Решето под черепной крышкой. 2 страница

Чтение нарушается и при неполадках в моторном центре речи, но достаточно знакомые, хорошо упроченные слова, особенно при чтении про себя, больной продолжает понимать. Однако со сложными длинными словами разобраться ему не удается. Чтобы проанализировать их буквенно-звуковой состав, нужно прибегнуть к помощи артикуляции, а она нарушена и помощи оказать не может. Кстати, по этой же причине чтение вслух дается таким больным труднее, чем чтение про себя. Борьба с собственной непослушной артикуляцией отвлекает больного, мешая ему узнавать слова зрительно. Буквы по отдельности больной узнает, иногда может их произнести, но синтезировать из них слово не в состоянии.

Полное расстройство чтения может наступить при повреждении зрительных центров мозга. Больные не узнают буквы, не в состоянии отличить одну букву от другой. Ни о каком чтении и речи быть не может. В более легких случаях больной не может прочитать текст, написанный от руки даже вполне разборчивым почерком, но печатный шрифт продолжает понимать. Известны случаи, когда отрывок, небрежно напечатанный мелким шрифтом, больные не понимали, а с крупным, четко напечатанным текстом справлялись.

При другой форме зрительных нарушений способность узнавать буквы сохранена, но угадывать целые слова, в том числе и такие привычные, как СССР, Париж, Волга, больной не может. Их приходится прочитывать по буквам, как это делают первоклашки. Поэтому процесс чтения серьезно замедляется. На одну книжную страницу теперь требуется в полтора-два раза больше времени, чем до заболевания.

Обмануть муравьев.

При неполадках в моторной организации речи, кроме описанных затруднений в произнесении слов, нередко возникают нарушения грамматики. Легко улавливая смысл простых предложений, больные совершенно теряются, когда приходится иметь дело с более сложными фразами, понять которые невозможно без грамматического анализа, и теряют способность конструировать такие предложения. В этом случае они заменяют целые фразы отдельными словами, чаще всего существительными, используя их в именительном падеже. «Вот... фронт... и вот... наступление... вот... взрыв... и вот... ничего... вот... операция... осколок... речь... речь...» Или другой пример: «Так.. кошка... му... мыка... миу-кает... Мама... бет (обед)... нет... затка (завтрак)... Дети... за... за...» Такая речь получила название «телеграфного стиля». В ней, так же как в телеграфных сообщениях, отсутствуют местоимения, частицы, предлоги.

В обычной разговорной речи на три существительных приходится одно местоимение. В резко выраженных случаях нарушения моторной функции речи их употребление становится совершенно невозможным. Вот пример. Больному показывают 24 простые сюжетные картинки с изображением мужчин и женщин, совершающих различные действия. Предъявляя первые три-четыре картинки, экспериментатор кратко излагает сюжет: «Этот мужчина пишет, а теперь он читает, а теперь он бреется...» Дальше больной должен продолжить сам, но обычно ни одного аналогичного предложения сконструировать не может.

В другом тесте больному предлагают незаконченную фразу вроде «...смотрит телевизор», и четыре слова на выбор, чтобы ее завершить: я, она, сумка и интересный. Обычно больные сразу отбрасывают сумку и интересный, но сделать правильный выбор между она и я не могут.

Еще пример. Больному дается написанная фраза типа: «Петр узнал, что Оля в Крыму, от своей сестры». Затем ему задают следующие вопросы: «Что узнал Петр?», «От кого узнал Петр об этом?», «От чьей сестры?» Правильно отвечая на первые два вопроса, справиться с третьим больные не могут.

На мой взгляд, самым удивительным феноменом этих больных является нарушение чтения. Не испытывая затруднений в чтении полнозначных слов, они часто пропускают или искажают местоимения и предлоги. Вот характерные примеры подобного чтения: «Там живет друг» (вместо «мой друг»), «Потом... мама... мы другом пойдем кино», «Куда я... нет мы ходили... нет мы ходила».

Так же трудно больным справиться с предлогами. Они исчезают при чтении и не применяются в активной речи. Легче всего даются предлоги на и в. Когда речь восстановится настолько, что их употребление станет возможным, больные заменяют этими предлогами более трудные. Такой больной вместо «за сахаром» скажет: «Пришел в магазин на сахаре».

Особенно трудно поддаются восстановлению предлоги, с, у, к. Больному показывают картинку, изображающую двух девочек, моющих окно. Под одной из девочек сделана подпись: «подруга». Больного спрашивают: «Девочка моет окно... С кем?» Обычный ответ гласит: «Девочка моет окно подругой». Если экспериментатор сам предложит три варианта ответа: «Девочка моет окно подруга», «Девочка моет окно с подругой», «Девочка моет окно подругой», из которых больной должен выбрать нужный, задание решается правильно, но сколько для этого требуется времени! Зато выбрать правильную конструкцию из следующих трех фраз, казалось бы, такой же сложности, но без предлога: «Бабушка чистит пальто щеткой», «Бабушка чистит пальто щетки», «Бабушка чистит пальто щетка», для больного не составляет труда.

Несколько сложнее отношение больных к словам, выполняющим служебную роль. Одни из них так, ну, используемые как вводные слова, начинают употребляться чрезвычайно часто. Зато другие: не, тоже, а, уже, выполняющие в предложении функцию усиления, ограничения, выделения, присоединения, полностью исчезают из речи. Вот текст, используемый в работе с больными, и характерный пример его прочтения: «Один человек пришел в магазин за сахаром. Продавец открыл банку с надписью «Перец». «Но я же просил сахар», – сказал покупатель. «Это и есть сахар», – ответил продавец. «Но ведь на банке написано «Перец». – «Ну и что же, – сказал продавец. – Я сделал эту надпись, чтобы обмануть муравьев».

Больной прочел: «Один человек пришел в магазин... на сахаре... Продавец открыл банку на... подпись «Перец»... «Я просил сахар», – сказал покупатель. «Это есть перец... нет... сахар...» – отвечал продавец. «Но ведь банке написано «Перец». – «Но что же, – продавец сказал. – Я сделал эту надпись обмануть муравьев».

В активной речи и при пересказе больным трудно не только вспомнить нужное служебное слово, еще сложнее подыскать ему подходящее место, поэтому вместо: мальчик не плакал получается не мальчик плакал.

Какое отношение к подобным нарушениям речи имеет ее моторный центр? Существует веское основание считать единицей речи фразу, а не слово. Каждое высказывание имеет вполне определенную структуру, состоит из вполне определенных оборотов, позволяющих с известной вероятностью предсказывать конструкцию любого участка предложения. Местоимения, предлоги, частицы больше других слов жестко определяют вид следующей за ними конструкции. Видимо, эта функция автоматического приведения последующего отрывка фразы в соответствие с правилами грамматики, подбор падежных и родовых окончаний переданы двигательному центру речи и расстраиваются при его повреждении. Разлаживаются «двигательные мелодии» речи, как за неимением более точного термина называют этот процесс психологи.

Нарушение связности речи – типичный симптом повреждения двигательно-речевой зоны. Не затрудняясь в произнесении отдельных слов, такие больные утрачивают навык автоматизированной плавной речи. Она начинает прерываться, так как выбор правильного произношения, а иногда и поиск нужного слова требует известного времени. Больные сами заявляют, что речь «стала как стреноженный конь». «Скажешь слово, а что дальше за ним, не знаешь. Вот и получается задержка».

Считают, что двигательный анализатор выполняет функцию перешифровки внутренней речи во внешнюю. Внутренняя речь – это не просто речь про себя, а сокращение развернутого предложения до его смысловой схемы. Видимо, она не оформлена по стандартам речи внешней, не пользуется правилами грамматики, и придать ей нужную форму – задача двигательного центра речи. Для этого ему приходится использовать служебные слова, местоимения, предлоги, частицы, а значит, именно он должен уметь их интерпретировать, знать, что они означают.

Мыслитель и математик.

Для раздельной работы полушарий характерна определенная асимметрия нарушений памяти. Левосторонний шок нарушает память на слова. Испытуемый из достаточно короткого набора слов, произнесенного экспериментатором, запомнит всего два-три, но уже через час-полтора забудет и их. Даже подсказка не сможет оживить воспоминаний. Зато зрительная память обострена. Фигуры причудливой формы, для которых не подберешь словесных обозначений, а значит, опереться на словесную память нельзя и оперировать приходится лишь зрительным образом, испытуемый легко запоминает. Он и через несколько часов и даже на другой день найдет их среди большого набора всевозможных фигур и сможет изобразить на бумаге.

Поскольку при нарушении функции левого полушария словесная память резко угнетена, временно утрачивается и весь багаж знаний. Историк перестает быть историком, врач оказывается не в состоянии ответить на самый простой медицинский вопрос, лингвист и математик полностью утрачивают весь свой научный багаж.

Подавление образного восприятия мира в момент инактивации правого полушария приводит к необходимости в любых ситуациях опираться лишь на помощь логических построений, что откладывает определенный отпечаток на решение задач. Попросите любого из своих друзей рассортировать 4 таблички, на каждой из которых изображена всего одна цифра: 5 или 10 в арабском или римском начертании. Для здорового человека это трудно решаемая проблема, ведь их можно классифицировать двояким способом. При классификации по внешнему признаку – способу начертания цифр в одной кучке окажутся арабские цифры, а в другой – римские. Не менее логично ориентироваться на абстрактный признак, само число. Тогда в одной кучке окажутся пятерки, а в другой – десятки. В нормальном состоянии, какой бы способ ни избрал испытуемый, он никогда не будет испытывать полной уверенности в правильности выбранной им стратегии.

Оперируя одним левым полушарием, с задачей справиться проще. Испытуемые пользуются абстрактным показателем и сортируют карточки, ориентируясь лишь на числовую величину. В результате к одной категории будут отнесены пятерки, а к другой – десятки. Этот тест используют как критерий для выяснения, к какому типу высшей нервной деятельности, художественному или мыслительному, относятся здоровые люди. Достаточно достоверным его не назовешь, но пользоваться им можно.

Образная память и образное восприятие мира npи угнетении функций левого полушария не страдают. Топограф, правда, не сможет рассказать, как от станции железной дороги пройти до его дачи, но способен набросать план местности. Из длинной серии сложных изображений, отличающихся друг от друга лишь незначительными деталями, правополушарный человек легко выбирает пары, являющиеся точными копиями друг друга. На незаконченных или искаженных рисунках он сразу заметит, что у чайника нет носика, у очков – дужки, у одной из находящихся в аквариуме рыбок – головы, а у собаки два хвоста.

Несмотря на то что может пользоваться лишь правым полушарием, испытуемый хорошо ориентирован в пространстве и времени. Это не значит, что он назовет число, месяц и год или скажет, что находится в клинике Московского нейрохирургического института имени Н.Н. Бурденко. Память на даты, названия больниц, улиц временно исчезает вместе с утратой всей словесной памяти. Однако, свободно оперируя образным мышлением, опираясь на образную информацию от окружающей обстановки, на белые халаты врачей и сестер, на медицинские приборы, больной догадывается, что находится в лечебном учреждении. Образная память дает возможность самостоятельно найти свою палату, даже если путь к ней проходит через анфиладу коридоров и лестниц. Заглянув в окно, испытуемый определит не только время года, но, возможно, и месяц, а также скажет, какое сейчас примерно время дня.

Особой формой мыслительной деятельности является способность человека отвлечься от всех свойств объектов окружающего мира, кроме их числа, умение производить счетные операции, арифметические действия, решать арифметические и значительно более сложные задачи. Это чисто человеческие таланты. Они – продукт большого исторического пути развития, пройденного человечеством. Ни один вид животных не освоил счетных операций.

Это не значит, что наши четвероногие родственники совершенно не способны к количественным оценкам. Напротив, она отчетливо выражена даже у весьма примитивных существ: у муравьев, ос, пчел и у жителей океана – осьминогов. Даже комнатные мухи обладают кое-какими математическими талантами. Видимо, математические способности животных являются врожденными и обучаться им не приходится. Однако тренировка, особенно для более башковитых высших позвоночных животных, явно не бывает излишней.

Способность к количественным оценкам – это еще не счет. Троица муравьев-фуражиров, встретившись на границах своего участка с четверкой муравьев из соседнего муравейника, не сможет подсчитать, что у противника на одного солдата больше, но что врагов больше, им установить нетрудно. Мухи тоже легко отличат компанию своих подруг в три головы от группы из четырех мух и подсядут к той, которая больше.

Нет оснований заподозрить насекомых в способности формировать понятие числа. Даже болтливые попугаи и мудрые вороны на это не способны. Однако элементы абстрагирования у них налицо. Математически одаренные сороки способны оценить количество клякс, в беспорядке разбросанных по картинке, а затем найти коробочку с таким же числом пятен на крышке и съесть находящийся в ней корм. Пятнам на картинке и крышках коробочек, предъявленных для опознания, придают различную форму, размер и располагают различным образом, так что сходных изображений не бывает. Общим является лишь их число. Сойки могут запомнить, что из черных коробочек им разрешается съесть лишь два зерна, из зеленых – три, из красных – четыре, а из белых – пять, и строго придерживаются установленной нормы.

Из птиц самые одаренные – серые африканские попугаи. Они могут оценить число зажженных лампочек и «отсчитать» такое же количество зерен, разыскивая их в закрытых коробочках. Однако самые способные из попугаев могли «считать» только до семи. Лишь отдельным выдающимся птицам удавалось отличить семь лампочек от восьми.

Математические способности выявлены лишь у немногих животных. Наши умные собаки пока ничем не прославились. В математическом отношении они полные профаны и с подсчетом пятен не справятся. Однако анализ электрофизиологических показателей мозговой деятельности свидетельствует о том, что они легко ориентируются в количестве звуковых посылок, во всяком случае, в пределах серий из 10...15 сигналов.

Можно ожидать, что обезьяны в математическом отношении окажутся самыми способными животными, но предел их возможностей еще не установлен. Впечатляющий эксперимент был проведен в США на молодых шимпанзе. Обезьян учили «считать» на картинках одинаковые фигуры, кружочки, квадратики или треугольники и записывать результат, пользуясь двоичной системой чисел с помощью комбинации из трех электрических лампочек, где включенная лампа означала 1, а выключенная – 0. После длительного обучения две из трех обезьян научились счету до семи.

Исследователи не сделали попытки научить малышей простейшим арифметическим действиям. Ничего удивительного, если шимпанзе окажутся способными складывать и вычитать в пределах семи. Это не будет означать, что они действительно освоили сложение и вычитание. В пределах семи результаты можно запомнить механически, как заучивают в школе таблицу умножения. По части арифметики у человека конкурентов нет.

Попробуем разобраться, какие отделы человеческого мозга осуществляют счетные операции. Экспериментальное изучение вопроса и наблюдения в клинике показали, что математиком у праворуких людей является абстрактно мыслящий двойняшка – наше левое полушарие. При повреждении самых разных его районов математические способности терпят урон и полностью утрачиваются при его инактивации. Нарушение счета – самый обычный и наиболее частый симптом поражения левого полушария.

Для современного взрослого человека понятие числа достаточно привычно, а действия с ними автоматизированы и при небольших числах легко производятся в уме. Столь высокое развитие счетных способностей – достаточно позднее завоевание человечества. Еще сравнительно недавно, всего каких-нибудь 500...1500 лет назад, при необходимости произвести расчеты человеку приходилось прибегать к помощи счетных устройств.

Самыми первыми счетными «машинами» были 10 пальцев человеческих рук, наборы камешков, палочек или раковин. Это, кстати сказать, зафиксировано латинским языком в слове calculus. Непосредственное его значение – камешек, переносное – исчисление, счет. Большинство европейских языков используют этот корень в слове «калькуляция». Позже люди придумали множество механических приспособлений, облегчающих счет. В их числе следует назвать абак – одно из первых подобных устройств, широко использовавшееся еще у древних греков, и русские счеты, изобретенные в XVI веке.

Чтобы легко оперировать с числами, человек должен располагать определенной системой знаний, во всяком случае, хорошо понимать место любого числа среди других чисел, четко разбираться в их разрядной сетке, прочно усвоить соответствие между их графическим и речевым выражением. Понятие о разрядности чисел является наиболее важной частью математических знаний. Для овладения им необходимы развитые пространственные представления.

Нарушение способности производить счетные операции получило название «акалькулии». В медицинской литературе описано столько различных форм этого расстройства, что подробный рассказ о них потребовал бы отдельной книги. Грубо их можно разделить на две самостоятельные группы, специфические и неспецифические акалькулии.

Если заболевание затрагивает затылочные отделы мозга, то понятие числа, элементарный счет не страдают. В этом случае на первый план выступают зрительные и реже зрительно-пространственные расстройства.

Больные забывают, как выглядят цифры. Труднее всего им отличить 1 от 7 или 4, 3 от 8 или 5, 6 от 9, 96 от 69. Совсем непосильно разобраться в римских цифрах. Если Х больной с грехом пополам отличит от V, то IX или IV от VI не может. Вы уже, вероятно, поняли, что это случай неспецифической акалькулии.

При заболевании височных отделов левого полушария больные перестают узнавать на слух и сами теряют способность произносить слова-числительные. Вполне естественно, что устный счет выполнить невозможно. Зато арифметические задачи, предъявляемые в письменном виде, особых затруднений не вызывают. Естественно, что этот вид расстройства счетных операций также относят к неспецифическим формам акалькулии.

В организации счета наиболее существенная роль принадлежит теменным и теменно-затылочным областям коры левого полушария. Они отвечают за формирование пространственных представлений. Поэтому понятие числа и счетные операции, тесно связанные с пространственными представлениями, при повреждении этих отделов страдают в первую очередь.

Человек перестает понимать все числа, начиная с двузначных. У него нарушается представление об их разрядном строении, и любые многозначные числа воспринимаются как механическое соединение составляющих его цифр. Поэтому больные убеждены, что 98 больше 123, так как любая цифра первого числа больше любой из цифр второго и даже превышает их общую сумму. Больным совершенно непонятен вопрос, какое из двух чисел больше: 37 или 73. Они не видят никакой ощутимой разницы. Особенно трудны для понимания числа, содержащие нули.

У больных нарушаются счетные операции, они теряют способность понимать, в каких взаимоотношениях находятся числа, соединенные знаками «плюс», «минус», «умножить» или «разделить», особенно тремя последними знаками. При мягких формах поражения мозга больные не в состоянии найти нужный арифметический знак в заданиях, где не указаны действия, но дано определенное соотношение чисел:

5 ... 9 = 14

16 ... 5 = 11

5 ... 4 = 20

15 ... 3 = 5

В более тяжелых случаях нарушаются все четыре арифметических действия, особенно когда приходится переходить через десятки. Поэтому больной, справившийся с таким простым примером, как 3 + 3, не в состоянии сосчитать, сколько будет 8 + 8. Эти виды мозговой патологии с полным правом можно отнести к специфическим формам акалькулии.

При поражении лобных отделов мозга нарушается вся активная интеллектуальная деятельность больного, а вместе с нею и счетные операции, хотя цифры больные узнают и способны к хорошо автоматизированным системам счета, помнят таблицу умножения и в пределах десятка справляются со сложением и вычитанием.

Способность разобраться в разрядном строении чисел и основы арифметики являются первыми кирпичиками, закладываемыми в основание огромного здания высшей математики. И как ни кажется скромной их роль, но здание тотчас рухнет как карточный домик, стоит лишь выдернуть их из-под фундамента.

Лебедь, рак и щука.

Мышление и речь связаны неразрывными узами. При нарушении функций левого полушария, приводящих к расстройству речи, человек утрачивает и способность к абстрактному мышлению. Причина и характер расстройства мыслительных функций понятны и не вызывают недоумений. Неясно лишь, почему с утратой абстрактного мышления исчезает и хорошее настроение.

После левостороннего шока человек часто мрачнеет, сутулится, плечи опускаются вниз, исчезает улыбка, во взгляде печаль и тоска; все положительное встречается с недоверием. Глубокий пессимизм – главный критерий в оценке любого события. Каким образом появление отрицательных эмоций оказалось связанным с утратой абстрактного мышления, пока остается непонятным.

Безусловно, при нарушении функций левого полушария человек лишен возможности сформулировать философское положение, что все в мире относительно, но это вряд ли что-нибудь объясняет. Возможно, более удовлетворительное объяснение дает информационная теория эмоций московского физиолога П. Симонова. Ученый считает, что эмоции возникают как отражение мозгом человека или животных какой-нибудь актуальной потребности, а их характер зависит от оценки возможности или, точнее, вероятности ее удовлетворения.

Информационная теория одинаково приложима и к сравнительно сложным ситуациям, и к любому простому случаю возникновения эмоций. Когда голодный человек садится обедать, у него возникают положительные эмоции как ответная реакция мозга на потребность в пище, подстегиваемая чувством голода, и на информацию из полости рта, сообщающую, что пища туда уже поступает, а значит, вероятность удовлетворения этой потребности с каждой минутой растет. При отсутствии потребности в пище та же информация из полости рта окажется совершенно безразличной или даже вызовет чувство отвращения. Отрицательные эмоции возникнут у голодного человека, и если он знает, что в ближайшее время голод утолить не удастся.

С точки зрения информационной теории у двойняшек – полушарий мозга – характер должен быть примерно одинаков, но резко меняется, если им приходится действовать врозь. При выключении левого логически мыслящего полушария, что ведет к потере речи, а с нею и всего объема накопленных знаний, текущая ситуация для правополушарного человека становится непонятной, а потому неприятной и даже пугающей. Естественно, что человек становится мрачным.

Напротив, выключение правого полушария упрощает ситуацию, делает ее более понятной. Лобные отделы этого полушария связаны со сферой потребностей и формируют для нас ближайшие и отдаленные цели. Соответственные отделы противоположного полушария отвечают за уточнение средств и путей, с помощью которых можно достигнуть намеченных целей. Поэтому при выключении левого полушария человек продолжает формировать цели, но остается без средств их достижения. Естественно, что ему не до веселья.

Зато при инактивации правого полушария человек осознает, что располагает набором средств, явно превосходящих его скромные, упрощенные цели. Разве это не прекрасно – сознавать, что любая цель тебе доступна! Отсюда радостное, приподнятое настроение, ощущение мнимого благополучия.

Не все факты согласуются с представлением об эмоциональной равноценности наших двойняшек. При демонстрации кинофильмов можно с помощью контактных линз направлять зрительную информацию в правое или левое поле зрения, то есть преимущественно в правое или левое полушарие. Удивительный эксперимент дал совершенно неожиданные результаты. Оказалось, что правое полушарие занимается главным образом оценкой неприятного и ужасного, а левое – приятного и смешного. Чувство юмора в большей степени связано с деятельностью левого полушария и меньше выражено у его правого собрата.

Таким образом, нельзя полностью отрицать разграничение функций между полушариями по формированию эмоций. Теоретически рассуждая, такую специализацию можно оправдать. Положительные эмоции, способствуя широкому распространению возбуждения по различным структурам мозга, активируют ассоциативную деятельность, это вызывает большое количество самых разнообразных, и достаточно обычных и нестандартных, ассоциаций, облегчая творческую деятельность левого полушария и тем самым стимулируя абстрактное мышление.

Отрицательные эмоции чаще возникают в минуты опасности, под воздействием неприятных для организма воздействий, при голоде. Такие ситуации требуют точного и мгновенного решения проблемы. Отрицательные эмоции, несомненно, способствуют обострению внимания и быстроте реакций, создавая благоприятные условия для образного мышления и использования стереотипных форм поведения, подчиненных правому полушарию. Таким образом, каждое из полушарий, проявляя в первую очередь заботу о своей личной работоспособности, формирует именно то эмоциональное состояние, которое больше всего способствует его работе.

Эгоистический подход двойняшек, создающих наиболее благоприятные условия для своей индивидуальной работы, невольно заставляет задаться вопросом, а не приводит ли это к конфликтным ситуациям, к сбою мозговой деятельности. Согласуют ли свою работу полушария нашего мозга или каждое действует на свой страх и риск, мало заботясь о том, чем занят собрат?

Постепенно накапливавшиеся данные свидетельствовали о том, что их взаимоотношения напоминают классическую ситуацию, так ярко нарисованную И. Крыловым:

Однажды лебедь, рак да щука

Везти с поклажей воз взялись...

Поклажа бы для них, казалось, и легка.

Да лебедь рвется в облака.

Рак пятится назад, а щука тянет в воду.

Однако обыденная житейская логика восставала против такого представления. Чисто интуитивно считали, что определенная взаимная согласованность для работы полушарий совершенно необходима, иначе, как в истории со щукой, раком и лебедем, наш мозг был бы совершенно неработоспособен. А между тем нет оснований сомневаться, что он способен к выполнению весьма квалифицированной работы.

Лишь в ходе самых последних исследований были получены первые достоверные сведения о взаимоотношениях полушарий. Исследователи убедились, что при нарушении функций левого полушария распознавание звуков речи, понимание слов и целых предложений чрезвычайно затруднено. Казалось, любая самая минимальная дополнительная помеха должна сделать общение с испытуемым вообще невозможным. Не случайно во время исследования соблюдается тишина, весь речевой материал, предназначенный для опознания, наговаривается людьми с хорошей дикцией, с обычным тембром голоса и записывается на магнитную пленку.

Совершенно неожиданно оказалось, что при нарушении функций левого полушария, развившемся после левостороннего электрошока, достаточно сильный шум менее резко нарушает восприятие речи, чем у того же человека в нормальном состоянии.

Еще более впечатляет способность испытуемых в период инактивации левого полушария опознавать искаженную речь. Для этого из записанных на магнитную пленку наборов слов исключали высокочастотные компоненты. Частично обедненная речь звучит глуше, становится менее выразительной. Даже люди с вполне нормальным слухом воспринимают ее значительно хуже обычной. Однако после левостороннего судорожного припадка, когда функция левого полушария еще не восстановилась и речевое восприятие было затруднено, понимание искаженной речи, напротив, существенно улучшалось.

Разгадка этих удивительных наблюдений проста. За помехоустойчивость звукового восприятия, даже за помехоустойчивость речи отвечает правое полушарие. Это не означает, что оно само участвует в анализе речевых звуков. Такой работы правое полушарие делать не умеет. Его обязанность – следить за работоспособностью своего левого собрата, поддерживать ее на оптимальном уровне. Видимо, в период, пока функции левого двойняшки нарушены, правое полушарие прилагает максимум усилий, чтобы облегчить его деятельность. И, как видите, усилия не пропадают зря. Оно помогает левому собрату улучшить свою работу.

Изучение распределения функций между большими полушариями головного мозга открыло удивительное явление. Оказалось, что человек как бы обладает двумя слуховыми системами и двумя формами мышления. Одна предназначена исключительно для анализа звуков речи, другая – главным образом для восприятия всех остальных звуков окружающего нас мира.

Первая у всех праворуких людей находится в височной коре левого полушария. Эта система, а вместе с ней и абстрактное мышление утрачиваются в момент действия левостороннего электрошока.

Места для второй слуховой системы в левом полушарии не нашлось. Не способно оказалось оно и к образному мышлению, эти функции взяло на себя правое полушарие нашего мозга. Попробуем выяснить, что произойдет с человеком, если речевое полушарие на время лишится помощи своего «ленивого» собрата. Посмотрим,, как изменятся его речь, мышление, настроение.