Мы уже подъезжали к Освенциму. Когда мы подошли к входу, я посмотрела на надпись «Arbeit macht frei», «Труд освобождает». 2 страница

В день похорон погода улучшилась. Светило солнце, даже запах такой был как весной. Надо же, какая ирония. Дети и врачи из центра собирались на улице, чтобы почтить память умерших. Мне так было жаль. Самая глупая, самая ненавистная, самая банальная фраза. Но как же это было правдой. И как же было горько от такого.

Я не могла смотреть в глаза родителей Венди и Патрика. Я не могла смотреть в глаза Хлои и Маркуса. Даже избегала взгляда Линды. Сегодня вечером мы должны были попробовать новое лечение. Только я не могла на нем сосредоточиться, так что пришлось перенести. Вообще я смутно помню тот день. Мысли путались да и грустно было. Кошки на душе скребли. Помню, что все было размытым. Так как слезы постоянно стояли у меня в глазах.

Через два дня Линда решила начать новое лечение. Точнее к моему прежнему добавились около пяти процедур. Линда следила за моим питанием, насильно запихивала еду. Когда я полностью съедала обед или ужин, она всегда очень радовалась, только она не знала, что потом я засовывала два пальца в рот.

Мне, Хлое и Маркусу пришлось посетить психолога в центре. Каждому из нас она сказала что-то свое, только мы вовсе не хотели об этому говорить. Но Хлоя стала веселее и хотела поднимать настроение и нам, пытаясь вытащить из депрессии. Маркус искал хобби для себя, чтобы отвлекаться. Пробовал оригами. А я же нагло врала психологу. Я не сказала о своих настоящих проблемах, которые меня, если честно не волновали. Мне было все равно абсолютно на все. Я чувствовала себя пустой. Психолог прописала мне специальные капли, которые мне помогали. Я становилась бодрее и иногда во мне проскакивала какая-то надежда. Мне нравилось входить на улицу, стоять под деревом с розовой листвой и наблюдать за сотрудниками центра в их сине-желтой форме. Одни помогали новеньким, другие убирали, еще одни ухаживали за садом. А через стеклянные окна на первом этаже был виден холл. Плюс там поставили еще один фонтанчик.

***

Неделя до срыва.

Я вернулась с очередной прогулки по двору. «Пообедала», поговорила с Хлоей, которую проводила до ее палаты. Затем вернулась в свою комнату. По расписанию мне нужно было принять капли. Я была рада, что они у меня появились. Так я чувствовала себя лучше.

Я взяла пузырек, который оставила на подоконнике и очутилась возле зеркала, пытаясь открыть бутылку. Я подняла глаза на свое отражение. Голос в моей голове говорил: «Ты слабачка? И недели не протянешь без этих капель. Ничтожество». Я немного смутилась, а потом решительно прошла в ванную комнату и выкинула пузырек с каплями в мусорку. Я не права. Я сильная. Я справлюсь без этого.

Наконец-то после трудного дня я смогла увалиться в кроватку. Иногда так приятно просто поваляться, просто полежать и просто отдохнуть. Мне хотелось спрятаться от всего мира под моим одеялом. Впервые за неделю моя точка по родителям и друзьям вернулась. Мне их очень сильно не хватало. Без них я скудно могла справляться со своей болезнью. Они служили для меня чем-то вроде контроля. Если они были рядом, я должна была заставлять свое тело вести себя как обычно. А в центре такой необходимости не было, поэтому мне часто приходилось наблюдать проявления рака. От этого на душе было еще паскуднее, чем прежде. И на такой грустной ноте я отправилась в царство Морфея.

В своем сне я была в темной комнате без окон, мне это напоминало подвал или заброшенное здание. Мои глаза жутко болели, видимо, на них долго была повязка, а затем мне ее сняли. Руки были связаны, я сидела на стуле. Мое дыхание было отрывистым, казалось, что я экономлю на воздухе. Только зачем? Еще один вариант моей смерти, который я наблюдаю. Скорей бы проснуться, но это мне может подарить только тот сон. За спиной слышался голос, довольно знакомый, кстати: «Ты никто. Тебе не место здесь. Знаешь, что с тобой происходит, Мия Портер? Ты знаешь?». Эти слова говорились шепотом, слово «знаешь» повторялось несколько раз, от чего становилось жутко. Чьи-то холодные костлявые руки сзади схватили меня за шею, я закричала очень громко и очутилась в своем повторяющемся сне. И все как обычно. Убийца, я не нахожу выход, нож, мне холодно. Мой крик, вбегающие медсестры, держащая меня Линда, Николас со шприцом.

«Когда же это кончится?» - Линде наверняка уже надоели ночные кошмары, она переживала за мое состояние. Но я тоже хотела бы прекратить все это. Только я не могла понять, что мне нужно сделать?

***

Шесть дней до срыва.

Утром мне так хотелось есть. Мне хотелось взять все лотки с едой, которые стояли в витрине, и съесть абсолютно все. Я потянулась к салату, затем взяла маленькое кислое яблоко, стакан воды, а потом мой взгляд упал на шоколадные пончики, которые стояли в самом конце. Я уже собиралась уходить, но пончики так и манили меня.

- Ты можешь их взять, дорогая! – радостно сказала повар, а затем она исчезла, отдавая порцию яблочного пюре мальчику, который стоял в нескольких метрах от меня.

Моя рука потянулась к пончикам, а вторая рука ее ударила. Я ударила сама себя. Я нахмурилась, затем еще раз потянулась к сладости, а моя вторая рука опять ударила первую. Я нахмурилась еще сильнее, так, что между бровями появилась небольшая складка. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что меня никто не видел, я покинула стол раздачи и поспешила присоединиться к своим друзьям.

Маркус пытался сделать из бумаги водяную лилию, он смотрел в учебник по оригами и пытался понять, какие ошибки допускает. Попутно он ел рисовые чипсы. Хлоя же наслаждалась сандвичем с лососем и солеными огурцами (терпеть такое не могу). Еще она трещала без умолку о своей проблеме. Мол рядом с ее палатой есть парень, который есть нравится, а заговорить с ним нормально она не может. То чушь несет, то и звука выдавить не может. По правде сказать, Хлоя может нести чушь всегда.

Я молча сидела и ковырялась вилкой в салате, не в силах запихнуть в себя хоть крохотный кусочек. Я погрузилась в свою страну мыслей, пытаясь найти объяснения своим снам. Если я их разгадаю, заставлю свое тело понять, что это сон, то пойму, что со мной происходит. Это как в «Дивергенте». Трис знала, что все страхи, которые она видит – это не правда, а вот у меня со снами. Только я не дивергент и не могу сразу понять, в чем подвох, но я должна заставить себя это сделать, хочется мне этого или нет.

Из моих мыслей меня вернул за Землю сильный шлепок по моей руке. Я взвизгнула и принялась поглаживать запястье, на нем остался небольшой красный след. Спиной я чувствовала прикованные взгляды других людей. Я оглянулась в сторону Хлои, которая сидела с очень злым взглядом.

- Ты чего? – недоумевала я.

- Я чего? Это твоя рука только что ударила меня по плечу, когда я говорила про еще одно лечение, которое пришло на ум Линде. Я подслушивала разговоры медсестер. Сколько же сплетников в этой больнице?

- Я тебя не била! – я рассердилась.

- Да? Маркус, скажи, она меня ударила? – Маркус кивнул, хотя смотрел на меня извиняющимися глазами, - Видишь! Мия, попрошу следить тебя за своими действиями. Болезнь болезнью, но никто не отменял контроль!

А дальше последовала целая лекция от Хлои, что мне нужно делать. С завтрака я ушла, мягко говоря, расстроенная, продолжала гладить свое запястье. Даже если я и ее ударила, то была в этом не в курсе и так сильно, как она меня, просто не могла. Хлоя была раза в два сильнее меня, так как была с нормальным весом. А я костлявая девушка, которой уже становится больно лежать от ее худобы. Но мне тут же на ум вспомнился случай, когда я схватила Николаса и прижала его к стене. Откуда во мне такие силы? Я остановилась напротив зеркала, взглянула еще раз на саму себе. С виду я абсолютно беззащитна, похожа на рыжего ангелочка, которому необходима помощь. Мой взгляд упал на пострадавшую руку. И тут я очень сильно разозлилась. Мне захотелось отомстить Хлое за то, что она выставила меня полной идиоткой на глазах у всех. И я немедленно решила приступить к своему плану.

Уже был вечер, я стояла в ванной и никак не решалась пойти на придуманный мной план. Может я просто раздула из мухи слона. Но голос в моей голове развеял эти мысли и вернул былую злость. «Ты ведь умная девочка, с какой стати та вертихвостка может указывать тебе, что делать?». И я, недолго думая, дала сама себе смачную пощечину и поцарапала острым камнем щеки.

Я прошлась по корпусам центра и искала комнату Хлои. Я заметила, как она разговаривала с тем самым парнем и впервые действительно говорила. Я невольно за нее порадовалась, но голос в голове сказал мне: «Ты забыла, как она с тобой поступила?». Хлоя ушла в свою комнату, попросив собеседника подождать минутку. Я подошла к тому парню и сказала, что его ищет доктор Хайрвил (лечащий врач Хлои). Он прикусил губу, закатил глаза, пробормотал что-то про «как же ты меня замучил», а затем удалился. Когда он скрылся за углом, Хлоя вышла из комнаты с диском какой-то поп-группы.

- А где…, - она не успела договорить, я прервала ее.

- Его позвал доктор, - Хлоя посмотрела меня очень злым взглядом.

- Откуда у тебя эти ссадины? – теперь она смотрела на меня очень подозрительно, - Имей в виду, Мия Портер, если ты станешь мне мешать, то синяки и раны прибавятся еще! – а затем она удалилась.

В этот момент ко мне подбежал Маркус. Я знала, что всегда ходит через это крыло на свои процедуры, так быстрее, а он никогда не любил тратить попросту время.

- Мия, что такое? – я была уверенна, что он все расслышал.

- Маркус…я..я…не знаю, - я говорила полу-шепотом, со слезами на глазах. Боже, Мия, и тебе не стыдно? Видели тебя твои бабушки и дедушки, которые никогда не позволяли тебе врать.

- Так, мне все предельно ясно, пошли, нужно все рассказать старшим, - Маркус приобнял меня за плечи и повел в процедурное крыло.

Все вышло так, как я и хотела. Маркус все рассказал взрослым. Меня успокаивали, напоили ромашковым чаем, а Хлою ждало наказание. За ней пришли врачи и охрана, а потом отвели в «одинокую палату».

Одинокая палата – та палата, где были все наказанные. Она отличалась тем, что была рядом с операционными. Так врачи учили нарушителей, что смерть и все плохое может случиться и с ними в любой момент. Еще запрещалось общаться с другими пациентами.

***

Пять дней до срыва.

Ночью мне приснились те же самые сны. Теперь они оба повторялись точь-в-точь. От этого мне становилось только хуже. Я искала все, что связано со снами, в библиотеке, я хотела найти ответы на свои вопросы там.

Линда беспокоилась о моем состоянии, поэтому доверила мне развлекать детей. Честно сказать, я так себя чувствовала лучше. Хлоя еще несколько месяцев будет одна, она ни в чем не была виновата, моя совесть меня мучила. Маркус, видя мои грустные глаза, старался меня подбадривать и подарил мне водяную лилию из бумаги, которую он очень упорно и старательно делал. Мои ссадины благодаря чудной мази докторов заживали, от них не оставалось и следа. С детьми было куда проще. Читай да веселились. Что могло быть лучшим отдыхом для меня? Но часто приходилось напрягаться. Подбирать такие игрушки, чтобы они не поранились, сказки не должны были быть грустными, а если еще брать во внимание тихий час. Именно перед ним он не могли успокоиться, так что мне пришлось сходить в библиотеку и взять учебник по истории. Их тут же вырубило. Но деткам все равно нравилась я, они говорили, что я фея солнышка. Скорее всего, это было из-за моего цвета волос. Знаете, фея солнышка куда приятнее, чем вредная ворчунья. Я заставляла их есть и за меня, и за себя. Я впихивала в них то, что хотела съесть, но по непонятным мне причинам – не могла. Мне нравилось помогать им рисовать различные домики, траву, облака. Я сразу вспоминала маленькую Рейчел (этим же детям было от пяти до восьми лет), когда нам было так весело. Еще до переезда родителей в другую страну. Она очень сильно любила меня и у меня с ней были прекрасные отношения. Я бы так хотела повторить все это с ней, жаль, что уже слишком поздно, а время вернуть нельзя.

Ночью сны поменялись местами. Сначала мне приснился сон с убийцей. Когда я в конце оборачиваюсь, я заставила себя понять, что это сон. Я начала бороться с убийцей, очень сильно ударила его в челюсть, он скрыл свое лицо от меня, капюшон с его куртки спал, и мне стали видны женские волосы. Рыжие женские волосы. Медленно противник стал поворачивать голову в мою сторону.

- Нет, не может быть! – я кричала.

- Именно, Мия, убийца – это ты сама! – вторая версия меня ехидно улыбнулась и вонзила острое лезвие в мой живот.

- Мне холодно, - я старалась дышать, но ничего не получалось. Во рту чувствовался металлический привкус крови, раньше такого не было.

- И какая же ты жалкая, даже смешно.

Сон оборвался и начался следующий. Только теперь он был модифицирован. Видимо, я разгадала загадку моих снов, и мое сознание решило что-то поменять. Теперь на мой рот был наклеен скотч, а мой противник стоял передо мной.

- Мия, Мия, ты ж мое ничтожество. Обуза для своих близких. Или ты думала, они тебя от любви сюда послали? – она сделала шаг в мою сторону, - Мне тебя даже не жаль. Ты такая слабая. Тебя приходиться бить, чтобы ты не ела. Надо же не иметь никакой силы воли! Плюс еще те капли. Ну же, Мия, тебе просто нужно умереть. Позволь мне показать тебя настоящую! – сказала моя вторая сторона, хоть это и не в тему, но признаю, что мне ужасно сильно идет черный цвет.

По моему телу пробежало электричество, я пыталась кричать, хотя из-за этого скотча ничего не выходило, лишь какие-то странные звуки, похожие на стоны. Я умирала, позволяя злой себя выходить на свет. Но я боролась, я не хотела уступать Ей. Это мое тело, моя душу, почему Она имеет право меня выгонять?

***

Четыре дня до срыва.

За обедом я сидела с отреченным видом. Я выглядела очень странно. Линда замечала мое состояние и уже обсуждала его с Николасом, я даже не обращала на них внимание. В этот раз я даже не потрудилась взять хоть какую-то видимость еды. Мне было абсолютно все равно. В моей голове слышались мои собственные крики в моих снах. Это было очень громко, я не могла держаться.

- Возьми розу, - с довольной улыбкой сказал Маркус, который сидел напротив меня.

Я так разозлилась. Мне настолько сильно захотелось на него наорать. Я приняла розу, только скомкала ее и разорвала на мелкие кусочки. Затем встала со своего место и уперлась руками об стол.

- Ты только и можешь, что сидеть с этими отвратительными бумажками. Ты жалкий трус, Маркус. Ты ничего не умеешь и боишься оставаться один. Ты такой слабый, что ты вообще здесь делаешь? Возьми свои бесполезные бумажки, кому они нужны, кроме тебя? Никому! – с каждым предложением крики были еще громче, а я брала по каждой сделанной фигурке из бумаги и рвала их, а затем одной рукой все смела на пол и растоптала.

В конце я будто очнулась. Заметила все бумажки, печальный вид Маркуса, обеспокоенность других. Я сама испугалась себя и убежала. Я бежала так сильно, как могла. Когда я очутилась в своей палате, то поняла, что толком и не могу дышать. У меня сильно перехватило дыхание, я чувствовала себя очень плохо. Я села на кровать напротив зеркала, опустила голову в колени и сильно расплакалась.

Ночью я вновь сидела на своем стуле с завязанными руками, только теперь не было скотча. Она прошлась вокруг меня, встала у аппарата с различными кнопками, а затем сказала: «Да-да, Мия. Молодец! Ты похоронила человека внутри себя. Ты похоронила саму себя. Но мне нужно больше!». Как только она закончила свою речь, так сразу включила нужные кнопки, и я вновь почувствовала электричество.

***

Три дня до срыва.

Я вновь игралась с детками, которые, к тому же, служили отличной поддержкой. Они были в курсе того, как я поступила с Маркусом. Но отнюдь меня не осуждали. Они сказали, что им самим не нравится оригами, что рисовать – намного лучше бесконечных бумажечек и фигурок из них же. Мои губы в ответ могли лишь скривиться в нечто на подобии улыбки.

Я ушла пораньше, шла по коридору, как в мою голову вновь начала проникать Она. «Мия, ты жалкая, ты ничего не можешь, ты такая слабая, без других – ты никто!». «Умри, впусти меня, давай же!». «Тебя ведь нет». «Еще немного и ты растворишься в воздухе».

- Хватит, - я закричала вслух, зажмурилась и зажала уши руками, - Ты не посмеешь, отстань от меня, закрой рот!

- Я же просто хотела показать свой рисунок…- я открыла глаза и увидела одну малышку из моей группы.

- Стой, нет, это…- она прервала меня на полуслове.

- Не подходи ко мне, - она отстранилась, а затем продолжила шепотом. – Я боюсь тебя!

А Она все не отставала: «Правильно, она должна нас бояться. Ты не можешь справиться со всей злостью в твоей душе!».

***

Два дня до срыва.

В тот день я была сама не своя. Хотя я уже просто забыла кто я. Я грубила всем и каждому, обижала людей и делала мелкие пакости. Я была отвратительна самой себе. Но я не могла справиться со всем этим. Она становилась мной, Она делала меня другой. Или это была я настоящая?

Ночью во сне, она снова издевалась надо мной. Я кричала, что есть сил. Она одновременно унижала и хвалила меня. Она и била меня, и использовала ток, и помещала в ледяную камеру, хваталась за мое горло. Ей казалось, что еще не достаточно. Хотя я всякий раз кричала, что хватит, что уже все. Но нет. Она думала, что во мне есть еще какая-то частичка и убивала меня. Она пыталась найти эту частичку, но не могла. От этого Она злилась и издевалась надо мной еще сильнее.

В итоге я теряла сознание во сне, а наяву просыпалась с криками. Когда я закрывала глаза, то отдаленно увидела размытую фигуру. Знакомую фигуру. А когда поняла, кто это, то пыталась позвать на помощь.

- Джереми! – слабый голос, шепот, мало, кто услышал бы такой тихий голосочек.

***

Один день до срыва.

Уже был вечер. Оставались ровно двадцать четыре часа до моего срыва. Я сидела у окна в коридоре и читала книгу. На улице шел дождь, а я была похожа на высохшую рыбу. Я смотрела в окно, наблюдая, как дождь образует лужи на только скошенной траве. А сегодня еще и двор убирали, не повезло ребятам, опять придется убирать. Внезапно я разглядела одну человеческую фигуру, которая направлялась к воротам здания, чтобы выйти. По тому, что человек смотрел на асфальт, я поняла, что он очень чем-то огорчен. Фигура мне напомнила то, что я недавно видела во сне. Как только меня осенило, я сразу побежала по коридорам, я должна была встретиться с ним.

- Джереми, - кричала я, когда почти очутилась у входа. Но тут в холе меня перехватила Линда.

- Что случилось? – спросила доктор.

- Там мой друг, пусти! – умоляла я.

- Нету там никого, Мия.

- Как нет?

- Вот так, тебе просто показалось. Пошли, выпьем чаю, уложим тебя в кровать. Тебе нужно попытаться поспать чуть подольше.

«Отлично, Мия, теперь у тебя еще и галлюцинации! Я почти рядом!» - ликовала Она.

***

Срыв.

Я стояла у зеркала, вновь разглядывая себя. Я стала еще худее, еще несчастнее, а мои круги под глазами стали больше моей головы. Так мне казалось. Внезапно в зеркале мое тело пошевелилось, складывая руки на груди, а рот открылся и говорил, но я-то стояла неподвижно.

- Мия, ты же жалкий кусок мусора. Я почти тебя достала. Еще немного и сорвешься. Я контролирую тебя. Ты – никому ненужная маленькая девчонка, которую даже близкие ей люди не навещают. Им все равно на тебя, Мия. А ты даже начинаешь видеть их галлюцинации. Тебе почти нет. Ты скоро улетишь отсюда. Станешь настолько худой, настолько слабой, что природа тебя не потерпит на своих землях. Как же я жду этого. Как же я хочу того, чтобы ты поскорее умерла, Мия Портер! – Она вновь испробовала этот прием. С каждым предложением голос становился все громче.

- Ты не можешь меня контролировать! – с этим криком я ударила рукой по зеркалу и разбила его.

Осколки разлетелись по всей комнате. Я свалилась на колени и зарыдала. Мои плечи дергались, нос покраснел, из него текло, я заливала слезами весь мир. Я упала на пол всем телом. Я видела кровь на своих ногах, руках и на зеркале. Эти осколки вбивались в мое тело и мешали мне. Мне трудно было дышать, я задыхалась. Я закричала от боли и бессилия.

- Что случилось? - Линда вбежала в палату вместе с Николасом.

Я рыдала и не могла ничего сказать. Я лежала на полу и смотрела на зеркало, а затем вновь на свою руку. И кричала. Линда положила мою голову к себе не предплечье и обхватила руками мое тело, наверное, чтобы я не вырвалась. Николас искал в палате ампулы какого-то сильного успокоительного. Я заметила еще нескольких людей в коридоре, которые открывали рты от удивления и прятали свои лица, стараясь не наблюдать еще один ужас в центре, коих за последнее время накопилось немало.

- Убейте ее, п-п-пожалуйста, - мой голос дрожал.

- Кого ее, Мия? – Линда ничего не могла понять и не на шутку испугалась.

Я посмотрела ей прямо в глаза и успела только выдавить «Меня». Мой взгляд снова упал на зеркало, на осколки, на пораненные руки и ноги, на кровь, затем я закрыла глаза, почувствовав, как Николас вколол в меня шприц с жидкостью. Она разливалась по всему моему телу, я чувствовала, как это жидкость окутывает меня, пытаясь подарить спокойствие. Последнее, что я услышала:

- Спасибо, что подержала ее.

- Она не сопротивлялась.

- А чего она кричала?

- Мне кажется, что она умирает. Или это уже случилось.

А затем я провалилась в долгий сон, такой крепкий сон. Впервые я могла по-настоящему поспать за долгое время.

Я сорвалась. Я умерла. Я похоронила саму себя. Я не смогла. Что происходит? Когда же этот кошмар уже кончиться? Господи, пожалуйста, верните мне надежду.

Глава 6.

«Ты взлетишь так высоко, как мечтал.»

Первое, что я услышала, - это противное пиканье аппаратов. Мне интересно, это пиканье было придумано специально, чтобы доставать пациентов даже с того света? После пиканья я понимаю, что мне немного трудно дышать. Что-то давит на меня, а еще я чувствую, как иголки для капельницы торчат из моего тела. Какой ужас. Что это такое? Не надо было этого делать. Теперь я боюсь открыть глаза и посмотреть туда. Веки отяжелели, но все же мне удается их поднять. Взгляд не сразу может сфокусироваться, поэтому я вижу все размытым. Поворачиваю голову, пытаясь осмотреть то, где я нахожусь. Знакомый запах. Черт. Экспериментальный центр. Лучше бы это была моя больница с моей Эммой. Я нахожусь в своей комнате в центре, только сюда притащили капельницу, какие-то странные аппараты. Я вижу двух людей, которые мне кого-то напоминают, но я не могу разобрать кого. Ну же! Взгляд фокусируйся, что с моим зрением? Я пытаюсь позвать людей, но вместо нормального голоса удается выдать только какой-то жуткий хрип.

- Мия! – слышу знакомый голос, но мое сознание все еще не может понять, кто это. – Это доктор Литерман. Я понимаю, что твое состояние сейчас, откровенно говоря, не самое лучшее. Мы с Линдой пропишем определенные лекарства и будем контролировать твое выздоровление. Но практически девяносто процентов зависит от тебя.

- Я не думаю, что сейчас ей нужна подробная информация. Мия, как твое состояние? Ты хоть говорить можешь?

- Я ничего не вижу, все размыто, а ноги…, что вообще с моим телом? Все болит, - я говорила сквозь слезы и полушепотом.

Все тело действительно болело. Я чувствовала ненавистные ссадины, но вместо них была еще одна особая боль, которую я ни с чем и никогда не перепутаю. В руках и ногах была особая боль моей болезни, я плакала от этой ужасной боли. Губы пересохли, мне тяжело было держать глаза открытыми, они покраснели от плача. Я не выдержала и вновь погрузилась в темноту.

- Это ты виноват! Как ты мог? Как вы оба могли? Ты обещал, Литерман, обещал! – я слышала раздраженный шепот моей мамы.

- Знаешь, вы сами согласились! – отвечал доктор.

- Ты и твоя глупая компашка врачей угробили мою дочь! Не смей делать меня виноватой, Литерман, не я говорила, что это поможет, не я вселила веру в лучшее, не я подарила надежду близким ей людям, не я обманула всех.

- Я предупреждал, что лекарства могут не подействовать, кто виноват, что ты слышишь только то, что хочешь слышать?

- Ах ты…

- Что? Может быть, кинешь в меня песком, как в детстве? Признайся, Портер, что ты виновата в этом.

- Хватит! Что вы тут устроили? Как маленькие дети, да у меня дежавю просто. Какая разница, кто виноват? Главное, Мия сейчас лежит под капельницей, от нее отходят куча проводов к различным препаратам. Она выглядит, как скелет, я удивляюсь, как она вообще ходила все это время в центре. Она не может нормально уснуть, ее состояние превзошло все наши ожидания в самом ужасном смысле. Она не может толком говорить, у нее на теле кучу ссадин и синяков, она недавно лежали вся в крови, она сошла с ума, а еще ее болезнь прогрессирует. Вам не кажется, что это все весомые причины, чтобы заткнутся и разобраться с ней? – бабушка Рози пыталась вправить мозги двум взрослым, которые решили впасть в детство.

Я притворялась спящей, пытаясь оставлять дыхание таким же ровным и спокойным. Я также старалась не смеяться над мамой и доктором, друзьями детства. Это настолько невероятно, что свою дружбу они пронесли через столько лет, практически всегда называя друг друга по фамилии. Это замечательно, что Литерман и папа тоже дружат и являются чуть ли не лучшими друзьями. Но слова бабушки отвлекли меня от всего этого. Я прекрасно знала все то, что она сказала обо мне. Но как же мне хотелось скрыть все свои проблемы от родственников, чтобы никто даже и не задумывался о них. Я слышала усталый голос мамы, я чувствовала печальные глаза бабушки и вздохи и переживания родных, которые сидели в коридоре. Их страдания приносили боль мне, а я ничего не могла с этим поделать. Мне настолько не хотелось быть обузой. Почему я должна убивать их своим состоянием? Как же я жду того дня, когда на одну проблему в их жизни станет меньше. Когда они смогут отдохнуть. Когда Эндрю и Тоби снова смогут шутить, когда Бриджит наконец-то нормально сходит на шопинг, когда у Блэр пропадет складка меж бровей, которая образовалась от ее постоянной нахмуренности, когда Джереми поступит в колледж, когда Оливия сможет больше не приезжать ко мне каждый день, когда семья Портер вновь уедет в Токио. День, когда болезнь полностью захватить меня и будет довольна своей победой. День, когда смерть придет за мной. Где же ты? Почему заставляешь томиться в ожидании? Почему делаешь мне больно? Почему тебе не прийти прямо сейчас и спасти всех, кого я так люблю?

«Потому что ты обязана страдать, Мия Портер, не забывай – ты уже давно мертва. Ты сдалась и теперь расплачиваешься за это» - от Ее голоса у меня побежали мурашки по спине. Она тут. Она все еще никуда не ушла. Бабушка, ты ошибаешься. Я не сошла с ума, я все еще продолжаю это делать.

Ночью я думала, что буду одна. Но близкие установили что-то вроде дежурств и ночевали на кресле. В этот раз дежурила мама, которая честно пыталась не уснуть, но в час ночи ее глаза закрылись, а дыхание выровнялось. Она слишком устала за последние несколько месяцев. Как-только мама уснула, я открыла глаза и попыталась пошевелиться. Я хотела встать с кровати, уйти от этих отвратительных проводов, подойти к окну и посмотреть на ночное небо, мне так хотелось увидеть звезды, пейзаж, который открывался с моей комнаты. Но отвратительная боль в теле не дала мне это сделать, я даже закричала. Вот зачем было это делать? Теперь меня заметят, и снова я принесу только страдания.

- Мия! – Линда вбежала в палату с несколькими медсестрами, они вкололи мне что-то, Линда проверила показатели аппаратов и прописала мне еще лекарства.

- Но доктор Литерман…- одна из медсестер не успела договорить.

- Мне все равно, немедленно принеси эти таблетки! – Линда сильно повысило голос, меня это напрягло, она никогда не кричит.

- Линда, ты уверенна? – поинтересовалась сонная мама.

- Через пятнадцать минут она закричит еще громче, так, что из твоих ушей сможет пойти кровь. Ей будет не просто больно, от такой боли ей тут же захочется умереть. Если не принести эти таблетки, я не знаю, что может случиться. У меня есть всего пятнадцать минут, я не собираюсь их тратить на звонок доктору.

- Что с ней происходит? – такое ощущение, что все забыли о том, что я нахожусь в сознании. – Лечение не подействовало?

- Оно подействовало, но не так, как хотелось бы. Она теперь почти не падает в обмороки, а если падает – это что-то психологическое, - думаю, это был намек на Ее, - а ее руки дергались и входили из-под контроля всего два раза, думаю, это тоже относилось к чему-то психологическому. Но ее ноги, они вообще не подчиняются лечению, она часто спотыкалась, падала, а голод только усугубил, в ногах вовсе нет сил, а болезнь создала там свое убежище.

- И что будет дальше?

- Не знаю. Пока они будут отдавать сильной болью, таблетки будут ее вторым именем. Мы будем продолжать лечение, сделав акцент на ноги. Но…

- Что «но»?

- Но есть все шансы сесть в коляску зимой.

- О, боже…

- Я сделаю все, что только можно и нельзя сделать, я переберу все варианты, но Мия не сядет в коляску и будет жива. Все будет хорошо, - Линда подошла к маме и обняла ее. Подруги навсегда, подруги, которые при встрече всегда обнимаются. Которые вместе делали все задания в школе, которые всегда будут рядом и помогут друг другу.

Когда я вновь очнулась, передо мной были Литерман, Линда и папа. Линда внимательно разглядывала мое лицо, наклонившись поближе. Отец и Литерман о чем-то шептались, я не могла разобрать слов. Я пыталась сосредоточиться на том, что мне собираются сообщить. Голоса становились немного громче, предложения звучали с вопросительной интонацией, но я ничего не могла разобрать. В моих ногах стояла жуткая боль, в голове шел особый шепот, Она пыталась мне что-то сказать, при этом ощущалось то чувство, которое раньше я от Нее не видела и не слышала, забота? Моя голова начала кружиться, а очертания предметов были размытыми. Я попыталась сосредоточить свое внимание на дыхание, но это не помогло. Я кричу и кричу, что есть силы. Мне настолько больно, что действительно хочется умереть и не чувствовать ничего. Я невольно прошу: «Господи, забери меня отсюда, когда же ты это сделаешь?». Я мечтаю о сне, но боль мне мешает здраво смыслить. Ко мне подбегают врачи, медсестры, но я извиваюсь, как змей, пытаюсь вырваться из их рук. Я не могу ничего делать и ничего ощущать, боль сильнее меня.