Стадии когнитивного развития

Первичный и вторичный процессы являются увеличительными стеклами, через которые можно видеть созревание основной когнитивной системы. Эти два процесса действуют в соответствии с двумя способами организации – первичный процесс характеризуется ассоциативностью, конкретностью, сгущением и смещением, магическим мышлением, вторичный процесс – рациональным мышлением и логикой. Хотя эти два процесса частично перекрываются, первичный процесс обслуживает прежде всего бессознательный субъективный внутренний мир психической реальности, а вторичный процесс ориентирован на реальность. Психоаналитические исследования в основном были сосредоточены на проявлениях первичного процесса на протяжении всего времени его развития, тогда как работы Пиаже посвящены основной структуре развития вторичного процесса. В этой главе, описывая наиболее заметные черты психоаналитического взгляда на когнитивное развитие, мы опираемся на оба процесса.

СЕНСОМОТОРНАЯ ФАЗА

Ребенок рождается с набором тонко гармонизированных, хорошо интегрированных рефлексов и способен к основным чувствам (Prechtl, 1982). Некоторые из этих врожденно построенных блоков исчезают через несколько месяцев, в то время, как другие продолжают существовать и развиваются по мере того, включаясь в схемы действий, связанных с объектами или событиями. Именно те блоки рефлексов, которые претерпевают изменения, Пиаже расценивал (Flavell, 1977) как основу самого раннего (сенсомоторного) мыслительного функционирования, которое преобладает в первые два года жизни и продолжает существовать на протяжении всей жизни. В соответствии с теорией сенсомоторного интеллекта, ребенку не хватает символической функции, и также у него нет способности вызывать мысленные образы людей или объектов в их отсутствие, а также он не обладает способностью манипулировать мысленными образами в форме фантазии. Вместо этого, мышление ребенка в этот период (разделенный на шесть подстадий) связано с его действиями – так, его действие направлено на воспринимаемый объект, и он демонстрирует блок "воспринял-и-сделал", то есть тесно связанное с действием и ограниченное действием интеллектуальное функционирование (Flavell, 1977).

Для психоаналитика центральным в теории когни-тивности является пункт о ранних образах собственного "я" и других людей. Это происходит потому, что истоки функционирования первичного и вторичного процессов, также как истоки интернализации и формирования психической структуры опираются прежде всего на репрезентации и символизм.

Современные исследования указывают на возникновение обоих мыслительных процессов в традиционных и шутливых диалогах между матерью и младенцем. Они становятся стабильными к двум или трем месяцам, вслед за появлением "социальной улыбки". Спитц (1965), Колл и Марчак (Call & Marchak, 1966), Колл (1980) и Штерн (1974а, 1974b) описывают детально эти диалоговые взаимодействия. Типичная реакция родителей на улыбку ребенка среди прочего включает в себя вокализацию; Колл (1980) согласен, что восприятие голоса устанавливается через эти игровые взаимодействия, обеспечивая долингвистическое основание языка (см. также Bruner, 1974, 1977; Levinson & Call, 1987). Так как вторичный процесс логического мышления базируется главным образом на языке, абстракциях и концепциях, он возникает лишь благодаря их использованию. "Социальная улыбка" может рассматриваться как "организатор" не только объектных связей и отношений функционирования Эго, но также и вокализации и мыслительного функционирования.

Взаимодействие родитель-дитя составляет среду формирования первых концепций "я" и объекта. Спитц и Коблинер (Spitz & Cobliner, 1965) наблюдали, что дети в четыре месяца смотрели на дверь после ухода матери. Это заставляет предположить, что ребенок до некоторой степени может представлять мать в ее отсутствие. Это впечатление подкрепляется другими исследованиями развития. Бауер (1974) например, приводит доказательства того, что дети устанавливают постоянство когнитивного объекта (или "вещи") к четырем-шести месяцам. Он утверждает, что ребенок не ищет объект, спрятанный под тканью, как это описано в экспериментах Пиаже, только потому, что у него нет моторных навыков, необходимых для того, чтобы схватывать и поднимать вещь. Мэндлер (1988) настаивает, что, во всяком случае, достижение воспринимаемого объекта, в корне отличается от концепции этого объекта. В исследованиях, направленных на освещение истоков образного мышления, она демонстрирует способность вспоминать у детей шести, а в некоторых случаях даже четырех месяцев. Она пишет, что дети уже рождаются со способностью к перцептуальному анализу – способностью сравнивать одну перцепцию с другой; путем таких сравнений ребенок начинает создавать концепции объектов отдельно и независимо от сенсомоторных схем.¹⁰ Эти концепции создают основу для представлений и символов, которые формируют систему знаний в легко достижимом формате. Мэндлер считает, что только с извлечением информации из этой системы возможно произвольное или сознательное мышление. Таким образом, эта способность вызывать что либо произвольно обеспечивает доказательство того, что начали формироваться концепции объектов. Это не подразумевает, что интегрированные репрезентации себя и объекта достижимы в шесть месяцев, но это предполагает, что процесс начинается значительно раньше, чем думал Пиаже.

Когда появляются причинно-следственные связи, примерно в шесть или восемь месяцев, ребенок начинает использовать определенное визуальное восприятие как знак, что за ним последует определенное событие. Если события не происходят в ожидаемой последовательности, когнитивный диссонанс сопровождается беспокойством, который ребенок включает в свой опыт, этот фактор может способствовать "реакции на чужого" в восьмимесячном возрасте. То, что ребенок предчувствует событие, следующее за визуальным восприятием, обозначает наличие некоторой формы доступной ему памяти. То, что он смотрит на мать и начинает использовать выражение ее лица как источник информации, подразумевает некоторую внутреннюю концепцию матери и память об опыте безопасности около нее. Эти различные наблюдения подкрепляют вывод, что и в самом деле, к концу первого года ребенок действительно имеет некоторые элементарные мысленные репрезентации матери и самого себя.

Колл подчеркивает, что не только лицо матери, но и ее голос важен для формирования мысленных репрезентаций. Как он говорит, "голос, как и улыбающееся лицо, является динамически движущимся, меняющимся и ритмически организованным аспектом социального взаимодействия ребенка с другими" (1980, стр. 278). Эта способность к восприятию языка (языка понятного, даже если еще не произносятся слова), развивается из восприятия голоса, устанавливающегося ко второму или третьему месяцу. Восприятие языка становится лучше проработанным во втором полугодии и ведет к появлению фонем – совокупности значимых звуков. Тогда звуковые фонемы интегрируются с состояниями чувств, и ребенок расшифровывает значения выражений лица и голоса матери и реагирует на них. Это означает, что социальные отношения, которые мы описывали, основываются не только на эмоциональной выразительности лица матери, но также на осознании ребенком ее голоса, жестов и поз. "Улыбка становится органичной в связи с вокализацией, – пишет Колл, – и вокализация становится органичной в связи с динамической живой улыбкой" (стр. 278-279). Голос и лицо становятся местом организации эмоций и когнитивности.

На следующей ступени развития ребенок начинает использовать слова как сигналы от других людей, также, как другую контекстуальную информацию, для того, чтобы предвосхищать события и отвечать на свое окружение. Спитц подчеркивает, что к десяти-двенадцати месяцам ребенок уже выучивает и начинает отвечать на слово и жест "нет" (1957, стр. 13). Такой ответ, одновременно с возрастающей способностью ребенка искать и указывать называемые объекты (Werner & Kaplan, 1963; Mandler, 1983), указывает на рост воспринимаемого словарного запаса, а также на дальнейший прогресс в образном мышлении.

Игра – это работа детства. Игра становится способом выражения фантазий, вызванных желаниями, контролируемым средством овладения тревогой и страхами (Waelder, 1932), и точным инструментом для когнитивного роста, полезным для объяснения и проверки реальности. Таким образом, игра лежит в основе роста первичного и вторичного процессов (Plaut, 1979; Galenson,1984; Moran, 1987; Solnit, 1987a). Хотя игровые взаимодействия между матерью и ребенком можно наблюдать начиная с двух-трех месяцев, собственно игра появляется между восемью и двенадцатью месяцами. Это время, когда для поведения ребенка характерны целенаправленные исследования методом проб и ошибок, экспериментирование и объяснения. Новшеством является активный поиск, попытка едва начавшего ходить ребенка понять мир вокруг него. Используя способность координировать средства и цели, ребенок этого возраста находит новые подходы к проблемной ситуации и демонстрирует более совершенное осознание причин и следствий. Указание Малер на этот период как на "фазу практики" признает несущую удовольствие, воспроизводящуюся природу детской игры (Mahler, 1975).

До этого пункта мы рассматривали наиболее ранние доказательства существования мысленных образов и языковых образований – это наиболее ранние доказательства тех форм мышления, которые лежат в основе функционирования как первичного, так и вторичного процессов. Тем не менее, во второй половине первого года мы также начинаем видеть поведение, которое указывает на начало дифференциации первичного и вторичного процессов. Мы полагаем, что это создание и использование переходного объекта (Winnicott, 1953, 1959). Это первый персонально созданный символ. Обычно это начинается в возрасте восьми месяцев, когда устанавливаются узнаваемые воспоминания, и появляются воспоминания, которые можно выживать произвольно (Busch, 1974; Metcalf & Spitz, 1978, стр. 102), мать становится либидным объектом и ребенок начинает устанавливать причинно-следственные связи и реагировать неудовольствием на чужих людей и ситуации. Винникотт предполагает, что во время отделения ребенка от матери переходный объект функционирует как мост между реальностью ребенка и реальностью матери и, таким образом, является символом матери. Поскольку переходный объект обеспечивает поддержание субъективного чувства безопасности в то время, когда младенец предчувствует разрушение безопасности, постольку его использование можно рассматривать как раннее проявление символической репрезентации. Поскольку ребенок не сознает разницы между символом, и тем, что он символизирует, мы считаем это ранней формой организации первичного процесса.

"Магический феноменализм" (Piaget, 1936), который как предполагала Вольф (1960) и Холт (1967), может быть формой основы первичного процесса магического мышления, появляется между восемью и двенадцатью месяцами. Пиаже наблюдал реакцию ребенка на производимые движения, за которыми следовал новый интересный результат, не зависящий от действий самого ребенка. Поскольку ребенок повторял эту последовательность снова и снова, Пиаже заключил, что ребенок считает свои действия магическими. Еще в 1913 году Ференци ссылался на этот феномен, как на "магические жесты": родители делают жесты в ответ на жесты и выражение лица ребенка. Поскольку ребенок не осознает выражение своего лица и не пытается с его помощью сообщить некоторый смысл, реакция родителей появляются как бы "по волшебству", магически. Магические результаты жестов ребенка могут побуждать его к дальнейшим открытиям. Но это также может быть компонентом первичного процесса магического мышления.