Необычайное происшествие с антикварной книгой 7 страница
— Но почему?! — Юя впился глазами в спокойно сидящего за столом шефа. — Как вы можете!..
— Твои преступные действия подтвердят коллеги.
Дверь за спиной распахнулась. По бокам встали двое парней: ну, пошли!
Полицейская служба 5U.
Его запихнули в убогую комнатенку без окон. Красноватый рассеянный свет делал ее мрачной и к тому же лишенной теней. Следственное помещение, где сама атмосфера лишает душевного равновесия и нагнетает тревогу, — для Юи такое было впервые. В лифте он не взглянул на табло и теперь даже не представлял, на каком этаже находится. Он и не знал о существовании в офисе такого места для психологических пыток.
Двое сотрудников извлекли на стол содержимое его карманов. Кошелек, записная книжка, коробочка для 5U и среди всякой мелочи — те самые бумаги и три капсулы. Один молча завернул капсулы в свой носовой платок и вышел. Другой забрал себе бумаги, прочно уселся за стол и, поскольку Юя, так еще и не осознав всей серьезности ситуации, продолжал стоять столбом, приказал ему сесть.
— Ты уже не директор. Ты преступник. А этот документ — лучшее тому свидетельство.
— Глупости, — Юя неторопливо опустился на стул. — Если эти бумаги для меня так опасны, чего ради я бы таскал их с собой?
— Наговорить можно все что угодно. Давай-давай, оправдывайся. К примеру, скажи еще, что это из компьютера господина Китами.
Юя знал этого типа, как облупленного. Приятель шефа, такой на все способен. Прирожденный охотник за ведьмами.
— Выпустите меня отсюда. У вас нет права на суд. Вызывайте полицию!
— Хочется прямиком в зону D загреметь? Уж если не ценишь доброту шефа, стало быть, ты — полный кретин.
— Он сам в зону D отправится! Слышишь, я человек-А, таких из зоны А не изгоняют. Не о чем больше говорить!
Быть изгнанным из зоны А означает потерять Рэйко. Ломаться нельзя ни в коем случае. Сейчас отступишь — всему конец.
— Полагаешь выиграть с помощью полиции?
— О шефе есть кому рассказать. Есть Миса.
— Чтобы дочь давала показания против отца? К тому же это вообще невозможно. Она... Она умерла.
— Что-о?!
— Самовольно покинула санаторий. Ну и сколько теперь протянет? Небось уже где-нибудь валяется. Самоубийство, скорее всего.
— Мне надо поговорить с шефом.
— Хорошо, — легко согласился тот. — Как только подпишешь эти показания.
— Ни за что.
— Вот как? — На столе зазвенел телефон. Мужчина взял трубку: — Да... вот как?.. конечно...
Юя поднялся.
— Я иду к шефу.
— Стой-стой, тут для тебя кое-что весьма интересное!
— Я эти бредовые показания не подпишу. Ни за что.
— А теперь думай хорошенько. Те капсулы, что у тебя были, — они липовые. То есть, строго говоря, не совсем липовые, но таких сейчас уже не производят. У них эффективность в три раза меньше, как до корректировки. Так что те, которые ты умыкнул, в наше время человеку уже не годятся. Что, не верится? Оно понятно, корректировка состава 5U — дело строжайшей секретности. Желудок-то все больше наглеет, малыми дозами его уже не удержать. Не знаю, кому ты капсулы сплавил, но вряд ли у этого человека желудок на месте удержится. Жаль, право...
— Рэйко...Телефон! Дай мне позвонить!..
— Подпись на признании.
— Грязная свинья! Скотина! Хозяйский прихвостень! Он с самого начала решил все так подстроить! («Отправишься в зону В... расстанешься с Рэйко...») Выпусти меня отсюда!!!
— П о д п и с ь. — Голос жесткий. — Отношения между мужем и женой нас не касаются, но можно разыграть представление: преданная жена следует за любимым мужем. Пожалуйста, отправляйтесь в зону В вместе.
— Собираетесь надавить на нее? Не смейте, не троньте Рэйко!.. Но мне же надо срочно сообщить, ведь если ей не дать 5U... — Он был взвинчен до предела, закончить фразу не хватало слов.
Он проиграл. Содрогаясь от нетерпения, махнул свою подпись, схватил трубку.
— Да?
— Мива, срочно скажи Рэйко, пусть немедленно примет препарат. Желудок в опасности! — И разъединился.
В помещении никого не было. Тип, которого он жаждал растоптать, испарился вместе с бумагами. В голове осталась только его фраза: «Обсуди-ка хорошенько с женой будущее». Стиснув зубы, Юя выскочил из комнаты и бросился домой.
На въезде в гараж стояла незнакомая машина. Юя припарковался за ней, вышел, напрямую через газон направился к крыльцу и остановился. Дверь распахнулась прежде, чем он протянул к ней руку.
Перед ним стояла женщина, которую он и не помышлял увидеть. Волосы небрежно перехвачены сзади, темные очки, ярко-оранжевый свитер и джинсы.
— С возвращением! Мы уж поджидаем, — вот-вот приедет.
— Но... почему?.. Миса?!
— Гадкая девчонка! — из-за ее спины выглянула физиономия Тосикагэ. — Давай, заходи, несчастный мой приятель Канта!
— Хозяин! Вас отправляют в зону D?
Это уже Мива.
— С чего ты взяла?
— Это я отцу сказала, — вмешалась Миса. — Пока Юю в зону D не отправят, в санаторий не вернусь.
Хотя, по правде говоря, мне и возвращаться-то не хочется.
— Прекрати с ним фамильярничать!
— Хорошо, буду почтительна.
— Да кончай ты!
На глазах у обеих женщин Юя устроился на софе. Рэйко не было. Он вспомнил, что в послеобеденное время она обычно готовится к концерту.
— Итак, значит, в зону В? — Тосикагэ уселся к пианино. — Чтоб тебя в зону D отправить, надо официально заявить о криминале, а шефу это невыгодно. Так что? В зону В или вместе с нами?
Внезапно, к изумлению, Юи из-под стола появился серебристо-голубоватый шар.
— Это чей? — он пощупал свой живот. — Чей желудок?
— Мой.
— Мива?
Светящийся шар приблизился к пианино, словно поняв подзывающий жест Тосикагэ, и спрятался у него в животе.
— Похоже, ему нравится соната для фортепьяно!
— Позавчера Якэмунэ сам пришел в санаторий навестить меня.
— Мы-то его искали-искали, да так и не нашли, — слушая музыку, рассказывала Мива, — а он, оказывается, решил забрать из санатория госпожу Мису.
— Я оказалась призовой лошадкой!
— Эх, ну до чего мне теперь здорово! — воскликнул Тосикагэ. — А все потому, что ко мне пришел желудок и напоил меня шерри!
Он доиграл мелодию. Шар тут же появился снова и щенком пристроился у его ног. Юя привстал.
— Нужно, чтобы Рэйко...
— Подожди, — остановил его Тосикагэ. — Как раз перед самым твоим сообщением был звонок из Аркадия-Холла. Торопиться уже незачем. У нее в санатории сейчас дневной сон.
Мгновенно лишившись сил, Юя рухнул на софу.
— Так значит... За что же?! Это все вы, вы виноваты!..
— Если рассуждать, так виноват 5U. Сознания у него нет. А вот воля есть. И самое трудное — вырваться из-под власти этой воли. Законы, нормы поведения, политическая пропаганда — все это ее проявления. У них даже нет физической субстанции, как у 5U. Они существуют в виде письменности, электроволн, абстракций... Вот такая воля и правит человеческим сознанием, заставляет человека считать, что она-то и есть его собственная, его воля.
— Я готов слушать твои дерьмовые разглагольствования сколько угодно, если мне скажут, что у Рэйко не сбежал желудок, что это ложь.
— Ты никогда не слышал такую историю? Давным-давно один крестьянин внезапно умер прямо за работой. Вскрытие показало, что у него отсутствует мозг. Ученые сломали себе головы — как же он жил-то без мозгов? А ведь ничего странного, если рассуждать следующим образом. Жить без мозга он и вправду не мог, он именно потому и умер, что его утратил. Возможно, кто-то похитил его, не нанеся никаких внешних повреждений...
— ...Или мозг убежал сам.
— Ну да. Но в то время ученые о таком и помыслить не могли. Желудки тогда не сбегали, так что сделать такое открытие им было не под силу. Они свято верили, что человеческое тело принадлежит человеку. Так же, как и сейчас. Люди считают свой желудок частью себя. В этом трагедия. Потому что утратить часть себя — это несчастье. Однако нет ничего иррационального в том, чтобы изначально считать желудок отдельным, не зависимым от человека биологическим существом. К счастью, те, кто это понял, могут без всяких препятствий убраться отсюда. Для желающих уйти пропускные ворота распахнуты настежь.
— Таких, наверное, очень немного. Быть высланным в презренную зону D — это же большое несчастье.
— Ну тогда я не настаиваю. — Тосикагэ закрыл крышку пианино, взял Миву за руки и поднял. — Знаешь, Юя, хорошо бы нам все-таки там встретиться.
— Хозяин!..
— Ты просто очаровательна! Прощайте. Хотел бы преподнести вам букет, но моя карточка здесь уже недействительна.
— Счастливо!
Юя кивнул. Пара ушла, держась за руки. Голубовато-серебристый шар проник сквозь стену и последовал за ними.
В коридорах санатория царила темнота. В комнату, где были опущены жалюзи, тоже не проникал яркий солнечный свет, создающий атмосферу здоровья. Рэйко лежала в этой мрачной полутьме с капельницей на левой руке.
Юя подошел ближе. Она не спала. В черных зрачках Юя увидел свое отражение.
Юя рассказал о случившемся. Рэйко выслушала его молча, уставившись в потолок.
— ...Значит, жить мы с тобой можем только в зоне D.
— Но у тебя-то желудок есть.
— Я не хочу тебя терять. — Юя коснулся ее волос, погладил. — Ты же не больна, поднимайся, мы уедем вместе.
— Не дотрагивайся до меня.
— Ты будешь жить здесь?
— Я человек-А!
— У тебя ослабеют ноги, и ты скоро не сможешь ходить. И все равно?..
— Не заблуждайся на мой счет. Я не человек-В. Ты можешь уйти, ты по своей сути человек-В и был им всегда.
— Рэйко!
— Уходи, уходи! Или верни мой желудок!
Юя попытался обнять ее, но встретил такой отпор, что отступился.
— Выходит, я тебе уже не нужен?
Влетела медсестра, она услышала шум. Заслонила собой больную — она человек-А! — и уставилась на мужчину — он сброшен вниз, в зону В!
— Да! — Рэйко прикрыла глаза свободной правой рукой. — Лучше умереть, чем отправиться в зону D. Я не такая, как ты. Я человек-А!
Юя не стал больше убеждать ее. Открыл дверь и напоследок сказал:— Будь осторожна с огнем, Рэйко.
Ответа не последовало.
Коридор походил на тоннель. Выйдя на улицу, Юя зажмурился от солнца.
— И что теперь? — в лучах яркого света смеялась Миса. — С автоматом врываемся в корпорацию?
— Тосикагэ сказал бы: у 5U нет сознания, а у человека нет воли. Чего добьешься с автоматом? — Юя зашагал прочь от окруженного деревьями санатория. — Когда-то мне хотелось написать детскую сказку...
— Что ж не написал?
— Слушателей не было. Рэйко не расставалась с противозачаточными. Употребляла «София-бета».
— Потанцуем фокстрот? — Миса взяла Юю за руку. — Без «Овулина-21».
— К настоящему моменту я натанцевался досыта. — Юя мягко высвободил руку. — Но не исключено, что в ближайшем будущем фокстрот мне удастся лучше, чем вальс. Никому не известно, что будет завтра.
Что ж, подумал он про себя, ясно лишь одно: проснешься завтра — значит, живой. Даже если проснешься не на мягкой постели, а в мокрой от холодной росы траве где-нибудь на склоне горы... Внизу серое море, в светлеющем небе танцуют чайки, а с ними заигрывают стаи бесчисленных серебристо-голубых шариков, похожих на светлячков...
— Я люблю тебя, — пробормотал Юя. — И без желудка.
— Что? — Миса остановилась рядом. — Ты что-то сказал?
— Да так, подумалось просто, — он внимательно посмотрел в лицо молоденькой девушки, лишенное всякой косметики, потом опустил взгляд. — Просто подумал: возможно, твой желудок сейчас где-то лопает чайку.
Он достал коробочку с 5U и что есть силы зашвырнул ее далеко-далеко.
Адзуса Ноа.
Сумеречная страна (el dormido[65])
Люди не видят снов.
Это их видят во сне.
Все мы кому-то снимся.
C.G.J
[66]
1+i
С незапамятных времен в городе поселились недобрые предания.
Предания, которые строго-настрого запрещалось поминать вслух. Казалось, годы предадут их забвению, но они лишь затаились до времени на самом дне. И однажды в ночи тысячи гигантских черных цветов разом распахнули лепестки во мраке людских сердец.
Будто дурная молва поползла по городу, вторгаясь в людские сны.
По городу вдоль стен замка Морского дракона, по дну Моря мнимых чисел. Не прошло и нескольких дней, как весть о болезни пронеслась по улицам и площадям. У лекарей толпились страждущие, сетуя на бессонницу, в храме нарасхват шли амулеты, оберегающие от злых чар, но ни целебные снадобья, ни заклятия не одолели недуг.
Недуг тот был ночным кошмаром.
На сумрачном берегу сновидения издалека раздавался чей-то голос. Так начиналась болезнь. Словно эхо, звучал смутный призыв. Обернешься, а за спиной — никого. Только ночное море сна омывает сумрачный берег. Но с каждым днем голос звучал все ближе, все громче раздавался его зов. И вот во мгле проступали чьи-то неуловимые контуры. А может, и не было никого, может, это лишь морок, наваждение. Но кто-то все же скрывался в темноте. И все ближе и ближе подступала неясная фигура.
А наутро каждый знал, что ночные страхи потревожили не только его сон. Они, словно чума, ползли по городу, заражая людские сердца.
Вернувшись в Город грез после короткой вылазки в «действительность», Шаолин не нашла прежних друзей. Всех разметало, кого куда.
Разорился салон в районе Полонез, где раньше гуляли поэты и опальные аристократы. Опустело кафе «Руссо», где, бывало, они с друзьями пили до утра. Закрылся даже отель «Большая медведица», где вся компания вместе с Его Величеством Налином и Арнгеймом закатывала свои грандиозные кутежи. От здания уже начинало веять запустением.
В кабачке «Острая закуска» торчал только Жорж Шатобриан, одиноко примостившийся у стойки бара с запоздалым обедом.
Внезапно Шаолин охватил приступ острой ностальгии, но будучи не из тех, кто позволяет себе раскисать, она приняла невозмутимый вид, будто не прошло и трех дней со времени их последней встречи, и как ни в чем не бывало тоже уселась у стойки, собираясь завести какой-нибудь занятный разговор...
X0
Умирающий Аргус распахнул предпоследний глаз.
...окликнула его:
— Салют, Жорж.
Он обернулся и расплылся в улыбке:
— Салют, Шаолин. Давненько тебя здесь не было! Как жива-здорова?
— Что за чушь! Я все время здесь, ни на минуту не отлучалась. О, привет, хозяин! Славно мы повеселились вчера вечерком. А ты, между прочим, забыл сари в «Большой медведице». Забери как-нибудь у нашего вокалиста.
— Виноват. Что тебе принести? — спросил хозяин заведения.
— Травяной чай, — ответила Шаолин. — Что случилось, Жорж? Ты сам на себя не похож. Что за хандра?
Жорж попытался изобразить на своем наивном, совсем еще мальчишеском лице подобие улыбки...
X0
Обессиленный, Аргус прикрыл глаза. Мир...
...не вышло.
Шаолин представился стремительно погружающийся в сумерки город. Солнце вдруг скрылось в облаках, и в ту же минуту дохнуло холодом и сыростью.
Бледность стерла с лица Жоржа все эмоции, только огромные черные глазищи влажно заблестели:
— Гейм, ну, в общем, он уехал...
Прошел месяц с тех пор, как Арнгейм, сбивчиво объяснив свой отъезд поисками какого-то абсолютного плака , сел в поезд на Восточном вокзале и отбыл из города в неизвестном направлении.
Жорж, Арнгейм, Шаолин и, наконец, Его Величество Налин. Все они когда-то заигрались в любовь, и это напоминало бесконечную езду на карусели. Вот так и катались по кругу, пытаясь дотянуться друг до друга, да только напрасно: победителей здесь не было.
Первым вышел из игры государь Налин. Его Величество не оставляла так и несбывшаяся мечта о возвращении в изгнавшую его державу, а тут еще Шаолин со своей любовью. И вот Налин исчез, отправившись к Морю мнимых чисел.
Шаолин так и не смогла выкинуть его из головы и со всей страстью нырнула в разврат и веселье, снискав себе славу ночной принцессы Города грез. Не легче было и влюбленному в нее Арнгейму: чем ярче пылали его чувства, тем больше отдалялась от него Шаолин.
В конце концов и он уехал из города неизвестно куда. По Арнгейму сох Жорж. Круг замкнулся, Жорж остался в одиночестве. Тоскливый город...
Город грез. Сумеречная страна. Город, где сливаются все ночные кошмары.
Мальчишка, младше нее, всегда с открытой улыбкой, ни тени забот на лице. Шаолин привыкла видеть его таким. Но, взглянув на него теперь, она растерялась, безошибочно угадав, что его обуревают те же мрачные чувства, что и ее самое.
И у нее невольно вырвались слова утешения...
X0
Собравшись с силами, Аргус открыл последний глаз.
— Да это просто один из его вечных «побегов». Вернется он, никуда не денется.
— Ну да... А как, кстати, твоя группа?
Шаолин играла на клавишах в рок-группе «Садистка Лика-тян». Жорж припоминал, что последняя песня, слышанная им около полугода назад, называлась, кажется, «Зачем замочили куклу Барби?».
— Так себе. Вокалист, полный придурок, все делает через пень-колоду. А сам не вылезает из того заведения во втором квартале, просаживает там все денежки. Козел.
— В «Отступнике»? — вмешался хозяин.
— Именно. Поверишь? У самого жена и дети, а ему все до лампочки.
— Небось, втюрился в Джулиана.
— Ну да, Джулиан же там супер-звезда. Знаешь, какое имечко он себе подобрал?! Юли-анус.
— Ха-ха!
Вдруг Жорж прямо посреди разговора зевнул:
— Ой, извини. Я стал какой-то сонный.
— И ты? Ничего себе. Со мной то же самое творится. Сплю-сплю, но совершенно не высыпаюсь. Кажется, могла бы проспать целую вечность, — пожаловалась Шаолин.
— Да, именно. И знаешь, что странно — никаких снов.
— Ого, и у тебя? Я тоже ничего не вижу во сне.
— Похоже, это новое здешнее поветрие. В последнее время все клиенты жалуются на что-то подобное, — заметил хозяин.
Шаолин и Жорж взглянули друг на друга, приготовившись синхронно зевнуть.
— Кстати, о поветриях, — Жорж ловко сменил тему. — Слышала о новом увлечении в лицее? Странное у них хобби — ностальгия по прошлому.
— Да какое у них может быть прошлое? — пожала плечами Шаолин.
— В этом и суть.
— То есть?
— Далекое прошлое их не интересует, — сказал Жорж, пропустив ее вопрос мимо ушей. — Им хватает для воспоминаний совсем недавних событий. Ну, знаешь, как в двадцать лет начинаются все эти слезы-сопли по поводу телепередач и попсы четырех-пятилетней давности. Мол, ах, это была наша юность. Вот так и с лицеистами, совершенно то же самое. Принимаются ностальгировать по событиям, случившимся пару дней назад, а если дело совсем плохо, то и несколькими минутами раньше.
— Так развлекаются?
— Да нет, у них все довольно серьезно. Ты как-нибудь сама послушай. Даже жутковато.
— Последние времена настали, — с чувством сказал хозяин.
— И оттого повальная ностальгия? Может, и так...
«Наверно, скоро и вправду конец света», — мелькнуло в голове у Жоржа.
Вот и хранитель города, стоокий Аргус, взглядом удерживающий его ирреальную цельностность, не вылезает из болезней. Поэтому в городе все потихоньку начинает идти наперекосяк. Это просачивается «действительность», разъедая хрупкую ткань сна.
И острее всего ее зловещую тень чувствуют дети. Так смертельный пепел атомного взрыва поражает прежде всего растущие организмы.
«Может, скоро и вправду конец света».
Допив травяной чай, Шаолин подняла глаза на плакат, висевший на стене.
«Исследовательский центр БХВ — Объявлены вакансии. Подробности при собеседовании» — гласила надпись.
— Постой, там же раньше работал Арнгейм.
Жорж, обернувшись, кивнул.
— Почему же раньше, он и сейчас там работает. Вот только людей у них не хватает. Знаешь, я тоже подумываю туда устроиться.
— И не вздумай! — Шаолин бросила на него предостерегающий взгляд из-под стриженой под Клеопатру челки. — Там постоянные аварии, мне Гейм рассказывал. Говорят, тревоги четвертой степени там — обычное дело. Все, конечно, без огласки, шито-крыто. Жорж, у тебя ведь одна жизнь, не десять.
— Да я понимаю. Но очень уж хочется поработать в том месте, где бывал Гейм.
В его глазах было столько горечи, что Шаолин не нашлась, что ответить.
Попрощавшись с Жоржем, который направился на вершину холма, в исследовательский центр, Шаолин побрела по городу.
Она имела некоторое представление о работе центра: новейшие исследования по биологическому и химическому оружию. Была какая-то ирония в том, что в этом городе людских снов, бегущем от «действительности», разместило свои капиталы военное предприятие — живое воплощение этой самой действительности.
«С такой внешностью ему самое место в каком-нибудь гей-баре вроде „Отступника“», — бормотала она про себя никому не нужные советы. Конечно, ей было известно, что истинная профессия этого мальчика никак не вязалась с его ангельским обликом — Жорж был наемным убийцей.
Когда-то он пересек границу, отделяющую город иллюзий от реального мира, в погоне за очередной жертвой — Его Величеством Налином, бежавшим сюда из своей страны. Однако жертва улизнула невредимой, а он так и остался здесь, в кругу прежних друзей.
Остался, потому что воспылал тайной страстью к Арнгейму.
«И что он только нашел в нем, в этом маменькином сынке?»
Хотя Арнгейм не мог жить без Шаолин, в конце концов он решил бежать из города. Так он пытался вылечить саднящую рану неразделенной любви: очевидная холодность Шаолин не оставляла ему ни малейших надежд.
«Выходит, это я во всем виновата».
Вернувшись домой, Шаолин обнаружила приглашение от мадам Розе.
5+i
Морской дракон, правящий в Море мнимых чисел, молодой государь Налин занемог.
Город на темном морском дне окутался синеватой дымкой печали, верноподданные погрузились в уныние. В народе любили прекрасного и мудрого государя-чужестранца.
И вот сквозь жемчужные ворота дворца потянулись сотни лекарей всех мастей и сословий, они наводнили запретный императорский сад, принесли с собой бесчисленные снадобья, прикасались к яшмовому телу[67], да только напрасно.
Государевы посланцы спускались и в морские глубины, искали прорицателей, способных прогнать хворь, но никакие молитвы и заклинания не смогли победить недуг, проникший в самую душу молодого государя.
Страшные сны, повергающие в трепет его подданных, заставляющие их дрожать в ночи, нашли путь и во дворец, проникли в августейшее сердце.
Ночь за ночью один и тот же кошмар вползал в сны государя, разъедал нежную душу, подтачивал тело. А ведь император всегда отличался отменным здоровьем.
Так и тянулись дни, погруженные в сон: полуденные часы навевали страх, заброшены были государственные дела. Синеватые дни, окутанные тревогой и страхом, белые ночи в боязни уснуть... Но даже они не смогли лишить государя мудрости, не принудили его искать забвения в вине и разврате.
А может, именно благоразумие молодого императора и было причиной его жестоких страданий.
Тяжелые дни настали и для девы Дежа Вю, ставшей хозяйкой дворца в прошлые Нептуналии. С болью в сердце смотрела она на страдания возлюбленного супруга.
И этой ночью стражи, верхом на морских коньках прибывшие до утра охранять императорскую виллу Хайдора, затерянную в зарослях алых кораллов, вновь услышали детские вскрики государя, напуганного кошмаром, и голос Ее Величества, пробудившейся от легкой дремы и утешающей мужа. И вновь сердца их погрузились в печаль.
За дверью стенного шкафа обнаружилась парочка мальчиков-лицеистов, спавших в обнимку неподвижно, как убитые. Сначала Шаолин почудилось, что они умерли и только кажутся спящими. Она старательно изобразила удивление, словно пытаясь развлечь отсутствующую публику. (Сегодня Шаолин была в развеселом расположении духа.)
Обнаженные тела были перемазаны кровью: запачкали друг друга во время любовных игр. У обоих на левом боку поблескивали свежезапекшиеся раны.
Шаолин, совершенно равнодушная к юным мальчикам и дохлякам, у которых и мускулов-то не наросло, не могла оторвать от них глаз. Была в них некая запретная красота, словно сошедшая со страниц Юкио Мисимы. Шаолин тихонько прикрыла дверцу.
Она и раньше слышала о жутковатой моде, охватившей младшие классы лицея. Между мальчиками заключались страшные кровавые клятвы: ножами они вспарывали друг другу грудь и вкладывали в раны браслеты с полудрагоценными камнями, таблички с именем и всякую мелочь.
Кровь застучала у нее в висках.
Сопляки затеяли эротические игры и изображают двойное самоубийство, и где?! В ее собственном стенном шкафу! Стыд и позор тебе, ночная принцесса... Не стоило надолго оставлять пустую квартиру. Да ладно, ерунда.
Сгусток чужой страсти огромным кровавым рубином оцарапал ее, острыми краями раздразнил ее чувственность.
Шаолин содрала с себя одежду и натянула тунику, кожей ощущая прикосновение шелка. Туго затянула алый пояс, приторочила усыпанный драгоценными камнями короткий меч.
Еще раз взглянула на послание мадам Розе.
На белоснежном листе сиротливо виднелась одна-единственная строчка.
Словно в поэтической антологии.
Изысканный почерк, замысловатая подпись.
Мадам Франсуаза Вэн Розе. Волшебница, живущая посреди леса Санбор к северу от города во дворце, где прислуживают юные фавны. Женщина, сохранившая вечную красоту. И что ей от меня понадобилось, этой Цирцее?
«Забавно. В любом случае я уже разошлась, и без небольшого дебоша мне теперь не успокоиться. Что ж, я готова, мадам Розе, куда прикажешь. Жди же меня!»
Шаолин стремительно выскочила за дверь, чувствуя необычное воодушевление.
Мимо промчалась компания на черных «харлеях»: обритые до синевы головы, серые восточные балахоны.
Новая городская достопримечательность — байкерская группа «Будды из ада».
Жорж Шатобриан пожал плечами и шагнул на улицу, где еще вился синеватый дымок, оставленный последним «харлеем».
Дорогу ему преградил полицейский.
Жорж автоматически встал в защитную позицию. Страж порядка скользнул пальцами по поясу, из приоткрытой кобуры торчала рукоятка пистолета.
— Полиция надзора? И по какому, интересно, поводу?
— Зимняя полиция. Гражданин Шатобриан, вам повестка. От избранного комитета Хранителя.
— Здесь какая-то ошибка. Я служу по цивильной части. Освобожден от повинности Аргусу.
— Да нет, я просто...
Неуловимым движением рука полицейского легла на кобуру. Жорж отскочил мягко, как большая кошка.
Обманным движением он левой рукой ударил противника в лицо, а когда тот непроизвольно поднял руку, правой нанес удар ему прямо в незащищенное солнечное сплетение. На мгновение полицейский согнулся пополам, и в этот момент Жорж ударом ноги раскроил ему череп. Все было кончено почти мгновенно: несчастный страж порядка, плоть от плоти сновидений Города, и вскрикнуть не успел.
Жорж действовал автоматически. Результат тренировок. Так их учили в антитеррористическом центре: сначала действовать, потом размышлять. Скорость! Только быстрота реакции сможет защитить от врага.
Жорж даже не запыхался. Огляделся по сторонам: на улице никого не было.
Только на тротуаре труп полицейского в синей униформе таял, растекался, как тонкий ледок.
«Что это, „Времена года“ вздумали воевать со мной?»
Нет, не может такого быть. В Юмэджинито, городе общих снов, компьютерная сеть «Времена года» существует для того, чтобы заботиться о покое и благоденствии граждан. Разве он, Жорж, не гражданин этого города?
«И все же...»
Действительно, почему это в Городе действует «Зимняя полиция»?
Жорж покачал головой и зашагал своей дорогой к научному центру: молодой, красивый, невероятно самоуверенный.
Идя по пустынным улицам, Жорж напевал себе под нос известную песенку:
«Думал: лето, а тут осень уже, а за нею и злодейка-зима...»
Что-то было не так, она заметила это вскоре после того, как вступила в Памятный лес.
Здесь было сумрачно даже в полдень.
Она пробиралась между деревьями по чахлому подлеску, стараясь не оступиться на подстилке из прелых листьев. Буйно разросшиеся кроны отбрасывали густую тень, не пропуская ни капли солнечного света.
Потому-то она и не сразу заметила, что происходит.
Шаолин замерла, пытаясь понять, что за странное видение надвигается на нее. Стояла, изо всех сил вглядываясь в зеленую мглу.
Вот оно!
Радуга!!!
По дну растительного океана, скрытого завесой тьмы, бежала радуга.
Стоило глазам привыкнуть к темноте, и Шаолин увидела, что весь лес, словно живой Гимн первобытной природе, все его деревья, листья, травы переливаются радужным семицветьем.
«Что же это?..»