СМИ – Самый Могущественный Институт 2 страница

Диана стала единственным ребенком в семье виконта Элторпа, среди крестных которой не было ни одного члена королевской семьи. Но, как потом выяснится, ей была уготована куда более значительная роль, чем старшим сестрам.

Рождение Дианы Спенсер, как и большинство фактов ее биографии, очень быстро превратится в миф. Для многих исследователей ее жизни не составит труда, объединив все вышеперечисленные обстоятельства, сделать вывод, что Диана была не самым любимым ребенком в семье. На самом деле это не так. Если факты ее рождения и оказали какое-то влияние на жизнь будущей принцессы Уэльской, то произошло это только благодаря самой Диане, сумевшей убедить себя в том, что она для окружающих не более чем «досадная неприятность»[40].

В действительности ситуация выглядела не такой безнадежной. «Даже не знаю, что сказать, когда слышу, будто она была нежеланным ребенком, – говорит Роберт Спенсер. – Лично я не видел никаких признаков, что это действительно было так. Другое дело, какие мысли зародились у нее в голове. Это уже другой вопрос»[41].

Для того чтобы узнать, о чем думала Диана, обратимся к ее собственным высказываниям.

«Когда мне было четырнадцать лет, я чувствовала, что ни на что не гожусь. Я считала себя полностью безнадежным ребенком. Я ощущала себя неотъемлемой частью всей этой проблемы с рождением наследника. Ребенок, скончавшийся до меня, был мальчиком, мои родители были просто одержимы тем, чтобы произвести на свет наследника, а здесь появляюсь я – третья девочка. „Какая досада, – наверняка подумали они, – придется пробовать еще раз“»[42].

Смерть старшего брата была связана и с еще одним принципиально важным для Дианы моментом – самим фактом ее рождения. «Ведь если бы он остался жив, я бы никогда не появилась на этом свете», – убеждала себя принцесса Уэльская.

«Она признавалась, что чувствует себя отвергнутой, потому что вся семья находилась под воздействием того шока, который вызвали рождение и смерть Джона, – вспоминает одна из ее подруг. – Нельзя сказать, что с ней обращались как-то по-другому, но Диана всегда считала, что так оно и есть. Ее самооценка от этого была на очень низком уровне»[43].

Подруга Дианы Эльза Боукер утверждала, что приложила немало усилий к тому, чтобы переубедить принцессу: на самом деле ее очень любят.

– У твоих ног весь мир! – говорила Эльза.

– Весь мир у моих ног? – возражала Диана. – В детстве я была нежеланным ребенком, потому что мои родители хотели мальчика. О Эльза! Я нежеланна!

Нежеланна![44]

Принцесса совершенно напрасно давала себе столь негативную установку. Как мы увидим дальше, ее любили не меньше, если даже не больше, чем остальных детей. Просто Диана родилась и провела свое детство – да что там детство – всю жизнь! – в очень напряженном психологическом климате. И все вышеперечисленные обстоятельства, связанные с ее появлением на свет, стали далеко не единственными моральными травмами. Впереди Диану ждали новые испытания.

Крах семьи

20 мая 1964 года произошло событие, которого семья Спенсеров ждала уже десять лет. Фрэнсис родила мальчика. Ребенка назвали Чарльз Эдвард Морис Спенсер. Обряд крещения был совершен в капелле Генриха VII в Вестминстерском аббатстве, а крестной матерью новорожденного стала сама королева Елизавета II.

Казалось бы, всё – цель достигнута, и супруги Спенсеры могли если уж не зажить счастливо, то хотя бы спокойно. Но этого не произошло. Фрэнсис и Джонни все больше отдалялись друг от друга. Их разговоры часто заканчивались перебранками, и ходили даже слухи, что в минуты гнева виконт поднимает руку на свою жену.

Впервые эти подробности озвучил известный журналист Джеймс Уитакер, опубликовавший в 1993 году книгу «Диана против Чарльза: кровная королевская вражда». По его словам, «у жителей Норфолка не вызывало сомнений, что рукоприкладство действительно могло иметь место»[1].

Уитакера поддержала биограф Джонни Анжела Левайн: «Задиристость Спенсера спокойно могла перерасти в жестокость»[2].

А как же быть с теми высказываниями о характере отца будущей принцессы Уэльской, которые рисуют его совсем другим?

Например: «Из всех людей, которых я когда-либо знал, Джонни меньше всего подходит эпитет „жестокий“, – говорит один из его родственников. – Да, он немного необычен, он кроток, иногда мягок, но только не жесток»[3].

Или: «В Джонни слишком много от настоящего джентльмена, чтобы он оказался способен на проявление агрессии», – считает одна из подруг виконта, знавшая его больше двадцати лет[4].

Слухи об агрессии Джонни противоречат и высказываниям его собственной супруги. Уже годы спустя, отвечая на вопрос, случалось ли так, что ваш муж поднимал на вас руку, Фрэнсис категорично скажет:

– Нет! Джонни был одним из самых спокойных мужчин[5].[7]

Трагедия Фрэнсис и Джона заключалась в том, что они были слишком разными людьми. С годами эти различия стали проявляться еще больше. Виконт и раньше был знаменит своей социальной пассивностью, а с появлением детей он окончательно замкнулся на семье.

«Джонни был прекрасным компанейским парнем в молодые годы, но со временем он стал скучен, полностью погрузившись в воспитание своих детей и сельскую жизнь», – вспоминает его бывшая невеста леди Анна Коук[6].

Другое дело Фрэнсис. Она всегда отличалась общительностью, любознательностью, бьющей через край энергией.

«Она способна разгадать кроссворд в „The Times“ за шесть минут, и ни секунды больше!» – восхищался ее эрудицией один из друзей[7].

Свою роль сыграла и разница в возрасте, которой в 1954 году не придали большого значения. В момент рождения Чарльза Джонни было сорок лет, Фрэнсис – двадцать восемь. Всего двадцать восемь! Ей хотелось вдыхать жизнь полной грудью, получая удовольствие от каждого прожитого мгновения.

«Фрэнсис просто вырвалась из клетки, и на это у нее были веские причины, – комментирует поведение молодой женщины один из ее близких друзей. – Она обручилась в семнадцать лет, вышла замуж в восемнадцать, Джонни был старше ее на двенадцать лет. Ей просто хотелось чего-то большего»[8].

Не стоит забывать и про солидное наследство отца Фрэнсис, Мориса Фермоя, предоставлявшее столь необходимую в таких случаях финансовую независимость.

После рождения Чарльза Фрэнсис начала все чаще покидать скучный Норфолк и все больше времени проводить в Лондоне. В 1966 году мать Дианы познакомилась с преуспевающим бизнесменом Питером Шэндом Киддом, недавно вернувшимся из Австралии. По словам самой Фрэнсис, «это не была любовь с первого взгляда. Просто нам удалось рассмешить друг друга»[9].

На следующий год они отлично провели время на горнолыжном курорте Куршевель. К тому времени у Питера были жена и трое детей, однако это не помешало его взаимоотношениям с Фрэнсис выйти за рамки обычной дружбы и перерасти в бурный роман.

До поры до времени любовникам удавалось встречаться тайно, однако прошло всего несколько месяцев, и о романе заговорили в свете. Когда информация дошла до Джонни, он пришел в ярость. Правда, ненадолго. Обсудив сложившуюся ситуацию, супруги заключили соглашение – будние дни дети будут проводить с Фрэнсис, а на выходные возвращаться к отцу в Парк-хаус.

Осенью 1967 года семья попыталась воссоединиться. Но вместо того чтобы примирить супругов, совместная жизнь еще больше разъединила их. Во время рождественских праздников Джонни нанес первый удар. Ничего не сказав своей жене, он записал Диану и Чарльза в местную школу в Норфолке, тем самым обеспечив их постоянное присутствие рядом с собой.

«Я была потрясена! – сокрушалась бедная женщина. – Джонни отказался вернуть мне Диану и Чарльза, заранее заручившись поддержкой судьи. В Рождество все суды были закрыты, и я оказалась бессильна»[10].

Воздух Парк-хауса наполнился ионами надвигающегося кризиса. Однажды утром Диана увидела, как прислуга и ее мать укладывают платья в чемоданы. Затем Джонни собственноручно перенес чемоданы в багажник. Когда девочка вышла на крыльцо, Фрэнсис подбежала к ней и, стараясь сдерживать слезы, прошептала:

– Не расстраивайся, я скоро вернусь[11].

Фрэнсис лгала. После того, что произошло, ни о каком скором возращении не могло быть и речи. Но разве понимала это Диана? По нескольку раз в день она выходила на крыльцо и вглядывалась в опустевшие ворота Парк-хауса в надежде первой увидеть возвращение матери. Но ее мама так и не вернется. Вскоре Диана поймет, что ее обманули. Пройдут годы, а она так и не сможет простить матери эту ложь.

«Ее отъезд стал самым болезненным эпизодом в моем детстве, – призналась принцесса своей подруге Козиме Сомерсет. – Больше всего меня задел обман. От меня просто утаили тот факт, что покинули навсегда»[12].

По прошествии многих лет Диана сравнит поступок своей матери с «огромной черной дырой, настолько огромной, что ее ничто не могло заполнить»[13].

Фрэнсис и подумать не могла, насколько серьезным окажется воздействие ее отъезда на психологическое состояние младшей дочери.

«Как бы Диана ни старалась, на какие бы ухищрения ни шла, она так и не смогла забыть о том, что в детстве ее бросили, – замечает целительница и подруга принцессы Симона Симмонс. – В конечном счете это приведет к тому, что Диана станет искать утешения у людей, от которых на самом деле ей бы следовало держаться подальше»[14].

Диана не знала, что ее мать пыталась встретиться с детьми, но ей просто не позволили этого сделать.

«Я приехала в Парк-хаус и потребовала, чтобы меня провели к детям, но дворецкий даже не пустил меня на порог, просто захлопнув передо мной дверь! – возмущалась спустя годы бывшая супруга Джонни. – Дом очень большой, поэтому, как я ни кричала, мои малютки так и не смогли меня услышать»[15].

Отлученная от семьи и детей, Фрэнсис подала на развод. В тот момент мать Дианы еще не осознавала, что, приняв окончательное решение расторгнуть брак, она переступила черту. Так уж устроен высший свет Великобритании: если измена мужу рассматривается как «дурной поступок», не более того, то требование развода – как непростительная ошибка. Какие бы бури ни разгорались за массивными дверьми богатых особняков и старинных замков, главное, чтобы об этом не знала общественность. С разводом же все тайное становится явным.

Именно поэтому Джонни, который сначала был потрясен решением своей супруги,[8] быстро сменил растерянность на злость. Бывшая супруга превратилась для него в объект, который следовало наказать. А наказать женщину, как известно, можно больнее всего, лишив ее (на этот раз окончательно) права на воспитание собственных детей. На это и направил свои усилия будущий хозяин замка Элторп. «Дети должны быть переведены в местную школу в Кингс Линн, остаться у меня и больше никогда не возвращаться в Лондон к матери», – заявил он в категоричном тоне[17].

Битва за детей могла превратиться в полномасштабное сражение между бывшими супругами, однако этого не произошло. Фрэнсис подкосил удар в спину, который ей нанесла ни кто-нибудь, а ее собственная мать. Без всяких зазрений совести Рут приняла сторону зятя и выступила на суде против своей дочери. С легкой руки леди Фермой Фрэнсис предстала в глазах общественности «перебежчиком»[18].

На самом деле это не имело ничего общего с реальностью. Виконтесса Элторп никогда не собиралась бросать детей ради новой любви. Но разве ее в тот момент кто-то слушал!

Слушали Рут Фермой, которой Джонни всегда импонировал. Но еще больше ей нравилось, что в один прекрасный день Фрэнсис, ее дочь, станет графиней Спенсер – хозяйкой одного из крупнейших поместий в Соединенном Королевстве.

«В понимании ее матери, если бы Фрэнсис оставила Элторпа ради, например, герцога Ратленда, это было бы нормально. Но бросить наследника графа Спенсера ради какого-то Шэнда Кидда! Это было уже слишком!» – заметил друг семьи Бродерик Хэлден[19].

Сама Рут считала виновником всех бед наследственность:

«Во всем, что произошло, виновата кровь Фермоев. Семья моего отца всегда относилась к перебежчикам. Они все были американскими перебежчиками. Крайне неподходящие гены!»[20]

Примечательно, что, когда пройдет двадцать лет и отношения между Дианой и Чарльзом начнут портиться, ее бабушка снова предаст кровь Фермоев и выступит на стороне принца Уэльского:

«Оставаясь придворной до последнего вздоха, Рут хотела, чтобы ее внучка сохранила брак. Главное было спасти королевскую семью от позора – именно так она расценивала развод наследника престола», – прокомментировал ее поведение один из Спенсеров[21].

15 апреля 1969 года было публично объявлено о разводе Фрэнсис и Джонни Элторп. Согласно официальному заявлению:

«Причиной развода стала супружеская измена тридцатидвухлетней виконтессы Элторп с мистером Питером Шэндом Киддом. Супружеская измена имела место в Южном Кенсингтоне, Куинс-гейт, в апреле и мае 1967 года. Суд постановил, что леди Элторп и мистер Шэнд Кидд обязаны выплатить 3000 фунтов для покрытия расходов ее мужа. Также суд постановил, что опека над четырьмя детьми виконта и виконтессы Элторп передается супругу»[22].

Самым важным в этом заявлении – как для основных участников разворачивающейся драмы, так и для их детей – было последнее утверждение. Возникает закономерный вопрос – чем руководствовался суд, когда постановил лишить мать ее собственных детей? Судья, что вел бракоразводный процесс, объяснил всё «стремлением виконта Элторпа остаться в семье и продолжить воспитание»[23]. На самом деле Фрэнсис боролась с системой, противостоять которой у нее не было достаточных ресурсов.

«Против леди Элторп оказались сразу несколько факторов, – считает биограф Дианы Гордон Ханикум. – Во-первых, мнение высшего света и ее матери. Во-вторых, Норфолк, где дети провели бóльшую часть своей жизни и который считался гораздо лучшим местом для их дальнейшего воспитания, нежели Лондон. Самым же главным было происхождение Джонни. Обычно опекунство передается матери, за исключением случаев умственного расстройства, пристрастия к наркотикам и менее благородного происхождения. В том, что касается происхождения, у виконта Элторпа было явное преимущество»[24].

Спустя всего три дня после расторжения брака, которое состоялось 29 апреля, Фрэнсис вышла замуж за Питера Шэнда Кидда. Через два года она вновь поднимет вопрос об опекунстве. Будет назначено второе судебное разбирательство, оно продлится пять дней и на этот раз пройдет в закрытом режиме. Несмотря на дополнительную и тщательную проработку имеющихся фактов, окончательное решение останется без изменений. Суд повторно постановит сохранить опекунство за виконтом Элторпом.

Все было кончено.

Трагедия всех этих разбирательств заключалась в том, что основная цель любого бракоразводного процесса – сделать жизнь участвующих в нем людей счастливей – оказалась не достигнута. Прямо или косвенно, но от решения суда пострадали все. Пострадала Фрэнсис, лишившаяся детей.[9] Пострадал и сам виконт Элторп.

«После развода отец стал выглядеть очень жалким и глубоко потрясенным, – вспоминает его сын Чарльз. – Он целыми днями сидел в своем кабинете, ни с кем не разговаривая»[25].

«Язык его телодвижений был потрясающе откровенен, – свидетельствует друг Джонни Руперт Хэмбро. – Он осунулся, ходил с каким-то отрешенным взглядом, не обращая внимания на события и людей, которые его окружали»[26].

А лорд Гленнконер скажет, что некогда красивый и статный виконт Элторп после развода напоминал своим удрученным видом «несчастную сырую сосиску»[27].

Как и следовало ожидать, пострадали от бракоразводного процесса и дети.

«Это был один из самых несчастных периодов, – так опишет Диана это время. – Родители, занятые своим разводом, череда сменяющих друг друга нянь и заполнившая все нестабильность сделали происходящее удручающе безрадостным»[28].

Выбирать между тем, кто тебе дорог, – одна из сложнейших дилемм, с которой может столкнуться человек. Диане же пришлось решать эту дилемму с самого раненного детства. Каждый уик-энд, прежде чем передать детей няне, Фрэнсис, заливаясь слезами, повторяла:

– Вы даже представить не можете, как я не хочу с вами расставаться![29]

Однажды Диану пригласили на свадьбу кузины. Отец подарил ей белое платье, а мать – зеленое.

«Они оба были очень красивы. Сейчас я уже не помню, какое из них выбрала. Но я отчетливо запомнила, насколько меня травмировала подобная ситуация, – признавалась она впоследствии. – Больше всего я переживала из-за того, что, какой бы выбор я ни сделала, он покажет мою приверженность лишь к одному из родителей»[30].

Многие будущие комплексы принцессы Уэльской берут свое начало в ее детстве. Здесь и боязнь быть брошенной, и страх перед бракоразводным процессом, и частые депрессии, и резкие перепады настроения, и ощущение своей незащищенности – все это прямо или косвенно связано с воспитанием в неполной семье. К тому же именно на Диану расставание родителей оказало максимальное воздействие. Это связано с двумя причинами.

Во-первых, возраст. Когда семья распалась, Чарльзу было три года. Кроме самого факта отсутствия матери, он не осознавал, что происходит на самом деле. Саре и Джейн исполнилось тринадцать и десять лет соответственно, и они уже могли составить представление о царивших в семье разногласиях. Диане же было шесть лет. Согласно биологическим особенностям развития организма именно в этом возрасте начинается первая гормональная перестройка, связанная с проявлениями эмоций. Мышление при этом развивается гораздо медленнее и оказывается неспособным к выработке рационального объяснения тех или иных событий, с которыми сталкивается ребенок. Подобное несоответствие фактически превращает детей в беззащитных жертв перед серьезным психологическим стрессом. Именно это и произойдет с нашей главной героиней.

Второй и, наверное, более важной причиной стал характер Дианы. Вместо того чтобы постараться изолировать себя от ненужных переживаний, она стремилась попасть в самый эпицентр бури, принимая все близко к сердцу. Например, если Сара, когда родители начинали ссориться, просто запиралась в своей комнате и включала плеер на полную громкость, то Диана, напротив, вставала под дверью и слушала всю словесную перепалку от начала до конца.

С детских лет принцесса Уэльская отличалась повышенной чувствительностью. Возникает ощущение, что она была создана для страданий. Пока местные дети играли друг с другом, Дач[10] сидела в сторонке, думая о чем-то о своем. Однажды мама одного из детей подошла к няне и спросила:

– А что можно сделать, чтобы это девочка присоединилась к остальным?

– Ничего! – раздалось в ответ. – Она по натуре очень грустный ребенок[31].

Вспоминая свои детские годы, сама Диана однажды сказала:

«Я всегда знала, что здорово отличаюсь от всех остальных. Я ощущала себя какой-то изолированной, обособленной. Я чувствовала, что внутри меня есть что-то такое, что делает меня особенной. Не знаю даже почему»[32].

Увы, обособленность всегда приводит к одиночеству…

«Диана часто признавалась, что ее ранняя жизнь была ужасна, – вспоминает астролог принцессы Пэнни Торнтон. – Она говорила о постоянном чувстве одиночества, которое, словно пустота, наполняло все ее существо. Также она говорила об отсутствии к ней внимания, что ее никогда по-настоящему не слушали, не проявляли к ней ни искренней привязанности, ни любви, в которых она так нуждалась»[33].

Как следствие, подобные переживания привели к неуверенности в собственных силах и к заниженной самооценке.

«Она была самой неуверенной среди сестер, – говорит одна из ее подруг. – Она чувствовала, что с ее мнением никто не считается»[34].

Неуверенность Дианы сказалась и на ее отношении к собственной внешности. Это может показаться удивительным, но принцесса Уэльская, красотой которой восхищались миллионы мужчин и женщин, считала свою внешность далекой от идеала.

«Ей не нравилось ее тело, – вспоминает Симона Симмонс, – ей не нравилась его форма. Она считала, что ее бедра слишком узкие, стопы и кисти – большие, нос – с бугорком. Диане хотелось походить на Одри Хёпберн или, еще лучше, иметь соблазнительную фигуру в виде песочных часов – а-ля Мэрилин Монро. По мнению принцессы, у американской актрисы был идеальный силуэт. „Мне всегда хотелось иметь плоский живот и отчетливо выраженную талию“, – говорила Диана»[35].

Уже став принцессой Уэльской, Диана подвергнет себя строжайшей диете и постоянным физическим нагрузкам. Как правило, ее день начинался с чашечки крепкого кофе. Иногда сначала она выпивала стакан горячей воды с лимоном, но затем следовал неизменный кофе. После кофе шла очередь стакана сока, который принцесса готовила сама из огурцов, свеклы, моркови и яблок. В середине дня Диана выпивала еще один стакан сока из огурцов и сельдерея, считая эти овощи великолепными диуретиками. В общей сложности за день принцесса поглощала как минимум восемь стаканов жидкости, промывая почки и очищая кожу от всевозможных пятен[36].

Знакомясь с событиями первых лет жизни принцессы Уэльской, следует учесть один немаловажный фактор. В большинстве своем они изложены самой Дианой, а значит, несут в себе отпечаток субъективности. Уже в детские годы Диана была склонна драматизировать события, а иногда и приукрашивать их, добавляя несуществующие детали. Недаром жена местного викария однажды не выдержит и скажет ей строго:

– Диана Спенсер! Если ты еще раз соврешь, я просто-напросто отправлю тебя домой![37]

Подтверждает это и Чарльз Спенсер:

«Нередко сестре было трудно говорить правду. Связано ли это как-то с разводом родителей, не знаю. Скорее всего, она просто хотела привлечь как можно больше внимания к собственной персоне»[38].

Многим быт Спенсеров казался не таким мрачным, как описывает его Диана.

«Вероятно, в ее восприятии жизнь в Парк-хаусе действительно выглядела так, как она ее описывает. Но на самом деле все было совершенно иначе, – вспоминает один из кузенов Дианы. – Все было намного лучше, чем ей казалось в ретроспективе»[39].

С ним соглашается и няня Дианы Мэри Кларк – в 1971 году Джонни пригласил ее для ухода за детьми.

«Когда я вспоминаю времена, проведенные в Парк-хаусе, не могу не признать, насколько веселой и легкой была атмосфера в этом доме. Я навсегда запомнила шутки и смех, то и дело разносившийся по коридорам. Причем лучше всех дразнить других получалось у Дианы»[40].

Об отце будущей принцессы необходимо сказать отдельно. Безусловно, Джонни любил своих детей. Он постоянно организовывал всевозможные игры и конкурсы. Например, когда отмечали очередной день рождения Дианы – ей тогда исполнилось семь лет, – он привел в Парк-хаус настоящего верблюда!

Для того чтобы запечатлеть счастливые мгновения детства своих чад, виконт Элторп купил видеокамеру. С годами у него скопится солидный видеоархив – бесценные записи, отразившие частную жизнь семейства.

Но… Джонни Элторп до мозга костей оставался аристократом. В его отношениях с детьми так необходимые им близость и теплота были редким явлением.

«Виконт Элторп был очень добрым и понимающим человеком, он постоянно беспокоился о том, как сделать жизнь своих детей лучше, – вспоминает Мэри Кларк. – Но говорить об открытости… Когда он спрашивал детей об играх или о животных, они ему просто отвечали, но никогда не начинали разговор первыми»[41].

Несмотря на все свои старания, Джонни так и не смог преодолеть барьер аристократического происхождения. Тяготила его и мучительная психологическая обстановка, заложниками которой оказались дети, вынужденные разрываться между любящими родителями. Бывшие супруги готовы были жертвовать многим ради того, чтобы им предоставили возможность проявить свои родительские чувства. Не секрет, что дети быстро улавливают подобные настроения и начинают использовать их в собственных интересах. Диана в данном случае не стали исключением.

«Она быстро научилась манипулировать родителями, – вспоминает один из ее близких друзей. – И Фрэнсис, и Джонни – оба нуждались в ее внимании, стараясь всячески потворствовать желаниям своей дочери»[42].

По мнению Роберта Спенсера, «основная проблема заключалась в том, что вокруг было мало людей, которые могли бы сказать ей строгое „Нет!“»[43].

Внешность Дианы с ее незабываемым кротким взглядом и слегка опущенной головой впоследствии введет в заблуждение немало людей. На самом же деле за скромностью скрывался сложный характер, проявившийся уже в детские годы.

«Диану нельзя назвать трудным ребенком, но она была очень упряма, – признается одна из нянь Жанет Томсон. – Уже тогда она отлично знала, что ей хочется. С ней было нелегко. Другим детям скажешь, и они выполняли беспрекословно. Но только не Диана. Если ее просили что-нибудь сделать, это всегда превращалось в противостояние характеров»[44].

С нянями, а впоследствии и с другой прислугой у принцессы Уэльской сложатся особые отношения. И если к горничным и дворецким отношение Дианы будет варьировать от полного доверия до полного безразличия, то к большинству своих нянь она относилась настороженно. По крайней мере до тех пор, пока события развивались по ее сценарию. Когда же ситуация (по мнению самой Дач) выходила за приемлемые рамки, объявлялась негласная война. Так, стул одной няни Диана «украсит» острыми булавками. Вещи второй няни отправятся в окно. Третью же она просто запрет в ванной комнате. Как правило, бедные женщины увольнялись, и лишь единицы оставались и предпринимали ответные действия.

«У нас с Дианой была няня, которая, когда мы совершали какой-то проступок, ударяла нас лбами друг о друга или била нас головой о стену», – вспоминает Чарльз[45].

Самое ужасное заключалось в том, что иногда неприятие Дианы к ухаживающим за ней людьми переносилось и на близкое окружение, например на отца. Однажды, когда виконта Элторпа и его младшую дочь пригласили на чай в королевскую резиденцию Сандрингем, Диана поставила отца в очень неудобное положение, заявив, что не пойдет вместе с ним. (Она сослалась на головную боль.) Не зря Жанет Томсон говорила о ее упрямстве – если Дач что-то для себя решала, переубедить ее было практически невозможно! Как Джонни ни пытался объяснить дочери, что отказываться от приглашения королевской семьи не только не вежливо, но и оскорбительно, Диана продолжала настаивать на своем. В конечном счете виконт Элторп был вынужден сообщить королеве, что не может разделить с ней чаепитие. Удивительно, но Диана, столь щедро помогавшая незнакомым людям, порой способна была доставить немало хлопот своим близким.

Развод родителей повлиял не только на становление личности будущей принцессы, но и сказался на ее образовании. Как уже упоминалось выше, именно разногласия между Фрэнсис и Джонни подвигли последнего выбрать в качестве учебного заведения для своих младших детей частную школу Силфилд в Норфолке. Это учебное заведение, ведущее свою относительно небольшую историю с 1955 года, предназначалось для обучения детей от пяти до одиннадцати лет и занимало просторный загородный особняк начала XX века.

Одним младшая дочь виконта Элторпа запомнилась «яркой и любящей поболтать» ученицей[46], другим – «застенчивой и тихой»[47]. Директриса школы Джейн Лоу вспоминала Диану как добродушную и веселую девочку, питавшую страсть к домашним животным и всегда готовую прийти на помощь.

Примечательно, что в весьма благожелательном отзыве директрисы отсутствует упоминания об академических успехах Дианы. Как ни странно, но мощь интеллекта и познания в различных областях никогда не будут относиться к сильным сторонам принцессы Уэльской. Говоря о своих умственных способностях, сама Диана обычно смеялась: «Я тупая как бревно»[48].

Конечно, это шутка, хотя и весьма красноречивая. На протяжении всей своей жизни Диана доверяла не столько познаниям, сколько инстинкту.

«У нее была какая-то мистическая вера в природное чутье, которое вело ее (хорошо или плохо – это уже другой вопрос) через всю жизнь, – утверждает биограф принцессы Сара Брэдфорд. – Как она сама признавалась, у нее было постоянное ощущение неизбежности судьбы. Диана чувствовала себя немного отстраненной от других людей, считая себя созданной для какой-то определенной цели. А раз так, то о каких экзаменах может идти речь?»[49]

Свою роль сыграли и основные принципы образования, принятые в Соединенном Королевстве в первой половине XX века. Юные представительницы высшего света, поступая в учебные заведения, должны были вынести из них не груды никому не нужных (как они считали) фактов из точных или гуманитарных наук, а освоить навыки, которые помогут им найти достойного жениха. И в данном случае забавная расшифровка аббревиатуры ВУЗ – «выйти удачно замуж», столь популярная в нашей стране, больше напоминает не шутку, а правду.

Если же говорить о самой Диане и ее интеллектуальных пристрастиях, то ни во время учебы в частных привилегированных школах, ни после они не отличались разнообразием. Главным стержнем ее мировоззрения были слащавые романы Барбары Картленд с их неизменными героями – молодой застенчивой девушкой и смелым принцем-красавцем, отдающим всего себя без остатка прекрасной избраннице.

«В произведения Барбары Картленд было все, о чем я мечтала больше всего, все, на что я надеялась», – признавалась сама принцесса Уэльская[50].

Если бы Фрейд дожил до последней четверти XX века, он бы наверняка улыбнулся, узнав, что любимым романом Дианы был «Невеста короля».

В начале 1980-х годов, в самый разгар отношений с принцем Чарльзом, Диана работала няней у американки Мэри Робертсон. Та сильно удивилась, увидев, что молодая девушка в свободное время читает роман Картленд. «Надеюсь, на этом круг ее чтения не ограничивается», – подумает про себя миссис Робертсон. Однако вскоре выяснилось, что кроме женских романов Диана больше ничем не интересуется. Мэри посоветовала ей хоть изредка просматривать «The Times» или «Daily Telegraph», чтобы поддерживать разговор с принцем Уэльским.