Формы организации интервью 7 страница
«Было ли сделано все возможное, чтобы спасти экипаж?»;
«Неужели было сделано все возможное, чтобы спасти экипаж?»;
«Разве было сделано все возможное, чтобы спасти экипаж?».
Первый вопрос сформулирован с помощью частицы ли и не имеет дополнительного модального смысла — он просто побуждает собеседника дать ответ. Второй, в который входит частица неужели, помимо поставленного вопроса включает оттенок сомнения, а третий — с частицей разве — недоверия. Какой вопрос предпочтительнее? Конечно, первый, потому что он монофункционален, т.е. содержит единственное побуждение к действиям собеседника — ответить на вопрос. Два других полифункциональны: во втором случае помимо ответа на вопрос об использовании всех возможностей для спасения экипажа собеседник должен постараться развеять сомнения журналиста; а отвечая на третий, — заложить фундамент доверия. Первый вопрос рационален, второй и третий, в которых содержатся оценочные компоненты, эмоционально перенасыщены и требуют от собеседника решения сразу двух задач.
Можно привести много примеров с вопросами, в которых содержатся ненужные, избыточные слова, выражающие определенное отношение журналиста. На первый взгляд безобидное, но эти слова затрудняют ответную реакцию собеседника.
Сравните еще пары вопросов:
«Господин министр, почему за этот закон проголосовало 70 процентов депутатов?» и «Господин министр, почему за этот закон проголосовало только 70 процентов депутатов?»;
«Господин прокурор, вы считаете, что общество не узнает имена террористов?» и «Господин прокурор, вы считаете, что общество никогда не узнает имена террористов?».
Слова только и никогда существенно меняют смысл вопросов, перегружая их избыточной информацией об отношении журналиста к предмету разговора.
Два вопроса в одном. Не менее характерной ошибкой журналистов является и перегрузка, когда вместо одного задаются несколько вопросов:
«Господин профессор, расскажите, пожалуйста, о результатах вашего эксперимента. Сколько на него ушло средств?»;
«Вы видели, как взорвался самолет? В котором часу это произошло?»;
«Господин прокурор, когда вы расскажете о результатах расследования? Почему общество до сих пор не проинформировано?».
Все приведенные вопросы страдают, пожалуй, самой распространенной ошибкой интервью — болезнью перегрузки вопросов, «упаковки» двух вопросов в одном. Происходит это по ряду причин: и от желания репортера «узнать все сразу», и от спешки, и от непродуманной последовательности вопросов.
Что получится вследствие «двух вопросов в одном»? По законам восприятия лучше всего запоминается последнее изречение. Поэтому скорее всего из двух вопросов ваш герой ответит на последний. Как показала практика, так чаще всего и происходит.
Журналист: Русская поэзия традиционно тяготела к французской — от Парни до Малларме. Вы как будто этой традицией пренебрегали и в своем творчестве, особенно раннем, обращались к польской, к английской поэзии. Что привлекает вас в этих литературах? Какое значение имеет для вас русская классика? Какие поэты вам близки сейчас?
Бродский: Начну с конца — я полагаю, вы спрашиваете о русской классике. Прежде всего Баратынский и Вяземский. Как это ни странно, во всякую эпоху почему-то всегда существует только один великий поэт...4
Однако когда ваш герой проявляет явную заинтересованность и хорошо себя контролирует, он безусловно выберет тот вопрос из заданных двух, на который ему выгоднее отвечать.
Даже опытный интервьюер может допустить такую ошибку. В беседе с Родионом Щедриным на перегруженный двойной вопрос Урмас Отт получает соответствующий ответ.
О. Но до Московской консерватории вы еще учились в хоровом училище. Я правильно помню вашу биографию, да? Это был довольно сложный период в нашей стране — конец сороковых — начало пятидесятых годов. Тогда, я знаю, отношение к Шостаковичу и Прокофьеву было тоже неоднозначно.
Я задаю здесь на самом деле два вопроса, из которых Щедрин отвечает на один. То было время, когда в новых условиях гласности много говорилось об ужасах и страданиях периода сталинизма, в какой-то мере тема стала конъюнктурной. Хотя сейчас я бы с удовольствием отказался от второй половины заданного вопроса, в тот раз я его все же задал, чтобы ввести в беседу тему Шостаковича и Прокофьева, о которых в контексте сталинизма говорилось много, их имена даже эксплуатировались. Щедрин почему-то оставляет этот вопрос без внимания, но продолжает биографическую тему...
Щ. Я действительно до Московской консерватории учился в Московском хоровом училище, это было училище свешниковское — Свешников был основателем и организатором училища...
Нельзя перегружать вопросы избыточной информацией
или ненужным эмоциональным или модальным содержанием.
Это затрудняет отвечающего.
А два вопроса в одном — одна из самых грубых
журналистских ошибок.
«Глупые» вопросы. Под ними подразумеваются неуместные, неподходящие, не относящиеся к делу вопросы. К сожалению, в журналистской практике их не избежать. Всегда наряду с продуманными, содержательными, побуждающими к определенной позитивной информации неизбежны такие вопросы, от которых ваш герой только поморщится или снисходительно улыбнется. Хорошо, если интервью протекает без свидетелей, однако если оно публично, то журналисту не избежать критики в свой адрес. Ему сполна достанется и от коллег, особенно если это пресс-конференция или коллективное интервью, в котором участвуют сразу несколько журналистов.
Как глупые воспринимаются вопросы в следующих типичных ситуациях.
• Когда неопытные репортеры выясняют банальности вроде такой: «Любите ли вы своих детей?».
• Когда задается уточняющий вопрос, совершенно неуместный в данной ситуации. Зачем, к примеру, спрашивать Никиту Михалкова, большой ли у него опыт режиссуры. Всем и так известно, что огромный.
• Бывают неуместными и переходные вопросы, которые прерывают мысль собеседника в самом интересном месте и рано уводят разговор в другую сторону.
• Иногда молодые журналисты, пытаясь покрасоваться перед публикой и эпатировать ее, задают такой заумный вопрос, что его не может понять герой, и тогда ему приходится задавать встречный: «Простите, я вас не понял, что вы имели в виду?» Хорошо, если журналист найдет нужные слова для объяснения, но когда вопрос до конца ему неясен, придется принести извинения.
• Как правило, ненужными бывают повторные вопросы. Дважды произнесенный вопрос, как бы для верности, убедительности (а вдруг не поймет, не расслышит?) — еще полбеды. Хуже, когда вопрос начинают разъяснять, не упрощая, а все более усложняя. «Господин редактор, скажите, вы когда-нибудь испытывали давление со стороны владельца газеты? Я имею в виду, вам когда-нибудь приходилось по его приказу прибегать к искажению фактов или печатать нелицеприятную информацию о его врагах?» Здесь абсолютно неуместна вторая часть вопроса, потому что собеседник знает, о чем идет речь.
• Глупо также в вопросах морализировать просто потому, что это не входит в задачи журналиста; кроме того, это может раздражать собеседника. «Господин редактор, как же вы могли допустить публикацию такой грязной сплетни о всеми уважаемом человеке, разве это этично?»
Это звучит банально,
но «глупых» вопросов лучше не задавать.
Журналистам случается получать от собеседников ехидные замечания по поводу глупых вопросов, и к этому надо быть готовым. Кстати, после такой едкой реплики можно вдогонку получить в качестве своеобразной «компенсации за причиненный ущерб» что-нибудь интересное.
Журналист: Чем стала для вас Америка после всех этих лет?
Бродский: Замечательно! Где вы научились задавать такие вопросы? Чем и была — просто продолжением пространства.5
Бывают редкие случаи, когда «глупый» вопрос вдруг вызовет неожиданно интересный или остроумный ответ. Это оживит разговор, придаст ему новый импульс.
Журналист Анатолий Рубинов однажды писал о камерах хранения Казанского вокзала.
— Что у вас интересного? — спросил он.
— Все...
«Разговор зашел в тупик с самого начала, — вспоминает он. — Но меня спасло одно обстоятельство и собственная наигранная глупость.
В кабинет заведующей зашла ее подруга. Это принесло некоторое облегчение, и я стал обращаться к обеим. Я задал идиотский вопрос: «А у вас находят трупы?». В результате я услышал захватывающую историю о цыганке, которая оставила в камере хранения ребенка. Малыш выспался и начал кричать. Началась суета: прибежали люди, пришла милиция. Попытались открыть дверцу — сработала сигнализация. Вокзал вспыхнул интересом и ненавистью к этой женщине. В конце концов ребенка достали — и тут же прибежала мама... Таким образом, начав разговор с глупейшего вопроса, я узнал очень много нового. Оказалось, что все люди одинаково хитры — редко кто не использует в коде года своего рождения».
Глава 4
Не только слова
Умение слушать
Журналист должен не только уметь говорить, задавать вопросы, но и внимательно слушать. От того, как он слушает собеседника, воспринимает поток исходящей от него информации, как анализирует предъявляемые факты, сопоставляя похожее и выделяя несоответствия, отделяя главное от второстепенного, устанавливая причинно-следственные связи, отмечая нюансы и детали, в конечном итоге зависит, какое сообщение будет передано публике, какие акценты будут в нем расставлены.
От внимания, проявленного журналистом к ответам собеседника, зависит и течение беседы, и содержание вопросов. Вот что говорит по этому поводу популярный телекомментатор Владислав Флярковский: «Главное — слушать. Слушать не для того, чтобы показать человеку, как он тебе интересен, а чтобы знать, что тебе спросить дальше. Это основное мое правило»1. А известный журналист-газетчик Валерий Аграновский считал, что верный способ разбудить интерес собеседника заключается вовсе не в том, как журналист слушает, а в том, как он говорит. «Идешь на первое интервью, — советовал мне отец, тоже журналист, — не давай собеседнику рта раскрыть! Во второй вечер уже можешь не только говорить, но и слушать, и вот тогда разговор выйдет»2. Конечно, и такой подход: «раскроешься сам, раскроется и твой герой» — годится, но не для ежедневного применения, когда дорога каждая минута, и времени на разговоры у журналиста нет, даже если он говорит только о том, что его волнует, смешит, тревожит в данный момент.
За «журналистов слушающих» говорит то, что именно они являются проводниками информации о том, что происходит в обществе. Можно сказать, что журналист — это «уши» общества. От того, внимательно ли он слушает, а затем добросовестно транслирует публике информацию, зависит формирование повестки дня, круга вопросов и проблем, предложенных для дальнейшего общественного обсуждения.
Законов, как правильно слушать партнера, не существует. К сожалению, нет и эффективной формулы обучения этому качеству, программ и тренингов по совершенствованию навыков слушания. Поэтому чаще всего начинающие репортеры пользуются интуитивными подходами, бытующими в журналистской практике. По сути, они сводятся к двум основным образцам поведения, которые можно определить формулами «журналист-стенографист» и «журналист-инквизитор».
Пользуясь первым подходом, корреспондент тщательным образом фиксирует все в блокноте, стараясь не упустить ни одного слова из речи собеседника в надежде, что все им сказанное пригодится при написании материала. В такой роли он является, по существу, менеджером интервью, с хорошо продуманными вопросами и аккуратно записанными ответами. Однако стремление к дословной, стенографической точности, записи разговора может помешать журналисту понять суть происходящего. Сконцентрировав внимание на ответах и уткнувшись в лист бумаги, он не обращает внимания на реакции собеседника, не устанавливает с ним невербального контакта (например, глазами) и в итоге может упустить много полезной информации. Он, конечно, слушает, но фактически не слышит ответы, не постигает их значения. Правда, полученная при такой беседе информация, легко поддается организации, и без особых проблем «упаковывается» в товарный вид. Однако персональной включенности в беседу, активного восприятия и полноценной трансляции сказанного не происходит. Это не означает, что не нужно вести аккуратных и точных записей, просто они не должны становиться самоцелью, поглощать все время, которое можно уделить и другим составляющим коммуникации.
Иной подход демонстрируют «журналисты-инквизиторы», которые заранее настроены на конфронтацию, ждут от каждого собеседника подвоха и подозревают его в сокрытии информации. По их мнению, «все врут» и всем есть что скрывать. А журналисты во время интервью должны выводить всех на чистую воду, фактически учинять допрос.
И хотя необходимость в такого рода «допросах» возникает не столь часто, особо ретивые репортеры входят в роль следователя по поводу и без оного и уже не могут избавиться от этой роли. В чем здесь кроется опасность? Во-первых, такой подход с предварительной установкой на недоверие, априорная подозрительность, при всех попытках ее маскировать, не может не сказаться и на поведении героя, который будет вынужден искать лазейки, оправдываться, даже если он ни в чем не виноват. Во-вторых, собеседник, войдя в роль допрашиваемого, будет делиться информацией не добровольно, а под нажимом, и поэтому обязательно попытается что-нибудь скрыть, «зажать» хоть какие-то сведения.
Есть еще один ошибочный путь, по которому можно пойти, слушая героя. Это нередко случается с журналистом, который «успокаивается», проделав серьезную работу по подготовке к беседе. У него может возникнуть иллюзия пресыщения информацией (ведь «дело сделано»: он многое узнал о собеседнике, его интересах), и тогда сложится впечатление, что ответы на все вопросы заранее уже известны. Вследствие этого интервьюер не проявит должного любопытства, искренней заинтересованности в беседе, не достигнет того, что предполагает интервью. Одна опытная журналистка призналась, что знает хороший способ, как избежать такого поворота событий. По ее мнению, надо отправляться на встречи с одним-единственным вопросом, но таким, который «заинтригует» всех участников обмена информацией. Во время завязавшейся беседы в результате внимательного и заинтересованного слушания будут рождаться ответы, комментарии и формулироваться последующие вопросы. Причем интрига ситуации как раз и заключается в том, что сам журналист не сможет предугадать своего же следующего вопроса.
Все рассмотренные ситуации не только демонстрируют разные подходы, но и свидетельствуют: тому, как журналист слушает собеседника, в большей степени благоприятствуют не технические приемы интервью, которыми он владеет, а открытое отношение к своему герою и его опыту. Без искреннего желания познать этот опыт интервью может оказаться в информационном плане несостоятельным. Добавим, что интерес к собеседнику должен быть проявлен даже в том случае, если его взгляды, действия или оценки каких-либо событий противоположны позиции журналиста. Следует учитывать, что эффективное общение журналиста и его собеседника является также результатом их обоюдного согласия слушать и понимать друг друга. Нежелание хотя бы одной из сторон участвовать в таком «договоре» может разрушить все.
Сбор правдивой и достоверной информации — одна из важнейших профессиональных обязанностей репортера. Главное условие выполнения этой обязанности — умение внимательно слушать и вносить минимум «интерпретации» в отчет о событии. Как же выполнить эту задачу?
Честно признаться в своем невежестве. Прежде чем задавать вопросы эксперту, попробуйте познакомиться с его лингвистическими привычками, профессиональным жаргоном, специальными терминами, чтобы понимать, о чем идет речь. При этом не стоит пытаться удивить собеседника своей осведомленностью — вы все равно не сможете выступать на равных. И не надо стесняться своего незнания. Так считал и Анатолий Аграновский. Его младший брат Валерий писал, что журналисту «решительно невозможно полемизировать «на равных» почти с каждым собеседником, что, кстати сказать, вполне естественно»3.
И все же, как избавиться от ощущения, что ты профан? Верный способ — честно признаться в своем невежестве. А если сделать это в форме, «вызывающей интерес собеседника или, по крайней мере, его улыбку, можете считать себя победителем»4. Валерий Аграновский иллюстрировал свое утверждение смешным примером. Историю о том, как он брал интервью у академика Г. Н. Флерова, который открыл 104-й элемент таблицы Менделеева, стоит привести полностью.
«Помню, когда я явился в приемную к Флерову, там уже была дюжина корреспондентов. Я с ужасом наблюдал, что журналисты входили в кабинет академика, получали уже отпечатанный текст, написанный научным обозревателем ТАСС, и ровно через пять минут возвращались.
«Что делать? — мучительно думал я, все ближе продвигаясь к дверям. — Как привлечь внимание Флерова, чтобы получить для газеты хоть несколько лишних слов? Как выделиться из массы, как остановить его глаз на своей персоне?»...
Я представился. Сел. «Мне нравится ваша газета. Если вас интересуют подробности открытия, — прошу!» — и академик протянул мне «тассовку»... И все!.. Между мною и академиком лежала пропасть. Однако выход, как известно, надо искать на дне пропасти! И я сказал: «Только один вопрос, Георгий Николаевич! Скажите, почему вы атом рисуете кружочком, а не ромбиком или запятой?» — и показал на доску, висящую за спиной Флерова. Он тоже посмотрел на нее, испещренную формулами, потом на меня, и на лице академика появилась снисходительная улыбка врача-психиатра, имеющего дело с необратимо больным человеком. Он сказал: «Почему кружочком? А так удобней, вот почему! Берешь и прямо так пишешь — кружочек!» — «Позвольте, — сказал я с упорством маньяка, — но запятую рисовать легче!» — «Вы думаете? — заметил Флеров и на листочке бумаги нарисовал кружочек, а потом запятую. — Пожалуй, — согласился он. — В таком случае по аналогии, вероятно, с планетарной системой...» В его голосе уже не было снисходительности, ни даже уверенности. Он определенно задумался!.. «Хм! Почему же мы рисуем его кружочком?» Он встал, прошелся по кабинету и нажал кнопку звонка. Вошла секретарша. «Попросите ко мне Оганесяна, Друина и Лобанова, — сказал Флеров. — И еще Перелыгина!».
Через несколько минут его соавторы по открытию явились. Академик хитро посмотрел на них, а потом сказал мне: «А ну-ка, повторите им свой вопрос!» Я повторил... У них на лице сначала появилось нечто «психиатрическое», а Флеров не без удовольствия потирал руки, как автор удачной цирковой репризы. Однако минут через десять они уже яростно спорили, забыв о моем существовании. Им было интересно!».
Убедиться, правильно ли вы поняли собеседника. Чтобы удостовериться, правильно ли вы поняли своего собеседника, подайте ему определенные знаки для проверки. Для этого можно использовать вопросы второго ряда — проверочные, уточняющие, «зеркальные». Короткие и не требующие большого времени на ответ, они не только выполняют функцию проверки, но и позволяют вашему партнеру убедиться в том, что вы его внимательно слушаете. Такие вопросы дают обеим сторонам возможность исправить неточности, неверно понятые высказывания или искаженные интерпретации еще до того, как они станут фактом переданного сообщения. Делая этот шаг, журналист в какой-то степени снимает с себя груз ответственности за возможную публикацию неверных сведений. Для этого, повторим, надо еще раз убедиться в том, что услышанное вами адекватно тому, что было сказано источником информации.
«Давайте все-таки уточним, правильно ли я вас понял: вы к этой сделке непричастны?»
«Мне кажется, стоит проверить еще раз данные, которые вы привели ранее».
Ухватить главную мысль. Удостоверьтесь, что вы ухватили основную мысль говорящего и речевую схему, в которую она включена. Когда слушаете ответы, ставьте разрозненные факты и подробности в контекст основной мысли, чтобы не потерять ее в море деталей. При этом важно не упустить, что собеседник выделяет в качестве главной мысли, включая в свою речь следующие словесные конструкции: «Первое, на что мне хотелось бы обратить ваше внимание...»; «Главное, о чем я хотел бы сказать...»; «Вот итог сказанного...» и т.д.
Опасность не ухватить главную мысль, «утонуть в деталях» подстерегает журналиста, слушающего длинные монологи собеседника, выступления на «круглых столах», симпозиумах, ответы на пресс-конференциях. Тут надо уметь контролировать Развитие мысли, быть особенно внимательным к тому, как говорящий организует повествование:
• возвращается ли неоднократно к главной мысли;
• акцентирует ли внимание на других пунктах своей речи;
• уверен ли в своих выводах или выражает сомнение;
• подтверждает ли свои выводы доказательствами (например, статистическими выкладками, свидетельскими наблюдениями);
• не отдает ли предпочтение абстрактной аргументации;
• реагирует ли эмоционально на предмет дискуссии.
Сконцентрироваться на содержании разговора, а не на записи ответов. Следите, чтобы ваше внимание было сконцентрировано на содержании разговора, а не на его записи. Процесс записи помогает развитию беседы только в том случае, когда протекает ненавязчиво. В этом случае он лишний раз напоминает собеседнику, что вас интересует не только сам разговор, но и точность изложения фактов. Однако, если интервьюер, уткнувшись в блокнот, демонстрирует чрезмерную ретивость, это может нарушить контакт между говорящими, помешать течению беседы.
Американский журналист Джек Мендельсон рассказал о своей встрече с известным философом Мартином Бубером смешную и поучительную историю: «Как только он стал говорить, я бросился яростно записывать каждое его слово. Вдруг он замолчал, и когда я поднял голову, то увидел его улыбающееся лицо. «Господин Мендельсон, — произнес он, — или вы будете писать, или слушать меня. По-другому не выйдет». Это было сказано без тени грубости. Я отложил блокнот и стал слушать»5.
Научиться «правильно перебивать» своего собеседника. Для плавного течения беседы лучше всего не перебивать собеседника, однако на практике редко кому из журналистов это удается. Если вам попадется опытный собеседник, который дал уже не один десяток интервью, его скорее всего не удивит, что журналист может оборвать его на полуслове для уточнения мысли или с целью направления разговора в нужное русло. Но встречаются и такие собеседники, которых «бестактность» перебивающего репортера выводит из себя, и тогда можно услышать: «Позвольте мне договорить!». Однако такой поворот событий маловероятен, если обе стороны увлечены беседой.
В этом случае желание перебить партнера, вставить реплику, прояснить непонятное высказывание является таким же вкладом в беседу, как и новые идеи, и возвращение к сказанному, и аргументация. Иными словами, это такой же знак участия в беседе, причем лица вполне заинтересованного.
Существуют определенные правила хорошего тона как для приветствия, так и для того, чтобы «правильно» перебивать говорящего. Но это «профессиональное право» интервьюер может продемонстрировать лишь при условии, что внимательно слушает своего собеседника и следит за невербальными сигналами, которые тот ему подает.
Перебить собеседника желательно в тот момент, когда он к этому «готов», когда это совпадает с его намерением закончить ответ и вернуть инициативу тому, кто задает вопросы. Такие моменты легко улучить с помощью определенных вербальных и невербальных сигналов:
• когда собеседник интонационно обозначает, что заканчивает период речи;
• когда речь затягивается и чувствуется, что собеседник затрудняется с финальной фразой;
• когда жесты собеседника говорят о том, что пора остановиться, сменить тему;
• когда собеседник, чтобы «перевести дыхание», использует следующие выражения: «итак», «тем не менее», «и все-таки», «ну, что еще сказать» и т.п.;
• когда в разговоре наступает пауза. Правда, она может возникнуть и пока собеседник подыскивает нужные слова, при этом поднимая глаза вверх — это сигнал, что перебивать его не стоит («э-э-э», «ну-у-у», «как бы это сказать» и т.п.).
Перебивать не возбраняется и в случае, когда собеседник не отвечает на поставленный вами вопрос. Однако не стоит это делать в такой резкой форме: «Извините, вы не ответили на мой вопрос». Лучше сказать тактично, беря ответственность на себя: «Извините, я, вероятно, нечетко сформулировал свой вопрос, попробую его перефразировать...».
А вот перебивать своего героя упреждающими вопросами не стоит. Эту ошибку журналисты нередко допускают, не контролируя свою реакцию, которая нередко опережает течение мысли героя. В ответ может прозвучать: «Я остановлюсь на этом чуть позже»; «Извините, я должен закончить мысль» и т.п. Поэтому лучше дать собеседнику выговориться — возможно, он скажет все, что вам требуется.
Не рекомендуется перебивать героя, дотрагиваясь до него, например, похлопывая его по плечу. Это может быть воспринято как фамильярность, особенно если мужчина таким образом перебивает женщину. Даже более «мягкие» невербальные сигналы, такие как постукивание пальцем по часам (знак — «наше время истекло») или повороты головы в разные стороны (знак несогласия — «нет, нет, нет»), ваш собеседник с большой долей вероятности может трактовать как очевидные грубости.
Не всегда срабатывает и прием поддакивания, которым пользуются многие журналисты. Чтобы перебить собеседника, они произносят: «Точно!»; «Верно замечено!»; «Вот именно!» или прибегают к невербальной форме. Например, кивают головой в знак согласия, а вслед за этим пытаются вставить нужный вопрос. Нередко эти знаки собеседник игнорирует и продолжает монолог.
Перебивать может не только журналист, но и собеседник. Надо отнестись не менее чутко и к знакам, выражающим это желание. Слова «ну...»; «да, но ...»; «понимаете...»; быстрое кивание головой, легкий наклон торса вперед — все это сигналы того, что собеседник готов перебить вас. Предоставьте ему возможность это сделать.
Для получения взвешенной информационной картины журналист должен поговорить с разными персонами — и с теми, кто располагает эксклюзивными сведениями, и с интерпретирующими, комментирующими их в качестве независимых экспертов или в интересах определенных групп влияния. Как разобраться в полифонии поступающих сведений, когда выслушиваются несколько вовлеченных сторон, и не оказаться заложником чьих-либо интересов или пристрастий? И как помочь себе слушать своих «информаторов»? Вот некоторые рекомендации.
• Главная установка — получить материал для сопоставления, исследования изучаемой ситуации. Все мнения, интерпретации людей подлежат осмыслению и проверке. Быть в меру критичным, но не циничным по отношению к тому, что скажут собеседники, — вот, пожалуй, тот подход, которым надо руководствоваться журналисту, слушающему разные толкования одного и того же события. Это значит, что сам он должен быть достаточно информированным, чтобы беспристрастно воспринимать смысл того, что скрывается за разными точками зрения.
• Сдерживать свое желание вступить в спор с собеседником. Журналист имеет возможность встречаться с ньюсмейкерами, которые находятся в центре событий и зачастую вполне определенным образом себя в них позиционируют. При этом он, как любой гражданин, имеет равное право на собственную позицию. Если позиции журналиста и ньюсмейкера не совпадают, интервью может превратиться в открытое или скрытое противоборство двух сторон. Чтобы не ослаблялось внимание, корреспонденту не следует оппонировать своему собеседнику, даже если он не согласен с его позицией или трактовкой. Один репортер так прокомментировал действия коллеги, который любил поспорить со своими собеседниками: «Это выглядит ужасно. Вместо того чтобы задавать вопросы, он спорит до хрипоты со своим собеседником. Мне кажется, он хочет его удивить. Совершенно невыгодное для интервью дело, потому что контакт с собеседником потерян, и вряд ли удастся узнать что-то новенькое». Спор может быть и не столь губительным для разговора. Например, Анатолий Аграновский считал, что он может служить и неплохим стимулом активности собеседника.
• Не забывать, что восприятие журналиста, как и любого другого человека, избирательно: поступающая информация подвергается индивидуальной фильтрации, преломляясь через призму социальных, религиозных, национальных стереотипов. Она проходит сквозь сито и других внутренних «агентов влияния», которые, по возможности, надо выявить, чтобы не оказаться у них в плену. Попробуйте составить список слов, которые у вас вызывают вполне определенные устойчивые ассоциации или эмоциональную реакцию. Демократ? Олигарх? Чечня? Алкоголик? СПИД? Кремль? Чукча? Кавказец? Еврей? Эти слова и будут «ключами» к уязвимым местам вашего личного восприятия информационного потока, в том числе ответов собеседника.
• Не выносите поспешных суждений о герое своего интервью: «Он скрытный человек»; «Он хитрый и себе на уме»; «Она — абсолютная дура». Это, как правило, негативно влияет на продолжительность и результативность разговора. Бороться с подобными «человеческими» чувствами можно только с помощью собственной рефлексии: «Если он скрытный, то в чем причина? В особенностях воспитания? В должностном положении? Включая таким образом внутренний голос, журналист поможет себе избавиться от собственных предубеждений и поспешных суждений.
• Чтобы собеседник не сомневался в неподдельности интереса к тому, что он изрекает, надо учитывать особенности его невербальных кодировок. Европейская культура предлагает следующие показатели человеческого внимания.