все ясные видения —

И больше не возвращайтесь, чтобы стать

Духом, целый час отвлекающим мое внимание,

Шепчущим мне на ухо: «Я - это она!»

Мэри Элизабет Колридж. Другая сторона зеркала

Две недели как мертв Флеб-финикиец,

Забыл он крик чаек, песнь ветерка,

Барыши и убытки.

Теченье у дна

Глодало его молча.

Пока

Не вошел он, минуя старость

И юность, в водоворот.

Почти,

Ты, стоящий у штурвала, иудей или эллин,

Почти Флеба, был он красив и строен, как ты почти.

Т.С. Элиот. «Смерть от воды». Бесплодная земля

Глава 2 Ритуал: сакральный и дьявольский

Во все эпохи, предшествующие нашей, люди верили в богов в том или ином обличье. Только чрезвычайное оскудение символизма могло помочь нам снова открыть богов в качестве психических факторов, то есть архетипов.

К.Г. Юнг. Архетипы бессознательного

Если мы зададимся вопросом, почему нашими оральными зависимостями пропитана вся современная западная культура, то даже сам вопрос поможет нам открыть глаза не только на нашу «священную корову», но и на «темного ангела», с которым мы вынуждены бороться. Согласно последней статистике *(Речь идет о 70-х годах XX века. - Прим. Перев)., лишний вес имеют около 30% американцев, у 40% американок избыточный вес достигает двадцати фунтов и более12 (Paul В. Beeson and Walsh McDermott, Textbook of Medicine, p. 1375.), а 7% канадских женщин студенческого возраста для контроля над своим весом провоцируют рвоту13 (Toronto Star, Aug. 10, 1981 (quoting study at Clarke Institute, of Psychiatry, Toronto).. Радикально изменяются пол, возраст и социальная группа населения, страдающего анорексией, но с помощью строгих диагностических критериев удалось узнать, что 7% «образцовых» студентов страдают от anorexia nervosa14 (David M. Garner and Paul E. Garfinkel, «Socio-cultural Factors in the Development of Anorexia Nervosa», Psychological Medicine, vol. 10, 1980, p. 652.). Почему же в самом центре нашего общества появилась такая полость?

В одном из телеинтервью Леонард Бернстайн, комментируя возрастание популярности музыки Малера среди молодых людей, сказал, что не видит в этом ничего особенного, ибо в каждой ноте Малера существует буквально все. По его мнению, молодые люди могут это чувствовать, ибо они фактически постоянно сталкиваются с концом света, а потому могут полностью отдаться этой изумительной музыке.

Ощущение близости конца света отчасти объясняет, почему навязчивая одержимость, особенно связанная с отношением к телу, так упорно констеллируется в западной культуре. В каждом выпуске новостей мы сталкиваемся с гибелью и разрушениями: войнами, авиакатастрофами, насилием и убийствами. Из книг, спектаклей, кинофильмов - со всех сторон - на нас обрушивается пропаганда возможности неминуемой смерти. Одновременно происходит разрушение структур, которые некогда давали нам поддержку: круг семьи, сообщество, церковь. Ритуалы, когда-то служившие основой бытия, теперь утратили свое содержание, а четки носят в основном для украшения. Люди, страдающие навязчивым страхом перед неминуемой гибелью, просто боятся жить. Зачастую обладая повышенной интуицией, они не ощущают реальность здесь-и-теперь и не могут вступить с ней в контакт. Тогда заменой этой реальности для них становятся мечты о том, кем они могли бы стать или должны были стать в будущем. Эта брешь между мечтой и реальностью часто заполняется навязчивой одержимостью.

Более того, эра технократии вынудила нас вести жизнь, совсем не связанную с нашими инстинктами. Мы забыли о том, как прислушиваться к своему телу; от всех болезней мы лечимся таблетками; мы можем иметь кишечный катетер или искусственный желудок. Мы можем обратиться к медицине, даже не узнав от своего тела, о чем оно пытается нам сказать. Подвергая себя опасности, мы полагаем, что самой по себе мудрости не существует, и пытаемся вылечить свои физические болезни, не внося соответствующих психологических корректив. Мы можем добиться временного успеха, но наше тело будет продолжать жить своей жизнью, и тогда скоро появится другой симптом, чтобы привлечь наше внимание к какой-то серьезной проблеме.

Если мы перестанем обращать внимание на эти слабые симптомы, в конечном счете тело нам отомстит. Будучи частью своей культуры, мы не соприкасаемся со своими инстинктивными корнями, и родители относятся к детям так, словно они тоже являются машинами, а не людьми, которым присущи и чувства, и страхи. Если так (сознательно или бессознательно) относиться к ребенку, он, в свою очередь, станет таким же образом относиться к себе, и из поколения в поколение болезнь будет только углубляться, пока в семье не найдется человек, который обладает достаточным сознанием, чтобы ее остановить.

Например, если мать, глядя в зеркало, видит свое тело не как свое «Я», а как некий полуфабрикат произведения искусства, которому можно придать ту форму, которую ей захочется, то у ее дочери развивается хорошо известная установка: «Свет мой, зеркальце, скажи... я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?» Ее тело может стать произведением искусства в той мере, в которой она отказывается видеть в себе человеческое создание. Это тело она не получила в наследство. Таким образом, в ней развивается раздирающее внутреннее противоречие: внешне она выглядит как юная девушка - обаятельная, уступчивая, пассивная, с детским голосом, но все, что исходит из этого миленького ротика, убивает. Будучи такой «невинной», она не осознает, что, по большому счету, в ней живет убийца. Следующее высказывание является типичным для двадцатилетней женщины, страдающей анорексией:

«Что я могу извлечь из этого ящика? Я везде таскаю свое тело, словно огромный, совершенно посторонний предмет. Я так боюсь заболеть раком, еще я боюсь войны, института и того, что обо мне подумают люди. Сейчас я так расстроена, что моя голова готова развалиться на части, и так напугана, что потолстею, что тогда для меня наступит конец света и я превращусь в ничто. Я не здесь и совершенно точно я не там. Чем я занимаюсь? Я продолжаю устанавливать для себя стандарты, и у меня просто это не получается. Я ничего не могу поделать. НИЧЕГО. НИЧЕГО. Злая, грязная, жирная неряха!»

На изобилие окружающего мира она реагирует отчуждением. Она ненавидит все лишнее. Ее патриархальная система ценностей основана на Власти Красоты. Чистота и Свет заставляют ее ощущать глубочайшую враждебность к своему «грязному» телу, которое она сократила бы до «минимума» или даже до «эфемерного» произведения искусства, в котором объекта просто не существует. Ни одно общество не может предложить образ Великой Матери, достойный подражания, который помог бы ей соединить два края пропасти между ее «Я» и ее фемининностью. Этот архетип еще не успел констеллироваться. Не имея материнской первоосновы, она одиноко блуждает в дебрях своего ужаса, съеживаясь от окружающего ее хаоса новой жизни и цепенея от мыслей о прошлом. Для нее жизнь - это не проблема. Единственная ее цель заключается в том, чтобы превратить объект, который отражается в зеркале, в произведение искусства, принимаемое и одобряемое всеми, в ту социальную систему ценностей, которую, по иронии судьбы, она ненавидит.

Одиночество - это ключевой компонент и синдромов навязчивой одержимости, и всего современного общества. Люди, которые действительно страдают неврозом навязчивой одержимости, совершают свои ритуалы в одиночестве. Вот цитата из личного журнала другой молодой женщины, страдающей анорексией: