Первое правило: рынок — впереди

Осознанно или неосознанно, но движения цен отражают не про­шлое, а будущее. Когда приближающиеся события отбрасывают свою тень впереди себя, эта тень падает на Нью-Йоркскую Фон­довую биржу.

В. П. Гамильтон

Любой торгующий на фондовых рынках какое-то время когда-нибудь заметит, что аналитики, экономисты, консультанты по инвестициям и журналисты, от которых ожидают предсказаний о будущем поведения рынка, как правило, отстают от него, де­монстрируя свою беспомощность со всеми своими новостями, анализами и прогнозами, которые не более чем посмертные за­мечания по поводу того, что рынок уже давным-давно проделал. Другими словами, рынок идет всегда впереди новостей.

В своей книге Das ist die Borse биржевой спекулянт Костолани определяет этот феномен следующим образом:

В основном не новости создают цены, а цены создают новости. Это касается и Парижа, и Лондона, и Нью-Йорка. После закры­тия дневной торговли каждый начинает искать аргументы для объяснения произошедшего ценового отклонения или измене­ния тренда, и этими аргументами становятся те, о которых два часа назад мы даже не имели представления.

Одно объяснение, возможно, заключается в том, что никто не лю­бит людей, приносящих плохие новости, и прогнозы при поднима­ющемся рынке, на котором все счастливы. Эти новости совсем не то, что хотят услышать люди. Когда они их слышат, то не верят им. Более или менее неосознанно, но информация, предоставляемая основной публике, отсортирована таким образом, что подтвержда­ет настроения и рынки. У экономистов, говорящих в пользу трен­да, всегда большая аудитория мечтающих разбогатеть слушателей. Если рынок только что достиг своего пика, после чего начали вы­ходить новости и анализы, то они зачастую крайне позитивные.

Но существует еще одно, более очевидное объяснение: по­скольку рынок находится впереди новостей, это просто свиде­тельствует, что он находится впереди экономики.

барометр бебсона

Первым, кто привлек внимание публики к этому интересному фа­кту, был выдающийся американец по имени Роджер Бард Бэбсон. Бэбсон родился в Массачусетсе в 1875 году, получил специаль­ность инженера в 1898 году и сразу же начал работать биржевым брокером (брокеры за это его никогда не простили). Несколько лет спустя у него развился туберкулез, и ему рекомендовали как можно больше находиться на свежем воздухе. Поэтому в 1902 го­ду он открыл офис на открытом воздухе, создав свою собствен­ную компанию, Babson Statistical Organization, по финансовому анализу. (Позже о нем было сказано, что он единственный че­ловек в США, сделавший столько денег на статистике). Работая на свежем холодном воздухе, Бэбсон носил специальный пид­жак с зашитым электрическим подогревом спины, а его секре­тарь-ассистент был вынужден надевать варежки и использовать маленькие резиновые молоточки, чтобы стучать по клавиатуре. Так развивалась эта компания, сделавшая Бэбсона обществен­ным деятелем и даже личным другом нескольких президентов Соединенных Штатов.

В 1907 году внимание Бэбсона, уже поправившего свое здоро­вье, привлекла волна паники на фондовой бирже. Вдохновленный ею, он начал оказывать услуги по проведению специфиче­ского анализа, названного им "Графиками Бэбсона". С помощью этого анализа он сравнивал экономическое развитие страны с графиками ценовых движений на фондовых рынках. В 1910 году он опубликовал свою первую книгу "Экономические барометры, используемые для накопления денег " (Business Barometers Used in the Accumulation of Money). В этой книге, самой ранней из изданных им (после нее последовало еще 50) по поводу взаимосвязей меж­ду фондовыми рынками и экономическими тенденциями, он го­ворил:

На самом деле, если бы не было простора для манипуляции и все эти рыночные трейдеры были бы согласны нести расходы, свя­занные со сбором данных для анализа фундаментального состо­яния экономики, специалисты могли бы полагаться только на сам фондовый рынок, как на барометр.

Гипотеза Бэбсона не имела в виду микроэкономику. Он не ожи­дал от цены какой-либо отдельной акции эффективных прогно­зов о компании. Но если собрать все ценные бумаги вместе, то весь фондовый рынок должен прогнозировать экономику в це­лом. Макроэкономический барометр должен будет работать, ес­ли только несколько рыночных трейдеров не начнут удачно им манипулировать.

Через двенадцать лет после первой книги Бэбсона главный редактор Wall Street Journal Вильям Питер Гамильтон в 1922 году опубликовал книгу с родственным названием "Барометр Фондо­вого Рынка "(Stock Market Barometer). Гамильтон был отчасти вдох­новлен теорией Бэбсона (но в основном Чарльза Доу). Он описал классический пример способности рынка не принимать в расчет экономику. Это было после паники 1907 года, когда он работал главным редактором в приемном отделе, который в 1908—1909 го­дах оказался наводнен жалобами, касающимися биржевой торго­вли на Уолл-стрит. Причиной был поднимающийся бычий ры­нок в тот момент, когда дела в экономике страны шли очень пло­хо. Среди самых безобидных обвинений было такое: "Уолл-стрит играл на скрипке, в то время как горел Рим".

Тем не менее в этот период Гамильтон придерживался мне­ния, что рынок просто-напросто принимает в расчет неминуе­мый экономический подъем. И этот подъем действительно про­изошел. Что действительно рынок предвосхитил, так это эконо­мическое возрождение в последующие годы. Поэтому Гамильтон соглашался с Бэбсоном в том, что рынок ведет себя, как барометр экономики, но не разделял взгляды Бэбсона относительно спо­собности крупных биржевиков манипулировать рынком. По мне­нию Гамильтона, они могут кратковременно влиять на рынок и то только на отдельные акции, но они не могут контролировать боль­шие движения, следовательно, рынок на самом деле "уникаль­ный барометр".

испытание барометра

Никто не мог даже и мечтать об испытании барометра лучшим образом, чем во время биржевого краха в 1929 году. За два года до этого краха консультационное агентство Бэбсона начало реко­мендовать инвесторам продавать свои акции. Но рынок продол­жал подниматься, и Бэбсон выглядел смешным в глазах многих людей. Это впечатление усугублялось тем, что он фактически единственный имел такой пессимистичный взгляд. Почти все эксперты, начиная с экономистов и заканчивая инвестиционны­ми консультантами, были чрезвычайно оптимистичными, реко­мендуя больше покупать акции, а не продавать их.

Одним из тех, к кому прислушивался рынок, был профессор Луоренс из Принстонского университета, утверждавший в 1929 го­ду, что не видит причин считать рынок акций переоцененным. Второй эксперт, профессор Ирвинг Фишер, заявлял, что акции, похоже, достигнут еще более высоких значений в долгосрочном периоде времени. Но самый ошеломляющий пример подобного оптимизма — это публикация бюллетеня новостей по оценке перспектив экономики. Таким прогнозированием занималась на протяжении многих лет группа ведущих экономистов Гарварда: Гарвардское Экономическое Общество (Harvard Economic Society). Этот официальный орган предсказывал на период от начала кра­ха 1929 года до осени 1932 года, что экономика будет идти вперед, в то время как кризис углублялся. После трех лет постоянно ошибочных предсказаний это общество, в конце концов, пре­кратило свое существование.

Президент страны Гувер, президенты ведущих банков, глава Нью-Йоркской Фондовой биржи, как и большинство известных финансовых периодических изданий, также демонстрировали свой оптимизм и в момент краха, и во время длинного пути к Ве­ликой Депрессии.

Но Бэбсон не отступал. 5 сентября 1929 года, когда рынок толь­ко приближался к своему "максимуму всех времен", он делал док­лад на Ежегодной Национальной Конференции Бизнеса и не толь­ко повторил свой основной совет продать все акции, но и прогно­зировал падение индексов на 60—80 пунктов. Бэбсон также пред­сказал последующую за этим депрессию, во время которой закро­ют заводы, а людей будут выгонять на улицу. Эта речь отметила на­чало биржевого краха, возвестившего о наступлении глубокой де­прессии, длившейся большую часть последующего десятилетия. Барометр Бэбсона выдержал свое самое трудное испытание.

отрицательная производная первой степени

В 1939 году Жозеф Шумпетер в своей книге "Бизнес-Циклы" (Business Cycles) дал свое объяснение опережающей реакции фондового рынка. Шумпетер обнаружил, что основные при­чины в том, что этот рынок нельзя заподозрить в наличии эф­фекта "трения", чего не скажешь о промышленном секторе. В тот момент, когда после депрессии начали проясняться пер­спективы, многие компании оказались настолько ослаблен­ными после периода тяжелых времен, что, несмотря ни на что, разорились. Это задержало индустриальное развитие из-за влияния "трения". Но на рынке подобной задержки не на­блюдалось.

Следовательно, естественно ожидать, что восходящие движения на фондовой бирже, в основном и в отсутствие неблагоприятных внешних факторов, будут устанавливаться и набирать силы быст­рее, чем такие же движения в бизнесе.

По этой причине медвежий рынок на фондовой бирже закончит­ся раньше, чем соответствующий упадок в экономике. Шумпе-тер также полагал, что фондовый рынок реагирует намного бы­стрее, чем экономика, лежащая в его основе, во время пиков при восходящих колебаниях:

В то время как основной бизнес не только может, но часто и ус­покаивается во время спада достаточно упорядоченно, трудно се­бе представить, что то же самое возможно с фондовой биржей. Спад означает сокращение прибыли и во многих случаях нали­чие более или менее серьезных проблем. Это дает свободу для на­падения медведей. Но даже если ничего такого не происходит или не ожидается, одного только факта, что нет причины ожи­дать восходящего движения, за исключением определенных слу­чаев, будет достаточно, чтобы спекулянты потеряли интерес к своим операциям.

Этот аргумент основывается на предпосылке, что инвесторы в действительности имеют определенное представление о буду­щем экономики. Тот факт, например, что цены акций не прини­мают в расчет будущее развитие экономики, объясняется пред­чувствием инвестора относительно того, что может произойти в будущем. Если человек чувствует, что в его бизнесе данный вспо­могательный предмет будет иметь меньший спрос, он продаст свои акции компании, производящей эти предметы, возможно, даже в тот момент, когда управление этой компании не подозре­вает о наличии коммерческой опасности. Если же инвестор об­наружит, что сроки поставки субпоставщика рассматриваемой им компании удлиняются, он может сделать вывод, что книга за­казов переполнена и он купит акции этой компании.

Такое стремительное проникновение рынка в бизнес объяс­няется неспособностью самого рынка к быстрой реакции. Но еще более важен, как сказал об этом Шумпетер, тот факт, что как только инвестор перестает видеть какие-либо основания для покупки, он начинает продавать. Или, другими словами, рыноч­ная цена — это не прямое отражение основных ожиданий. Она, скорее, отрицательная производная первой степени от основных ожиданий. Это ситуация, когда основной климат экономики остается хорошим, но недостаток дополнительных хороших ново­стей приводит к продаже акций. Хотя это звучит и разумно, вре­менами рынок может иметь противоположное основному на­строю экономики мнение.

дальнейшие исследования

В 1981 году Американский Экономический журнал (The American Economic Review) опубликовал статью Юджина Ф. Фамы, всесто­ронне исследовавшего взаимосвязи между доходом от владения акцией, экономической деятельностью, инфляцией и денежны­ми запасами. Это исследование основано на эмпирическом ма­териале по США за период, начиная с 1953 года. Фам заключил: "Акция возвращает инициативу всем действенным переменным, что означает способность рынка к целесообразным прогнозам реального сектора". Это исследование привело его к следующе­му замечанию, касающемуся отношения фондового рынка к ин­формации:

Факты предполагают наличие "рациональных ожиданий" или "эффективных рынков", при которых фондовый рынок занима­ется процессом капиталовложений и использует самую раннюю информацию, относящуюся к этому процессу с целью прогнози­рования его эволюции.

Другими словами: фондовый рынок опережает экономику — не очень сильно, но больше, чем хотят большинство квалифи­цированных экономистов. Это предположение называется "ги­потезой об эффективности рынка". (Поразительно, что боль­шинство инвесторов имеют другое мнение по этому поводу. Оп­рос 500 американских инвесторов в акции после краха 1987 года показал, что 45% из них полагают, будто фондовый рынок, в ос­новном, отражает состояние экономики, 25% считают, что у рынка с экономикой очень незначительная связь, и только 17% думают, что рынок находится впереди экономики.)

Из-за того, что фондовый рынок находится впереди, само со­бой приводит к логическому заключению, что этот рынок один из официальных ведущих индикаторов для многих националь­ных экономик. Анализы Национального Бюро Экономического Исследования в Кембридже и Массачусетсе доказали, что рынок самый лучший из 12 ведущих периодически обновляемых инди­каторов американской экономики.

Бонды лучше

Мы можем теперь передвинуться еще на один шаг: облигации могут быть даже лучшими инструментами, обеспечивающими прогноз экономики. 28 сентября 1982 года Wall Street Journal опубликовал статью о способности рынка бондов предвосхищать события, происходящие в экономике. Вывод был следующий:

Значение бондов, отражающих среднее значение цены 10 бондов с самой высокой ставкой, выпущенных государственными ком­мунальными предприятиями, и 10 ценных бумаг промышленных компаний, согласованно достигших своего пика или минимума, в зависимости от события, несколькими месяцами раньше, чем, например, индекс ведущего индикатора Коммерческого Депар­тамента, сходным образом сигнализирует о наступлении основ­ного поворотного момента в экономическом цикле.

В этом также ничего нового нет. В своей книге "Экономические Барометры, используемые для накопления денег", (1910), Бэбсон применял 12 лидирующих индикаторов, включая процентную ставку денежного рынка, про которую писал: "Деньги — основа всей торговли, поэтому они, возможно, самый чувствительный из всех барометров". Поскольку процентные ставки облигаци­онного и денежного рынков эффективные показатели, удиви­тельно, что Национальное Бюро Экономического Исследова­ния не использует их сегодня в качестве лидирующих индика­торов. Причина этого в том, что растущие процентные ставки совершенно правильно считаются "запаздывающими индика­торами".

Они функционируют лучше, чем какой-либо из других пяти запаздывающих индикаторов. Поэтому, если вы исследуете де­нежный курс в обратном порядке (это возможно наблюдением за краткосрочными бондами, растущими по мере падения кратко­срочной процентной ставки), вы увидите, что они работают как прекрасные лидирующие индикаторы (Мур, 1969).

Способность финансовых рынков предсказывать развороты в экономике не является чем-то особенным для США. В 1984 году Бруно Солник опубликовал свое исследование в Журнале Финан­совых Аналитиков (Financial Analysts Journal), подтверждавшее взаимосвязь фондовых рынков в девяти разных странах на про­тяжении периода с 1971 по 1982 годы. Он писал: "Согласно одно­му из объяснений наблюдаемой отрицательной взаимосвязи ме­жду доходностью акций, обращающихся на рынке Соединенных Штатов, и инфляцией, падение в ценах акций сигнализирует о снижении экономической активности... Доказательства, получа­емые из девяти основных фондовых рынков во всем мире, похо­же, подтверждают эту теорию". На основе этих и многих других исследований стало ясно, что фондовые рынки можно использо­вать в качестве лидирующих экономических индикаторов с обычным опережением действительных разворотов трендов на 6—9 месяцев и процентных ставок на 8—25 месяцев, сначала возникающих на финансовых рынках, а затем уже в экономике. Это не означает, что рынок всегда прав. Но это означает, что он (рынок), вероятно, более прав, нежели какой-либо один из ма­кроэкономических индикаторов, на данный момент известный науке.

Глава 4